| – Держи его! Лови! – высунувшись из окна, орал Фелек. Но было поздно. Автомобиль исчез за поворотом. Да и кто мог его догнать? Уж не зеваки ли, которые собрались под окном, привлеченные шумом? Матиуш был потрясен, Фелек с плачем кинулся ему на шею. – Король, вели меня казнить, это я во всем виноват! Дурак, что я натворил! – восклицал он сквозь слезы. – Погоди, Фелек, потом поговорим. Сделанного не воротишь. Сейчас главное – спокойствие и рассудительность. Надо думать не о том, что было, а о том, что впереди. Фелеку не терпелось обо всем рассказать, но Матиуш не хотел терять ни минуты. – Как быть? Телефоны не работают. Слушай, Фелек, ты знаешь, где живут министры? – А как же! На разных улицах. Но это не беда. Ноги у меня что надо! Недаром я два года газеты продавал. Хочешь вызвать их во дворец? – Да, и немедленно. – Матиуш посмотрел на часы: – Сколько тебе на это надо времени? – Полчаса. – Хорошо. Через два часа жду их в тронном зале. Если кто-нибудь вздумает отговориться болезнью, напомни, что в моих жилах течет кровь Генриха Свирепого. – Придут как миленькие! – крикнул Фелек. Он разулся, скинул шикарный сюртук с орденом, схватил со стола бутылку с типографской краской и, вымазав ею штаны, лицо и руки, босиком помчался по улицам созывать министров на экстренное заседание. А Матиуш побежал в другую сторону – во дворец. Ему хотелось перед государственным советом переговорить с Печальным королем. – Где тот господин, с которым мы утром беседовали? – с трудом переводя дух, спросил Матиуш у открывшей ему дверь Клу-Клу. – Ушел и оставил на письменном столе записку. Матиуш ворвался в кабинет и, схватив письмо, прочел: Дорогой Матиуш! Случилось то, чего я больше всего опасался. Я вынужден тебя покинуть. Дорогой мальчик, зная твою отвагу, не решаюсь предложить тебе поехать со мной. Но на всякий случай сообщаю, что я еду по северной дороге. Если захочешь, можешь догнать меня верхом часа за два. Я остановлюсь на постоялом дворе и немного подожду. Может, все-таки решишься? Помни: я твой друг. Ни при каких обстоятельствах не забывай об этом. Я буду всячески стараться помочь тебе. Об одном заклинаю тебя: это величайшая тайна. Об этом никто не должен знать. Письмо непременно сожги. Сожги немедленно! Мне очень жало тебя, бедный сирота, и хочется хоть немного облегчить твою участь. Может, все-таки поедешь со мной? Не забудь сжечь письмо. |
| Журналист остановил другого депутата: – Господин депутат, почему вы возражаете против поцелуев? – Посмотрел бы я, что бы вы сказали, будь у вас столько теток, сколько у меня! Вчера был день моего рождения. Так они до того меня всего обслюнявили, что даже крем шоколадный в горло не полез. Пусть взрослые лижутся, если им это нравится, а нас оставят в покое: мы этого терпеть не можем! Журналист записал его ответ в блокнот. – Господин депутат, подождите минутку! У вашего папы в самом деле столько карманов? – Сосчитайте сами. В брюках два кармана по бокам и один сзади. В жилете четыре маленьких кармашка и один внутренний. В пиджаке – два внутренних, два боковых и наверху один. Даже для зубочистки отдельный карманчик. А у меня для биты кармана нет! Кроме того, у них разные ящики, письменные столы, шкафы, полки. И еще хватает нахальства хвастаться, что они ничего не теряют и все кладут на место. Журналист записал и это. Тут прошли два депутата, которые ополчились на малышей. – Почему? – спросил журналист. – А кто качает люльку и нянчит их? Мы! – И вечно уступай им, потому что они, видите ли, маленькие. – И пример хороший подавай. Он набедокурит, а попадает тебе: «Это он у тебя научился». А кто ему велел обезьянничать? Журналист слушал и строчил. XXXIX Журналист напечатал в газете статью, в которой говорилось: ни один парламент на свете не может превратить человека в волшебника, сделать так, чтобы каждый день было первое апреля и ребята каждый вечер ходили в цирк. И еще: надо смириться с тем, что на свете всегда были и будут мальчики и девочки, большие и малыши. Статья была написана в доброжелательном корректном тоне. Никаких обидных, резких выражений, вроде «несли чушь… бессмыслицу… глупость» или «отодрать бы их за уши». Журналист перечислил, что можно осуществить, а чего – нельзя. Больше карманов? Пожалуйста! Издадут указ, чтобы портные пришивали по два лишних кармана… И так далее. Клу-Клу прочла газету и возмутилась: – Матиуш, разреши мне пойти на заседание парламента. Я им все начистоту выложу! Почему в парламенте нет девочек? |
| Так начались разногласия между взрослыми и детьми. В заграничных газетах появились сообщения о детском парламенте. И ребята во всем мире – дома и в школе – заговорили о своих правах. Поставят несправедливо плохую отметку или от родителей ни за что попадет, они говорят: – Был бы у нас свой парламент, мы бы этого не потерпели! На юге Европы в маленьком государстве королевы Кампанеллы дети рассердились на взрослых и устроили забастовку. Колонны ребят шагали по улицам с зелеными знаменами. – Только этого нам не хватало, – ворчали взрослые. – Мало у нас своих забот… Матиуша это известие очень обрадовало. В Прогазе появилась статья под названием: «Лед тронулся». «Скоро зеленое знамя завоюет все континенты. И тогда на земле прекратятся драки, ссоры и войны. Ребята с малых лет привыкнут жить в мире и, когда вырастут большими, не захотят воевать. Идея единого – зеленого – знамени принадлежит Матиушу. За это он достоин быть королем детей всего мира. Клу-Клу вернется на родину и установит там новые порядки. Это очень хорошо. Вот требования, которые должны быть начертаны на боевых знаменах детей: Детям – одинаковые права со взрослыми! Дети – полноправные граждане своих стран! Тогда дети будут слушаться старших не из боязни наказания, а потому что они сами будут дорожить порядком». В газете писали еще много интересного. «Почему же Печальный король пугал меня, будто реформатором быть очень трудно, будто они всегда плохо кончают? – недоумевал Матиуш. – Будто признание приходит к ним лишь после смерти, и тогда им ставят памятник. А у меня пока все идет хорошо, и никакая опасность мне не угрожает. Конечно, не обошлось без неприятностей и огорчений, но это неизбежно, когда управляешь государством.» XLI Однажды перед зданием парламента собралась толпа ребят, которым исполнилось пятнадцать лет. Один влез на фонарь и оттуда держал речь. – Безобразие! Про нас забыли! Мы тоже хотим иметь своих представителей в парламенте! У взрослых есть парламент, у малышей есть, а мы чем хуже других? Не позволим соплякам командовать! Почему им – шоколад, а нам папирос не выдают? Это несправедливо! |
| Матиуш ничего определенного не ответил. Он решил сделать Клу-Клу сюрприз и в тот же вечер написал письмо в столицу. Дорогой Фелек! – писал он. – Когда я уезжал, на крыше устанавливали беспроволочный телеграф и работу собирались закончить к первому августа. Беспроволочный телеграф нужен нам для связи с Бум-Друмом. Пожалуйста, сообщи ему в первой же телеграмме, чтобы он прислал к нам пятьдесят негритят, Я открою для них в столице школу. Пожалуйста, не забудь об этом. Матиуш. Дорогой Фелек! – писал он. – Когда я уезжал, на крыше устанавливали беспроволочный телеграф и работу собирались закончить к первому августа. Беспроволочный телеграф нужен нам для связи с Бум-Друмом. Пожалуйста, сообщи ему в первой же телеграмме, чтобы он прислал к нам пятьдесят негритят, Я открою для них в столице школу. Пожалуйста, не забудь об этом. Он послюнявил конверт и хотел уже его заклеить, но тут открылась дверь и в комнату собственной персоной вошел Фелек. – Фелек! Вот здорово, что ты приехал, а я как раз собирался отправить тебе письмо. – Я, ваше величество, по делам службы, с ответственной миссией, – сухим официальным тоном заявил Фелек и, достав золотой портсигар, протянул Матиушу. – Попробуйте, ваше величество, сигары – высший сорт, экстраприма, аромат прямо-таки королевский. – Я не курю, – заметил Матиуш. – Вот то-то и оно! – назидательно сказал Фелек. – Это очень плохо. Короля должны уважать. Миссия, с которой я прибыл к вашему величеству, состоит в том, чтобы ратифицировать мой контрпроект. Я предъявляю ультиматум! Пункт первый: отныне я не Фелек, а барон Феликс фон Раух. Пункт второй: детского парламента нет, а есть Прогресс-парламент, сокращенно Пропар. Пункт третий: до каких пор вас будут называть Матиушем? Вам, государь, уже двенадцать лет, вы должны торжественно короноваться и потребовать, чтобы вас величали императором Матиушем Первым. Не то все ваши реформы полетят к чертям. – А у меня был другой план, – сказал Матиуш просто. – Пусть взрослые выберут себе другого, взрослого короля, а я останусь Матиушем – королем детей. |
| С рисованием дело обстояло чуть получше. Дашь ей лист бумаги, она быстро-быстро накалякает что-то и кричит: «Готово! Дай еще!» А вот палочки и кружочки ни в какую не хочет рисовать. Мальчикам приходилось прятаться от нее, но на голой скале нелегко найти укромное местечко. Случалось, Матиуш выходил из себя. Быстро бегать Ала не умела: побежит, шлепнется и хнычет. Больше всего любила она, когда Матиуш ей что-нибудь рассказывал. Вытаращит глазенки, рот разинет – думает, бедняжка, так понятней. А Матиуш разговаривает с ней, как со своей канарейкой. Да, да, не удивляйтесь, Матиуш часто беседовал с канарейкой. Посадит ее на палец и спрашивает, помнит ли она королеву, короля, дворец в столице, Стасика, Еленку, Клу-Клу. А канарейка склонит набок головку, будто хочет сказать, что помнит. Иногда в ответ защебечет или запоет. Но понимает она Матиуша или нет, неизвестно. С канарейкой разговаривает он примерно так: – Сейчас поменяю тебе водички, насыплю свежего песочка, и опять у тебя будет чистенько. Салата свеженького дам. А с Алой так: – Ала вытрет носик, и он снова будет чистый. Сейчас Ала даст мне карандашик, я нарисую маяк, и у нас получится красивая картинка. Ала отнесет ее дедушке. Ала хорошая девочка, и дедушка обрадуется. Дедушка скажет: «Ала хорошая девочка, Ала принесла дедушке картинку». И так без конца одно и то же. Но Ала внимательно слушает и не перебивает – видно, ей это не надоедает. «У малышей тоже должны быть права, – думает Матиуш. – Но как сделать, чтобы им было весело и в то же время они не мешали старшим играть или делать уроки?» Теперь понятно, почему короля Пафнутия и вообще взрослых раздражают дети. Наверно, они им мешают, как малыши – ребятам постарше. И взрослые считают детей глупыми. Может, Ала, как канарейка, понимает что-то и знает, только выразить не умеет. Матиуш забыл, о чем он думал, когда был маленький, поэтому и не понимает Алу. Ала ведь не всегда капризничает. Иногда она присмиреет, уставится своими глазенками куда-то вдаль и вздыхает. А то уцепится за руку Матиуша, долго, пристально смотрит ему в глаза и тяжело вздохнет. Или вздрогнет вдруг всем телом, будто от испуга. Или начинает отдавать Матиушу свои игрушки. Отдает и приговаривает: «На, на, на!» Раздаст все, разведет ручонками и радостно воскликнет: «У Алы ничего нет! Ничего нет!» И при этом веселится, хлопает в ладоши, прыгает, хохочет. |
| XIII Первый пушечный выстрел прогремел в двадцать минут третьего ночи. Канонада не умолкала до трех часов. На остров обрушилось триста шестьдесят снарядов, после чего команды трех военных кораблей высадились на берег, получив приказ уничтожить дикарей. Целиться с корабля, как известно, не так-то просто: ведь он покачивается на волнах. Поэтому один снаряд случайно угодил в левое крыло гостиницы, где жили белые короли, правда не самые важные. Но когда стало известно, что наряду с дикарями убито три белых короля и пять легко ранено, пушкарю намылили шею. Бум-Друм и Клу-Клу исчезли. Только вряд ли им удастся спастись: у берегов Фуфайки патрулирует девятнадцать кораблей. Вот как белые отомстили за смерть Кампанеллы! Чтобы чернокожим неповадно было вмешиваться в их дела. Ишь вздумали с белыми тягаться, у которых телеграф есть и пушки. По недоразумению, по чистой случайности попали они в лапы чернокожих, но пусть эти черные образины не задаются… И Матиуш тоже пусть не воображает, будто захватить власть над миром легко и просто. Курам на смех: мальчишка – властелин мира! А подстроено было так. Короли тайком собрались и послали телеграмму: немедленно прислать на выручку флот. В телеграмме не забыли упомянуть, чтобы, кроме военных кораблей, прислали торговое судно с провизией. На острове съели все припасы и выпили все вино. Столько потеть на заседаниях и питаться рыбой, особенно после такой встряски, – нет уж, спасибо! Королевские желудки к такому не привыкли! Короли были в отличном настроении. Опасность миновала. Все хорошо, что хорошо кончается. Зато сколько интересных событий, сколько незабываемых впечатлений. До конца жизни хватит рассказов о том, как их чуть не растерзали дикари. А то, право, обидно! В истории все пишут о геройских подвигах королей, живших в незапамятные времена, а о них – ни слова! Теперь и о них будет что сказать. Их подвиг войдет в историю. – Хорошо бы внести в протокол небольшую поправочку: три короля убито и пять легко ранено не в постели, а в схватке с врагом. Мелочь, а в корне меняет дело. |
| – Ага, и ты здесь, голубчик! – крикнул Матиуш, не владея собой. – Тем лучше, с обоими сразу поговорю. Что вы натворили?! – Присядьте, пожалуйста, и успокойтесь, ваше величество, – проговорил Журналист вкрадчивым, тихим голосом. Матиуш вздрогнул. Ясно: он – шпион! У Матиуша давно уже зародилось подозрение. Теперь он в этом не сомневался. – Получай по заслугам, шпион! – крикнул Матиуш, целясь в него из пистолета, с которым не расставался с войны. Журналист ловким движением схватил Матиуша за руку. И пуля ударила в потолок. – Оружие – не игрушка! – Журналист зловеще осклабился и изо всех сил стиснул руку Матиуша. Пальцы сами разжались. Журналист поднял выпавший пистолет, швырнул в ящик стола и щелкнул ключом. – А теперь поговорим спокойно по душам. Что вы имеете против меня, ваше величество? Разве я не выгораживал вас всячески в своей газете, не успокаивал население, не объяснял причины временных затруднений? А Клу-Клу кто расхваливал? Итак, вместо благодарности вы обзываете меня шпионом и хотите застрелить? – А дурацкий закон о школах – это чья выдумка? – При чем же тут я? Так большинством голосов постановили дети. – А о взорванных крепостях почему вы умолчали? – Это дело военного министра, а не мое. И потом, народу не полагается знать о таких вещах. Это военная тайна. – Ну, а насчет лесного пожара почему вы выпытывали у меня? – Журналист должен быть в курсе всех событий и отбирать для своей газеты самый важный и интересный материал. Вот вы ежедневно читаете мою газету и не можете пожаловаться, что она неинтересная, правда? – Слишком даже интересная. – Матиуш горько усмехнулся. – Надеюсь, теперь ваше величество не назовет меня шпионом? – нагло глядя Матиушу в глаза, спросил Журналист. – Зато я назову! – крикнул Фелек, вскочив с дивана. Журналист побледнел как мертвец, бросил на Фелека испепеляющий взгляд и, прежде чем мальчики успели опомниться, очутился в раскрытых дверях. – До скорого свидания, сопляки! – крикнул он и сбежал вниз по лестнице. Перед домом откуда ни возьмись появился автомобиль. Журналист сказал что-то шоферу, и машина рванулась с места. |
| – Спокойной ночи, господа судьи! – сказал Матиуш и с истинно королевским величием покинул зал. По коридору и тюремному двору направился Матиуш в свою камеру в сопровождении двадцати солдат с саблями наголо. Он прилег на соломенную подстилку и притворился спящим. О чем он думал и что чувствовал в ночь перед казнью, пусть останется тайной. LII Идет Матиуш посреди улицы, на руках и ногах поблескивают золотые цепочки. Вдоль тротуаров стеной стоят солдаты, а за ними теснится народ. День выдался погожий. На безоблачном небе сияло солнце. Жители столицы высыпали на улицы, чтобы в последний раз посмотреть на своего короля. Многие плакали, но Матиуш не видел слез, а если бы видел, легче было бы идти на казнь. Те, кто любили и жалели Матиуша, молчали. Они не решались в присутствии врага высказать вслух свою преданность и уважение бывшему королю. Да и что могли они сказать? Кричать, как всегда: «Ура!» и «Да здравствует!» не годилось – ведь короля вели на казнь. Зато пьяницы и бродяги, которых Молодой король нарочно напоил вином и водкой из королевских подвалов, орали во всю глотку: – Ой, гляньте, король идет! От горшка два вершка! Ну и король! Ха-ха-ха! Что, слезки проливаешь? Иди, носик тебе утрем. Эх, король, королек!.. А Матиуш шагал с высоко поднятой головой: пусть все видят, что глаза у него сухие. Только брови сдвинул и глядел на солнышко. Он не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Его одолевали другие заботы: «Что с Клу-Клу? Где Фелек? Почему Печальный король предал его? Что станется с его государством?» И про отца с матерью подумал в последний раз. Город остался позади. Вот он и у столба, возле вырытой ямы. В лице – ни кровинки. Хладнокровно смотрит он, как взвод солдат заряжает ружья и целится в него. Так же спокойно и хладнокровно выслушал он акт о помиловании: ЗАМЕНИТЬ РАССТРЕЛ ССЫЛКОЙ НА НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ Подъехал автомобиль и отвез Матиуша обратно в тюрьму. Через неделю его отправят на необитаемый остров. Примечания: Из (лат.) . 2 Одна доза (лат.) . 3 Вещественные доказательства, улики (лат) . |
|
|
