| Мы все ведь – и поучающие, и поучаемые – более или менее приближаемся к положению Анемподиста Федоровича… . – Но как же быть все–таки с голодающими–то? – С голодающими?.. А вот некоторые говорят: долой всех этих слишком дорого стоящих Анемподистов Федоровичей, – пусть их умирают, – а на их место поставить таких людей, которые, сидя на одном борще с кашей, могли бы делать то же самое дело. От таких будет оставаться и на голодных. Как, по–твоему, справедливо это будет? – Пожалуй что и справедливо, только… – Что только? – Что–то тут не так… Не могу только сказать, что именно. – Ну, так я сам тебе скажу, что именно… Дело в том, что и от тех людей, которые заменят Анемподистов Федоровичей, тоже ничего не будет оставаться голодающим. На борще с кашей они не долго посидят, а потом с роковою неизбежностью придут к положению Анемподистов Федоровичей… Все на свете ветшает, изнашивается, а содержать ветхое дороже, чем новое. Человек тоже изнашивается и не только лично, а, так сказать, и в поколениях. От обветшавших людей родится слабое поколение, а от последнего и совсем никуда не годное, а жизнь этому последнему поколению станет дороже по той причине, по которой всякому больному жизнь обходится дороже, чем здоровому человеку. Ведь только в улье рабочая пчела – одно, а трутень – совсем особая статья. А потому там пчеловод поступает рационально, когда, желая сохранить мед, убивает трутней. А к людям этот способ применить нельзя, потому что всякий человек с течением времени неизбежно становится трутнем, а пока сделается это для всех очевидным, он успеет наплодить потомство, о котором вначале очень трудно судить, что из него потом получится – трутни или рабочие пчелы? Начнешь давить всех трутней – от человечества ничего и не останется. – Но как же быть? – А вот – тут–то и главный смысл нашего служения: мы должны обновлять ветшающее человечество. Из больного, вечно брюзжащего, мало способного к труду Анемподиста Федоровича сделать здорового деятельного жизнерадостного человека, который, поработав на службе 8–9 часов, не чувствовал бы усталости и мог бы еще, приходя со службы, часов 7–8 работать на себя, да при том обходиться и без моциона, и без зельтерской, а кушать борщ да кашу и чувствовать себя великолепно. Вот тогда и голодающим будет оставаться. Всем хватит. |
| – Кто еще бывал у Патриарха из-за границы? – Я слышал, что Патриарха посещало Польское представительство, которое добивалось полной независимости Православной Церкви в Польше от Московского Патриарха. Кроме никого не знаю. – Каким образом происходила рассылка и распространение воззваний Тихона от 15/28 февраля? – Не знаю, но думаю, что рассылалось через Синод и Епархиальный совет. Сам я воззвания не видел и не читал до сих пор, так как не интересовался, а когда сделал попытку достать для нашего приходского совета (подворье), то не оказалось воззвания в наличности. На следующий день Тучков снова допросил отца Неофита. – В чем состоят ваши функции как секретаря Патриарха Тихона? – 1) В записи и регистрации бумаг и резолюций на них – поступающих от Патриарха Тихона. 2) Прием посетителей для доклада Патриарху Тихону или для разъяснения срочности дела. 3) Выдача по распоряжению Патриарха антиминсов для епархий и... мира для всех епархий. 4) На мне лежат служение в церкви подворья и проповеди. 5) Прием пакетов в неурочные часы и денежных переводов. – Кто из духовенства стоит ближе к Патриарху Тихону и к кому последний благоволит? – Об этом я совершенно не знаю, так как очередей приема к Патриарху Тихону я не устанавливаю. По сему вопросу вам может дать более удовлетворительный ответ Яков Полозов (арестован) и архимандрит Анемподист (арестован), устанавливающие очереди на приеме. На следующий день Тучков, желая добиться подтверждения хоть каких-то фактов, могущих послужить обвинением против Святейшего Патриарха, снова допросил архимандрита Неофита. – На чем печатались воззвания Патриарха Тихона от 15/28 февраля относительно церковных ценностей? – спросил он. – На чем печатались воззвания, я не знаю, и до сего времени этих воззваний не видел и не читал, – ответил архимандрит Неофит. – Что вам известно из бесед с Патриархом Тихоном о русском духовенстве за границей? – Из бесед с Патриархом Тихоном я знаю, в частности, что Евлогию было поручено поехать в Америку... для упорядочения отношений между архиереем и приходами. |
| Разумник Константинович Попов (ок. 1863 - 01.12.1890) – сын псаломщика Усть-Сысольского Троицкого собора. Окончил Вологодскую духовную семинарию (1884). С 04.04.1885 псаломщик Усть-Сысольского собора, с 25.01.1886 псаломщик Николаевской Никулинской церкви Вологодского уезда, с 22.08.1887 переведен к Вологодской градской Воскресенской церкви. Женился на дочери священника Оларевской Николаевской церкви Валентине Венедиктовне Костровой. С 26.02.1888 диакон с оставлением на псаломщической вакансии. С 03.06.1889 священник Николаевской Оларевской церкви Вологодского уезда. Ямвлих Константинович Попов был, вероятно, братом Разумника Константиновича и был его поручителем на венчании. См. Клировая ведомость Вологодской градской Воскресенской церкви за 1888 г.//ГАВО. Ф. 1063. Оп. 11. Д. 15. Л. 284 об; Попов Разумник//Православные приходы и монастыри Севера http://parishes.mrezha.ru/clergyL.php?id=6911 ; Метрическая книга Николаевской Оларевской церкви за 1887 г.//ГАВО. Ф. 496. Оп. 38. Д. 18. Л. 37 об. – сведения Г.В. Смирновой. Дмитрий Анемподистович Барков (ок. 1863 – 05.10.1915) – окончил Вологодскую духовную семинарию (1884). С 20.08.1884 псаломщик Тотемской градской Сретенской церкви, с 15.09.1885 священник Явенгской Покровской церкви Кадниковского уезда, с 17.11.1897 перемещен к Димитриевской Георгиевской церкви Устюжского уезда, с 16.05.1904 перемещен к Троицкой Пушемской церкви Никольского уезда. 08.08.1914 уволен за штат. С 09.11.1914 определен к Иоанновской Остроконской церкви. Барков Димитрий//Православные приходы и монастыри Севера http://parishes.mrezha.ru/clergyL.php?id=6758 Алексей Сергеевич Беляев (09.03.1864–24.03.1926) – сын диакона Введенской Ракулевской церкви Вологодского уезда. Окончил Вологодскую духовную семинарию (1884), с 24.02.1885 псаломщик Царе-Константиновской церкви г. Вологды, с 21.11.1885 диакон Успенского Верховажского собора Вельского уезда, с 20.11.1888 священник того же собора. Законоучитель мужского и женского приходских училищ. С 08.09.1898 по 01.05.1904 благочинный 2 округа церквей Вельского уезда. С января 1898 г. заведующий Епархиальной свечной лавки при соборе. С 06.10.1898 член-сотрудник Церковно-Археологической комиссии при Вологодском епархиальном древлехранилище. С 22.12.1900 член-сотрудник Императорского Палестинского общества. Автор сочинения: А.С. Беляев. История Верховажского посада. Вельск, 2010. См. Клировая ведомость Верховажского Успенского собора за 1909 г.//ГАВО. Ф. 496. Оп. 4. Д. 260. Л. 339-339 об. – по сведениям О.Н. Ивановой. |
| Но поклона деду мало. Попадешь к нему в опалу, Если к своему привету Не приложишь ты монету. Он действительно обижался на сыновей, которые казались ему недостаточно почтительными, а еще больше на их жен, своего свекра от всей души не любивших; он ворчал, сердился, злился, и единственный или точнее единственная, для кого дед делал исключение, была его дочь – Гогусь, как он ее звал. Ее он любил безумно, фантастически, болезненно, ей помогал и деньгами и подарками, а когда в середине пятидесятых получил от института за ударную работу в приемной комиссии участок земли в восемь соток в подмосковной Купавне недалеко от Бисерова озера, то подарил его дочери, ибо не слишком верил в прочность ее брака с подозрительно замкнутым, подчеркнуто вежливым по отношению к нему зятем, уверенный, что тот ее рано или поздно бросит, и желал, чтоб у Гогуськи была своя собственность. – Не мерь всех по себе, – сказала по сему поводу бабушка, которая моего отца поняла сразу и полюбила как раз за то, что он был полной противоположностью ее гульливому супругу и привязался к ее дочери и детям настолько, насколько только может прилепиться к чему-то человеческая душа и без остатка себя отдать. Дедушкина неприязнь к зятю не помешала бабушке щедрый подарок мужа оценить, и Купавна стала ее отдохновением и прижизненной наградой, хотя сомнительная дедова заслуга, лежащая в основании этого приобретения, по беспристрастному закону действия высших сил дала о себе мистическим образом знать много лет спустя. Но случилось это уже после смерти и бабушки, и деда, и к моему рассказу напрямую не относится. А тогда, в 50е, когда матушка моя была еще очень молода, легкомысленна и к земле равнодушна, она охотно предоставила бабушке возможность участком распоряжаться, и вместе со своим старшим сыном Мария Анемподистовна построила дощатый домик с террасой и стала выезжать туда на все лето с внуками, мало-помалу превращая болотистую землю в уголок большого коллективного сада, как то было записано в уставе садоводческого товарищества «Труд и отдых». |
| Святые Косма и Дамиан были родом из Малой Азии и жили в Швеке. Их отец-язычник умер, когда они были еще совсем малыми детьми. Воспитанием братьев в христианском благочестии занималась их мать, святая Феодотия. Образованные и искусные врачи они стяжали благодатный дар Духа Святого — силою молитвы исцелять душевные и телесные недуги людей; умели они лечить и животных. С больных, которых они лечили, святые врачи никогда не брали никакой платы, строго соблюдая Христову заповедь: «Даром получили, даром давайте» ( Мф.10:8 ). Даже по смерти святые бессребреники совершили много чудес. Они считаются покровителями христианского брака. Исцеление от алкоголизма, с которым я безуспешно сражался многие годы, истратив немалые деньги на врачей и психологов, я даром получил в АА. Это чудо Божьей милости я стараюсь передавать другим страдающим пьяницам, их женам, детям и родителям. Для меня многие традиции и правила в нашем Содружестве стали своеобразной школой благочестия. Наша 7 традиция — когда по кругу пускается шляпа для сбора денег на чай, аренду помещения, издание литературы — напоминает о моей ответственности за группу. Ведь чай и конфеты нужно на что-то купить; кто-то должен быть казначеем, ведущим, ответственным за литературу. Поэтому действенное воплощение трезвости для меня — это служение на моей родной группе, когда я несу ответственность за какой-либо участок работы. Если я пока не тяну «ответственный» пост, я могу просто подметать пол после собрания. Но если я буду делать это с достоинством и ответственностью президента, и с юмором, то мое служение не будет мне в обузу, оно даст мне силы и радость. «Дальнейшее духовное развитие — это единственное средство более счастливой и целенаправленной жизни» («12 Шагов и 12 Традиций», с. 129). Я духовно развиваюсь, воплощая в ежедневных делах милосердия принцип программы «12 Шагов». В подражание святым бессребреникам Косме и Дамиану я сегодня буду щедрее и сострадательнее к окружающим меня людям, не буду ждать «платы» за свое хорошее отношение к ним; буду приветливым с соседкой, этой почтенной старой женщиной, вражда с которой, к сожалению, опять возобновилась; короткими молитвами буду чаще напоминать себе о том, что и она, и я — чада Божии. 15 ноября. Память святых мучеников Акиндина, Пигасия, Аффония, Елпидифора, Анемподиста и иже с ними ( Лк.11:47-12, 1 ) |
| Таков, например, роман Марка Басанина (псевдоним) из жизни тоже городского или, правильнее, пригородного, кладбищенского духовенства – «Новоселковское кладбище» (Новое Время 1897 г.). Писательница, пишущая под этим псевдонимом, уже не впервые выводит в своих произведениях духовенство. Назад тому года два она дала публике рассказ «Академик», где студент духовной академии, теперешних времен, пресерьезно рассказывает, что у них в академии и лекции читаются, и диспуты ведутся на латинском языке. В «Новоселковском кладбище» выводятся три священника: настоятель – о. Петр, «ранний» (второй) священник – о. Феофил и преемник его – «академик» о. Анемподист. Старший из них по возрасту – о. Феофил, служивший в сане священника около сорока лет. О. Феофила читатель не застает уже в живых: его только что похоронили, и знакомится с ним из дневника кладбищенского диакона Силы Фавматургова. Вот как изображает в своем дневнике этот последний своего учителя в благодетеля, как он называет о. Феофила. .. «Все говорят, что Феофил был праведник, что такого уже не нажить, и вообще все хвалили покойного. Да и как не хвалить? Воистину редкостный был человек, и я, по своему малому разуму, не иначе, как за святого его почитаю... ... Сколько раз принимался я писать о Феофиле и всегда желалось мне с точностью изобразить сего человека. И ничего не выходило, и я разрывал написанное. Чувствую, что нет у меня ни разума, ни красноречия, ни умения, чтобы достойно повествовать о столь высоком предмете. Но буду говорить, как умею. Сей Феофил был старец лет семидесяти, роста малого, сложения худощавого. Лицо же имел столь благообразное и кроткое, что умилительно и приятно было на него смотреть, а глаза не тусклые старческие, но ясные и зоркие, и, казалось, когда их обращал он на кого, то проникали в самую душу. На нашем кладбище он священствовал без малого сорок лет, и я, при поступлении моем, застал его еще бодрым и здоровым, но уже одиноким. Была у него жена и трое детей, и всех он схоронил. И долго грустил, и печалился, и не мог утешиться. |
| - Призри, Господи, не умолчи и не отступи от нас, чтобы все уразумели могущество десницы Твоей, и Сам, Господи, помоги нам. Между тем как святые среди мучений пели так, палачи выбились из сил, и царь приставил других, чтобы те продолжали бить их. И били мучеников долгое время, так что они могли бы и умереть от столь продолжительных побоев, если бы Сам Бог не поддерживал жизни их. Царь, видя такую твёрдость их терпение, что они не кричать и не теряют сил, удивлялся; какой-то ужас напал на него, и он упал с царского престола. Святые же воззвали к нему, говоря: - Господь наш, Который дал тебе жизнь, снова укрепляет тебя, чтобы ты увидел чрез нас силу Его. Окружающие думали, что царь убился до смерти и, подбежав, подняли ого Он поднялся еле живой и едва пришел в себя. После того Сапор пришел в еще большую ярость, подумав, что мученики причинили ему это каким либо колдовством; ибо нечестивые, сами будучи всецело под действием бесов, всегда имели обыкновение приписывать волхвованию и колдовству совершаемые святыми дивные чудеса Божии. Беззаконный царь повелел повесить святых мучеников и развести под ними пылающий огонь, чтобы они погибли, испустив свои души среди мучений от оков и огня. Святые, вися в продолжение долгого времени, воспевали: - Светильник душ наших и Творец наш, преданный за нас, оплёванный, подвергшийся поношению, как злодей повешенный на дереве, всё в Своей деснице содержащий Владыка! приди ныне и призри на наше страдание и яви нам спасение Твое; воззри на болезни наши и помилуй нас, сделай явным для всех, что мы имеем Тебя - Единого Бога на небе. И тотчас явился им Господь в человеческом образе, с лицом светлым, как солнце: с явлением Его распались оковы, погас огонь и святые сделались здоровыми. Увидев Господа, они исполнились неизреченной радости, Господь же снова сделался невидимым. А святые стали пред царем как будто бы не претерпели ни одного мучения. Царь, увидав их здоровыми, изумлялся и говорил им: - Что такое было с вами? Они отвечали: - Видишь сам что: Христос Бог наш спас нас от твоих мучений; познай силу Его и устыдись. |
| Таким образом, в «Собачьем сердце» мы видим основные черты этой еврейской легенды, тем более что профессор Преображенский не случайно сравнивается с ветхозаветным пророком. Преображенский создает гомункула – нового человека. Но его он не любит Итак, Преображенский создает гомункула – нового человека. Но его он не любит. Шариков его раздражает как неожиданный результат опыта, а точнее – как нежеланный ребенок. Ругая Шарикова, он не отделяет главного от второстепенного – приставания к Зине от лакированных сапог. Особенно комичен и странен «наезд» профессора на имя и отчество своего подопечного – Полиграф Полиграфович. Имя «Полиграф» ничем не отличается от многочисленных Елпидифоров, Анемподистов, Акакиев и т.д., чьи имена украшали русскую действительность ΧΙΧ – начала ХХ веков, а начальник царского конвоя Николай Иванов вообще носил отчество Иудович. Ведь давались имена по святцам, по святому дня, когда родился младенец, и поэтому весьма странно у сына кафедрального протоиерея видеть столь резкую реакцию на звучное греческое имя, буквально значащее «многопишущий», оказавшееся пророческим, если вспомнить о его доносе на профессора. Особенно характерен диалог по поводу Каутского: «Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил: – Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного? Шариков пожал плечами. – Да не согласен я. – С кем? С Энгельсом или с Каутским? – С обоими, – ответил Шариков. – Это замечательно, клянусь богом. “Всех, кто скажет, что другая…” А что бы вы со своей стороны могли предложить? – Да что тут предлагать… А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять всё да и поделить. – Так я и думал, – воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти, – именно так и полагал. – Вы и способ знаете? – спросил заинтересованный Борменталь. – Да какой тут способ, – становясь словоохотливее после водки, объяснил Шариков, – дело нехитрое. А то что ж: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет… |
| – Ясен пень! Я ж в деревне жил. Прозвонил колокол на обед. – Шабаш! – объявил архимандрит и начал обтираться снегом, постанывая и покряхтывая от удовольствия. Владлен поглядел на него, поежился, подхватил с бревна свой ватник и быстренько потопал за монахами в трапезную. Обедал Владлен с аппетитом, и это несмотря на то, что уже другой послушник заунывным речитативом читал за аналоем о страданиях святых мучеников Акиндина, Пигасия и Анемподиста: «Царь повелел приготовить три котла и наполнить их оловом, серою и смолою, разрубить старые лодки на дрова и развести ими большой огонь под котлами. Когда это было сделано, и сильно раскалённые котлы кипели и клокотали, святых связали цепями и свесили их сверху в котлы, сначала до пояса, потом – до груди и наконец – до шеи. Они же взирали, среди этих мучений, на небо, и каждый из них пел свою песнь из псалмов Давидовых». Владлен на этот раз слушал вполуха и только покачивал головой. Лишь один разок негромко, хотя и на всю трапезную, прокомментировал: – Нет, это надо же – они еще и пели!.. Крепкие ребята. Архимандрит на него покосился, но замечания делать не стал. Привстав, Влад поднял крышку над общей кастрюлей и налил себе вторую миску дымящегося борща. Между прочим, постного. Но на грибном бульоне, из одних белых, а это уже что-то! После обеда все монахи и трудники куда-то вдруг поразбрелись. Владлен вышел на пустой монастырский двор и отправился изучать монастырские стены. – Ты чего там ищешь, отрок? – окликнул его старческий голос. – Не заблудился ли часом? Влад резко обернулся. На дорожке стоял тот самый старенький монах, что сидел за столом вместе с архимандритом и отцом Агапитом. Владлен уже знал, что это казначей обители отец Дионисий. – Или потерял чего? – монах близоруко приглядывался к Владлену. – Нет, батюшка, ничего я пока не терял. Я вот ищу, где бы мне тут покурить! В обители ведь курить нельзя? – Нельзя, отрок, не положено у нас. – Вот я и подумал, что надо бы мне за этим делом за ворота выйти… – Коли надо, так и шел бы. |
| Бывало, приедет к обедне, а я возьму да и прочитаю проповедь о бескорыстии или там о любви к ближнему, а после проповеди старосту к нему с тарелочкой в пользу храма мол. И как обидно бывало иной раз, когда увидишь, что на тарелочке всего двугривенный лежит. Ну, думаешь, и скряга же. А ведь если рассудить, как следует, то и выйдет, что Анемподист Федорович и в самом деле больше двугривенного-то не мог дать. Ты высчитай-ка: жалованья он получал восемьдесят рублей в месяц; из них сорок рублей на стол выходило. Человек он малокровный, да вдобавок еще катаром желудка страдал. Можно, конечно, и за десять рублей в месяц стол иметь, щи да кашу есть, да ведь от такого стола Анемподист Федорович через пять-шесть месяцев на тот бы свет отправился. Стало быть, ему для поддержания своего существования крайне необходим и повар, и питательный стол, и зельтерская или содовая вода. Жена у него тоже была не совсем здоровая женщина. Ни с детьми, ни по хозяйству сама не могла управиться: волей-неволей надо нанимать няньку. Одежду тоже ему надо ведь не какую-нибудь. Зимой, например, обязательно шубу, потому что если выйдет он без шубы, сейчас же простудится. На доктора, на акушерку, хоть на одну газетку - тоже денег надо? А теперь и скажи: много ли у него останется от жалованья? Поневоле ему приходится дорожить не только двугривенным, а даже медной копеечкой. Теперь скажи: можно ли требовать от Анемподиета Федоровича бескорыстия и самоотвержения в пользу ближнего? Другими словами: можно ли требовать от него, чтобы он сел на борщ и кашу, а экономию от стола, от одежды и тому подобного отдавал другому, голодному? Ведь это значит посылать его на верную смерть. А зачем? Чтобы дать возможность жить другому? Бессмыслица какая-то: один должен умереть, чтобы жил другой... - Ты, Павлуша, как побывал в новой епархии, совсем почти изменился и рассуждать стал как-то иначе... Я что-то не пойму тебя. - И не поймешь, пока не переменишь своего взгляда на людей. Ведь мы как-то смотрели, ну, хотя бы вот на тех помещиков, что жили возле нашего села? Помнишь, сколько у них всякого народу было? Кучера, повара, лакеи, горничные, няньки, бонны, репетиторы, гувернеры... |
|
|
