| Из всего этого мы можем заключить о несказанном могуществе и величии Божием, о которых свидетельствуют также Пророки и Апостолы. Но никто не может вполне ни постигнуть, ни выразить Его славы. Потому Апостол, чрез котораго говорил Сам Христос, поняв, что доступно и что недоступно человеческому разумению, говорит: Мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится (Корин. 13; 9, 10). Далее, изумляясь непостижимому богатству мудрости Божией, восклицает: О, бездна богатства и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неизследимы пути Его (Римл. 11, 33). Если же Апостол, достигнувший третьяго неба и слышавший там неизреченныя слова, говорил так, то кто из подобных мне может измерить бездну таких тайн, совершенно познать их, а потому говорить о них что-нибудь уверенно, если только Глава мудрости, Руководитель немудрых не вложит в кого-нибудь это познание, следовательно, и эту уверенность. Ибо в Божией власти и мы, и разумения наши, и слова наши. От Бога же мы имеем истинное познание об устройстве вселенной; познание первых, средних и последних времен, перемены нравов, обычаев и внешних обстоятельств. Всему Он дал определенный размер и вес, великое могущество Котораго про-является всюду. Кто может противиться Его державной руке?! Человек, решившийся сделать это, подобен самой незначительной тяжести, положенной на одну чашку весов, когда на другую положена тяжесть всего мира; или же такой человек подобен капле росы на земле. Бог милостив ко всем: Он прощает людям их прегрешения, если они раскаиваются в них; никем Он не гнушается и никого из обращающихся к Нему не отвергает, ибо Он единый, благий и любящий Господь. Да будеть хвалимо, прославляемо и почитаемо святое имя славы Его во веки веков. Аминь " . Выслушав, Иоасаф ему заметил: " О, премудрый муж! Мне кажется, что если бы ты размышлял даже долгое время о том, как бы получше разъяснить предложенные тебе мною вопросы, то и тогда бы ты исполнил это не лучше, чем теперь. Ты мне так ясно доказал, что Бог есть Творец и Властитель всего мира, и в неопровержимых словах показал мне непостижимую человеческим умом славу величия Божия; выяснил, что никто не можеть ея постигнуть, кроме получивших особое о том откровение. Я удивляюсь твоей великой премудрости, блаженный муж! Но скажи мне, однако, сколько тебе лет? Где ты живешь? Какие мудрецы еще живут с тобою? Я всем сердцем, всею душою полюбил тебя за твое мудрое учение и не желаю в течение всей своей остальной жизни разстаться с тобою " . Старец же ему отвечает: " Мне около сорока пяти лет; живу я в Сенаарской пустыне, сподвижники же мои — люди, посвятившие свою жизнь и труды на то, чтобы явиться достойными наследовать царствие Христово на небесах " . |
| В программе памятного мероприятия – просмотр биографического фильма, встреча с Надеждой Михайловной Трошиной, выступления вокальной группы «Тихвинские Славичи» воскресной школы Брянского храма Тихвинской иконы Божией Матери, представителей общественных клубов и групп почитателей юного брянского дарования. Встречу дополнят демонстрация картин с изображением Максима Трошина, выставка книг известных русских писателей с напутственными пожеланиями ему. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть 1. Re: Затаенное предчувствие ухода поэты и певцы, истинные певцы, честные, правдивые, на Руси долго не живут (c) Ну как не живут? Кому-то короткий век отмерен, но кому-то и длинный. Андрей Рублев и Дионосий по 60 лет прожили, как считается: по тем временам долгая жизнь. Это давно было. Но вот в годы советской власти Нестеров и Корин по 75+ лет прожили. Поэт Рубцов трагически погиб в 35, Пушкин (при совсем иных нравах) - в 37, Гоголь умер своей смертью в 43. Но Шолохов прожил опять же более 70. Сообщение для редакции Закрыть Закрыть Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta |
| Противоречия в этом заключении нет. Говоря о трудах гуманиста-философа или свободного художника, мы представляем себе кружки посвященных, наподобие сегодняшних редакционных коллективов, жужжащую среду. Междусобойчики сегодняшних модных людей – являют прямую противоположность гуманистическим академиям; последние не ищут поддержки в кружках, но лишь диспута с равным. Эразм мог долго ждать ответа от Лютера, но основная полемика его была с поздним Августином, который ответить уже не мог. То, что Маяковский называл " ревностью к Копернику " , исключает временный союз с модным соседом. Гуманистическое искусство рождается в одиноких и упорных размышлениях, исключающих " мнение группы " . ХХ век показал бурные дебаты необразованных юношей, именующих себя интеллигенцией; Ренессанс презирал болтовню. Распространенный сюжет ренессансной картины – уединенная келья Иеронима: именно так и занимались ученые того времени – вне суетливых пристрастий. В ренессансной эстетике выражение sola beatitudo, beato solitude станут метафорой гуманистических занятий, никому не подвластных. Только благодаря изоляции от диктата расхожего мнения – свободные занятия служат общему благу. Кстати будь сказано, это требование к коммунистической личности вменял Маркс, настаивающий именно на уникальности – в терминах нео-платонизма. О том же пишет и Рабле, объясняя устройство Телемской общины, на дверях которой было написано " делай что хочешь " , но желания членов обители состояли в служении каждого – всем. Иная трактовка " индивидуальности " не будет соответствовать замыслу Ренессанса. Соединение частного с общинным, индивидуального со всеобщим – это и есть Ренессанс. И послевоенная Европа явила нам мастеров, воскресивших традиции гуманистического знания – вопреки авангарду и Реформации. Соседство мыслителей и философов (Рассел, Кроче, Жильсон, Сартр, Хоркхаймер, Лукач, Маритен), писателей и драматургов (Камю, Брехт, Белль, Ремарк, Шаламов, Ионеско), художников (Шагал, Пикассо, Джакометти, Матисс, Мур, Фальк, Фаворский, Гуттузо, Корин) режиссеров (Пазолини, Висконти, Феллини) политических и социальных мыслителей (Аденауэр, Де Голль, Брандт, Швейцер, Тольятти) позволяет описывать это двадцатилетие именно как европейский Ренессанс новейшей истории. Философы тех лет не имели возможности сказать нечто " просто так " – их слова становились руководством к действию, от них ждали поступка. Их индивидуальность проявлялась в общественном строительстве – так, как это было однажды сформулировано Платоном, как это воскресло в Платоновской академии Флоренции. |
| На фавна ласково глядит. Но эротизм Пушкинской поэзии прошумел и погас в его ранней юности и никогда не был плодом сознательного отношения к жизни, плодом философского миросозерцания. К тридцатым годам Пушким почти совсем оставляет эротику. Далее он прямо начинает страдать от воспоминания о своей «преступной юности», плачет над стихами Филарета, молится покаянными словами Ефрема Сирина . С мрачным отчаянием он признается: Напрасно я бегу к сионским высотам, Грех жадный гонится за мною по пятам. Какой полный контраст с Гете! У Пушкина – грех и Сионския высоты, любовь для него неразлучна с мыслью о смерти, о лучшем, идеальном мире: Ты говорила: в день свиданья, Под небом вечно голубым, В тени олив, любви лобзанья Мы вновь, мой друг, соединим. Вместо этого у Гете любовь – упоение формами, урок ритма и ботаники, в мире – никакого греха и над миром никаких Сионских высот. § VII. «Коринская невеста» написана Гете в 1797 году, когда ему было 48 лет. Языческое настроение в Гете созревало и укреплялось к старости. Наоборот, " христианство разсеивалось как поэзия юности, как что-то милое, незрелое, приличное женщине и ребенку, но недостойное зрелого мудреца. «Коринская невеста» – апология чувственного эллинизма и политеизма. При том это создание бездонной мистической глубины, подобное «Елене» и «Шабашу классическому», но с большей свежестью и непосредственностью. Молодой гость приходит из Аин в Корин. Здесь живет его невеста, обрученная ему с детства. Отцы жениха и невесты были друзьями. Уже это – языческая черта. Брак есть не только союз двух людей, но и двух издавна дружных семей. союз родов. Но семья невесты приняла христианскую веру, девушка обречена монастырю. Мать девушки принимает гостя, кормит его ужином, отводит ему покой. Но гость не трогает пищи и, усталый, ложится на постель. Его невеста, не знавшая о его приходе, нечаянно входит в спальню. В испуге она хочет удалиться, но юноша ее удерживает: Вот, смотри, Венерой золотою. Вакхом вот посланные дары. А с тобой придет |
| К учению о спасении души и связанному с ним сложному мистическому культу, что является краеугольным камнем гностических систем, присоединяется теогония и космогония – учение о происхождении богов и мира, его развитии и завершении 122 . Но эти пункты в гностических системах являются лишь т. ск. необходимым фоном, на котором развивается их основное учение 123 . Прекрасно говорит Вайнгартен 124 : «Спекуляции вполне образовавшихся систем о возникновении и завершении мира, об эонах и плероме не были (у гностиков) ни разнообразны, ни оригинальны... но только отзвуки модификации античных греческих воззрений, или гилозоически-стоической натурфилософии или платонизирующего идеализма». В этом отношении гносис действительно представлял какую-то чудовищно пеструю одежду, которую легко разрывают по клочкам, думая таким образом понять сущность гностицизма 125 . Св. Епифаний 126 делает остроумное замечание по поводу странно или даже дико звучащих различных наименований гностиков, вроде Кавлавках, Абраксас, Иалдабаоф и др. ; что они усиливались «действовать на воображение неопытных ужасными именованиями и варварским составлением сих именований». Это верное соображение нужно расширить на всю внешнюю сторону или выражение гностицизма. Вся пестрота наряда гностицизма, странность и таинственность его культа, его различные заклинания рассчитаны были на психику невежественной толпы, и несомненно достигали своей цели. Доказательством религиозной сути гностицизма служит еще тот факт, что всю свою мудрость гностики основывали не на авторитете разума, или силе человеческого мышления, а на божественном откровении. У них было много свящ. книг, и (самозваные) пророки пользовались большим почетом. (Подробнее об этом речь будет у нас несколько позже). Есть целое исследование Лихтнана 127 , посвященное вопросу об отношении гностиков к откровению. «Гносис, говорит автор, исходит из религии и пользуется ее откровением, чтобы разрешить загадку мира» 128 . Для больших масс главная притягательная сила гносиса лежала именно в религиозной стороне его. По свидетельству Анриха 129 , в особенности различные «посвящения» (Weihen) привлекали последователей гностицизма, (а не философская мудрость). Действительно, странно даже и представить себе, чтобы для первоначальной религиозной христианской общины, духовному уровню которой вполне отвечали такие писания, как 1-ое посл, Климента Рим, к Корин. , или послание Варнавы, писание Ерма и т. п., – могла возникнуть серьезная опасность от философских школ и союзов, как себе прежде представляли гностицизм. |
| Завидев Шасту, король не стал садиться на коня. Лицо его просветлело. Он громко и радостно закричал, протягивая к мальчику руки: – Корин, сынок! Почему ты бежишь, почему ты в лохмотьях? – Я не принц Корин, – еле выговорил Шаста. – Я… я его видел в Ташбаане… он шлет вам привет. Король глядел на него пристально и странно. – Вы король Лум? – задыхаясь, спросил Шаста и продолжал, не дожидаясь ответа: – Бегите… в Анвард… заприте ворота… сюда идет Рабадаш… с ним двести воинов. – Как ты это докажешь? – спросил один из придворных. – Я видел их, – отвечал Шаста. – Видел своими глазами. Я проделал тот же путь. – Пешком? – удивился придворный. – Верхом, – отвечал Шаста. – Лошади сейчас у отшельника. – Не расспрашивай его, Дарин, – сказал король. – Он не лжет. Подведите ему коня. Ты умеешь скакать во весь опор, сынок? Шаста, не отвечая, взлетел в седло и был несказанно рад, когда Дарин сказал королю: – Какая выправка, ваше величество! Этот мальчик знатного рода. – Ах, Дарин, – сказал король, – об этом я и думаю! – и снова пристально посмотрел на Шасту добрыми серыми глазами. Тот и впрямь прекрасно сидел в седле, но совершенно не знал, что делать с поводьями. Он внимательно, хотя и украдкой глядел, что делают другие (как глядим мы в гостях, когда не знаем, какую взять вилку), и все же надеялся, что конь сам разберет, куда идти. Конь был не говорящий, но умный; он понимал, что мальчик без шпор – ему не хозяин. Поэтому Шаста вскоре оказался в хвосте отряда. Впервые с тех пор, как он вошел в Ташбаан, у него полегчало на сердце, и он посмотрел вверх, чтобы определить, насколько приблизилась вершина. Однако он увидел лишь какие-то серые глыбы. Он никогда не бывал в горах, и ему показалось очень занятным проехать сквозь тучу. «Тут мы и впрямь в небе, – подумал он, – посмотрю, что в туче, внутри. Мне давно хотелось…» Далеко слева садилось солнце. Дорога теперь была нелегкая, но двигались они быстро. Шаста все еще ехал последним. Раза два, когда тропа сворачивала, он на мгновение терял других из вида (по сторонам стоял густой, сплошной лес). |
| – Аслан сказал бы, что ты должен знать только о себе, -заметила Аравита. – Да, я забыл, – сказал Кор. – Интересно, – продолжала она, – как ты спасешь Орландию. – Я уже спас, – застенчиво ответил Кор. Аравита всплеснула руками. – Ах, конечно! Какая же я глупая! Рабадаш уничтожил бы ее, если бы не ты. Где же ты будешь теперь жить? В Анварде? – Ой! – сказал Кор. – Я чуть не забыл, зачем пришел к тебе. Отец хочет, чтобы ты жила с нами. У нас при дворе (они говорят, что это двор, не знаю уж – почему). Так вот, у нас нет хозяйки с той поры, как умерла моя мать. Пожалуйста, согласись. Тебе понравится отец… и Корин. Они не такие, как я, они воспитанные… – Прекрати! – воскликнула Аравита. – Конечно, я соглашаюсь. – Тогда пойдем к лошадям, – сказал Кор. Подойдя к ним, Кор обнял Игого и Уинни, и все рассказал им, а потом все четверо простились с отшельником, пообещав не забывать его. Дети не сели в седла – Кор объяснил, что ни в Орландии, ни в Нарнии никто не ездит верхом на говорящей лошади, разве что в бою. Услышав это, бедный конь вспомнил снова, как мало он знает о здешних обычаях и как много ошибок может сделать. Уинни предалась сладостным мечтам, а он становился мрачнее и беспокойней с каждым шагом, – Ну что ты, – говорил ему Кор. – Подумай, каково мне. Меня будут воспитывать, будут учить – и грамоте, и танцам, и музыке, и геральдике, а ты знай скачи по холмам, сколько хочешь, – В том-то и дело, – сказал Игого. – Скачут ли говорящие лошади? А главное – катаются ли они по земле? – Как бы то ни было, я кататься буду, – сказала Уинни, -думаю, они и внимания не обратят. – Замок еще далеко? – спросил конь у принца. – За тем холмом, – отвечал Кор. – Тогда я покатаюсь, – сказал Игого, – хотя бы в последний раз! Катался он минут пять, потом угрюмо сказал: – Что же, пойдем. Веди нас, Кор Орландский. Но вид у него был такой, словно он везет погребальную колесницу, а не возвращается домой, к свободе, после долгого плена. 15. РАБАДАШ ВИСЛОУХИЙ Когда они, наконец, вышли из-под деревьев, то увидели зеленый луг, прикрытый с севера лесистой грядою, и королевский замок, очень старый, сложенный из темно-розового камня. |
| Рассмотрим сначала первого рода нравственные обязанности христиан. В творениях св. Григория указывается два пути нравственной жизни христианина, при чем один представляется более идеальным и более совершенным, а другой – менее совершенным, хотя и более обыкновенным. Первый путь есть путь нравственного развития, соединяющегося с телесным девством; второй же предполагает собой брачное состояние христианина. Такое воззрение на значение девства и брака в нравственной жизни не составляет, разумеется, какой–либо особенности в нравственном учении Григория Нисского : о том же учили и другие отцы Церкви до и после Григория Нисского, указывает на слова Спасителя об этом и учение апостольское ( Матф. 19:11, 12:1 Корин. 7:38). Но оно важно и заслуживает внимания по совокупности тех оснований, на которых оно покоится, и по той связи, какую оно имеет с коренными положениями общей системы воззрений Григория Нисского . Значение девства в нравственной жизни человека предуказывалось уже самим взглядом Григория на творение человека. Повествуя о творении человека, Св. Писание, как понимает его св. Григорий, показывает, что по образу Божию сотворена только общечеловеческая сущность наша и что половое различие человечества не относится к чертам образа Божия, внесено же оно в природу человеческую лишь в предведении Богом грехопадения прародителей, которое должно будет лишить человечество возможности умножиться до предназначенного предела – по образу умножения ангелов. Такой взгляд на половую сторону человеческого естества само собой приводил Григория к тому заключению, что в жизни истинного христианина приличнее не иметь места браку и что состояние девства более соответствует истинному назначению человека. Далее, такого же предпочтения девства браку требует от нас, по учению Григория, и общий принцип нравственности христианской, – принцип богоуподобления. Бог есть существо бесстрастное (παθς), чуждое всяких влечений к чувственному. Поэтому и христианин, стремящийся к богоуподоблению, должен всеми силами отстраняться от всякого пристрастия к земному: он не иначе может «возвыситься до Бога, как только всегда взирая на горнее и имея не прекращающееся вожделение высшего» 736 . |
| Так, в «слове к скорбящим о преставившихся от настоящей жизни в жизнь вечную» Григорий Нисский говорит, что по всеобщем воскресении мертвых и изменении живых, когда все естество наше преобразится в духовное и нетленное, воскресшие и изменившиеся, имея одинаковую нетленную природу, будут однако отличаться друг от друга и «отличительным видом каждого» будут нравственные их свойства, – «особенности порока или добродетели, качественное взаимное смешение которых сообщит тот или иной отличительный характер виду» 858 . Противополагая далее, на основании этого нравственного различия, добрых злым, Григорий Нисский говорит, что это различие между добрыми и злыми будет существовать до тех пор, пока (ως) не испразднится, по слову Апостола, последний враг (1 Корин. 15:26) и пока, по совершенном изъятии зла из всех существ, во всех снова не восстановлен будет тот Божественный образ, который запечатлен был в нас при нашем создании 859 . Тогда – дополняет и поясняет свою мысль св. Григорий, – «все достигнут совершенства во едино, по обетованию Бога Слова», т. е. «во всех явится единая и та же самая благодать (τ μαν κα τν ατν τος πσιν ‘επιφανσεσθαι χριν), так что каждый будет разделять с ближним одну и ту же радость (τν ατν εφροσνην). От сего каждый будет и сам радоваться, видя красоту другого, и сообщать свою радость другому; так как никакое зло (κακα) не изменит облика души в безобразный вид» 860 . И в другом месте Григорий Нисский , касаясь того же самого, говорит, что тогда «составится общий праздник, на котором всем предлежит одно и то же веселие (εφροσνην), потому что никакая разность не разделяет более разумного естества в причастии равных благ, но и те, которые ныне по порочности вне, будут некогда внутри святилищ Божественного блаженства (μακαριτης)» 861 . Из приведенных сейчас мест с очевидностью следует, что было бы несправедливо понимать ποκατστασις человечества в смысле, указанном св. Максимом исповедником : Григорий Нисский в своих творениях говорит не о восстановлении одних только познавательных сил человека, – не о том, что грешники и злые духи после длинных вековых периодов признают, наконец, Бога, как Бога, сознают свое бессилие перед Ним и покаятся Ему в своей безнадежной на веки участи, – св. Григорий напротив проводит мысль о полном восстановлении душевных сил наших, извращенных грехом, о полном и действительном возвращении к первоначальной красоте, с какой мы были созданы в начале. |
| Глагол paideuo — «воспитывать» — в грамматиках древнегреческого языка обычно берется за образец. Аорист второй — одно из прошедших времен в системе греческого глагола. Точка зрения Владыки на преподавание классических языков не бесспорна (как и его отношение к греческой культуре в целом), но следует отметить, что противником серьезного изучения древнегреческого языка он не был, — напротив, сам очень интересовался его смысловыми тонкостями, особенно в соотношении с церковнославянским языком. Тем не менее он отдавал себе отчет в том, что в советской реальности преподавание древних языков нередко профанировалось: учащиеся тратили время и силы на освоение сложных грамматических систем, но не имели никакой возможности продвигаться в изучении дальше. — Концевая сноска 25 на с. 385. 85 Интересно было и то, что при своем плохом зрении он не переносил, если кто–то ставил книгу на полку вверх ногами. Всегда замечал, когда так делали, и говорил: «Простите, но у меня от этого голова кружится». 86 Хотя сама картина осталась неоконченной, в качестве эскизов к ней Корин создал целую галерею портретов церковных лидеров. Он обладал очень ярким талантом, в личности портретируемого выделял самые характерные и в то же время неожиданные черты. Так, митрополита Трифона (Туркестанова), он изобразил в состоянии напряженной сосредоточенности духа, какая была свойственна ему только во время богослужения и молитвы. А вот коринский набросок портрета Патриарха самому Патриарху не понравился — «одноглазый какой–то». 87 Митрополит Филарет «Милостивый» (Амфитеатров) имел огромное келейное правило, — я по молодости попробовал вычитывать его, но не осилил. Однажды он, выезжая из Киево–Печерской Лавры, дочитывал правило в карете. Едет, читает, и вдруг видит: на дереве, на суку сидит юродивый Феофил с большой книгой и что–то читает. «Раб Божий, — окликнул его Филарет, — ты что там делаешь?» — «Да правило в келье вычитать не успел — вот на суку и дочитываю» — ответил Феофил. Мне тоже в силу занятости нередко приходится следовать этому совету — читать правило в машине или в самолете. 88 |
|
|
