| Библиогр. указ.: Пономарёв С. И. Мат-лы для библиографии лит-ры о Ломоносове. СПб., 1872; Рукописи Ломоносова в АН СССР: Науч. описание/Сост.: Л. Б. Модзалевский. Л., 1937; Фомин А. Г. и др. Мат-лы библиографии о Ломоносове на рус., нем., франц., итал. и швед. яз. Пг., 1915; Кунцевич Г. З. Библиография изданий сочинений М. В. Ломоносова на рус. яз. Пг., 1918; Рысс Е. Б. Библиография основной лит-ры о М. В. Ломоносове за 1911-1916 гг.//Ломоносов: Сб. ст. и мат-лов. М.; Л., 1951. Сб. 3. С. 501-615; она же. Библиография соч. Ломоносова и лит-ры о нем за 1956-1960 гг.//Там же. 1961. Сб. 5. С. 355-381; она же. Библиогр. указ. соч. Ломоносова и лит-ры о нем за 1961-1966 гг.//Там же. 1991. Сб. 9. С. 137-188; Коровин Г. М., Рысс Е. Б. Библиография соч. Ломоносова и лит-ры о нем за 1951-1955 гг.//Там же. 1960. Сб. 4. С. 401-438; М. В. Ломоносов//Христианство и новая рус. лит-ра XVIII-XX вв.: Библиогр. указ. СПб., 2002. С. 103-106. Лит.: Билярский П. С. Мат-лы для биографии Ломоносова. СПб., 1865; Будилович А. С. Ломоносов как писатель. СПб., 1871; Пекарский П. П. Ломоносов М. В.// Он же. История имп. Академии наук в Петербурге. СПб., 1873. Т. 2. С. 259-963; Тубасов А. Религ. воззрения Ломоносова//ХЧ. 1880. 9/10. С. 335-392; Воскресенский Г. А. Ломоносов и Московская славяно-греко-лат. академия. М., 1891; Покровский В. И. М. В. Ломоносов: Его жизнь и соч.: Сб. ист.-лит. ст. М., 1905; Власовский И. Ф. Основные черты мировоззрения М. В. Ломоносова. Х., 1911; М. В. Ломоносов (1711-1911): Сб. ст./Ред.: В. В. Сиповский. СПб., 1911; Ломоносовский сб. СПб., 1911; Розанов Н. П. Ломоносов в Славяно-греко-латинской академии//Странник. 1911. Т. 2. Дек. С. 643-664; Солосин И. И. Отражение языка и образов Св. Писания и книг богослужебных в стихотворениях Ломоносова//ИОРЯС. 1913. Т. 18. Кн. 2. С. 238-293; Пумпянский Л. В. Очерки по лит-ре 1-й пол. XVIII в.//XVIII в. М.; Л., 1935. Сб. 1. С. 102-132; он же. Ломоносов и нем. школа разума//Там же. 1983. Сб. 14. С. 3-44; Берков П. Н. Ломоносов и лит. |
| Самой выдающейся личностью елизаветинской эпохи, ее символом, оказавшим огромное влияние на развитие русской культуры, литературы и науки XVIII и последующих веков, был Михаил Ломоносов. Об авторе Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765) — уникальное явление для русской культуры. Родившийся в крестьянской семье, он, благодаря своему поразительному стремлению к преумножению знаний, поступает в первое в России учебное заведение – Славяно-греко-латинскую академию, проходит обучение в Петербургском академическом университете, а после — в Германии. Там он пишет свою первую торжественную оду, посвященную взятию русскими войсками турецкой крепости Хотин в 1739 году. По словам критика Виссариона Белинского, это произведение ознаменовало «начало русской литературы». Возвратившись в Петербург в 1741 году, Михаил Ломоносов посвящает себя активной деятельности в Академии наук. Несмотря на непростой характер, ему удалось получить серьезные полномочия, связанные с российской наукой, он пользовался благоволением Елизаветы Петровны. Портрет Ломоносова Э. Фессар и К.А. Вортман, 1757. Под гравюрой стихи: Московской здесь Парнасс изобразил витию, Что чистой слог стихов и прозы ввел в Россию. Что в Риме Цицерон и что Виргилий был, То он один в своем понятии вместил, Открыл натуры храм богатых словом Россов Пример их остроты в науках Ломоносов. Несмотря на то, что Ломоносов серьезно занимался наукой и был погружен в светскую, секуляризованную среду, он никогда не противопоставлял научное знание вере, никогда не сомневался в истинности церковного учения. Говоря о соотношении религиозных догматов о мироустройстве и научных представлений о картине мира, он писал: «…физические рассуждения о строении мира служат к прославлению Божию и вере не вредны». Религия и наука были одинаково нужными для Ломоносова. Истоки религиозности Ломоносова — в раннем детстве. Его мать была дочерью дьякона и хотела, чтобы сын посвятил себя служению Богу. Грамоте Михаил обучался по Псалтири и Часослову, принимал участие в церковных службах. Отправляясь в Москву из родных Холмогор, будущий поэт остановился в Антониево-Сийском монастыре и некоторое время служил псаломщиком в храме. Обучаясь в Славяно-греко-латинской академии, он не только изучал богословскую литературу, но еще пребывал в должности пономаря в Заиконоспасском монастыре. На протяжении всего жизненного пути у Ломоносова периодически проявлялись колебания,касающиеся православной веры, он критиковал пагубные поступки (невежество, стяжательство, лицемерие, пьянство) и всяческие бесчинства представителей православного духовенства, забывших Божьи заповеди. |
| Более широко вопросы о полномочиях архиереев внутри епархии, отношениях между иерархами, между патриархом и епископами в сферах управления, финансов, богослужения были рассмотрены Собором 1675 г. (Чиновник архиерейского священнослужения. М., 1677; Соборное определение 1675 мая 16//ААЭ. Т. 4. 204. С. 259–263). Об этом см.: Каптерев Н. Ф. О греко-латинских школах в Москве XVII в. до открытия Славяно-греко-латинской Академии//Годичный акт в Московской Духовной Академии 1 октября 1889 года. М., 1889; Белокуров С. А. Адам Олеарий о греко-латинской школе Арсения Грека в Москве XVII в. М., 1888. Приведенный перечень книг дает представление о круге чтения и интересов патр. Никона, о его широкой богословской эрудиции. Однако пока нет исследования по этой проблеме, видимо, отчасти потому, что самое значительное сочинение патр. Никона «Возражения патриарха Никона на вопросы Стрешнева и ответы Газского митрополита Паисия» было опубликовано сравнительно недавно, да и то в зарубежном издании. В исследовании М. В. Зызыкина «Патриарх Никон» неоднократно приводятся не только высказывания патриарха, но и указываются их литературные источники. Приверженность патр. Никона роскошным облачениям, не раз отмеченная в литературе о нем, является не столько личным пристрастием патриарха, сколько сознательным продолжением им византийских придворных традиций. Для патр. Никона важнейшим руководством в соблюдении обрядов послужил «вен Константина», опубликованный в дополнениях к Кормчей. В этом памятнике, который был составлен в XV в., но приписывался императору Константину, говорится о пожаловании папе Римскому Сильвестру (а в его лице и всей Церкви) привилегий и имущества, в том числе и священных одежд, наподобие знаков царского достоинства: «...Якоже диадима еже есть венец главы нашея, подобне же и фригион еже есть покрывало, еже митрою нарицают: и не токмо той, но и еполион, еже есть препоясание, еже обычно есть царской мышце облагатися рекше омофор. И еще багряна одежда: и червленая риза и вся царская одеяния. Но и царскаго председания достоинство, и царских коней утварение, и царские скипетры, и вся знамения. Еще же есть и колесницы, и различныя царския утвари. И вся же в происхождение их царскаго верха, и славы, и силы» (Кормчая. М., 1653. Л. 7 об.— 8). В системе взглядов патр. Никона (вопреки достаточно очевидному смыслу «вена Константинова») пожалование его со стороны царя саккосами и другими облачениями, землями, привилегиями, деньгами и пр. означало не столько почитание патриарха царем, сколько снисхождение патриарха к царским пожалованиям, которые он благосклонно принимал, оказывая честь светскому правителю. Пожалование и поднесение Никону саккосов |
| Но если мы с помощью наших ученых находим в Москве с самого начала первой половины XVII века довольное количество и учителей, и школ, зато мы, несмотря на все розыски, вовсе не находим тех школяров, которые бы учились в четырех указанных московских греко-латинских школах, которые бы чем-нибудь заявили потом о себе, оставили хотя бы какой-нибудь след своего обучения в этих школах. Что потребность учиться у русских того времени существовала и что некоторые из них действительно не прочь были поучиться, на это есть указания. Некто Степан Олябьев в 1650 году заявлял, что он хотел было учиться по-латыни у Арсения Грека, но когда того сослали на Соловки, то он перестал учиться и азбуку изодрал. Ордин-Нащокин, желая дать сыну образование, окружил его пленными поляками. Матвеев пригласил к себе известного переводчика Спафария, который и учил его сына «по-гречески и по-латыни литерам малой части». В Пустозерске при сыне Матвеева был учитель «из меньшаго польскаго шляхетства, Иван Лаврентьев сын Поборский» 2 . У полковника Перекрестова был учитель его детей Иван Богдановский 3 . Архиепископ Рязанский Иларион учился по-гречески у иверского архимандрита грека Дионисия 4 . Певчий Лаврентий отдан был своим отцом учиться по-латыни у Сильвестра Медведева 5 . Полоцкий, по прибытии своем в Москву, давал частные уроки латинского языка по Альвару 6 . По заявлению известного книжного справщика инока Евфимия, появление неправославных мнений у некоторых русских второй половины XVII века объясняется между прочим и тем, что наша тогдашняя знать в видах дать детям образование стала держать у себя домашних иностранных учителей 7 . Но этого мало. В видах получить образование русские юноши ездили учиться в польские и киевские школы. Сын русского варшавского резидента Тяпкина в особой речи благодарил короля Польского за его «государское жалованье, за хлеб и соль и за науку школьную, которую употреблял, будучи в его государстве» 8 . Патриарх Иоаким появление у нас латинских воззрений на время пресуществления Святых Даров объясняет таким образом: «Юноши неции, – говорит он, – из царствующего града Москвы восхотеша отъити в Полское кралевство, ради учения латинскаго, иже отшедше и учащеса в латинских училищах», заразились там латинскими воззрениями, которые потом и перенесли на Русь 9 . |
| Во-вторых, в 1586 году Собор восточных патриархов дал благословение и повелел славянам учиться греческому языку, «и того ради напечаташася во Лвове-граде грамматики греко-славянския». В-третьих, в соборной грамоте патриарха Иеремии об учреждении патриаршества в Москве повелевается Московскому патриарху «быти с Иеремиею во всем согласну и купночинну; согласие же и купночинность инако како не имать быти, точию от учения греческаго купно и славенскаго». В-четвертых, «во днех благочестивейшаго государя, царя и великаго князя Алексия Михаиловича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, священный Всероссийский Собор о исправлении (книг?) написаша, яко тщася всеми силами и от души прилежным попечением святейший Никон патриарх исправити совершенно. Но двое не допусти ему совершенная книг исправления: едино, яко скудно зело преводчиков искусных в языце гречестем, аще и обретахуся неции знающе отчасти диалекта греческаго, но учением точию грамматики. К сему не быша лексиконы греческия и славянския, того ради в преводех погрешаху. Инии же преводиша с греческа на латинский язык, с латинска же на славенский прелагаша, и того ради быша в речениих от греческа чрез латинский на славенский язык погрешения. Яко и мудрый в греческом и латинском диалектех Максим монах грек сперва латинскою беседою сказываше толмачом (зане не изучися еще совершенно языку славенску), толмачи же с латинска сказываху славенски, и того ради в его первых преводех быша некая погрешения, за яже истязание и томление терпяше Максим. Потом (глаголет Собор), Богу благоволившу, изучится народ российский художеству грамматики, риторики и прочих по-гречески и славенски, и егда лексиконы грекославенския (яже уже и начашася) и оттуду известно познается российскому народу греческий диалект, тогда совершенно да исправится. Отвсюду, – заключает автор, – благословение дадеся, явлено и от Бога и архиереев, еже учитися славяном по-гречески». Затем автор указывает на тот вред, какой происходит и может впредь произойти для русских от изучения латинского языка. |
| По указу Его Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод приказали : о немедленной по прежде посланным в Московскую синодального правления Канцелярию и Духовную Дикастерию по силе именных блаженной и вечнодостойной памяти Её Императорского Величества ко учреждению славяно-латинских в синодальной области школ указов же не досланных в Святейший Синод ведомостей и экстрактов, а именно: по первому – в Московскую синодального правления Канцелярию июня от 8-го, а в Духовную Дикастерию того ж июня от 13 числ 1738 года о священно и церковнослужительских детях, колико оных от рождения до семи и от семи до двенадцати, а от двенадцати до пятнадцати, а от пятнадцати до двадцати лет (кроме определённых в действительный церковный причт) праздных, никуда ещё не определённых ныне имеется, о московских с показанием – сколько из них обучаются в Славяно-греко-латинской академии, о городских Рыльска, Нижнего Ломова, Пензы, Соли Галицкой, Козлова, Торопца с уезды и Троицкой десятины; по второму – июля от 6 оного ж 1738 года о количестве к собранным и прочим ружным и приходским церквам определённой десятинной пашни, и что где на той пашне в посеве, и из того в приплоде порознь всякого хлеба бывает, и сколько ж в 735, 736 и 737-м годах какого ж хлеба в приплоде было порознь, и из того о тридцатой части расписания о Московских и по городам Пензе, Корсуни и Петровску с уезды; по третьему – февраля от 28 дня 1740 г. о том же в подтверждение, також сколько в монастырях синодальной области из приплодного хлеба двадцатой части быть имеет, генеральный о всех монастырях с надлежащим, сколько в каждой из назначенных быть в городах школ, смотря по приходу хлеба, учеников содержать будет возможно, мнением в Святейший Правительствующий Синод присылке, оным Синодального правления Канцелярии и Духовной Дикастерии ещё подтвердить, положив той присылке конечный срок сего июня к 30-му числу, а ежели на тот срок оных прислано не будет, то дикастерских секретарей, покамест оные собраны и из них надлежащие экстракты сочинены не будут, держать в той Дикастерии под караулом, без выпуску, неотменно, понеже в собрании тех ведомостей и в сочинении из них экстрактов чрез толь многопрошедшее время, а именно 738 году, считая от июля месяца, сего 1741 года по июнь месяц, итого без мала чрез три года исправиться им поныне весьма было возможно, а они то упустили, как видно, за их крайним небрежением и леностию, и о том в Московскую синодального правления Канцелярию сообщить ведение, а в Духовную Дикастерию послать указ. |
| В Духовном регламенте, в третьей его части при описании круга занятий Духовной Коллегии в п. 3 изображено: «аще кто о чем богословское письмо сочинит, и тое б не печатал, но первее презентовал в Коллегиум; а Коллегиуму разсмотреть должно, нет ли какого в том письме погрешения, учению православному противнаго» 41 . В том же регламенте к кругу дел, подлежащих рассмотрению Духовной Коллегии, отнесено: 1) разыскивать вновь сложенные и слагаемые акафисты и иные службы и молебны, которые наипаче в наши времена в Малой России сложены, суть не малое число, суть ли оные сложения Писанию Священному согласны, и не имеют ли нечто в себе слову Божию противное, или хотя нечто непристойное и празднословное; 2) смотреть истории святых, не суть ли некие от них ложно вымышленные, сказующие чего не было, или и христианскому православному учению противные, или безцельные и смеху достойные, и таковые повести обличать и запрещению предать, с объявлением лжи в оных обретаемой, ибо суть таковые явственно лживые и здравому учению противные. «Неподобает вымыслов таковых терпеть, и вместо здравой духовной пищи отраву людям предоставлять, наипаче, когда простой народ не может между десным и шуим рассуждать, но что-либо видит в книге написанное, того крепко и упрямо держится» 42 . Приведенными постановлениями Духовного регламента прямо установлялась духовная цензура, долженствовавшая входить в круг непосредственных обязанностей и занятий Святейшего Синода. Первыми действиями Св. Синода в этом отношении были распоряжения о принятии в свое заведывание существовавших в России типографий и о наблюдении за печатанием в них книг. На основании Духовного регламента и особливого именного указа, повелевавшего; «печатному двору и школам славяно- и греко-латинскаго языков, что в Москве, и друкарни, которая в С.-Петербурге, и служителям, при том обретающимся быть, кроме помянутых школ, в ведение Духовной Коллегии», Св. Синод распорядился: «московскую типографию и славяно-латинския школы и всякое в оных правление ведать в правительствующем Духовном Синоде», и для сего приказал: «о всяком оных школ и московской типографии правлении, и коликое число в доме пахриарше и в типографской московской библиотеке разнаго звания книг, и у того, кто имянно служители, такоже при школах какое число учителей, и кто имянно и из каких чинов ученики и в каком кто учении и трактаменте и откуда оныя ученики и учители получают, учиня реестр прислать в правительствующий Духовный Синод» 43 . |
| Чему же и как тогда учили? В фаре учили читать и писать по латыни 37 . В инфиме преподавались первые грамматические правила славяно- русского и латинского языков. В грамматике обращалось преимущественное внимание на изучение грамматических правил латинского языка до синтаксиса и оканчивалось изучение славянской грамматики 38 . Кроме того, здесь же учили географии, истории и начинали преподавание учения катихизического и арифметики. С этого класса ученику вменялось в непременную обязанность говорить по латыни, особенно в школе. В синтаксиме читали синтаксис латинский и оканчивали преподавание краткого катихизиса. истории, географии и арифметики. Особенное внимание в этом классе обращалось на изучение т. н. красноречивого синтаксиса (syntaxis figurata, ornate), по которому ученики синтаксимы должны были говорить и составлять задачи на латинском языке нетолько грамматически правильно, но и красноречиво. – Много предметов преподавалось в четырех низших классах московской академии, но главным из них считался, как и в киевской, латинский язык. То был язык науки во всех тогдашних европейских училищах. Без этого языка нельзя было приобрести название образованного человека. С 30-х годов столетия в киевской академии принята латинская грамматика Эммануэля Альвара «De institutione grammatica libri III» 39 и киевские наставники, конечно, не замедлили ввести ее и в московскую академию, в которой она, впрочем, и прежде обращалась, как видно из описи книг Симеона Полоцкого и Сильвестра Медведева, поступивших в 1689 г. в распоряжение академии. Между другими книгами в этой описи значится: «23 книги Алваров» 40 . Это руководство в педагогическом отношении считается теперь крайне неудовлетворительным: оно растянуто, а по местам, написанное стихами, крайне трудно для понимания и изучения. Киевские наставники и у себя в Киеве, и в московской академии старались упростить его, выдавая по грамматике рукописныя лекции и правила 41 . Соответственно важности латинскаго языка, и отчета в заданном уроке требовали гораздо строже, чем по другим предметам. |
| 35 С восьмидесятых годов XVII столетия, когда у нас в первый раз возникла правильно устроенная школа с полным курсом наук, в умственной жизни русских происходит великий раскол: одна часть русских, старообрядцы, остается при старой системе образования – начетчестве, со всеми характерными его особенностями и свойствами; другая же часть – православные – усвояют и с течением времени все более развивают у себя новую систему образования, основанную на устройстве средних и высших школ, к которым старообрядцы как и в самом начале заведения у нас школ, так и теперь относятся не только недоверчиво, но и прямо враждебно. Эти две системы образования сохранились и до настоящего времени и сейчас вырабатывают у нас два очень несходных типа ученых: ученого в обыкновенном смысле и ученого в старинном русском, а ныне в специально старообрядческом, смысле, ученого в смысле «начетчика». 38 Майков Л.Н. Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII столетий. СПб., 1891. С. 58–100. 41 Автор приводит следующий рассказ Епифания Славинецкого: «Поведаше вышепомяненный Епифаний Славинецкий о себе глаголя: яко вмале не прельстихся латинскаго мудрования лестию, дóндеже не прочитал святых отцев писания греческих книг, но точию читая латинския. Егда же озарився благодатию Святаго Духа, начата прочитати греческия книги, тогда лесть латинскую познав, и в писаниях их новшество и блуды и растления уразумех и вся их оплевах, за еже вся лживо и противно святыя древним отцем пишут. И оттоле писах, яже писах, с греческих книг, и себе написах книгу греческим диалектом, собрав разумения святых ощев множайших, яже всегда прочитах, латинская же мудрования вся отвергох». 42 Любопытно, что современники, подробно обсуждая вопрос о том, какой язык должен иметь господствующее значение в будущей московской школе – греческий или латинский, обсуждают его часто теоретически, принципиально, без всякого указания на предшествовавшую практику будто бы существовавших ранее в Москве греко-латинских школ, на которые в споре они не делают даже и намека. |
| Архидиакон в его недолгое пребывание в Москве был посажен за перевод книги «учителя Августина», а двум «спевакам», знающим латинский язык, поручалось «писати государево дело: книгу камень» 31 . Таким образом, из тех известий, которые только дошли до нас о вызове и приезде в Москву разных ученых греков и киевлян и об их московской деятельности, оказывается, что наше правительство, вызывая в Москву и оставляя здесь ученых греков и киевлян, имело в виду получить в лице их главными образом и по преимуществу сведущих переводчиков с греческого и латинского языков, сведущих справщиков книг и вообще людей образованных, научными сведениями которых оно могло бы пользоваться в известных случаях. Конечно, эти ученые люди могли заниматься у нас и учительством, но только частно, без вмешательства и посредства правительства, по частному договору с теми лицами, которые бы пожелали у них чему-нибудь поучиться, так что их учительство было частное, домашнее, а не официальное и публичное, в нарочно устроенной для того правительственной школе, с определенной программой. Если на выучку к такому лицу отдавались известные ученики по приказу самого царя, то в этом случае на царский счет возводилась иногда даже особая келья, где должно было происходить обучение, строилась, как тогда говорилось, школа. Но при постройке такой школы на царский счет имелось в виду устроить не постоянную школу, которая бы служила интересам образования и просвещения вообще, а временную, с определенной практической целью, так что как скоро назначенные ученики обучились тому, чему их должен был обучить по условию учитель, они немедленно отходили от учителя, их места другие ученики не занимали, и самая школьная келья получала другое назначение, обучение в ней более не продолжалось. Об заведении же правильно устроенной, постоянной и доступной для всех желающих учиться греческой или греко-латинской школы, в которой бы все могли получать правильное систематическое научное образование, наше правительство при вызове ученых иностранцев на первых порах думало очень мало, так как оно еще не доросло тогда до ясного понимания, что открывшаяся в русском обществе потребность в разных знаниях, в расширении прежнего образования может быть удовлетворена только с помощью правильно устроенной средней или высшей школы. |
|
|
