| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ЛЕКЦИОНАРНЫЙ АППАРАТ вспомогательные паратекстуальные элементы, маргинальные пометы и др. знаки в рукописях и печатных книгах Свящ. Писания, облегчающие его чтение, использование за богослужением, изучение и понимание. Происхождение и состав Л. а. Истоки Л. а. лежат в античной книжной культуре. Особое значение для его развития имела александрийская филологическая традиция собирания, изучения и издания корпусов текстов древних поэтов и философов. Эволюция Л. а. происходила параллельно с переходом от свитка к кодексу как основному типу книги. Если при чтении свитка используется т. н. панорамное чтение, когда глаз беспрепятственно переходит от одного столбца текста к другому, то при использовании кодекса возможно только «фрагментированное» чтение в пределах видимого на одной странице, поэтому читателю кодекса требуются дополнительные ориентиры. Деление текста в свитках исчерпывалось использованием пробелов и отступов. Позже в греч. традиции появился знак параграфа (греч. παργραφος) - сплошная или прерывистая горизонтальная черта (по отношению к библейским текстам впервые встречается в нек-рых кумран. свитках). Для облегчения работы переписчика со свитком и для удобства заказчика копии текст произведения разбивался на небольшие отрезки (стихи). Изначально один стих (στχος) равнялся строке гекзаметра (16 слогов). Такое деление использовалось и в прозаических текстах. Стихометрия позволяла сверять объем копии и оригинала, производить расчеты с писцом за выполненную работу, а также идентифицировать произведение, если существовали другие тексты с похожими названиями или того же автора. Нумерации стихов в самом тексте не было, указывалось только их общее количество. При переходе на формат кодекса, когда копирование текста стало осуществляться по тетрадям, вместо пересчета стихов стали ориентироваться на законченные в смысловом отношении единицы текста неравной длины (στιχηδν или στιχηρν). |
| Особый элемент Л. а.- т. н. Аммониевы главы и каноны Евсевия (или аппарат Евсевия). Деление текста на параграфы связывают с именем Аммония Александрийского, составившего в III в. евангельскую гармонию (считается утерянной). Число Аммониевых глав в рукописной традиции колеблется (в среднем Мф имеет 355 глав, Мк - от 233 до 241 (в зависимости от окончания), Лк - 342, Ин - 232). На основании этой нумерации Евсевий Кесарийский составил 10 таблиц, в к-рых отмечены параллельные и уникальные места в Евангелиях. Правила использования описаны им в соч. «Послание к Карпиану», к-рое в средневек. рукописях традиционно переписывали вместе с таблицами (хотя на практике их перестали использовать очень рано, что постепенно привело к повреждению аппарата, к-рый сохранил исключительно декоративное значение). Система прологов более разнообразна в лат. традиции (известны т. н. антимаркионитские прологи к Евангелиям, маркионитские прологи к Павловым Посланиям, каноны Присциллиана к Павловым Посланиям, Прологи блж. Иеронима Стридонского; подробнее см. в ст. Прологи ). На Востоке большее распространение получил т. н. аппарат Евфалия. Идентификация личности Евфалия и оригинальный состав его издания остаются предметом научных дискуссий. Часть исследователей считали Евфалия егип. клириком (александрийским диаконом), жившим в IV-V вв. (Л. А. Дзакканьи, И. Я. Веттштейн, Ф. Конибир). Другие отождествляли с епископом г. Сулки (Сардиния), жившим в VII в. (Г. фон Зоден, В. Буссе). Однако против этой гипотезы говорит то, что аппарат Евфалия встречается в рукописях с готским переводом Вульфилы. Возможно, епископ г. Сулки подготовил 2-е издание Евфалиева аппарата. Существует также гипотеза, что имя Евфалий является случайно или намеренно искаженным именем Евагрий. Сторонники этой гипотезы отождествляют создателя аппарата с Евагрием Понтийским (А. Эрхард) или Евагрием Антиохийским (Дж. А. Робинсон, Дж. Н. Бердсалл). Однако в самом аппарате, прежде всего в прологах, никаких еретических идей не встречается. |
| На унциалы опираются критические издания К. К. Лахмана , отдававшего предпочтение древним источникам, Тишендорфа и Хорта-Уэсткотта, теория Хорта, согласно к-рой главные текстовые группы (нейтральная, александрийская, зап. и сир.) отождествляются соответственно с кодексами Ватиканским (03), Ефрема и Королевским (04 и 019), Безы (05) и Александрийским (02). Сегодня текстологическая значимость для исследования Евангелия признается за кодексами 019, 029, 035, 037 (V-IX вв.) как представителями александрийского текста, за кодексами 028, 031, 045 (IX-X вв.) как представителями визант. текста. Не до конца выяснено текстологическое значение кодексов 032 (Фрирский или Вашингтонский, V в.) и 038 (Коридетский, IX в.), обладающих рядом уникальных чтений. III. Минускульные рукописи. Датируются IX-XVII вв. (древнейшая датированная относится к 835 г.- РНБ. Гр. 219, Евангелие из собр. еп. Порфирия (Успенского)) и особенно многочисленны в XII-XIV вв. В научной лит-ре после Ветштейна обозначаются араб. номерами. Лишь 57 из общего числа минускулов содержат или содержало НЗ целиком, в большинстве - либо Евангелия, либо Апостол. В минускулах, как правило, включены предисловия, каноны Евсевия, существует деление на главы; приблизительно в XII в. появляется деление на литургические зачала. Почти обязательной частью минускулов являются лекционарный аппарат и месяцесловы с указанием литургических чтений. Порфириево Четвероевангелие. 835 г. Порфириево Четвероевангелие. 835 г. Минускулы раньше др. рукописей поступили в научное обращение, на них основаны издания Эразма Роттердамского (1516) и НЗ Комплютенской полиглотты (1514-1517), многочисленные издания и исследования XVII-XVIII вв. В XIX в. интерес был перенесен на унциалы с древними текстами. Однако в то же время В. Х. Феррар, за ним Ф. Скривенер, Д. Р. Харрис, К. Лейк выделили группу рукописей XI-XV вв. (13, 69, 124, 346, 788, 826, 828, 1689), получившую название «семьи 13». Позже Лейк объединил 4 рукописи XII-XIV вв. (1, 118, 131, 209) в «семью 1». |
| 1859. С. 64-70; ср.: Aug. De doctr. christ. II 16-21). В качестве текстологических справочников могут быть использованы: для ветхозаветных книг критические издания евр. Библии (Biblia Hebraica), учитывающие варианты, предлагаемые кумран. текстами, LXX и Вульгатой ; для греч. текста НЗ - критические издания Нестле-Аланда и Объединенных библейских об-в, учитывающие варианты церковного визант. типа текста (лекционарный) и святоотеческие цитаты (см. ст. Текстология библейская , а также соответствующие разделы об изданиях евр. и греч. текстов ВЗ и греч. НЗ в ст. Библия ). Выяснение букв. смысла библейского текста требует рассмотрения возможного спектра значений авторской лексики, выражений и синтаксических конструкций. При этом используются доступные знания о соответствующем библейском языке (евр., арам., греч.) и его историческом состоянии в эпоху, к к-рой принадлежит исследуемый текст (см. специальные словари библейской лексики ThWAT, ThWNT, EWNT и др.). Важную роль для установления точного значения отдельных слов играет изучение их этимологии ( Савваитов. С. 47-53). Однако, учитывая то, что слово в языке может получать значения, иногда кардинально отличающиеся от устанавливаемого этимологическим анализом, в наст. время к этому анализу относятся с осторожностью ( Тизелтон. 2004. С. 91). Уточнению значения слова также служит его семантический анализ, при к-ром весь фрагмент в его более широком контексте рассматривается как смысловая единица (Там же. С. 84). Именно на этом этапе может выясниться, что для нек-рых лит. жанров (притчи, видения и др.) букв. смысл не является основным, но наряду с ним присутствует символический, к-рый и становится понятным только из более общего контекста. Дополнительные основания для истолкования библейского текста вырабатываются в процессе установления его жанровой принадлежности, что позволяет определить его место в истории лит-ры древнего мира. Критерии определения жанровой принадлежности библейских текстов долгое время оставались предметом дискуссий ученых библеистов. |
| В заключение хотелось бы суммировать те наблюдения над историей славянских текстов Св. Писания, которые выходят за пределы текстологии и проливают свет на религиозные и культурные отношения эпохи. И здесь прежде всего необходимо напомнить о том, что переводы Св. Писания делались исключительно в религиозных, а не познавательных целях (Глава 5, § 10), с последним мы иногда сталкиваемся сегодня. Воспитанные в эпоху книги, печатного документа и цензуры, мы слишком большое значение отводим букве Св. Писания, склоняясь к тому, чтобы фетишизировать его мельчайшие детали вплоть до орфографии, например, употребления заглавных букв. Этого не знала рукописная старина, когда не только орфография, но и сами тексты не были вполне устойчивы. Замечая это, переписчики и редакторы рукописей прилагали старания к унифицикации текстов (Глава 2, § 2 и др.). Но в рукописную эпоху стандартизация могла ставить перед собою сравнительно ограниченные задачи изгнания ошибок, исправления испорченного текста, едва ли всерьез претендуя на то, чтобы добиться полной тождественности всех копий той или другой библейской книги. Здравый смысл и опыт помогали решать подавляющее большинство казусов, когда нужно было провести различие между бессмысленным чтением и чтением необычным, но имеющим определенный смысл. Вопросы библейского канона стояли остро и определенно для литургических текстов, здесь точность исполнения богослужебного устава поддерживали специальные литургические сборники – новозаветные апракосы и ветхозаветные паримийники, а также лекционарные таблицы, сопровождавшие тексты служебного Четвероевангелия. За пределами литургического типа Св. Писания вопрос о каноне решался приблизительно, не всегда с отчетливой определенностью. Этим отношением к канону обусловлено включение в библейские сборники книг Менандра и Пчелы (Глава 1, § 15), а равным образом вся история возникновения Геннадиевской библии 1499 г. с ее необычным для православной традиции составом (Глава 5, § 13). Терпимое отношение к наличию текстовых вариантов сочеталось с доверием к различным источникам текста. Конечно, иерархия источников существовала, ее возглавляли греческие тексты, но при их отсутствии могли использоваться еврейские (МТ), латинские (Vulgata, Vetus Latina), а также чешские и некоторые другие. Это значит, что не только само Св. Писание, но и его переводы рассматривались как межконфессиональные тексты. На почве Св. Писания было даже возможно взаимодействие между христианской и иудейской средой; и хотя практика применения христианских переводов Ветхого Завета для синагогального чтения и, напротив, усвоения в христианской среде переводов, изготовленных для синагоги, не носила систематического характера, она существовала, не порождая конфликтов (Глава 5, § 10). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ИЕРУСАЛИМСКИЙ УСТАВ [Иерусалимский Типикон, (Нео-) савваитский Типикон; греч. Τυπικν τς Λαρας το ϒου Σββα], книга, с XI в. определяющая порядок служб и регламентирующая использование основных богослужебных книг в визант. литургической традиции. Выражение «по Иерусалимскому уставу» означает совершение богослужения в соответствии с этим Типиконом. Двумя основными частями И. у. являются «Иерусалимские богослужебные главы» и «Иерусалимский синаксарь». «Иерусалимские богослужебные главы» определяли порядок и особенности совершения всенощного бдения (агрипнии палестинского происхождения) и служб суточного круга богослужения. «Иерусалимский синаксарь» - это собрание рубрик (уставных указаний) для служб всего церковного года, состоящее из 2 частей, месяцесловной и триодной. В месяцесловной части регламентировалось совершение служб годового неподвижного круга богослужения с 1 сент. по 31 авг.; в триодной устанавливался порядок совершения годового подвижного круга богослужения в период от Недели о мытаре и фарисее до Недели всех святых. И. у. обладал основными литургическими параметрами (месяцеслов, лекционарная система, евхологические тексты) к-польского происхождения. Он появился в 1-й пол. XI в. в Палестине в результате адаптации к обычаям палестинских киновий первоначальной (к-польской) редакции Студийского синаксаря, возникшей в свою очередь не ранее 1-й пол. X в. Отличительной чертой богослужения, определявшегося И. у., было совершение в канун воскресных и праздничных дней особых «всенощных бдений» (агрипний), состоявших из великой вечерни , в к-рую были включены лития и благословение хлебов , и воскресной или праздничной утрени . В архаичных редакциях И. у., сохранившихся в сир. переводах, описание совершения всенощного бдения и некоторые указания общелитургического характера находились после текста «Иерусалимского синаксаря». В известных ранних греч. редакциях «Иерусалимские богослужебные главы» различной степени полноты помещены перед «Иерусалимским синаксарем». Отличительной особенностью всех ранних редакций И. у. было отсутствие описания малой вечерни в начале «Иерусалимских богослужебных глав», однако из текста следовало, что эта служба совершалась в притворе (нартексе) накануне воскресных и праздничных дней перед вечерней трапезой. |
| Oxf., 1881) и издал ряд важных памятников, в т. ч. Бангорский Антифонарий и Миссал Леофрика. В 1897 г. для сохранения литургического наследия англикан. Церкви и развития исследований в области Л. было создано еще одно научное об-во - «Alcuin Club», в отличие от HBS ориентированное в серийных своих изданиях на научно-популярные труды, тем не менее среди них были и работы, важные для изучения истории рим. обряда, в частности англикан. еп. У. Х. Фрира († 1938) о раннем рим. календаре и лекционарных чтениях ( Frere W. H. Studies in Early Roman Liturgy. L., 1930-1935. 3 vol.). Фундаментальные описания мессы и таинств тридентского чина составил Э. Фортескью († 1923) ( Fortescue A. The Mass: A Study of the Roman Liturgy. L., 1912; Idem. The Ceremonies of the Roman Rite Described. L., 1917). Для методологии Л. важны работы католич. ученого Э. Бишопа († 1917) ( Bishop E. Liturgica historica: Papers on the Liturgy and Religious Life of the Western Church. Oxf.., 1918) и англикан. бенедиктинца Г. Дикса († 1952), развивавшего структуралистский подход к изучению богослужения ( Dix G. The Shape of the Liturgy. Westminster, 1945). Современная Л. Исключительное значение изучения и преподавания Л. было особо отмечено в документах II Ватиканского Собора (см.: CVatII. SC. 16). Во 2-й пол. XX в. активно работали неск. центров по изучению богослужения: Папский ин-т (атенеум) Сант-Ансельмо, литургические кафедры и фак-ты в Католическом ин-те в Париже, католич. Ун-те Нотр-Дам (США), ун-тах Трира, Регенсбурга, Страсбурга, Фрибура, в аббатствах Монсеррат, Маредсу и др. Наиболее влиятельным специалистом по зап. богослужению 2-й пол. XX в. признаётся Й. А. Юнгманн, чей труд по систематическому изъяснению чина мессы вывел изучение рим. обряда на новый уровень ( Jungmann J. A. Missarum Sollemnia: Eine genetische Erklärung der römischen Messe. W., 1948, 19492. 2 Bde). По истории канона мессы и вост. анафор важные работы были написаны Б. Боттом, Б. Капеллем, Л. Лижье, Л. Буйе, Ч. Джираудо, Э. Килмартином, А. |
| Есть у этой проблемы и иное, практическое измерение. Если мы выбираем в качестве основного МТ, мы знаем, к какому изданию нам обращаться: BHS (через несколько лет это будет BHQ, Biblia Hebraica Quinta). Но для LXX нет таких современных, полных и общепризнанных изданий (чаще всего используется Rahlfs, но это издание давно уже устарело по многим показателям) и появятся они нескоро, потому что она существует во множестве куда более разнообразных рукописей. Поэтому выбор любого варианта LXX в наше время всегда будет более-менее случаен, текстологический анализ при таком выборе особой роли не играет. И в некотором смысле то же самое относится и к НЗ: да, у нас есть критический текст (NA27 или GNT4), основанный на ранних рукописях, и хотя он считается своего рода стандартом в мире ученых, но все же является научной реконструкцией. Он не содержится ни в одной рукописи, он не был принят общиной верующих. Поэтому иногда в качестве основного варианта выбирается одна из традиционных версий византийского, т.е. более позднего, но зато принятого восточной Церковью текста: Textus Receptus, Majority Text или современное греческое издание, восходящее к тексту Антониадиса. Эти три версии близки друг к другу, если сравнивать их с критическим текстом, но они вовсе не тождественны. Textus Receptus, или «общепринятый текст» 251 , – это, собственно говоря, результат первых шагов в области новозаветной текстологии в XVI-XVII вв. Он основан на немногочисленных, достаточно поздних и маргинальных византийских рукописях, но его авторитет основывается на том, что именно с него переводился НЗ на множество европейских языков вплоть до XX века. Когда-то он действительно был общепринятым, но сегодня ему практически никто не следует. Издание Антониадиса 1904-го г. 252 стало своего рода попыткой создать критический текст, основанный на византийских рукописях, прежде всего лекционарных (т.е. предназначенных для чтения за богослужением). Именно этот текст остается официальным текстом всех грекоязычных православных церквей, хотя, разумеется, за последнее столетие новозаветная текстология совершила много ценных открытий и считаться последним словом даже в области византийского текста это издание никак не может. В настоящее время существует проект в Бирмингемском университете по подготовке современного критического издания византийского текста. |
| Мн. древнейшие рукописи Пешитты происходят из мон-ря сирийцев (Дейр-эс-Суриани) в Вади-эн-Натрун (Скиту), в наст. время большинство из них хранится в Лондоне и Ватикане. 2 древнейшие рукописи Пешитты хранятся в Британской б-ке: палимпсест Книги Исаии 459/60 г. (Add. 14512; 5phI по лейденскому изданию) и Пятикнижие 463/64 г. (Add. 14425; 5bI по лейденскому изданию). Сохранилось ок. 60 манускриптов VI-VII вв.; обычно они содержат одну или неск. книг и только один полный текст ВЗ - манускрипт из б-ки Амброзиана в Милане ( 7aI по лейденскому изданию). Др. наиболее важные рукописи, содержащие полный текст ВЗ: 8aI из Национальной б-ки в Париже, 9aI из Лауренцианской б-ки во Флоренции и 12aI из Кембриджской университетской б-ки; большинство из них принадлежит XVII в. Система деления на главы в рукописях Пешитты отличается от принятой в средневек. Европе. Мн. ранние рукописи содержат лекционарные примечания. Важной в этом отношении является рукопись VI в. Brit. Library Add. 14528. Более поздние лекционарии часто содержат кроме текста Пешитты также Сиро-гекзаплу (Brit. Library Add. 14485-7, 824 г.). Ок. 14 рукописей (IX-XIII вв.) содержат текстологические примечания. Сохранилась рукопись VII в. (Brit. Library Add. 17106) с фрагментами сир. перевода Книги пророка Исаии, восходящего к греч. тексту (в гёттингенском издании LXX обозначается как «сиро-лукиановский» перевод). Впервые Пешитта ВЗ была издана на основании достаточно поздней рукописи в Парижской полиглотте (1645), к-рая не включала нек-рые неканонические книги; затем в Лондонской полиглотте (1657), дополненной ранее неопубликованными неканоническими книгами; полностью публиковалась в некритических изданиях С. Ли (1823), в Урмии (1852) и Мосуле (1887-1892). Большим шагом вперед в изучении истории текста Пешитты является продолжающееся критическое издание Лейденской Пешитты, осуществляемое Лейденским ин-том Пешитты (1972-). В основу издания положен codex Ambrosianus, издание сопровождается богатым критическим аппаратом, в к-ром учитывается прежде всего рукописный материал. |
| при посредничестве канцлера Великого княжества Литовского М. Б. Гарабуды, стал основой редакционной работы острожской библейской комиссии, он исправлялся по греч. изданию Септуагинты , вероятно по Альдинской Библии 1518 г. В круг др. источников О. Б. входили Вульгата , чеш. Библия Мелантриха, «Библия руска» Франциска Скорины , а также ряд слав. текстов. Редакторы О. Б. провозглашали следование греч. образцу главным принципом своей работы. Септуагинту они считали наиболее правильным переводом Свящ. Писания, ближайшим по тексту как к евр. оригиналу, так и к слав. переводу Библии. На титульном листе О. Б. указано, что слав. текст « [Септуагинте] ». Решение « » Септуагинте зафиксировано и в предисловии князя Острожского. Особенно радикальной правке по греч. альдинскому изданию были подвергнуты книги, переведенные в Геннадиевской Библии с латыни: эти книги были либо вновь переведены с греч. языка (1 и 2-я Паралипоменон, 1 и 2-я Маккавейские, Премудрости Соломона, Книга прор. Иеремии, главы 1-25, 46-51), либо отредактированы по греч. источнику (1 и 2-я Ездры, Книга Неемии). Специально для О. Б. была переведена с греческого 3-я Книга Маккавейская, известная греческой и неизвестная лат. традиции. В наименьшей степени справе было подвергнуто Четвероевангелие: из исходного текста Геннадиевской Библии был удален лекционарный аппарат, т. е. Евангелия служебного типа преобразованы в Евангелия четьего типа (о текстологии О. Б. см.: Пичхадзе А. А. Библия: Переводы на церковнослав. яз.//ПЭ. 2002. Т. 5. С. 145-146). Помимо правильности в текстологическом отношении, к-рая связывалась с верностью греч. тексту, филологическая работа острожских редакторов была нацелена на правильность и в языковом отношении. Перед создателями Геннадиевского свода стояла прежде всего задача «фиксации наличного актуального текста Священного Писания в церковнославянском переводе» ( Иннокентий (Павлов). 2001. C. 13), а не его языковой нормализации. При подготовке Геннадиевской Библии не была проведена последовательная языковая правка, отсутствовало критическое отношение к источникам. |
|
|
