| После принятия догмата о Н. п. Р. в Римско-католической Церкви стали складываться 2 основные линии его интерпретации: умеренная, сторонники к-рой (напр., кард. Джон Генри Ньюмен ) считали возможным применение папской высшей учительной власти только по фундаментальным богословским вопросам и лишь в крайних случаях, когда исчерпаны все др. способы решения споров, и ригористическая, идущая от одного из главных разработчиков доктрины на Соборе, кард. Генри Эдуарда Маннинга , в которой возобладала тенденция к приписыванию безошибочного вероучительного статуса практически всем публичным высказываниям понтификов (см.: Ford. 1980; Powell. 2009. P. 49-122). Впосл. на основе экклезиологической концепции II Ватиканского Собора были выработаны строгие канонические критерии, в соответствии с к-рыми к таковым можно отнести только догматические или нравственные дефиниции, ясно указующие на их окончательный и обязательный для веры характер, преподаваемые, как правило, с применением формулировки «definimus et declaramus» (определяем и провозглашаем) или схожим образом. Поэтому если для кон. XIX в. справедливо замечание о том, что «в выражении ex cathedra нет данных для указания разграничительной черты... оно слишком условно и растяжимо» ( Лебедев А. А., прот. О главенстве папы, или разности православных и папистов в учении о Церкви. СПб., 1887. С. 81), то, согласно действующему «Кодексу канонического права» Римско-католической Церкви (1983), «лишь то учение следует признавать определенным безошибочно (infallibiliter definita), относительно которого это явствует с очевидностью (manifesto)» (CIC. Can. 749. § 3). В целом для совр. католич. комментариев характерен акцент на ограничительном характере догмата о Н. п. Р., сдерживающем свойственные католицизму тенденции к абсолютизации значения и полномочий его главы: внесение ясности в критерии различения частных и общезначимых высказываний высшей учительной власти, в условия и область ее применения, указание на ее подлинный источник и необходимую связь с данными Откровения и церковной традиции. |
| Не хотелось, с другой стороны, папе своим решительным отказом вооружать против себя и короля Англии. Этот король, как мы знаем, был доселе весьма расположен к апостольскому престолу, не один раз и даже во время последней войны оказывал ему своё содействие и, при критическом положения папы, в будущем мог принести ему большую пользу. В деле о разводе Климент оказывался таким образом между двумя совершенно противоположными влияниями. Чтобы из этого затруднительного положения выйти по возможности без ущерба, он пустился на хитрости. Дать делу какое–либо решение значило, конечно, вооружить против себя ту или другую из враждующих сторон, а потому папа старался действовать таким образом, чтобы затянуть дело как можно более, но в то–же время казаться королю Англии, желавшему скорейшего решения, самым его искренним доброжелателем, готовым сделать все возможное для его удовлетворения. Поставив себе такую задачу, Климент в продолжение нескольких лет выполняет её с большим искусством. Во все продолжение процесса он обнаруживает по–видимому весьма энергическую деятельность; но она рассчитана таким образом, чтобы не могло из неё выйти никаких окончательных результатов. Разного рода предложения со стороны Генриха папа обсуждает и рассматривает, но никогда не принимает их в таком виде, как было–бы желательно для предлагающего. Он придумывает и представляет агентам английского короля свои собственные комбинации, но такие, которые никак не могли быть принятыми. А пока эти проекты и предложения переходят из Рима в Лондон и обратно, время идёт и дело ни к какому концу не подвигается. Иногда королю как будто удаётся добиться от папы значительных уступок. По его желанию, Климент назначил напр. своего легата Кампеджи, вместе с кардиналом Уользи произвести полное исследование дела в Англии и дал этому легату буллу, снабжавшую его самыми широкими полномочиями. Стоило только легатам произнести свой приговор и дело было–бы окончено. Но и из этого в конце концов вышла только лишь одна проволочка времени. |
| Смысл их тщательно разобран многими православными писателями греческими и русскими; неоднократно было доказано, Что эти свидетельства имеют совсем другой смысл, а не тот, какой придается им в римском богословии. Тем не менее добросовестность римско-католической науки не смущается и доселе, в пользу предзанятой мысли, пользоваться такими аргументами, несостоятельность которых с очевидностью доказана; и доселе многими католическими учеными в яодтверждение догмата о главенстве папы приводятся такия свидетельства, которые многократно были опровергнуты восточными нолемистами. В кратком очерке католического учения нам нет возможности разсмартрвать подробно эти свидетельства. Достаточно указать те общие приемы, посредством которых римско-католические ученые стараются обращать их в пользу своей предзанятой мысли. Вообще эти свидетельства приводятся отрывочно, вне связи с полным смыслом речи, из которой заимствуются, с натянутыми и преувеличенными объяснениями, нередко с искажением смысла, с опущением подлинных и вставкою неподлинных слов; иногда даже известным древним писателям приписываются такия мысли и выражения, какия нигде не были ими высказываемы. Все это с достаточною очевидностию в разные времена было раскрываемо православными учеными. При подобном способе доказательств, конечно, можно доказать, какую угодно мысль. Нужно притом заметить, что большая часть свидетельств в пользу главенства папы заимствуется римскими богословами у писателей западных церквей, в которых издавна было распространено особенное уважение к римской Церкви, как Церкви знаменитейшей и не имеющей себе равной на всем Западе (но имеющей несколько равных себе на Востоке), как к матери большей части западных Церквей (но не имеющей такого, значения по отношению к восточным церквам). Нельзя, наконец не подивиться тому, что римско-католические ученые не смущаются приводить свидетельства в подтверждение верховной власти пап и из таких писателей, о которых известно, что они горячо боролась, против притязаний папства на верховную власть, даже из таких сочинений их, которые прямо писаны были против подобных притязаний (напр. |
| места из критики «отвл. начал» и «Религиозн. Основ», напр. ), я сам ужасно недоволен им за последние 3 года.– То есть с тех пор, как он вдался в эту ожесточенную и часто действительно недобросовестную полемику против Славянофильства.– Недоволен самим направлением; недоволен злорадным и ядовитым тоном, несомненной наглостью подтасовок.– Не согласен даже с тем, что Соединению Церквей так сильно может помешать своеобразное, национальное развитие России, как он думает 1 . Если бы он не находил, что самобытность национального духа нашего и утверждение наших от Запада государственных и бытовых особенностей – помешает его главной цели – Соединению Церквей с подчинением Риму, то он – и не нападал бы на культурное Славянофильство 2 с такою яростью и с таким ослеплением.– Но я нахожу, что он в этом-то и ошибается; Россия, проживши век или ½ века (а, может быть, и меньше) – в некотором насыщении своим национализмом и чувствуя все-таки, что и этого как-то недостаточно – для достижения исторической апогеи ее, – легче после этого, чем до этого – может пожелать главенства Папы.– Вспоминаю при этом добродушного, но умного пустозвона нашего Шарапова.– Он мимоходом в «Русск. Д. » сказал: – «На что самому Папе будет – Россия слабая, вялая, – ничтожная» (наверное – эпитета не помню?).– Верно! На что и самому Папству – Россия две капли воды похожая на ту самую либеральную Европу, которая вот уже 100 лет, как гонит Папство!– (На сегодня довольно).– 26 Янв .– Подумавши, решил отправить Вам всю пачку с письмом Страхова и моими ему 4-мя ответами, из коих послал только последний.– Держите их у себя – до случая;– это избавит меня, между прочим, от необходимости повторяться.– В первых (неотправленных) моих ему ответах, было кое-что такое, что может служить отчасти ответом и на некоторые весьма важные мысли вашего последнего письма.– Обратите внимание, напр. , – на то место, где я говорю ему об Имп. Я спорю здесь только против основной мысли – об исключительном призвании простых людей к решению великих религиозных вопросов;– а не о том, нужно ли Соедин. |
| —491— христиан в союзе веры и любви, как это видно, напр. в «Догматической конституции»..., у них нельзя видеть. Сообразно с этим и идеал папства – главенство римского епископа в Церкви, не получает особенной ясности и отчетливости, особенно в смысле теоретического развития. Делая практические притязания на упрочение своего влияния в Церквах Галлии, Иллирии, Африки и др., папы высказывали в своих посланиях мысль, что в церковных делах следует обращаться за советом и решением к римской церкви, но это требование касается предпочтительно дел судебных и согласия других церквей с преданием римским и может быть понимаемо не столько в смысле верховной власти управления церковью, сколько права надзора и руководства вообще. Декреталии пап, в которых они говорят тоном верховных учителей христианского мира, слова африканских отцов в послании к Целестину , что «благодать Св. Духа не чужда никакой области», и другие факты если и могут говорить о зарождении идеи непогрешимости у пап того времени, однако она нигде не высказывается еще ими определенно и не возводится в принцип. О преимуществе своих чисто иерархических благодатных даров, равно и о правах светской власти тоже нет речи. Вообще, тот исключительный монархизм, как он выразился в «Догматической конституции»..., где римский епископ является викарием Христа на земле, главою Церкви, проводником благодатных даров, независимым ни от какой власти, непогрешимым, словом, является центром внешней и внутренней жизни Церкви, не может быть усматриваем в понятии пап первых четырех (4-х) веков о своем главенстве. Нужно было много дать идее папства чисто теоретической разработки, чтобы она выразилась в таком виде и могла окрепнуть, практические же притязания первых пап сами по себе не могли этого сделать. Элементы этой идеи высказывались слишком отрывочно и не было ни одного лица, которое объединило бы их и выразило, как нечто целое, в виде цельной системы. Папы говорят пока более только о своем превосходстве над другими епископами, а не о том, что они собственно основа Церкви, центр, сосредоточивающий в себе всю её жизнь, и что всё получает свое значение |
| Идея непогрешимости папской вместе с идеей папского главенства или верховенства в Церкви (suprematus) стала развиваться на западе уже при самом отделение западной Церкви от восточной с IX века и временами резко высказывалась папами и католическими богословами в XI, XIII, XIV, XVI, XVII веках. Но окончательно эта идея возведена в догмат в провозглашена в недавнее время – на ватиканском соборе 1870 года. Впрочем понимают эту идею католические богословы весьма различно. Некоторые пытались понятие папской непогрешимости распространить на всякий частный факт, и учили, что папа непогрешим как в вере, так и в жизни, и что если папа что-нибудь станет утверждать, вопреки прямому показанию, опыта в свидетельству внешних чувств, его словам нужно верить более, чем самому очевидному факту, убеждения разума и свидетельству чувств. Но большая часть католических богословов, в особенности имея в виду многочисленные факты из истории папства, совершенно противоречащие понятию святости и непогрешимости, учат, что папа непогрешим только в вере. Но так как бывали случаи, показавшие, что папы согрешали и в вере (напр, на 6-м вселенском соборе папу Гонория осудили за соучастие в заблуждениях монофелитством, на римском соборе 963 г. папу Uoahha XII обвиняли в нечестии и богохульстве, на констанском соборе 1414 г. папу Uoahha XXIII в отрицание загробной жизни): то более умеренные католические богословы нашлись вынужденными пустить в ход еще более утонченное объяснение, что папа непогрешим только тогда, когда высказывает какое учение не как частное лицо, а как глава церкви – ex cathedra. (Но как же различать, когда папа говорить ex cathedra и не ex cathedra?). Еще более умеренные богословы так называемого галликанского направления полагают, что непогрешимость папскую нужно признавать только тогда, когда мнение папы согласно с учением всей Церкви. Но при таком толковании от непогрешимости папской уже ничего не остается. В этом смысле и всякий христианин, высказывающий мнение согласно с истинным учением Церкви, должен быть признаваем не погрешающим. |
| И в-третьих, кроме Христа, соединяющего нас со Отцом действием Св. Духа, никакого и ничьего главенства над верою и духом нашим нельзя потерпеть православию, хотя бы претендовал на это главенство и первый некогда из иерархов во вселенной; но главенство самого Христа не должно быть у православных только отвлеченной идеей, напротив по вере нашей надобно этому главенству действенно раскрываться, и притом относительно не только горнего, прямо духовного или небесного, но и всего земного ( Еф.1:10 ), так чтобы всяко отчество родителей и предков, власти и авторитета, старшинства и почета, тем более учительства или руководительства для мысли, сердца и воли имело силу для нас именно во Христе по Отцу нашему небесному ( Еф.3:14,15 ). С раскрытием для нас и в нас такого, истинно-вселенского, значения Православия восточного Бог и дает нам, наверное, достигнуть того, чтобы православный восток воскрес в достойную православия независимость и славу. Ибо тогда всякое противоборство нам по «Восточному вопросу», если бы оно еще было возможно, уже не имело бы на своей стороне ни тени духовного оправдания для себя и основания к уликам пред Богом против нас, владеющих вселенским сокровищем православия, но недостаточно пользующихся вселенством его даже для себя самих. Таков дух последней отечественной войны и мира, которые, по этому своему духу и силе, и имели прямыми своими последствием усиление общего всем у нас заботливого внимания к внутреннему народному состоянию и устройству. Да! Кому из нас истинно жалко угнетенного и страждущего Востока, тот всемерно старайся верою познавать и усвоять вселенское сокровище Восточного православия, чтобы оно, – сначала в духе и истине, а потом уже непременно вовне, – восторжествовало над зверскими началами магометанской и всякой другой лжи... Посмотрим на духовное и в таких современных политических явлениях, которые не имеют никакого прямого отношения к России. Что есть духовного, напр., в событиях, совершающихся на западе по отношению к владениям Папы? – Римские католики (хотя чрез испытание нестроений светского управления своего верховного отца), начинают догадываться, что папа устроил свое верховное отчество, действительно, не по Отцу небесному, что главенство и преобладание папы не обнаружает в своих плодах духа светоносной и животворной благодати. |
| Это начало, как само собою понятно, получили полнейшее приложение ко всем странам, где христианство утверждалось времен Апостольских. Таким образом, в истории развития церковной иерархии действовали два начала – первое – церковно-историческое, и второе – гражданское; но ни того, ни другого нельзя назвать безусловным. Как видно из определений Соборов, св. Отцы где держались начала церковно-исторического, напр. в определении прав и преимуществ епископа иерусалимского, а где исключительно второго, напр. в определении прав и преимуществ епископа константинопольского и новоустроямых митрополий. По этим то двум началам и определялись первенство областных епископов. Сначала их было очень много. Судя по местным Соборам III-ro и IV веков, церковные округа с первенствующими епископами были многочисленны, но малозначительны. В силу нравственного единства, церкви стремились к каноническому, дисциплинарному единству; а 34-е Апостольское правило указывало тот нормальный путь, по которому должно было идти это развитие. Согласно с этим правилом сперва признано было преимущество старейшего областного епископа. Так в III веке мы видим действующими в качестве первенствующих, Киприана карфагенского в Африке и Фирмилиана кесарийского в Понтийской области и под. Так, с полною уверенностью, можно сказать определялись права и преимущества епископов митрополий. Это была первая ступень. Но и между епископами митрополий надо было избрать первенствующего. Если 34-е правило имело приложение к епископам; то оно имело столько же приложения и к самим первенствующим епископам; первенствующие епископы или митрополиты должны знать первого из них, и без его воли ничего не творить, равно и первый между ними ничего не творить без рассуждения со всеми. Так стали развиваться права и преимущества патриархов, т.е. первых между митрополитами. Определение власти и круга обязанностей первенствующих митрополитов или патриархов – совершается в период вселенских Соборов. Сначала определяется и утверждается их преимущества, а затем, их число и порядок. |
| В связи с этой беспечностью находился упадок религиозного чувства в массе христиан. По свидетельству Амвросия и Августина, -христиане предавались всем формам и видам языческого суеверия, которое стали оставлять уже и сами язычники. Так христиане клялись языческими богами, праздновали день Юпитера (четверг), принимали участие в языческих играх и празднествах, нередко пели языческие гимны в христианские праздники и по примеру язычников дозволяли себе пляски пред базиликами; в храмах вели себя неблагочинно; нередко шум в храме переходил в крик и оканчивался дракой, причем иногда раздавались взрывы общего хохота и останавливали богослужение и т.п. Погружаясь более и более во тьму невежества, духовенство в то же время устремилось к приобретению власти и стяжанию богатства, предаваясь роскоши и удовольствиям. Пресвитеры, напр., одевались в великолепные одежды, отличались щегольско. Обувью и благоухали драгоценными ароматами, невежество их обратилось в пословицу, а фарисейское лицемерие и разврат худо согласовались с их претензиями на безбрачие; замечательно, что в церкви самой развращенной громче говорили о безбрачии, чем где-либ 104 . Такое поведение подавало справедливый повод язычникам укорять христиан и хулить имя Христово. Епископское звание, столь высокое и столь досточтимое, сделалось предметом искательства честолюбцев и причиною кровавых схваток между партиями. Известна ожесточенная борьба из-за епископства двух претендентов Дамаса и Урсина, стоившая многих денег претендентам и многих жертв римской церкви. Вот как отзывается об этой борьбе языческий писатель этого времени, Аммиан Марцелин: «горячность, с которою они оспаривали друг у друга епископство, превосходит меру человеческого честолюбия. Эта борьба стоила партии Урсина ста тридцати семи человек убитых, найденных на другой день в базилике Сициния, где происходило собрание христиан. Такая, впрочем, ожесточенность борьбы за столичное епископство нисколько не удивительна, если обратить внимание на внешний блеск этого достоинства. |
| Диалектический метод напомнил мне давно минувшие времена моего образования, когда нас учили, между прочим, и силлогистической мудрости. Бывало, дадут нам тему, в роде простого предложения, и заставят доказать ее посредством силлогизма. Следуя указанию учебника, мы отыскивали родовое или общее понятие, под которое бы подлежащее данного предложения подходило как частное. Когда обреталось такое понятие, мы его ставили в большую посылку, а данное предложение в меньшую, и искомый вывод был готов. Отыскание общего понятия совершалось иногда очень простым способом: данное предложение: обобщалось чрез местоимение все и всё. Напр., дается предложение: труд полезен. Чтобы доказать эту истину, делается неопределенное предложение: все, что содействует развитию наших сил, все, что укрепляет здоровье, то полезно; а труд содействует развитию наших сил и укрепляет наше здоровье, следовательно труд полезен. Тогда мы не замечали, что в большой посылке мы повторяем то же самое предложение, только в неопределенном общем виде, и потому, собственно говоря, ничего не доказывали, а упражнялись в тождесловии. Только впоследствии мы поняли, какая фальша заключается в таком умозаключении. Подобная фальша замечается и в книге достопочтенного о. Астромова. Он взял себе тему: папа непогрешим. Чтобы доказать это положение, он обобщает его и строит такого рода умозаключение: «все люди, которым от Бога сообщена непогрешимость в высшей степени, непогрешимы. Папа есть единственный человек, которому сообщена Божественная непогрешимость в высшей степени; следовательно, один папа непогрешим». Раскрытие этого силлогизма посредством дробнейших и частнейших силлогизмов, и составляет содержание всей книги о. Астромова. В первой части содержится первая общая посылка, во второй меньшая и заключение. Содержание первой части можно выразить в следующем сжатом виде: 1) «Непогрешимость принадлежит уму, как безгрешность воли» Человек ограничен; следовательно он не может сам по себе обладать ни непогрешимостью, ни безгрешностью. |
|
|
