| Закрыть itemscope itemtype="" > Семена вражды Как культурная программа «Замки Белоруссии» становится антироссийской 06.09.2013 338 Время на чтение 12 минут В Республике Беларусь активно реализуется программа «Замки Белоруссии», согласно которой в ближайшее время будут восстановлены полтора десятка родовых имений польско-литовской шляхты. Помимо развития туризма и привлечения гостей из-за рубежа данная программа призвана изменить устоявшееся представление о Белоруссии, как стране, чьи памятные места связаны в основном с мемориалами периода Великой Отечественной войны (её авторы этого и не скрывают), и кроме всего прочего обеспечить «новые подходы» в воспитании молодёжи. Вот что, абсолютно никого не стесняясь, заявил по этому поводу директор фонда «Страна замков» А. Варикиш: «...большая часть россиян с интересом слушает рассказы про Полоцкую державу, ВКЛ (Великое княжество Литовское - А.Г .), Речь Посполитую, про наших шляхтичей, князей, королей, про бесчисленные войны с их предками, даже про геноцид, который они устроили в XVII веке, когда более половины литвинов пали жертвами российской агрессии. Я, как экскурсовод, открыто говорю своим группам о том, что наши народы очень далеки друг от друга, что столетиями мы враждовали». Фонд «Страна замков» является активным соисполнителем программы «Замки Белоруссии», обеспечивает проведение экскурсий. Об их тональности и направленности можно судить по словам А. Варикиша, приведённым выше. Причём речь идёт не о неких оппозиционно настроенных псевдонационалистах, а о государственной политике, так как всё это происходит под эгидой министерства культуры Белоруссии. Для информационного обеспечения данной компании задействованы как ведущие государственные каналы, так и газеты. На минском столичном канале СТВ давно идёт передача «Новые путешествия дилетанта», где периодически рассказывается о тех или иных уголках Белоруссии и том, что и когда было утрачено, погибло в огне или было разрушено в связи с агрессией русских армий в разные периоды войн Речи Посполитой и Великого княжества Литовского с Россией. Мало чем отличается и проект Агентства телевизионных новостей «Земля белорусская», в котором регулярно демонстрируются сюжеты о шляхте, костёлах и католических святынях, рассказывается о различиях белорусов и русских. Из этого же ряда и проект Общественного национального телевидения «Белорусская шляхта. От раздела до разбора», который повествует о «попытках русификации» Белоруссии и борьбе польско-литовской шляхты (называемой белорусской) за независимость от России. |
| «Отторженная возвратихъ» - медаль на воссоединение Белой Руси с Российским государством Известный в республике ученый и общественный деятель, доктор философских наук Лев Криштапович выступил с докладом «Польско-шляхетская перелицовка белорусской истории», в котором затронул злободневные вопросы искажения исторического прошлого Белой Руси. «В настоящее время в Белоруссии много говорят и пишут о национальном возрождении. Принимаются декларации, учреждаются исторические журналы, работают организации, к примеру, такие, как «Таварыства беларускай мовы», которые объявляют своей целью развитие национальной культуры белорусского народа, содействие духовному прогрессу белорусского общества. На деле же под лозунгом «белорусскости» якобы «белорусские» историки, внедряя дичайшие антиисторические взгляды, по сути дела развязали польско-шляхетскую войну против белорусской истории». Л.Е.Криштапович обратил особое внимание на то, что одним из главных направлений фальсификации белорусской истории является преднамеренное искажение и сокрытие от общественности подлинного национального самосознания восточнославянского населения Речи Посполитой и целей, которые преследовали народно-освободительные войны и восстания. «То, что понятие Русь относилось ко всем восточнославянским, входившим в Речь Посполитую хорошо прослеживается в переговорах Богдана Хмельницкого с польским комиссаром Адамом Киселем и московскими послами. Так, Богдан Хмельницкий объявляет себя самодержцем русским и заявляет Адаму Киселю, что он выбьет из польской неволи весь русский народ». Богдан Хмельницкий: я освобожу из лядской неволи весь русский народ Профессор Криштапович высказал обеспокоенность по поводу непрекращающейся в Республике Беларусь ползучей кампании, направленной на сужение области применения русского языка в топонимике и транспортной отрасли. При этом организаторы всего этого пытаются мотивировать свои действия якобы не исконностью русского языка для Белоруссии, что в корне противоречит историческим фактам. Еще в Статуте 1588 года Литовско-Русского великого княжества, в состав которого входили нынешние белорусские земли, за русским языком был закреплен государственный статус: «А писаръ зeмckiй маеть по Руску литерами и словы Рускими вси листы и позвы писати, а не иншымъ языкомъ и словы, и такъ маеть писаръ присегати». |
| Главной же причиной того, что «белорусское национальное движение» так и не возникло в этом регионе империи, стало реальное отсутствие этнического конфликта между белорусами (православными) и великороссами. Современные исследователи признают, что существование межэтнических конфликтов является движущей силой националистических движений. В Российской империи для этнического конфликта между белорусами и великороссами не было ни политических, ни экономических, ни религиозно-культурных мотивов. Существовавшие региональные и культурные различия не принадлежали к категории этнических. Они не разделяли белорусов, великороссов и малороссов на различные этнические группы. В это время доминирующую роль в отношениях между белорусами и великороссами играли представления о существовании религиозной и этнической общности, исторически присущей большому русскому народу. Иными словами, осознание русского этнического единства белорусов и великороссов опиралось на усвоенные представления об общей истории, православную веру, приверженность российской монархии и восприятие России как национального Отечества. Следует отметить, что представления об этнокультурной и религиозной общности белорусов и великороссов мотивировались и укреплялись опытом длительного противостояния с польско-католическим миром. Исторически это противостояние началось еще в Великом княжестве Литовском и в Речи Посполитой и продолжилось, уже в иных формах, в период пребывания Литвы и Белоруссии в составе Российской империи. В результате к началу XX в. сложилась своеобразная ситуация, когда носителем русского этнического самосознания в Белоруссии и Литве являлось православное белорусское население. К этому времени в обыденном сознании белорусов прочно укрепились представления о том, что «православная вера - русская вера», а принадлежность белорусов к Православной церкви стало основанием для этнической самоидентификации: «православный - значит русский». Такой тип окраинного русского самосознания, сформированного Православием, местной культурой и опытом длительного противостояния польско-католической экспансии, определялся известным историком М.О. Кояловичем как западнорусская идентичность. Михаил Коялович |
| Изложенные подробности, не все одинаково важные сами по себе, все любопытны как своего рода символы политического мышления, как выражение усиленной работы политической мысли, какая началась в московских государственных умах при новых условиях положения. В новых титулах и церемониях, какими украшала или обставляла себя власть, особенно в генеалогических и археологических легендах, какими она старалась осветить свое прошлое, сказывались успехи ее политического самосознания. В Москве чувствовали, что значительно выросли, и искали исторической и даже богословской мерки для определения своего роста. Все это вело к попытке вникнуть в сущность верховной власти, в ее основания, происхождение и назначение. Увидев себя в новом положении, московский государь нашел недостаточным прежний источник своей власти, каким служила отчина и дедина, т. е. преемство от отца и деда. Теперь он хотел поставить свою власть на более возвышенное основание, освободить ее от всякого земного юридического источника. Идея божественного происхождения верховной власти была нечужда и предкам Ивана III; но никто из них не выражал этой идеи так твердо, как он, когда представлялся к тому случай. В 1486 г. некий немецкий рыцарь Поппель, странствуя по малоизвестным в Европе отдаленным краям, каким-то образом попал в Москву. Вид столицы неведомого Московского государства поразил его как политическое и географическое открытие. На католическом Западе знали преимущественно Русь Польско-Литовскую, и многие даже не подозревали существования Руси Московской. Воротясь домой, Поппель рассказывал германскому императору Фридриху III, что за Польско-Литовской Русью есть еще другая Русь, Московская, не зависимая ни от Польши, ни от татар, государь которой будет, пожалуй, посильнее и побогаче самого короля польского. Удивленный таким неожиданным известием, император послал Поппеля в Москву просить у Ивана руки одной из его дочерей для своего племянника и в вознаграждение за это предложить московскому князю королевский титул. |
| Собственно, именно так и интерпретирует грамоты 1686 г. К. И. Ветошников: «Актам придавалась форма, по которой российская сторона могла бы подумать, что их просьбы были полностью удовлетворены (скорее всего, это было именно желание сохранить юрисдикцию)» 94 . Однако восхваляемое сторонниками этой точки зрения якобы совершённое константинопольской иерархией XVII в. коварство, совсем не согласующееся с идеей братской любви, да и вообще с духом христианства, особенно цинично выглядело бы в свете его многочисленных ответных просьб, направленных в Москву: о материальной помощи патриархии, о приобретении икон и церковной утвари для патриаршего храма, о помощи с возвращением кредитов родственникам патриарха и даже об установлении льготного налогообложения для греческих купцов в Москве. Поэтому предположение о том, что патриарх Дионисий IV сумел перехитрить российское правительство и заложил в свои документы возможность их отмены или пересмотра, которую в Москве почему-то не заметили, следует отвергнуть не только на основании анализа текста документов, где нет ни намека на подобную возможность, но и исходя из принципа презумпции невиновности. В изданных Константинопольской патриархией в мае–июне 1686 г. синодальных деяниях, грамотах и посланиях были полностью удовлетворены все просьбы российских царей, патриарха Московского и гетмана Войска Запорожского, как по форме, так и по существу. Это не означало согласия с историческими и каноническими аргументами российской стороны (причём верно и обратное: принятие грамот в Москве также не означало согласия с оценкой этих аргументов в Константинополе), однако передача Киевской митрополии в постоянную юрисдикцию патриарха Московского, бесспорно, произошла. В качестве главного повода для такого исхода событий цари, патриарх и гетман называли угрозу распространения унии в той части Киевской митрополии, которая находилась в составе Польско-Литовского государства. Константинопольская патриархия согласилась с серьёзностью этой угрозы (что было совершенно естественно в свете того, что в Польско-Литовском государстве с 1676 г. |
| Исчезновение с официального информационного горизонта заметного чиновника, жена и дочь которого продолжали жить в Тифлисе, дает повод задуматься о его судьбе. Даже гипотетически кончина вероятнее долгой командировки, осуждения за должностные преступления, бегства от семьи и пр. Генетическая характеристика героини статьи звучит впечатляюще: «В ней бурлила кровь грузино-абхазская и польско-русская вкупе с еврейской» с. 7]. Польско-русская часть, по всей видимости, присутствовала — дворяне Бенедиктовичи происходили с земель бывшего Великого княжества Литовского, о еврейской составляющей данных нет, с грузино-абхазской ситуация туманна. Мы не будем касаться семейного предания, которое Н. Г. Пчелин считает достоверным и, по-видимому, сообщил автору, о связи аристократки Марии Шервашидзе, супруги Тифлисского губернатора, с потомственным дворянином не из самых богатых и знатных, служащим межевого ведомства Георгием Бенедиктовичем — пусть легенда живет. Чувства не знают границ, к концу XIX столетия сословные рамки были вполне преодолимы. В некрологе, подписанном лично знавшими Пчелину Б. Б. Пиотровским и В. П. Любиным (текст написал Василий Прокофьевич), сообщалось о ее абхазском происхождении по матери с. 240]. Эти сведения бессылочно (видимо, как общеизвестные) повторили Г. Н. Вольная с. 5], М. З. Кетбиева с. 374] и Л. А. Чибиров с. 36]. Трудно судить, была ли Т. В. Дадианова к моменту написания статьи знакома с этими публикациями, в библиографии они не значатся. Благоразумно упомянув легендарный характер сведений о том, что матерью Пчелиной являлась М. А. Николаи (в замужестве Шервашидзе), она тут же привела обзор семейных связей последней и биографию ее блистательного, но не слишком верного мужа Г. Д. Шервашидзе из ветви наследственных правителей Абхазии с. 8–9]. Не погружаясь в тысячелетнюю генеалогию знатных кавказских фамилий, отметим, что тифлисский губернатор к появлению на свет Евгении Бенедиктович отношения, даже согласно романтической версии, не имел. Мака Шервашидзе, по матери Чавчавадзе, по бабушке Орбелиани этнически абхазкой не являлась. Точных сведений о матери Евгении Георгиевны пока не обнаружено. Наличие «кавказских генов» проступило в облике Пчелиной, судя по датированным фотографиям, примерно к 30 годам, сделавшись отчетливым в 40–50 лет. Эмоциональность и даже вспыльчивость, о которых сообщал внук и дают некоторое представление дневниковое записи, могли быть следствием не только некой этногенетической предрасположенности, но и просто чертой натуры. Наконец, какие бы раскопки по части «кровей» ни проводились, Евгения Георгиевна росла и воспитывалась в поле русского языка и российской в широком смысле культуры, национальность в анкетах указывала — «русская» л. 46]. |
| «Унитский собор духовных лиц – не народное собрание», говорили наши «беспристрастники». «Духовенство, пожалуй, свободно, сознательно воссоединилось с нами, да народ то пошел за ним страдательно». Да, он пошел за ним, как овцы за пастырем, в простоте веры младенческой, ей же надежда царствия крепка: «Аще не обратитеся, и будете яко дети, не внидете в царство небесное» ( Мф.18:3 ). Народ помнит свое русское происхождение, свою русскую веру; он знает, по преданию, сколько пролито родной крови с конца XVI-ro столетия, от начала обманом вводимой Унии; он не забыл о своем прежде довольстве, о прежних правах своих, об исконной независимости своей от ляхов и папежников 18 . Вот почему так легко уния уничтожалась, и народ так скоро сбросил с себя наросты польско-римские, как проказу и преобразился, возродился в духе православия, отчинолюбия, более и более усвояя русскую речь и отвыкая от привитого ему с латинством польского говора. Вечная память честному подвижнику за православие и русскую народность! До конца своей жизни он постоянно обличал панов и ксендзов в их кознях против государства; он громко вопил о скорейшем прекращении польско-латинского преобладания; он предвидел и внезапно вспыхнувший мятеж; он откровенно, смело передавал свои наблюдения графу Протасову, который до кончины своей поддерживал, честил и успокаивал митрополита-патриота! Даже польский катехизис для Иосифа не был тайной; он читал и изучал его в делах Римскаго духовенства, панов и чиновников. Ненависть их к нему была непримирима. Едва ли оставит она его в покое и за могилой. Есть мелкие души, для которых все светлое и чистое, все высокое и славное, все честное и доблестное, все мудрое и благочестивое, невыносимо; зависть грызет и терзает их. Птица ночная прячется от света в дупло; крот уходит в темень норы от тварей, выше его поставленных; земляные черви роются в гнили и прахе, и гнилью и прахом живут: такова их природа! Но мир ночной и мир червей не страшен стремящимся мыслью и жизнью к ясному небу. Пусть бешеная жаба высоко вскидывается, чтобы поразить в голову мимоидущего; пусть хищный зверь стережет запоздалую лань; пусть ненасытный удав ловит неосторожного путника: такова их природа. Но люди? Люди-ненавистники всякого величия, хулители всего прекрасного? Как их назвать? С кем их сравнить? В чистом золоте они силятся отыскать «мерзость»; комки грязи всегда в их руках на высоко стоящих над ними. Они завидуют, злобятся, клевещут, перетолковывая и слова, и дела избранников провидения, а между тем неутомимо хлопочут, как бы пробраться в дверь, за которой скрыто от них лицо знаменитое, всеуважаемое и на их беду проницательное. Пусть же они поднимают свою пяту на недоступных ничтожеству их: не запятнать им доброго имени. |
| Начальная пришлая греческая и болгарская иерархия, имея за собой авторитет юридической мудрости, естественно прежде всего обратила внимание на правовое положение церкви в государстве, принеся с собой Номоканон и необыкновенно высокие понятия о царской власти. Чуждую иерархию постепенно сменила природная русская иерархия, но, будучи воспитана в принциц поддержки царской власти, в силу необходимости занялась не просвещением народа, а современной политикой и сослужила великую службу, хотя не столько церкви и народу, сколько государству. Епархиальные архиереи, в качестве духовных представителей и руководителей в своих епархиях, болыпей частью совпадавших с удельными княжествами, не могли отнестись безучастно к удельной политической борьбе русских князей, по одному тому, что интересы архиерейской кафедры и княжеского стола шли рука об руку. Самое епархиальное устройство русской церкви совпадает с разделением Руси на уделы. Князь Владимир, отпуская своих детей на уделы, просил их советоваться в делах со своими епископами и сам ничего не предпринимал без совета отца своего – митрополита. Христианство и быстро организованное однообразное епархиальное устройство сразу объединили этнографически разрозненные славяно-русские и инородческие области. Церковно-административное единство, будучи связующим началом русских областей и земель, содействовало централизации их сначала около Киева, а затем около Владимира и Москвы, где жили митрополиты и великие князья, пока политическая интрига польско-литовских королей, против которой ничего не могла сделать иерархия, не разбила единую Русь на две половины, как в государственном, так и церковном отношении. Успех польско-литовской политики, несомненно был бы значительнее, если бы Русь и в церковном отношении подверглась удельно-вечевому дроблению, соответственно княжеским границам. Но к счастью мирное и враждебное дробление княжеств только отчасти отразилось на территориальном устройстве епархий, особенно северо-восточных. Известно, что русские князья-отцы, при смерти или задолго до нее, посредством раздачи в управление и владение своим сыновьям отдельных городов и областей делали несколько новых княжеств или государственно-административных единиц. Младшие князья обязывались слушаться старшего в роду, но часто не исполняли своих обещаний; многие из них стремились быть самостоятельными, из-за чего ссорились, даже дрались, ослабляя друг друга. Епископ, занимавший кафедру в городе старшего князя, мирил враждовавших в своей епархии объединял вновь образовавшиеся уделы и таким образом не давал распасться маленьким княжествам и погибнуть во взаимной вражде 3 . |
| Герои против иуд. Гоголь о судьбе Украины 27.06.2022 11:47:24 Виктор Саулкин Пророчество Гоголя В последнее время все чаще вспоминают, как Николай Васильевич Гоголь в своей повести " Тарас Бульба " пророчески предсказал будущую судьбу Малороссии – Южно-Русского края. Трагическое разделение народа, которое так отчетливо проявлялось в истории Украины на протяжении веков, Гоголь воплотил в образах сыновей Тараса Бульбы, родных братьев Остапа и Андрия. Старший Остап – воплощение верности Отечеству, Русской земле, своему народу, святым узам товарищества и рыцарской чести. А для любого русского человека в то время верность Отечеству означала твердую верность православной вере. Напомню, запорожцы в повести Гоголя поднялись на войну, узнав о том, что на Украине польские паны притесняют веру и издеваются над православным народом. Образ Андрия — воплощение предательства всего, что является самым святым в душе любого человека: отца и матери, братьев и боевых товарищей, Отечества и отеческой веры. Андрий совершает предательство, охваченный безумной страстью к прекрасной польской паненке. Гоголь очень точно отразил действительное историческое явление – увлечение значительной части православных дворян Южной Руси внешней красотой и блеском Речи Посполитой, которая находилась в ту эпоху в зените своей славы и могущества. Польская и литовская шляхта пользовалась в Польско-Литовском государстве небывалыми вольностями и привилегиями. Младший сын полковника Тараса – образ бывших православных русских, которые ради того, чтобы стать частью польской шляхты, решили сменить веру, предали свой народ и отчизну. Как князья Южной и Западной Руси стали добрыми католиками и польскими панами В состав Великого княжества Литовского и Русского входили княжества Западной Руси. Не только русские князья и бояре, но и многие потомки Гедемина и Ольгерда были православными. В 1559 г. после Люблинской унии Литовское княжество объединилось с Польским королевством в федеративное государство. И постепенно в Польско-Литовском государстве была ополячена и перешла в католичество и литовская знать, и значительная часть потомков русских князей и бояр Южной и Западной Руси. Ведь Острожские, Чарторыйские, Ходкевичи, Вишневецкие, Збаражские, Корецкие и пр. самые известные фамилии могущественных магнатов Речи Посполитой – это потомки православных западнорусских князей. |
| В следующем, 1576 году военные действия продолжались. 12 февраля капитулировал Хаапсалу — также крупный порт на балтийском побережье. Шведский король Юхан III к этому времени утратил почти все свои владения в Ливонии, в его руках оставался лишь Таллин с близлежащей округой. Походы русских войск не затрагивали польско-литовских владений в Ливонии. Пока шла борьба за вакантный польский престол, Иван IV избегал шагов, которые могли настроить против него литовскую и польскую шляхту. Когда же «бескоролевье» закончилось избранием Батория, основания для такой сдержанности в значительной мере отпали. Разумеется, выбор польским королем именно Батория был неудачей для царя, но этой неудаче в Москве пока не придавали большого значения. Положение трансильванского князя на польском троне не представлялось прочным. В Москве было хорошо известно, что польские и литовские магнаты избрали на польский трон вовсе не его, а императора Максимилиана II. От своих дипломатов царь знал, что при дворе императора находятся польские магнаты — его сторонники, которые побуждают императора оружием отстаивать свои права. Кроме того, о непрочности положения нового польского короля свидетельствовали и другие данные: город Гданьск, своеобразная городская республика в составе Польско-Литовского государства, отказался подчиниться его власти, и Баторию пришлось, собрав наемное войско, отправиться под стены этого города, «а панове и земли обе, Польская и Литовская с ним не пошли». Принимая послов нового короля, сообщавших о его вступлении на трон, царь спрашивал о его здоровье «сидя», не допустил послов целовать свою руку и «ести их не звал». В ответной грамоте царь объяснял, что не может называть короля своим «братом», так как ему по его положению трансильванского князя равняются своим рангом «Бельские, Мстиславские, Трубецкие и иные», которые служат царю. Позднее бояре объясняли королевским послам, что Баторий не ровня прежним «великим государям», сидевшим на польском и литовском тронах, а его брак с сестрой Сигизмунда II не дает ему никаких прав на трон, «так как сестра королева государству не отчич». Законным наследником этих государей является, напротив, Иван IV, так как эти государи были «по коленству наша братия». Теперь «тово роду не осталось никово», и поэтому Корона Польская и Великое княжество — его «вотчина». За мирный отказ царя от своих законных прав новый король должен оказать ему «почестливость», уступив ту часть Смоленской земли и Полоцкого повета, которые по предшествующим соглашениям оставались в границах Речи Посполитой. |
|
|
