| Какую позицию займет святогорский ученый монах? Его «изложение» было посланием великому князю, обобщившим ответы на многочисленные вопросы правителя по поводу «пребывания и чина» святогорских обителей. Название сочинения выводит его за рамки эпистолярного жанра и придает ему более широкое значение – «Изложение о пребывании в чине сущих в Святой Горе монастырей общих и тех, которые называют особными, а также сказание о том, что не от людей и не людьми, но Божественным промышлением и помощью и доныне соблюдается эта Гора» 654 . Составляя свое послание-«изложение», Максим, возможно, знакомился и с уставами русских монастырей. В названии его сочинения использованы те же термины, что в общежительном уставе Евфросина Псковского: «Изложение общежительного пребывания устав обители Тресвятительския» 655 . Прямых откликов на вопросы, которые тогда обсуждались, нет, как и прямых аналогий с русскими порядками. Ответ святогорца – не аскетический трактат и не предназначен для монашествующих. Нет и конкретных рекомендаций светскому правителю. Послание об афонских монастырях, не давая адресату конкретных советов, не входит в число «княжеских зерцал», создающих образ идеального правителя. Может быть, Максим Грек полагал, что спокойное, обстоятельное изложение прозвучит даже убедительнее, чем назойливое поучение. Но элемент назидания все же присутствует. Можно увидеть и некоторое влияние спорных проблем, иносказательный отголосок. Сближения выявляются в изложении двух тем – рядоположенности двух типов монастырского устройства и апологии монашеского труда, того «рукоделия», о котором писал и говорил преп. Нил Сорский . Максим рассказывает великому князю, что на Святой Горе существуют особные монастыри, называемые также лаврами, и общие (общежительные). Кратко упомянуты «скиты». Описание «особножития» в «Изложении» имеет много сходного с порядками Нилова скита на речке Соре (если не учитывать различие природных условий и климата). Такие же порядки, как в особножитной Лавре преп. Афанасия Афонского , характерны и для Ватопеда. С неизменным уважением он пишет и об общежительном монастыре, считая его устройство, может быть, более совершенным (общежительный Зограф, пишет он, поистине «чист от особства»). |
| Сократу и Платону казалось, что основные понятия, идеи, мы приносим с неба в высшей части человеческой души, вселяемой в вещественное тело; а Аристотелю уже приписывается, хотя и ложно, учение о tabula rasa и положение: nihil est in intellectu quod non fuerit in sensu. Зная это, как и всю предшествующую философию, Кант допускал априорные понятия; позитивисты же их отрицают, утверждая, что даже математические понятия человек приобретает из опыта, – даже высшие категории, как, напр., категорию причинности отвлекает от внешних явлений, – не говоря уже об идеях, которые, в некоторых развитых людях, суть продукт долгого культурного развития всего человечества, а в большинстве человеческого рода вовсе не существуют, – что, одним словом, никаких прирожденных идей или понятий в душе человека нет. Весь этот старый бесконечный спор ведется, с той и другой стороны, не от недостатка эрудиции, наблюдений, данных опыта, но от различного толкования непосредственных данных опыта, многочисленных, сделанных над познавательной силой, непосредственных наблюдений. Но так-как здесь различно толкуются самые непосредственные опытные воззрения, то нам с надеждой на безусловную победу продолжать этот спор, эту и без того бесконечную серию опровержений и доказательств, не приходится 2 , – а остается только стать под то или другое, или третье знамя, по непосредственному влечению нашего личного сочувствия, – что мы и сделаем. Итак, наше сочувствие клонит нас пройти серединою между крайними идеалистами и позитивистами, не теряя, однако же, надежды, что мы и здесь останемся на строго позитивной почве. Есть ли врожденные представления у животных? Вот этот цыпленок, вылупившийся из яйца без матери, всматривается пристально в раскрошенные перед его клювом печеные яйца, в ползающую перед его клювом муху или мелкое насекомое, – и вдруг, у него рождается представление, что их можно съесть, тогда-как ничто несъедобное, очевидно, не возбуждает в нем подобной идеи. В первый раз выпускают его на двор и, увидев сор, он, очевидно, комбинирует в своей, голове представление, что этот сор можно рыть ногами, что там окажется червяк, которого можно будет съесть, которого он действительно отыскивает и съедает, тогда-как о самом соре он, очевидно, знает, что глотать его не следует. |
| Преп. Нил Сорский , ученик Паисиев, получивший свое прозвание от своего монастырька, который он поставил на реке Соре и был пострижеником последнего. Он долго жил на Афоне, возлюбил образ монашеской жизни, так называемый, скитский и вид монашества подвижничество, называвшийся умным деланием, и был насадителем этого рода подвижничества. Оба старца пользовались глубоким уважением великого князя Ивана Васильевича, были «в чести велице». Нил Сорский До половины XV в. русское монашество было, в общем, деятельным, практическим. Только в XV в. оно резко делится сначала на два направления, потом на две партии. Ярким выразителем туземного монашества являются Иосифляне, которые еще более развили практический идеал древнейших русских подвижников. Другая партия, заволжская, развила свои воззрения под сильным влиянием Афона. Белозерские старцы выступают решительными противниками деятельного идеала и проповедниками монашества строго созерцательного. Церковное большинство было, однако, не на стороне заволжских созерцателей. Новому направлению не только не суждено было быть победителями, но и отстоять право на собственное существование. Нил основал первый скит в России. Скитское жительство – средняя форма подвижничества между общежитием и уединенным отшельничеством. Скит похож и на особняк, своим тесным составом из двух-трех келий, редко больше, и на общежитие – тем, что у братии пища, одежда, работы, все общее. Но существенная особенность скитского жития – в его духе и направлении. Нил был строгий пустынножитель; но он понимал пустынное житие глубже, чем понимали его в древнерусских монастырях. Правила скитского жития, извлеченные из хорошо изученных им творений древних восточных подвижников и их наблюдений над современными греческими скитами, он изложил в своем скитском уставе. По этому уставу подвижничество – не дисциплинарная выдержка инока предписаниями о внешнем поведении, не физическая борьба с плотью, не изнурение ее всякими лишениями, постом до голода, сверхсильным телесным трудом и бесчисленными молитвенными поклонами. «Кто молится только устами, а об уме небрежет, тот молится воздуху: Бог уму внимает». Скитский подвиг – это умное, или мысленное, делание, сосредоточенная внутренняя работа духа над собой, состоящая в том, чтобы «умом блюсти сердце» от помыслов и страстей, извне навеваемых или возникающих из неупорядоченной природы человеческой. |
| Светло празднуем, благовернии людие, честнаго образа пришествие, молящеся прилежно: Владычице Богородице, молися Сыну Твоему Христу Богу нашему, избавити царствующий град Москву невредимо, и все православное христианство от варварскаго пленения и междоусобныя брани, и всех навет вражьих: Тебе бо едину заступницу имамы. Кондак, гл. 8. От святыя иконы Твоея, Богородице Дево, источаются исцеления, яко реки многи, яже видивше Российстии людие еще глаголем: о Пресвятая Владычице Богородице! не забуди грешных раб Твоих, молящися Христу Богу нашему, спастися нам. Муч. Естаїа воина, пострадавшего около 316 г. в Анкире Галатийской. Муч. Акакїа, мученного в Апамее и Аполлонии (на границах Фригии и Писидии) и около 321 г., при Ликинии, убитого в Милете Карийском. Мощи его положены в Синнаде Фригийской. Муч. Ілїана, родом из Далмации, в юности своей пострадавшего за Христа и усеченного секирой при Антонине Пие в Атине или соседнем г. Соре (в Италии). 29 . З. Св. муч. Каллїніка. Родом из Киликии, он был воспитан родителями в христианском благочестии. Как истинный ревнитель веры Христовой, придя в возраст, св. Каллиник обходил с проповедью города и села, обращал ко Христу язычников, пока не был предан страшным, истязаниям в г. Анкире (в Галатии). Мучитель принудил св. Каллиника в сапогах с острыми гвоздями внутри идти в г. Гангру (в Панфлагонии) и там бросил его в раскаленную лечь, в которой св. Каллиник и скончадся (по Х.М., в ΙΙΙ-м или начале IV в.). Кондак, гл. 2. Горняя красная достойно ныне наследовал еси: Христовою бо зело любовию разжжегся на огнь Каллиниче; тем мужественно дерзнул еси: Емуже и ныне предстоя не престай моля о всех нас. Муч. Серафімы девы. Св. девица Серафима родилась в Антиохии, но жила в Риме. При имп. Адриане св. Серафима была за веру Христову предана на поругания и мучения: ее опаляли огнем, били палками и, наконец, усекли мечом. Муч. еодотїи и трех чад ее, пострадавших за Христа в Никее, в Вифинии, при Диоклетиане, около 304 г. Св. Феодотия, молодая богатая вдова из г. |
| Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6:26), – говорит Господь народу, нашедшему Его на другом берегу Генисаретского озера. Во все времена очень многие, следовавшие за Христом, разнообразно привлекались не Его личностью, не проповедью, даже не самими чудесами как свидетельством истинности Его слов, а желанием насытиться хлебом. Разнообразно, потому что суть этого стремления одна: желание земной стабильности, а уж проявлялось оно у кого в примитивном шкурном интересе, у кого – в самоотверженном служении, например, интересам государственным, но во всех случаях возможность быть к Нему поближе воспринималась как средство решения земных проблем (личных или общественных, в данном случае не принципиально). Господь таковых не прогоняет. Он снисходит к немощам человеческим, и по любви, и потому, что понимает: в самом начале не страшно, если человек привлекается к Нему чем-то второстепенным, а то и посторонним. Важно, что потом. Когда он побыл со Христом, послушал Его, прочувствовал благодать пребывания с Ним… Осознал ли он, подобно апостолу Павлу, все постороннее как «тщету» и «сор» (Флп. 3:8), или «воцерковился», утверждаясь в этом соре и создавая из него культ, в котором христианские символы – не более чем аксессуары? То же и с «тернием». В нас множество естественных добрых расположений, в которых призывающая благодать Божия находит искренний отклик. Но все естественные добродетели опутаны страстями. Захочет ли человек увидеть в себе эту опутанность и отделить в себе истинное, отозвавшееся на глас Пастыря, от сорняка, вросшего в него и покрывшего то, чем он очень дорожит в себе? Готов ли он захотеть видеть себя честно, и отсекать все чуждое Христу, и тем более опасное, когда оно паразитирует на естественном добре? А если будет больно, страшно, если не будет получаться сразу от всего избавиться, если годами не будет получаться, станет ли он все равно сохранять честное видение себя и своей греховности или начнет придумывать себе «удобную религию», обманывая себя, что это и есть христианство? |
| Вячеслав. Все это очень хорошо, но я не вижу цели всего этого. Что хотят доказать или, пожалуй, что заметили эти господа? Что единственно материальная польза не может быть целию общества, ни служить основанием для его законов, - я бы желал знать: как бы они обошлись без этой пользы; по их системе не нужно заботиться ни о дровах, ни о скоте, ни о платье... Фауст. Кто говорит об этом? все то благо, все добро! но вопрос не в том, и напрасно экономы-материалисты хотят затемнить его. - Объяснюсь примером не совсем благоуханным; но для вас, утилитариев, ведь это все равно; всякий предмет, по-вашему, имеет право существовать, потому что существует. Те люди, которые вывозят всякий сор и нечистоту из города, приносят ему важную пользу: они спасают город от неприятного запаха, от заразительных болезней, - без их пособия город не мог бы существовать; вот, без сомнения, люди в высшей степени полезные, - не так ли? Виктор. Согласен. Фауст. Что, если бы эти люди, гордые своими смрадными подвигами, потребовали первого места в обществе и сочли бы себя в праве назначить ему цель и управлять его действиями? Виктор. Этого никогда не может случиться. Фауст. Неправда, - оно в очью совершается, только в другой сфере: господа экономисты-утилитарии, возясь единственно над вещественными рычагами, также роются лишь в том соре, который застилает для них настоящую цель и природу человечества, и ради своих смрадных подвигов, вместе с банкирами, откупщиками, ажиотерами, торговцами и проч., почитают себя в праве занимать первое место в человеческом роде, предписывать ему законы и указывать цель его. - В их руках и земля, и море,, и золото, и корабли со всех сторон света; кажется, они все могут доставить человеку, - а человек недоволен, существование его неполно, потребности его не удовлетворены, и он ищет чего-то, что не вносится в бухгалтерскую книгу. Виктор. Так уже не поэтам ли поручить это пело? Фауст. Поэты со времени Платона выгнаны из города; они любуются венками, которыми их увенчали; сидя на пригорке и смотря на город, они не могут надивиться, отчего все движется в городе с восхождением солнца и все замирает, когда оно зашло; да иногда перечитывают речи умного Борка о благоденствии Индии под управлением торговой компании, которая, как говорил знаменитый оратор, " чеканила деньги из человеческого мяса " . См. речи Борка в начале 1788 |
| Посему, возлюбленные, поспешая к намеренному, «к почести вышняго звания» (Флп.3:14), и будучи недалеки от венцов, не ослабляйте доброго усердия, но и последующим за вами передайте оное в той же силе, в какой прияли от предшественников. О тех же, которые услаждаются пока суетою и труды, которые надлежало посвятить добродетели, тратят на труды земные, пожалейте как о трудящихся напрасно и сеющих «в плоть», от которой можно пожать «нетление» (Гал.6:8). Глава 52. Не слишком упорно препирайтесь с ними как с погрешающими в том, что прилично жизни апостольской. Ибо, кого не убедило дело, тех не усрамит слово, как способных более не стыдиться увещаний, чтобы не показать, будто бы они явно уличены и обличения всем обнаруживают их безуспешность, и, если приимете их благосклонно, чтобы не подать такой о себе мысли, будто бы они побеждены молчанием. Если бы склонны они были к исправлению, то прежде человеческих увещаний уважили бы паче поучительные слова Господа, которые изрек Он, обращая речь к многостяжательному: «Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищым», возьми крест «и гряди вслед Мене» (Мф.19:21). Сам Господь, чтобы удобно было идти ему «путем узким и тесным», снимает с него то бремя, которое, как оно ни тяжело и ни трудно, любят они, делая тем для себя затруднительным и даже совершенно невозможным вход в Царство, Самою Истиною уподобленный игольным ушам (см.: Мф.19:24) и едва приемлющий душу, обнаженную от житейских забот и свободную от тревог, и притом когда она, может быть, отстраняет от себя это и усиливается пройти боком по тесноте и неудобопроходимости врат, которые сдавливают и боком входящие тела, даже не обремененные грузом тяжелых нош. Как же те, которые, как о вещах драгоценных, заботятся о соре и о том, что еще хуже сора, скажут: «Вот мы оставили все и пошли вослед Тебя», не оставив даже и того, что еще и не приобретено ими, иноческую жизнь соделав как бы поводом к купле, а не к любомудрию? Она и действительно есть повод к величайшей купле, но — будущих благ, а не настоящих пышностей и нищетою, скудостию и всем оным, что кажется ныне суровым, доставляет там наслаждение всеми приятностями, человеку неизвестному и неславному дает дерзновение пред Богом и вечную славу. |
| Здесь нужно коснуться спора между реалистами и идеалистами, метафизиками и позитивистами о так называемой априорности понятий, прирожденности идеи, о способности человеческого ума иметь и приобретать трансцендентные независимые от внешнего опыта познания. Спор старый, как старо в человечестве начало философствующей мысли и даже до днесь неоконченный, явный знак, что-и бесплодный. Сократу, Платону казалось, что основные понятая – идеи мы приносим с неба в высшей части человеческой души, вселяемой в вещественное тело; а Аристотелю уже приписывается, хотя и ложно, учение о tabula rasa и положение: nihil est in intelectu, quod non fuerit in sensu. Зная это, как и всю предшествующую философию, Кант допускал априорные понятия; позитивисты же их отрицают, утверждая, что даже математические понятия человек приобретает из опыта, – даже высшие категории, напр. категорию причинности, отвлекает от внешних явлений,–не говоря уже об идеях, которые в некоторых развитых людях суть продукт долгого культурного развитая всего человечества, а в большинстве человеческого рода вовсе не существуют, – что одним словом никаких прирожденных идей или понятием в души человека нет. Весь этот старый бесконечный спор ведется с той и другой стороны не от недостатка эрудиции, наблюдений данных опыта, но от различного толкования непосредственных данных опыта, многочисленных сделанных над познавательною силою непосредственных наблюдений. Но так как здесь различно толкуются самые непосредственные опытные воззрения, то нам с надеждою на безусловную победу продолжать этот спор, эту и без того бесконечную серию опровержений и доказательств, не приходится; а остается только стать под то или другое или третье знамя, по непосредственному влечению нашего личного сочувствия, что мы и сделаем. Итак, наше сочувствие клонит нас пройти срединою между крайними идеалистами и позитивистами, не отнимая у нас однако же надежды, что мы и здесь останемся на строго позитивной почве. Есть ли врожденные представления у животных? Вот этот цыпленок, вылупившийся из яйца без матери, всматривается пристально в раскрошенные пред его носом печёные яйца, в ползающую пред его носом муху, или мелкого гнуса, – и вдруг у него раздается представление, что их можно съесть, тогда как ничто несъедобное, очевидно, не возбуждает в нем подобной идеи; в первый раз выпускают его на двор и, увидев сор, он очевидно комбинирует в своей голове представление, что этот сор можно рыть ногами, что там окажется червяк, которого можно будет съесть, которого он действительно и отыскивает и съедает, тогда как о самом соре он очевидно знает, что глотать его не следует. |
| А когда оной Голмер ныне якобы показанныя от меня приказами и предложениями обижен, не объявя своих поступок, которых вашей высококняжеской светлости неизвестно. И для того имею представить нижеследующие объявлении 1) Как я нахожусь генерал-маэор и в Ревеле обер-комендант, и по правам ее императорского величества город обстоял, в небытность губернатора, под ведомством моим, почему как о приезжающих в город, так и о отъезжающих, весма мне знать потребно было; тож разумелос и об отводе квартир. А он, Голмер, еще и сперва как к ревелской артилерискои каманде определен, то еще в бытность в санкт-Петербурхе Капцелярии главной артилерии и фортификации просил о квартире (будто бы ему не дадут) отводом себе, которая ему по прихотям ево была надобна: почему и указ в канцелярию гарнизонную в Ревель прислан, чево и никогда такова примеру не бывало, ибо ему то пред другими учинено, как отменному человеку. А по прибыти в Ревель Голмеру от магистрата квартира, хотя и не та, которой он требовал, дана, точию по ево чести весма достойная, так что до бытности ево, не толико полковники, но и генералитет и обер-комендант жили и тою квартирою были доволны. Однакож он Голмер, неудовольствуяся тем, приходя ко мне неоднократно с немалыми выговоры, объявляя, якобы ему тем учинена обида и неопамятуясь о том, что тем своим прошением о квартире меня обидил. Сверх же того и нехотя на месте стоять, как должность повелевает, оборачиваясь спиною и ходя с места на место, так говорил с невежеством при многих штап афицерах, с немалыми угрозами, чего было подчиненным пред камандирами так чинить не подлежало. А я, не хотя с ним быть в соре (ссоре), всячески убегая того, многократно отхаживал и в другую горницу; а он, тем еще не удоволствуясь, пришед, объявляя мне полученное им из санкт-Петербурха писмо от своего некоторого патрона, в котором писано, что поручена де ему, Голмеру, каманда, и квартира дана-ль по указу, чтоб он немедленно репортовал. И с великим гневом тем писмом мне уграживая, и показывая уничижителныя гримасы, и рукою на меня помахивая, что все, по моей чести, не безобидно. |
| у Высшего расцвета старчество в России достигло в конце XV и начале XVI столетия при преп. Ниле Сорском. Он долго путешествовал по Востоку для изучения монашеской жизни, по возвращении в Россию основал на реке Соре обитель с доселе еще неизвестным в России скитским направлением, составлявшим как бы " Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. 7. С. 71. средину между жизнью монахов общежительных монастырей и жизнью одиноких отшельников. Устав своей обители он изложил в своем «Предании учеником своим о жительстве скитском». В нем он «развивает самую сущность аскетизма, касается преимущественно глубоких внутренних явлений духовной жизни разных степеней «умного делания» 1 . А так как прохождение «умной молитвы» невозможно без «непрелестного» руководителя, то старческое руководство иноков было так полно, обнимало собою решительно все стороны скитской жизни и велось так систематично, как это мы не встречаем в других русских обителях ни в более раннее, ни в позднейшее время. Но за этой блестящей эпохой быстро наступил и упадок старческой деятельности; «Еще при жизни преп. Нила Сорского старческий путь многим стал ненавистен, а в конце прошлого столетия и почти совсем стал неизвестен», — как свидетельствует о. Леонид (Кавелин) в своем «Историческом описании Козельской Оптиной пустыни» 2 Одной из главных 1 Знаменский П. Руководство к русской церковной истории. С.121-122. 2 Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни… С. 116. причин этого упадка служило в XVII столетии чрезвычайное умножение монастырей. Явилось свыше 220 новых обителей; понятно, как должна была ослабеть от этого внутренняя сила монашеской жизни. «В монастырях явилось много монахов, которые постригались ради одного тунеядства, убегая от тягла и службы. Даже в таких монастырях как Соловецкий, Троицкий и других многие статьи пришли в расстройство. Дурные монахи не слушались ни игумена, ни устава, келаря и казначея нарочно выбирали потаковников, а добрых старцев не выбирали ни в какие должности. Некоторые монастыри, даже женские, построены были среди мирского строения и из домов в них поделаны были ходы, которыми монашествующие и миряне сообщались между собою днем и ночью» 1 . Понятно, что при таких условиях нельзя было держаться старчеству и оно постепенно исчезает, как принцип монашеской жизни, и если где продолжает держаться, то как явление единичное. Монах начинает все более и более смотреть на себя, как на монастырского работника, с которого, если он исправно делает свое дело или, 1 Знаменский П. Руководство к русской церковной истории. С.215. |
|
|
