| Святейший Патриарх Кирилл: рубежи России — это не только географические границы Москва, 2 октября 2012 г. 1 октября 2012 года в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя открылся XVI Всемирный русский народный собор. Церемонию открытия и первое планарное заседание возглавил глава ВРНС Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. В своем выступлении на открытии собора, Предстоятель уделил особое внимание закрытию его темы: «Тема нынешнего Собора — «Рубежи истории — рубежи России». Я хотел бы вместе с вами поразмышлять над этими словами. Смысл первой части фразы понятен: речь идет о памятных датах, которые мы отмечаем в нынешнем году. Гораздо сложнее и глубже, однако, значение второй части, где говорится о рубежах России. Какие рубежи мы имеем в виду? Идет ли речь о чем-то исключительно материальном, осязаемом, вещественном? Или о чем-то большем? О ценностях, идеалах и смыслах, о том, что нельзя измерить в квадратных километрах и в рублях?» «Для нас, собравшихся в этом зале, – подчеркнул Патриарх, – очевидно, что рубежи России — это не только ее географические границы. Вне всякого сомнения, понятие рубежей наполнено духовным смыслом. Оно включает в себя, прежде всего, нравственные границы, нравственные пределы, за которые мы не можем и не должны отступать. Вспомним слова, произнесенные в суровые дни 1941 года, когда смертельный враг стоял у ворот столицы: «Отступать некуда, позади Москва!» Но не раз и не два в русской истории возникали моменты, когда полчища противника не бряцали оружием и по карте не пролегала линия фронта, однако нашим предкам приходилось произносить такие же священные слова: «Отступать некуда, за нами — наша страна, православные святыни, сердце нашей цивилизации». Наверное, именно такой ответственностью вдохновлялись в свое время Патриархи Гермоген, Тихон и Сергий, святой праведный Иоанн Кронштадтский, святые новомученики и исповедники нашей Церкви. Сегодня, когда на смену физическим сражениям пришли информационные войны, когда на первое место выдвигается борьба за души людей, мы не должны забывать о существовании священных рубежей, за которые нельзя отступать, тех рубежей Отечества, на защите которых мы должны стоять так же непоколебимо, как стояли наши прадеды на Непрядве, под Бородино или в Сталинграде». 2 октября 2012 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| —152— Обычно почти всегда бывает так, что вождь славнее тех, кои следуют за ним, – и последователи ниже предводителей. Так, например, опытный в искусстве медника, или строительном, или ткацком как бы предводительствует и оказывается выше того, кто мыслится следующим за ним по научению и идущим к совершенному знанию (искусства). Но когда таковой (ученик) будет превосходить искусство учителя и, оставив его позади, станет работать лучшее, то не обинуясь, полагаю, скажет побежденный (учитель) о превзошедшем его ученике: позади меня грядущий впереди меня стал. Соответственно сему примеру перенося значение этого рассуждения на Спасителя нашего Христа и святого Крестителя, будешь иметь правильное понимание (этого изречения). Возьми сначала все, относящееся до каждого (Христа и Крестителя). Креститель во всех вызывал удивление, приобретал многих учеников, его окружала великая толпа крестившихся, – а Христос, хотя и высший Его, пребывал в неизвестности и оставалось сокрытым, что Он был истинный Бог. Поскольку же оставался в неизвестности, когда Креститель вызывал удивление к себе, то и казался как бы позади Его идущим: шел Он немного позади того, кто, впрочем, имел высшую степень чести и славы среди людей. Но Грядущий позади стал впереди, явившись выше и больше Иоанна. Христос чрез дела свои открывался уже как Бог, а Креститель, не превосходя меры человечества, оказывается наконец ставшим позади. Итак, блаженный Креститель загадочно сказал: позади меня Грядущий впереди меня стал, вместо: некогда бывший позади моей чести, явился славнейшим и приличествующую мне и присущую меру (славы) превосхо- —153— дит несравненными преимуществами. Так понимая изречение это, найдем его (Крестителя) свидетелем славы Единородного, а не несвоевременным истолкователем бесполезных предметов. Название Христа большим себя, хотя и имевшего великую святость, чем другим наконец могло быть, как не свидетельством об изрядной славе Его? Яко первее (букв.: первый) мене бе. Сказав, что впереди меня стал, необходимо присоединяет: потому что первый меня был, усвояя Ему старейшую славу и утверждая за Ним преимущество пред всем, не как прибывшее во времени, но как присущее Ему изначала как Богу по природе. |
| Да и ему самому при ответственном министерстве – насколько меньше забот! Насколько легче станет собственная жизнь. Но и слишком же помнил Николай ту роковую уступку Пятого года: с тех пор всё и пошло худо. И именно это он и уступил тогда. Ещё и сейчас болел в нём тот Манифест. О, где взять сил этому сердечному кусочку одному застрять на склоне и удерживать собой лавину? Только: откуда же у глупого Родзянки возьмётся такая прозорливость? Как же он будет искать этих лиц, каждое из которых пользуется доверием всей России?… – Нет, – возразил Государь генералу мягко, даже робко. – Нет. Не могу. – И скорее смягчил: – Пока… Рузский сильно покислел. Но, с новой надеждой: может быть, можно пока сообщить в Ставку и в Петроград, что Государь, ещё не подписав, согласен на такой манифест в принципе ? Нет. Пока нет. Подождём. Не сразу. Но об армии, духе войска и России – о ком же ещё? – хлопотал и Рузский. – Если нет, – жёстко выговорил он, – какие другие меры? На что вы надеетесь, Ваше Величество? Если нет – значит, надо и дальше вести войска на Петроград. И вы берёте на себя страшную ответственность: что впервые в истории нашей армии русские войска вступят в междуусобицу? Государь содрогнулся. Верность и сила этого довода поразила его. О, только не это, правда! Уже довольно ему на памяти – несчастной, непредусмотренной стрельбы 9-го января и липкой клички «Кровавый», которой метили его левые. После того дня он - не имеет права приказывать русским войскам стрелять в русских… О Боже, какая мука и какая безвыходность! Пыточный застенок стискивал грудь Николая. Так может быть, – предлагал Рузский, видя успех, – пока заказать на ночь прямой аппаратный разговор с Родзянкой? Сговориться, когда тот сможет прибыть к аппарату? Ну, что ж. Это можно. Это неплохо. Раз он не смог приехать сюда. Послали Данилова снова в штаб, уговариваться с Петроградом. А манифест – лежал перед Государем и звал к подписи… А Рузский – безжалостно, не давая ни времени, ни отступа, – наседал. Требовал. Немедленно и честно объявить определённое решение, пока от беспорядков не всколыхнулась армия. |
| Сравнение И. Е. с др. трактатами, входящими в Кодекс Чакос, показывает, что они принадлежали разным группам гностиков и в ряде аспектов противоречат друг другу. Тем не менее составитель кодекса, видимо, намеревался собрать вместе повествования, альтернативные или дополняющие историю новозаветной Церкви, представленную в кн. Деяния св. апостолов (все трактаты затрагивают такие ключевые темы, как собрание апостолов на Елеонской горе, проповедь ап. Петра, лидерство Иакова в Иерусалимской Церкви, замещение Иуды др. апостолом, мученичество апостолов). Подобный прием встречается в кодексах из Наг-Хаммади. Однако прямых связей между Кодексом Чакос и гностической б-кой из Наг-Хаммади не выявлено ( Robinson. 2006). Язык и датировка памятника И. Е. в Кодексе Чакос написано на саидском диалекте копт. языка с влиянием локального говора или среднеегип. диалекта. Однако оригинал был составлен на греч. языке, что подтверждается обилием греч. лексики. Если И. Е.- тот самый текст, о к-ром говорит сщмч. Ириней Лионский, его оригинал появился не позднее 180 г. Знакомство автора с каноническими Евангелиями и Деяниями св. апостолов говорит о том, что И. Е. составлено скорее всего в 1-й пол. или сер. II в. Сторонники теории о принадлежности И. Е. секте сифиан полагают, что сочинение могло быть создано и позднее, чем сообщение сщмч. Иринея о нем как о произведении секты каинитов. Структура и содержание Текст И. Е. в Кодексе Чакос не разбит на главы и не имеет подзаголовков, хотя в ряде мест писец, возможно, указывал на начало нового раздела с помощью черты и отступа. Нумерация и деление текста (по страницам кодекса и строкам) введены издателями. Им же принадлежат тематические подзаголовки. По объему И. Е. является небольшим сочинением и сопоставимо с повествованием о Страстях в Евангелии от Марка. Апокриф начинается с краткого пролога, в к-ром говорится о том, что Иисус передал тайное откровение в беседе с Иудой Искариотом («в течение недели, [окончив] за 3 дня до того, как Он пострадал (или до того, как отпраздновал Пасху)» - Evang. |
| — Пишите! — И Кушников, и все, кто имел с собою карандаш и бумагу, стали записывать слова его: «Ауфенберг , с бригадою австрийцев, идет сегодня по дороге к Гларису. На пути выгоняет врага из ущелья гор, при озере Сен-Рутен; занимает Гларис, — если сможет, но дерется храбро, и отступа назад для него нет; бьет врага по-русски! — Князь Петр (Багратион) со своими идет завтра, вовремя; дает пособие Ауфенбергу, и заменяет его, и гонит врага за Гларис. — Пункт в Гларисе! — За князем Багратионом, идет Вилим Христофорович (Дерфельден), и я с ним. — Корпус Розенберга остается здесь; к нему в помощь полк Ферштера. Неприятель наступит? — Разбить его!… непременно насмерть разбить и гнать до Швица, не далее! Все вьюки, все тягости Розенберг отправит за нами под прикрытием; а за нами и корпус идет, простояв на месте несколько, чтобы идти не мешали. Тяжко раненых везти не на чем: собрать всех; оставить всех здесь с пропитанием; при них нужная прислуга и лекаря. — Оставить при всем этом офицера, знающего по-французски. Он смотрит за ранеными, как отец за детьми. Дать ему денег на первое содержание раненых. — Позовите Фукса, Трефурта! (И они явились.) Написать Массене о том, что наши тяжко раненые остаются, и поручаются, по человечеству, покровительству французского правительства. — Михайло (Милорадович)! ты впереди, лицом к врагу! — Максим (М. В. Ребиндер)! тебе слава!… Все, все вы русские! — Не давать врагу верха; бить его и гнать по-прежнему! — С Богом! — идите и делайте все во славу России и ее самодержца царя государя». Он поклонился нам, и мы вышли. «Мы вышли от Александра Васильевича с восторженным чувством, с самоотвержением, с силою воли духа: победить или умереть, но умереть со славою, — закрыть знамена наших полков телами нашими. — И сделали по совести, по духу, как русские… сделали все, что только было в нашей высшей силе: враг был повсюду бит, и путь наш чрез непроходимые до того, высочайшие, снегом покрытые горы нами пройден. Мы прошли их, не имея и вполовину насущного хлеба, не видав ни жилья, ни народа: и все преодолели, и победили природу и врага, врага, поддержанного коварством союзного Кабинета, искренним другом нам называвшегося. |
| Поелику же оставался в неизвестности, когда Креститель вызывал удивление к себе, то и казался как бы позади Его идущим: шел Он немного позади того, кто, впрочем, имел высшую степень чести и славы среди людей. Но грядущий позади стал впереди, явившись выше и больше Иоанна. Христос чрез дела свои открывался уже как Бог, а Креститель, не превосходя меры человечества, оказывается наконец ставшим позади. Итак, блаженный Креститель загадочно сказал: позади меня Грядущий впереди меня стал, вместо: некогда бывший позади моей чести явился славнейшим и приличествующую мне и присущую меру (славы) превосходит несравненными преимуществами. Так понимая изречение это, найдем его (Крестителя) свидетелем славы Единородного, а не несвоевременным истолкователем бесполезных предметов. Название Христа большим себя, хотя и имевшего великую святость, чем другим, наконец, могло быть, как не свидетельством об изрядной славе Его? Яко первее (буквально: первый) мене бе. Сказав, что впереди меня стал, необходимо присоединяет: потому что первый меня был, усвояя Ему старейшую славу и утверждая за Ним преимущество пред всем, не как прибывшее во времени, но как присущее Ему изначала, как Богу по природе. Был, — говорит, — меня первый, вместо: вечно и всегда выше и славнее. Посредством же сравнения (Христа) с одною из тварей (Крестителем) решается превосходство (Христа) и над всеми (тварями); ибо не в том только одном усматривать должны мы великое и досточудное достоинство Сына, что Он превосходит славу Иоанна, но в том, что Он превышает всякую тварную сущность. I, 16. Яко от исполнения Его мы вси прияхом. В этих словах Евангелист представляет истинным свидетельство Крестителя и дает ясное доказательство превосходства Спасителя нашего и преимущества Его сущности пред всякой тварью, как по самой славе, о коей теперь особенная речь, так и относительно всех прочих, многочисленных и до–сточудных, благ (Его природы). Превосходно, говорит, и вполне истинно, как кажется мне, Креститель говорит о Единородном: яко первее мене бе, то есть гораздо выше и превосходнее; так как и все мы, причисленные к лику святых, обогатились собственным Его благом, и человеческая природа украшается скорее Его преимуществами, чем своими, когда оказывается имущею что–либо достославное, ибо от полноты Сына, как из непрестанного источника, бьющее подаяние Божественных даров входит в каждую душу, которая окажется достойною принять. |
| В мозаиках Св. Аполлинария (рис. 142) Христос идет на Голгофу, сопровождаемый двумя воинами, из которых один несет четырехконечный крест, и группой иудеев, в которой на первом плане первосвященник, вдали видна пещера – место погребения Иисуса Христа. Евангелие 74 (л. 161): воины ведут Иисуса Христа со связанными руками; позади – народ и четыре женщины, о которых упоминает Евангелие ( Лк. 23:27 ). Креста здесь нет, потому что в Евангелии Луки, к которому относится миниатюра, не говорится о несении креста Самим Иисусом Христом. Недостаток этот восполняется миниатюрой в Евангелии Иоанна (л. 206 об.), где Иисус Христос в темно-багряной тунике, украшенной на груди золотым крестом, несет свой крест; впереди – народ, позади – воины. В лаврентиевском Евангелии (л. 161): Иисус Христос идет свободно, впереди Симон Киринеянин несет восьмиконечный крест; позади – воины и две женщины. Евангелие нац. библ. suppl. gr. 914, л. 88 (Симон несет крест). Евангелие университетской библ. в Афинах (л. 167): воин в короткой подобранной тунике ведет Иисуса Христа, одетого в багряницу, со связанными руками; позади старец Симон несет крест; вдали видна гора Голгофа. Евангелие публ. библ. 105 (л. 176): Симон несет шестиконечный крест; позади него идет Иисус Христос со связанными руками, в сопровождении одного воина. Армянское Евангелие нац. библ. 10 А (л. 286): руки Иисуса Христа связаны веревкой, конец которой в руках воина; крест, несомый Иисусом Христом, – четырехконечный. Армянское Евангелие публ. библ. 1635 г. (л. 12): крест восьмиконечный; Иисус Христос наклонился под тяжестью креста; Его ведут воины. В стенописях афонских соборов Иверского, Каракалльского и Филофеевского несение креста помещено на северной стороне; формы близки к греческому подлиннику, который осложняет старую схему: горы; воины пешие и всадники окружают Иисуса Христа; один из них со штандартом. Христос в изнеможении падает на землю и опирается рукой. Впереди Симон Киринеянин – волосы с проседью, борода округленная, в короткой рухе, принимает крест с плеча Иисуса Христа. Позади него Пресв. Дева, Иоанн Богослов и другие жены, плачут; воин с жезлом преграждает им путь 1972 . В русских лицевых Страстях различаются несколько вариантов несения креста: иногда Сам Иисус Христос несет Крест и Симона нет налицо 91 u CLXIII); чаще является Симон и, видя изнеможение Иисуса Христа, берет Его крест CLXXVI; 1903); иногда воины принуждают к тому Симона (А 1 / 23 ). Спаситель всегда представляется здесь изнеможенным, даже падающим на землю; воины бьют Его. Вместе с Иисусом Христом идут на Голгофу и св. жены, и Иоанн Богослов. На Голгофе Иисус Христос обращается к ним со словом утешения 91 и А 1 / 23 ). В русских гравированных Страстях 1973 перед Иисусом Христом, несущим крест, стоит на коленях Вероника и предлагает Ему плат для отирания лица, а в стенописях Богоявленской церкви в Ярославле на плате Вероники изображен Нерукотворенный образ Иисуса Христа. |
| Простой и многими принимаемый смысл этого изречения приблизительно таков. Что касается до времени рождения со плотью, то Креститель предшествовал Спасителю, и Еммануил, как повествует блаженный Лука, следовал как бы (за Крестителем) и, идя позади, являлся на целых шесть месяцев после него. Это, думают некоторые, и говорит Иоанн, так что понимают изречение таким образом: позади меня грядущий, по времени возраста, впереди меня стал. Но тому, кто с более напряженным вниманием предается Божественным созерцаниям, можно видеть, во-первых, что такое толко- —151— вание вносит нам ничтожные мысли и далеко уклоняется от главного предмета речи. Ведь святой Креститель взят в качестве свидетеля не для того, чтобы временем рождения показать Христа последующим ли или наоборот предшествующим, но как (вместе с Евангелистом) сосозерцавший славу Его, славу как Единороднаго от Отца – полное благодати и истины. Какой же смысл можно бы применить к столь несвоевременному и неуместному повествованию (о времени рождения Спасителя и Крестителя)? Или каким образом могут истолковать нам ясно, взяв изречение в значении известного количества времени, то есть: позади меня грядущий впереди меня стал? Допустим, как это и бесспорно так, что Господь, как явившийся во времени по плоти вторым, приходит позади Крестителя, – но каким образом Он будет и впереди его, очевидно по времени? Ведь к такой мысли ведут нас долженствующее соответствовать предшествующим словам порядок и последовательность речи. Но для всякого, думаю, ясно что такое толкование не может быть принято; ибо то, что следует за чем-либо по времени, никогда не может предварять то, что предшествует ему. Итак, совершенно нелепо и совсем невероятно думать, что святой Креститель сказали о времени по плоти: позади меня приходящий впереди меня оказался. Напротив, разумея это соответственно предложенной нам цели изречение, думаем, что здесь сказано таким именно образом: блаженный Креститель от обычного образа речи искусно возводит слово к духовному свойству предметов и как бы от некоего подобия с нами приходит к изъяснению возвышеннейших мыслей. |
| Эта схема не верна догматически и церковно-исторически. И Д момент руководящего догмата, т.е. живую традицию Церкви, рассматривает, как только лежащую позади нас. Я согласен так рассматривать некоторые догматы , частные догматы Церкви, исторические в собственном смысле и, быть может, в настоящий момент актуальные. Они лежат позади, но им не заказаны и пути в будущем, и не оживут ли они и не потянут вперед. В нашем же обществе лишь десять лет тому назад были сказаны слова на вопрос о догматической стене, окружающей Церковь , что догматы могут быть стеной, ограждающей от заблуждений, а с другой стороны, это широчайшие горизонты. Стало быть, смотреть на них, как на нечто, лежащее позади нас, невозможно, так как догмат с того момента, когда он начинает жить, освещается не как только нечто позади, но и как путеводная звезда впереди. Нельзя никоим образом этого сказать о Христе. Христос, как живая совесть, как действительно Богочеловек, воплощающийся так или иначе в каждом человеке, провозглашающий не христовский догмат, а догмат о том, что касалось творчества во Христе, есть подражание Христу, есть жизнь во Христе, влияние с ним, в этом смысле можно представить себе, что Христос лежит позади. Но раз здесь говорилось в уроке смирения консерваторами Церкви, что Церковь учит не только о вечном блаженстве, но и о будущем блаженстве Христа, тогда Христос и впереди. И поскольку он впереди, нельзя не включать в эту встречу с Христом всего того, что лежит на нашем пути. Мы шагаем ко Христу, но почему они только в прошлом наполнены религиозно-ценным содержанием, а в будущем наполнены чем-то пустым? С того момента, как мистически-опытно в совести порывается..., порывается связь не только с Церковью, но и со Христом, и с христианством, как с доктриной. Тогда надо провозглашать новую религию, чего никто не думал никогда делать ни в каких оговорках и обмолвках. Я не говорю о второстепенных обмолвках докладчика, когда он говорит, что здесь какой-то демократизм, равенство. Я считаю этот тезис выдвинутым по недоразумению. |
| Он должен быть до решительного, последнего мгновения целым… Иначе план его не удался бы, и крепость с её защитниками попала в руки Шамиля… В погребе было темно и холодно… Сев на мешок с порохом, он задумался… Вся жизнь проходила перед ним в ярких красках, в милых образах, в звуках дорогих голосов… Увы, сколько позади могил!.. Сегодня и он умрёт, и в целом мире от родных покойников не останется никакого следа!.. Ведь эти могилы, эти люди, в них схороненные, жили только в его воспоминаниях… Его не будет, и они совсем-совсем уйдут из мира… Явятся сюда новые люди. Воскреснет и зацветёт в долине р. Самур иная жизнь, — и никому-никому не придёт на память он, Брызгалов, с целою полосою, оставшеюся позади былин… Кто о нём узнает?.. Он хотел помолиться в эти последние, оставшиеся ему часы. Но слова молитвы переплетались с Бог весть откуда, из каких далей прошлого прилетавшими речами, в которых он узнавал голоса покойницы жены, друзей, родных. Детство воскресло вдруг и заслонило опять молитву ракитами затерявшегося где-то над Окою сада… Доброе-доброе лицо матери с морщинками, лучившимися у глаз, с тихою улыбкою и ласковым взглядом выделилось из сумрака порохового погреба… Брызгалов зажмурился, и вдруг ему почувствовалось, что её тонкая, худая рука поднялась над ним и перекрестила его… Он даже ощутил движение воздуха от неё на лице… И ему почудилось, что он опять, маленький, засыпает в кроватке, и над ним стоит она, добрая, любящая!.. — Всё позади, всё позади!.. — вслух повторил он про себя. — Ничего впереди, кроме смерти и Бога!.. — Да, Бога… Теперь именно пора о Нём подумать… Он стал припоминать слова молитвы… Чудные, вдохновенные строки Иоанна Златоуста точно огнём на мраке этого погреба вырезались, — и он повторял их, чувствуя разом, что сердце его охвачено умилённою преданностью и торжественным смирением… — «Господи!.. Аз, яко человек, согреших, Ты же, яко Бог, щедр, — помилуй мя, видя немощь души моея!» И вдруг он открыл глаза. Дверь отворилась, яркий сноп лучей ворвался сюда, и в его ореоле, вся в белом, стояла там Нина… — Ты зачем сюда? — Я умру вместе с тобою, батюшка!.. |
|
|
