| 168 Из смысла 973 – 974 ст. т. 10 ч. 1 Св. Зак. 1857 г. явствует, что совершение дара обусловливается с одной стороны желанием дарителя совершить дар, а с другой – согласием лица, которому дар назначен, на принятие его; поэтому для совершения дара необходимо, чтобы желание дарителя совершить дар было известно лицу одаряемому. Желание же, выраженное дарителем одному только присутственному месту, и лицу, которому дар назначен, необъявленное, не составляет само по себе никакого акта дарения. При дарении движимых имуществ предложение дарителя и согласие лица одаряемого выражаются одновременно самой передачей даримого имущества. Равным образом и при дарении имуществ недвижимых, желание дарителя выражается передачей совершенной им дарственной записи, или заменяющего ее документа по принадлежности, а согласие лица, одаряемого на принятие дара, выражается принятием им этого документа. (Реш. Общ. Собр. перв. 3-х Депар. и Депар. Герол. Прав. Сен. 1872 г. 880, по делу о спорн доме между Морошкиными.) При этом из буквального смысла ст. 974-й явствует, что обратное требование дара воспрещается, если принявшим дар не совершено против дарителя деяния, подходящего под один из случаев, положительно указанных в законе. При обвинении же в каком деянии не может быть признано достаточным голословное заявление дарителем без всяких доказательств: ибо требование о возвращении дара, предъявленное суду, составляет иск, который по коренному началу искового судопроизводства должен быть истцом доказан – ст. 81 и 366 Уст. Гражд. Суд. (Реш. Гражд. Кассац. Депар. 1868 г. 17, по делу Михалиной). 169 Под выражением «условие» закон разумеет установление дарителем или какого-либо обязательства, которое одаряемый обязан исполнить в будущем, или какого-либо события, имеющего наступить впоследствии, а не события, которое уже совершилось и было причиной одарения. Поэтому применение настоящей ст. закона к такому событию, которое совершившись послужило побудительной причиной одарения, в виде вознаграждения одним лицом другого, составляет нарушение этого закона. Напр. даритель, имея в виду своим подарком вознаградить одаряемого за его услугу, впоследствии узнает, что эта услуга была сделана другим лицом, а не одаренным им, и на этом основании требует возвращения дара. (Реш. Гражд. Кассац. Департ. 1874 г. 179, по делу Сидорова). |
| Правило 1529 статьи имеет в виду не эти косвенные и случайные последствия, но преднамеренную и сознательную цель соглашения. Лишь в этом смысле оно получает надлежащую определительность и твердость. Приведенные в статье случаи, очевидно, не исчерпывают содержания статьи и помещены в ней в виде примера, на что указывает слово: как-то. Кроме этой общей статьи, можно указать еще несколько специальных, относящихся к частным случаям этого рода, напр. 2151 ст., о неучреждении компаний, коих предмет противен нравственности, доброй вере в торговле, общественному порядку или соединен с казенным ущербом, либо со вредом для промышленности; 2014, 2019 ст. о займе для игры или по игре, о займе подложном. Может возникнуть вопрос: в чем состоит недействительность договора; уничтожается ли договор весь и всеми последствиями или только в одном том обязательном условии, которое противно закону? Следует отвечать, кажется, что «договор недействителен» весь, когда он имеет цельную и неразрывную связь во всех своих условиях, соединяемых одной противозаконной целью; но когда порок кроется в одном из отдельных условий договора и с исключением этого условия договор не теряет своей цели и самостоятельного значения (таково, напр., может быть зависящее условие об обеспечении), тогда одно отдельное «обязательство ничтожно», а в прочих частях договор сохраняет силу. Так, напр. когда договором утверждается обязанность возвратить взятые деньги или вещи, доставить вещи и за просрочку показан штраф, оказывающийся лихоимственным изворотом, тогда с уничтожением противозаконного условия не отменяется обязанность исполнить основную часть договора. Договор, запрещенный законами, не может служить ни для одной из сторон источником каких-либо прав, на сем договоре основанных (Касс. реш. 1870 г., N 982; 1878 г., N 85). Условие незаконное, помещенное в договоре, недействительно, но из сего не следует, чтобы недействителен был и весь договор, в коем оно помещено, и потому остается в силе запродажная запись при уничтожении условия о том, чтобы имение перешло по ней во владение покупщика. Так судил Сенат по д. Вишневской, но Гос. Совет (1863 г.) рассуждал, что по разуму наших законов акты, в коих помещены противозаконные распоряжения, должны считаться недействительными, ибо подобные акты запрещено (769 и 883 ст. соответств. ст. 54 и 120 прил. I к ст. 708, Зак. Гражд., изд. 1887 г.) совершать и свидетельствовать. Исключение сделано, по мнению Государственного Совета, лишь для духовных завещаний, которые не суть договоры. Вследствие того целую запродажную запись положено признать недействительной. Ж. М. Ю. 1864 г., N 4. – Решение весьма строгое; не столь строги решения новейшего времени (ср., напр. Касс. реш. 1876 г., N 117; 1878 г., N 73). |
| Расписка и счет. К долговым обязательствам относятся всякого рода записки, расписки и удостоверения о суммах, следующих к получению, хотя бы срок и не был назначен. Таков, напр., подписанный ответчиком реестр сумм, полученных за счет истца; таково свидетельство хозяйственного общества или экономии, удостоверяющее, что истец может получить такую-то сумму за поставленные продукты (Касс. реш. 1874 г., N 221). Счет заключает в себе означение предметов, забранных в кредит на известную цену, или сумм, остающихся в долгу, – обращаемое кредитором к тому лицу, которое считается обязанным к платежу. В счете содержится сознание кредитора, обращаемое к должнику, с тем, чтобы вызвать с его стороны признание долга. Итак, признанием должника счет обращается в долговой документ, по которому, при известных условиях, может быть требуема уплата и производимо взыскание. Составителем и предъявителем счета бывает обыкновенно кредитор, хотя могут быть случаи, в коих сам должник составляет счет, по своему сознанию и, предъявляя его кредитору, ожидает от него признания счета в показанных по оному данных и условиях. В том и другом случае счет имеет в виду сознание права и обязанности, соединенных с долгом по кредиту. Совсем иное значение имеет квитанция или расписка, удостоверяющая совершенное действие или исполнение в том или другом виде, напр. принятие денег, вещей, товаров, совершение работ и т.п. Такая расписка, если в ней не означено к какому обязательству она относится, сама по себе не предполагает сознания долга. Она удостоверяет только событие; а юридическое или обя-зательное для другого лица значение сего события может быть определено лишь по соображению, в связи с другими событиями или действиями и обязательствами. Посему едва ли основательно в Касс. реш. 1876 г., N 479 приравнена к счету квитанция в получении вещей, выданная их приемщиком и представленная сдатчиком в доказательство долга за те вещи. Едва ли правильно и другое решение 1877 г., N 182, 183, в коем такой расписке придано одинаковое значение со счетом – расписке в приеме вещей. |
| Обязательство вовсе без цели немыслимо: если бы можно было доказать, что оно без цели юридической, тогда, конечно, оно не было бы доказательством, и потому во многих законодательствах существует правило, что недействительно обязательство без всякой цели. Есть еще и другое правило: обязательство недействительно, когда побудительная причина его была мнимая, когда обязавшееся лицо, вступая в обязательство, основывало его на выдуманном, предполагаемом юридическом отношении, которого не было в действительности. Примеры. Я выдаю Ивану заемное письмо, но в сущности никакого займа не было, и я не получал никаких денег от Ивана, а выдал акт для других целей, напр. в виде дара, или для того, чтобы обеспечить Ивана до положенного срока в другом, между ним и мной, обязательном отношении. Отец мой завещал N – 200 голов скота. В качестве наследника я вместо того выдаю N обязательство уплатить ему 2000 руб., объясняя причину. Вслед за тем открывается другое завещание отца моего, которым он уничтожил прежнее. Наконец, закон объявляет обязательство недействительным, когда оно клонится, по намерению сторон, к цели, безусловно запрещенной общим законом. Такие, напр. цели – лишение личной свободы, безусловное запрещение вступать в брак, стеснение в свободе совести, азартная игра, распоряжение наследством после живого человека и т.п. В нашем законе не выражено, что всякое обязательство непременно должно содержать в себе изъяснение побудительной причины, из коей оно возникло, и цели, которую имеет по намерению сторон. На сем основании может быть присуждено взыскание и по простому письму, заключающему в себе обязательство уплаты по предшествовавшим отношениям между сторонами (Касс. реш. 1871 г., N 15). Вообще не требуется, чтобы в акте означено было именование его, по роду обязательства, которое в нем содержится, и если акт не назван своим именем, он от этого не теряет силы (Касс. реш. 1868 г., N 2); лишь относительно некоторых актов (вексели) закон именно требует, чтобы означено было название. |
| По нашему законодательству, в надзоре за человеком, еще не достигшим совершеннолетия, понятие об опеке отличается от понятия о попечительстве. Главные черты этого различия, насколько закон допускает уловить их, определяются расширением способности несовершеннолетнего к юридическим действиям, которая начинается с 17-летнего возраста (ср. Уст. о колониях ст. 152 о возрасте совершеннолетия). До наступления этого возраста приставник, хотя и может носить название попечителя, состоит при малолетнем еще на опекунском праве, но с этого возраста вместо опеки наступает действительное попечительство, и попечитель служит уже не полной заменой личности малолетнего, как был опекун, но только дополнением личности несовершеннолетнего. Это дополнение оказывается необходимым, особенно для действий по имуществу, предполагающих полноту гражданской личности; но понятие о надзоре за личностью несовершеннолетнего, руководстве ее и направлении, о личной власти над действиями, получает уже второстепенное значение. До 17 лет опекун приказывает, а после того попечитель только советует и дает свое содействие распоряжениям или отказывает в оном. В опекунстве выражается положительная сторона надзора, в попечительстве – отрицательная. Впрочем, наше законодательство не проводит строгой формальной черты разделения между тем и другим званием 41 . По Уст. Сберег. Касс. 1895 г., малолетние и несовершеннолетние, которые сами внесли на свое имя вклад, распоряжаются оным без участия опекуна или попечителя. Касс. реш. 1872 г., N 1049. Опека и попечительство учреждаются с целью охранить права несовершеннолетнего, а не стеснять эти права к ущербу его. Посему нельзя признать ничтожными такие действия несовершеннолетнего, которые совершены им, хотя бы и самолично, к ограждению его прав (напр., предъявление иска), и по достижении совершеннолетия им самим не опровергается. Приобретая некоторую правоспособность с достижением семнадцати лет, несовершеннолетний имеет право и без согласия попечителя участвовать в некоторых юридических сделках, напр., приобретать на наличные деньги движимость и отчуждать ее, получать проценты с капитала и вообще деньги по имению, уничтожать доверенности на управление его делами и т.п. Ср. Касс. реш. 1869 г., N 324; 1871 г., N 596, 858; 1875 г., N 928; 1880 г., N 98. |
| Копия с векселя. Взыскание по копии с заемного письма не следует смешивать со взысканием по векселю в случае его утраты (ст. 90 и след. Уст. Вексельн.). Вексельный акт имеет совсем особое свойство, предполагая известное расчетное отношение между участвующими лицами, и платеж по векселю, который утрачен, не есть никоим образом платеж по копии с обязательства. Напротив того, в производстве об утрате векселя, подлинный документ предполагается существующим, и все это производство имеет целью предупредить платеж в руки того, кто, помимо заявителя утраты, может предъявить к платежу подлинный вексель. Подобный вопрос возникал в деле Тартаковского (1 Общ. Собр. Сен., 9 ноября 1879 г.). Вексель Тартаковского на имя Герасимова дошел учетом к банку, был опротестован за неплатеж в отсутствии векселедателя; поверенный банка заявил его случайно утраченным; затем, взяв из книг нотариуса копию с векселя, записанную по поводу протеста, стал производить взыскание по сей копии, на основании 641 ст. Уст. Торг. (соответств. ст. 99 Уст. Вексельн.). Векселедатель же объявил, что он по такому векселю не состоит должным. Безденежность заемного письма. Безденежность долгового акта, т.е. несоответствие содержания его с действительностью, может быть доказываема свидетельскими показаниями (Касс. реш. 1868 г., N 745). Безденежность займа в смысле закона имеет место там, где по самому существу сделки предполагалась передача ценности, но не совершилась действительно, или передана была валюта недействительная, напр., чек по счету, уже закрытому, или когда предполагалось передать валюту впоследствии, но заемный акт, прежде передачи, представлен ко взысканию. Но о безденежности не может быть речи там, где заемное письмо само по себе представляет ценность, в которую превращено прежде существовавшее долговое или обязательное отношение. В сем смысле заемное письмо может законно служить выражением и формой дара (Касс. реш. 1875 г., N 473). Не считаются безденежными заемные письма, выданные за услуги, работы, предшествовавший долг и т.п. |
| Поверенными могут быть все те, коим не запрещено вступать в договоры (2294). Притом монахам запрещается быть поверенными даже по делам епархиального начальства и монастырей, хотя, впрочем, от доверенности, как договора, закон отличает доверенные поручения или приказы от начальства и присутственных мест (Гражд. 2292. IX т. 359). Лицо белого духовенства не может быть поверенным по чужим делам, кроме дел духовного ведомства, или за жен, детей и питомцев (IX, 379, 460). Но чтобы поверенный, сверх общей способности, должен был сам быть способен к совершению тех действий, которые на себя принимает для другого, – такого правила в законах нет. Только лица, уполномоченные доверенностью по делам торговым, а также по комиссионерским, экспедиционным и маклерским делам, должны сами иметь торговые права и брать на свое имя приказчичьи свидетельства (т. V, изд. 1893 г. Уст. Прям. Налог., ст. 214 п. 2, 275–287; Уст. Торг. 47). Поверенным на суде может быть не всякий: закон определяет, какие отрицательные качества препятствуют быть поверенным на суде (Зак. Суд. Гражд. 49; Уст. Гр. Суд., 45, 246), какие качества требуются для поступления в число присяжных поверенных (Учр. Суд. Уст. 354 и сл.); затем для поверенных в общих судах и в мировом суде установлена с 1874 г. особая квалификация посредством дозволительных свидетельств, выдаваемых от суда: от нее освобождаются только близкие родственники, соучастники и управляющие имением (Учр. Суд. Уст., ст. 4061–40619). Судебная практика придает этим ограничениям, по возможности, обширное толкование (см., напр., о правах управляющего Касс. реш. 1878 г., N 284). Некоторым лицам, по званию их, запрещается брать доверенность по некоторым делам: так, чиновники, служащие в Сибири, и члены их семейств не могут быть поверенными по горным и золотым промыслам (2296, по Прод. 1895 г.). Подобные запрещения относительно чиновников Ком. Погаш. долгов – ст. 2318. Лица белого духовенства не вправе, по усмотрению своему, начинать и вести дело, касающееся до церквей, при коих состоят; они действуют в сем случае не иначе как в качестве уполномоченных от местного епархиального управления (Касс. реш. 1877 г., N 246). |
| К разряду договорных отношений того же свойства можно отнести и поручения, даваемые сведущим людям на суде, по избранию самых тяжущихся, и экспертам разного рода (Уст. Гр. Суд. 518, 529, 532, 860, 862 ). Есть договоры, которые правильнее было бы поместить в ряду поручений, нежели причислять к личному найму, так как в них преобладает личное доверие и есть понятие о представительстве. Таковы, напр., договоры о найме корабельщика, которому дается в управление судно от лица хозяина, о найме приказчика и т.п. Здесь не говорится о договорах этого рода, так как в системе нашего закона они отнесены к личному найму (см. выше). О доверенности на управление имением наш закон говорит особенно, хотя на практике возникают нередко вопросы о пространстве прав, принадлежащих управляющему на представительство своего доверителя по делам, относящихся к имению. До освобождения крестьян в нашем законе было немало постановлений, ограничивавших право полномочия постороннему лицу на управление помещичьими имениями и поселенным на них крепостными людьми. Эти ограничения имели в виду оградить крестьян от произвола и насилия управителей и предупредить косвенную передачу крепостного помещичьего права, под видом доверенности, людям, которые по состоянию своему не имели права владеть крестьянами. Все эти ограничения (Зак. Гражд., 2298–2305) отменены с 1861 г. К договору поручения следует причислить и отношение, возникающее из препоручительной надписи на векселе, в силу коей вексель передается не в собственность, а лишь для получения денег на счет самого передатчика (Уст. Вексельн., ст. 17). Комиссия. Предоставленное другому лицу безответственное и безотчетное исполнение коммерческого предприятия не принадлежит к договорам о комиссионерстве (2 Сб. Сен. реш. V, N 1205). При участии в сделке комиссионера по поручению третьего лица отсутствие формальной доверенности не лишает силы заключенную сделку, если только несомнительно поручение. Но другая сторона, вступающая в договор, обязана удостовериться как в полномочии посредника, так и в том, что предполагаемые им условия одобрены доверителем, ибо действия посредника могут оказаться произвольными, а потому необязательными для доверителя. В данном случае дано было поручение на продажу льняного семени. Доверитель требовал непременным условием – немедленную присылку задатка, а посредник самовольно дал отсрочку в платеж сего задатка. Посему, по требованию заверителя, сделка признана недействительной (2 Сб. Сен. реш. V, N 1274). |
| 542 ст. Зак. Суд. Гражд. и 485 ст. Уст. Торг. упоминают о рассрочке, делаемой кредиторами должнику, при его неоплатности, для предупреждения формальной его несостоятельности и с предоставлением займодавцам принять участие в управлении его делами. Римским правом допускалась возможность отсрочки долгов и без соглашения кредиторов, по усмотрению суда, с утверждения верховной власти (moratorium, litterae respirationis). Целью такой отсрочки предполагалось дать должнику возможность поправиться, и допускалась она в таком случае, когда должник мог удостоверить, что он без вины своей впал в неоплатность: такая отсрочка не могла простираться дольше чем на пять лет. В германском праве подобная же отсрочка (Anstandsbrief) зависела от верховной власти 11 , но новые законодательства предоставляют суду право отсрочивать, в некоторых случаях, денежный долг. Так, прусский закон дозволяет должнику просить суд об отсрочке, если он обеспечит свой долг и обяжется уплатить его в течение года. Некоторые взыскания (напр., вексельные, за алименты и пр.) не подлежат этой отсрочке. Дается она во всяком случае по уважению к тесным обстоятельствам должника и может быть отменена, если положение его улучшится, или поступят на него другие взыскания. Французский закон также уполномочивает суд отсрочивать взыскания на умеренный срок и определять срок взыскания по бессрочным обязательствам. Наш закон не давал такого права суду до издания судебных уставов 1864 г. (кроме частного случая – относительно государственных крестьян в 939 ст. 2 ч. X т. изд. 1857 г.) В новом Уст. Гр. Суд. (ст. 136, 137) право рассрочивать уплату присужденного взыскания предоставлено лишь мировому суду, в случае неимения у обвиненной стороны наличных средств для внесения присужденной суммы; но должник лишается этой льготы, когда и после сделанной рассрочки окажется неисправен в уплате. Для рассрочки, по силе 136 ст. Уст. Гр. Суд., не требуется непременно, чтобы при исполнении решения у должника не оказывалось наличных средств ко взысканию (Касс. реш. 1775 г., N 463); закон имеет в виду не минуту исполнения, а минуту постановления решения. При сем принимается в соображение личное состояние ответчика, а не общее состояние известной местности или общая тягота взысканий (Касс. реш. 1875 г., N 630). |
| Для того, чтоб определить заранее, круглой суммой, убытки от умедления, стороны прибегают к особому соглашению о неустойке. Об этом виде договора сказано будет особо, в своем месте. Умедление в принятии причитается в вину тому, кто имеет право на исполнение. Для признания этой вины требуется также, со стороны обязанного лица, предложение исполнения или приглашение к действию, необходимому для исполнения (напр., к явке, к расчету, к обмену, к принятию), и уклонение с другой стороны. Вообще, когда можно обвинить сторону в уклонении, это зависит в каждом данном случае от соображения обстоятельств. Последствия умедления в этом смысле сходны с прежде означенными: страх, ответственность за убытки и издержки. Наше законодательство не говорит вообще о значении, признаках и действии умедления; оно говорит об этом предмете лишь по поводу некоторых обязательств, как-то: заемных, в коих умедление соединяется с просрочкой, не требуя других признаков, и по поводу задержания имущества в руках незаконного владельца. Здесь умедление для владельца добросовестного начинается с того времени, как предъявлено требование о возвращении имущества, или с тех пор, как он узнал о неправильности своего владения, а для владельца недобросовестного с той минуты, как началось владение (см. I том курса, § 21). По простым векселям умедление соединяется с просрочкой (Уст. Вексельн. 106), по переводным с протестом, относительно %, и с предъявлением ко взысканию, относительно прочих издержек (Уст. Вексельн. 73, 118). Кредитор, ищущий договорной неустойки, не искав о понуждении к исполнению обязательства, должен доказать, что он требовал от должника исполнения, и затем исполнения не последовало (Касс. реш. 1871 г., N 854). В данном случае наемщик дома искал с хозяина неустойки за несдачу ему в срок нанятого помещения. Нет основания отказывать во взыскании законной неустойки по бессрочным заемным письмам, так как и в них сроком исполнения признается предъявление требования к исполнению, следовательно просрочку составляет уклонение от исполнения по сему требованию (Касс. реш. 1873 г., N 299). |
|
|
