| Это был ещё один урок настоящего родительского примера христианского воспитания детей, не усвоенного мной в полной мере до сих пор, а ведь я стал уже дедом! На выходе, помогая сыну этой чудесной семьи одеть пальтишко, воспользовавшись случаем, поинтересовался – Откуда они? «Из Донецка», – ответила женщина, с лица которой всё это время не сходило умиротвореное выражение. «Как же вам, живя на линии фронта, удаётся сохранять такой мир?» – невольно вырвалось у меня. Она, очевидно, не поняла меня и выразила искреннее удивление вопросом. Не захотелось смущать ее далее, может быть снимать покров тайны с этой семьи, обнажать сокрытые от посторонних неизбежные внутрисемейные проблемы, ведь главное для меня было очевидно. Обобщая такие свои наблюдения, превратившись (увы, на время) в слух, я вдруг понял, что неправ был Павел Корин со своей известной картиной «Русь уходящая», написанной художником в беспросветные годы богоборческой власти. Все те выписанные им лики современников иерархов и церковнослужителей показывали нам безвозвратность той России, многократно оплаканной слишком поздно (как это часто бывает) прозревшими современниками. Да, ушли в вечность замечательные, мощные личности, колоритные фигуры, воплотившие в себя ту Русь, которой, как вещал Корин, больше нет! Слава Богу, он ошибся. Русь не ушла в небытие – Бог не попустил этому произойти. И я нашел этому десятки подтверждений! Русь не ушла, да и не могла уйти, не исполнив свою главную миссию. Она затаилась в ожидании славного Второго Пришествия Спасителя к Рождению Которого готовились ведь не только в Дивеево! Я, кстати, за всё время нахождения здесь, ночуя в частном секторе, не увидел ни одного пьяного, несмотря на открытые магазины, торгующие сутки напролет зельем. Нет, я не берусь утверждать, что жители и гости это уникального села поголовно соблюдают сухой закон или держат пост, но то, что в отличие от многих других весей нашей России здесь соблюден некий особый чин воздержания – для меня очевидно. Объяснение этому, конечно же, есть, ведь в этой мощной духовной цитадели – форпосте сохранившейся Святой Руси, как минимум, дважды в сутки возносится к Небесам мощная всенародная Молитва! Не дерзаю даже помыслить, что она оставлена без внимания, без ответа! |
| На проекте «Дом два»… Сидорин прокричал: С нами Ксенья Собчак И Ксюша Бородина. Глава 33. Ангел в маленьком городе Асинкрит уже подошел к гаражам, не сомневаясь, что больше никогда не увидит ни дом-саркофаг, ни собирателя бутылок, как вдруг Константин издал восторженный вопль: — Друг! Друг! Это она! Она! Сидорин оглянулся. Подпрыгивающий, как орангутанг Корин показывал рукой на угол дома. Оттуда шла невысокая женщина. Забавно, но она была одета в такую же куртку, как и та девочка, у которой он спросил про время. И вышла из-за того же угла унылого дома. И снова безжалостное неумолимое время дохнуло на Сидорина, и вновь ощутил он холод одиночества, мрак пустоты — и тоску. Глухую, как этот вымирающий городок. Как те дубовые леса, которые семьсот лет назад стояли на его месте. Всего семьсот лет — миг для вечности и кому теперь есть дело до вятичей, добывавших себе и своим семьям пропитание в тех дубравах? На месте лесов теперь высятся терриконы шахт, которые новая власть поспешила закрыть. Только местный дурачок вспомнил о стоявшем здесь бараке, в котором жил дядя Леша. А ведь прошло всего двадцать с небольшим лет… Нет, не то, опять не то — думалось Сидорину. Цифры, цифры: семьсот, двадцать, меньше, больше, разве в них суть? Пройдет семьсот лет — наступит забвение, пройдет двадцать — и вновь то же самое. Главное заключалось в том, что совсем скоро, а по меркам времени вообще через мгновение очаровательная девочка-подросток превратится в пожилую, согбенную от работ и печалей женщину. А потом еще немного, еще один миг — и как не будет этой пятиэтажки, так не станет девочки-женщины, как раньше не стало барака и дяди Леши… А может, девочка уже состарилась? Асинкрит тряхнул головой, как лошадь, отбивающаяся от надоедливого слепня. И впрямь — с кем поведешься. Так недолго и поедет «крыша». Только тут до Сидорина дошло, что женщина и Корин стоят рядом и смотрят на него. — Вам плохо? — спросила Любовь Евгеньевна. — Очень, — честно признался Асинкрит. — Но не беспокойтесь, пожалуйста: сейчас все пройдет. Кстати, подскажите, как пройти в гостиницу? |
| — Яволь, май френд! — расплылся в широкой улыбке Гриша, но тут же получил от Верхотурцева прямой удар в челюсть. Плюхнувшись на основную точку опоры, он озадаченно посмотрел наверх, но в состояние «грогги», в отличие от Кошкина, не впал. Зато нападавшего он мгновенно опознал по удару. — Петя! Ты?!. Мы же не на ринге! — — ругнулся Верхотурцев. — Земля круглее, чем я думал. — А то! Пепел Джордано Бруно заровнял все ямки и выпуклости! С какого перепуга ты лупишь моего друга Серегу? — Друга? — Верхотурцев отступил на шаг, с ухмылкой глянул на пульт в левой руке, зло подмигнул Кошкину. — Да тоже по дружбе! — потом обратился к Корину, каковой напрасно ждал, что бывший напарник по спаррингу подаст ему руку. — Вот что, Гриша. Повезло сегодня нашему другу. Но у меня к тебе большая просьба, ты меня не видел! А лучше всего, если ты меня не знаешь, — и для вящей убедительности напоследок толкнул Кошкина в грудь. — Не понял? — вскинул брови Гриша. Но ответом ему хлопнула дверца иномарки и взревел мотор. — Он у тебя забрал что-то? — Корин неторопливо поднялся на ноги. — Да так… Мелочь… Дистанционный пульт от телевизора. — Зачем он ему? — Наверное, у него дома такой же телевизор, как у меня, а пульт вышел из строя. Мне, к примеру, нравится марка Toshiba. Баланс цветов гармоничный, — с блуждающей улыбкой на лице ответил Кошкин и вдруг захохотал. Из кошкинского подъезда выскочили Дорохов и Китаев. Дорохов, оценив ситуацию, сначала плюнул в сердцах, но потом тоже стал улыбаться. — Во, блин, подстраховали! — А моя бабушка говорила: у семи нянек, — опередил со своей бабушкой Китаев, но, поглядев на Кошкина, перефразировал, — с подбитым глазом! — Надо бы позвонить, куда следует, — стал серьезнее Дорохов. Корин протянул ему свой мобильник. Есть точки, где пересекаются время, пространство, а главное — человеческие судьбы. Образно говоря, индивидуум находится в клубке неслучайных случайностей, посылов, закономерностей, причинно-следственных связей, ему мнится, что он участвует в написании своего жизненного цикла, а Некто сверху, Кому виден этот клубок насквозь со всеми его узлами и разрывами, пронзает этот путаный шар по Своему Промыслу этакой вязальной спицей, нанизывая на одну прямую и субъекты, и объекты, и сопутствующие им обстоятельства. И, как ни уворачивайся от острия этой спицы, она рано или поздно настигнет тебя, да ещё и врасплох. |
| – Вы – большой художник. Отлично. У вас есть что сказать людям. Вы находитесь накануне написания большой картины, обязательно напишите ее. Судьбоносное событие произошло, судьбоносные слова были произнесены. Дальше все началось как в сказке. Горький в то время собирался в Италию и вдруг пригласил Корина поехать с ним. Поездка длилась семь месяцев. Из этой поездки Павел Дмитриевич привез множество альбомов с рисунками, дневники (выдержки из которых мы приводили) и большой портрет Алексея Максимовича, Горький сам предложил писать этот портрет, не из тщеславия, конечно, но – «будет Корину чем отчитаться за поездку». Итальянская поездка обогатила коринский архив ста шестьюдесятью письмами к Прасковье Тихоновне. Все эти письма – об искусстве и представляют огромный интерес (кажется, скоро они будут изданы). Между тем чудеса продолжались. Для картины нужен был холст шесть метров на восемь, а для холста соответствующее помещение. Горький сделал для Корина и то и другое. Холст, как уж нами упоминалось, был соткан с большими сложностями в Ленинграде по специальному заказу. Что касается мастерской, то Горький нашел и районе Усачевского рынка, в глухих дворах между многоэтажными домами, просторное техническое помещение (не то гараж, не то прачечную), которое и переоборудовали под мастерскую, а одновременно и под жилье. Когда Корин вошел в первую комнату этого дома, он восхитился ее размерами и стал благодарить Алексея Максимовича за щедрый подарок, не зная еще и не смея помыслить, что не только одна эта комната, но и весь дом отныне принадлежит ему. С новой энергией Корин берется за работу. Этюды к картине множатся. Двухметрового и трехметрового размера. Они превращаются в целую галерею (всего их окажется тридцать шесть!) глубоких, трагических портретов. Обычно в монографиях, в искусствоведческих книгах искусствоведы пытаются словами пересказать то, что изображено на описываемых ими картинах. Ну, например, так: «…старуха схимница, стоящая в церкви. Она вся в черном. Клобук закрывает ей голову, на плечах накидка, платье под накидкой темное с зеленоватым оттенком… Из-под клобука выступает очерченное резкими линиями лицо серо-воскового, пергаментного тона, как будто высушенное и навсегда определившееся в своих формах, с крепко сжатыми губами большого рта. Глаза сохранили ясность взгляда. Схимница только что перекрестилась и стоит еще несколько наклонившись, пальцы правой руки, сложенные в трехперстие… Горящая свеча, прикрепленная к пальцу, это такая деталь, которую мог создать только художник, много наблюдавший… Она не боится, если капли горячего воска попадут ей на руку, как не побоялась бы в нужный момент взять пальцами горящий уголь…» |
| – Коты? – переспросила Аравита. – Да, боевые коты. Леопарды, барсы; пантеры. Они сейчас нападут на коней… Так! Тархистанские кони мечутся. Коты вцепились в них. Рабадаш посылает в бой еще сотню всадников. Между отрядами сто ярдов… пятьдесят… Вот король Эдмунд, вот лорд Перидан… И какие-то дети… Как же это король разрешил им сражаться? Десять ярдов… Встретились. Великаны творят чудеса… один упал… В середине ничего не разберешь, слева яснее. Вот опять эти мальчики… Аслане милостивый! Это принц Корин и ваш друг Шаста. Они похожи, как две капли воды. Корин сражается, как истинный рыцарь. Он убил тархистанца. Теперь я вижу и середину… Король и царевич вот-вот встретятся… Нет, их разделили… – А как там Шаста? – спросил Аравита. – О, бедный, глупый, храбрый мальчик! – воскликнул старец. – Он ничего не умеет. Он не знает, что делать со щитом. А уж с мечом… Нет, вспомнил! Размахивает во все стороны… чуть не отрубил голову своей лошадке… Ну, меч выбили. Как же его пустили в битву!? Он и пяти минут не продержится. Ах, ты, дурак! Упал. – Убит? – спросили все трое сразу. – Не знаю, – отвечал отшельник. – Коты свое дело сделали. Коней у тархистанцев теперь нет – кто погиб, кто убежал. А коты опять бросаются в бой! Они прыгнули на спину этим, с тараном. Таран лежит на земле… Ах, хорошо! Ворота открываются, сейчас выйдут орландцы. Вот и король Лум! Слева от него – Дар, справа – Дарин. За ними Тарн и Зар, и Коль, и брат его Колин. Десять… двадцать… тридцать рыцарей. Тархистанцы кинулись на них. Король Эдмунд бьется на славу. Отрубил Корадину голову… Тархистанцы бросают оружие, бегут в лес… А вот этим бежать некуда – слева коты, справа великаны, сзади Лум, твой тархан упал… Лум и Азрох бьются врукопашную… Лум побеждает… так, так… победил. Азрох -на земле. О, Эдмунд упал! Нет, поднялся. Бьется с Рабадашем в воротах замка. Тархистанцы сдаются, Дарин убил Илгамута. Не вижу, что с Рабадашем. Наверное, убит. Кламаш и Эдмунд дерутся, но битва кончилась. Кламаш сдался. Ну, теперь все. Как раз в эту минуту Шаста приподнялся и сел. Он ударился не очень сильно, но лежал тихо, и лошади его не растоптали, ибо они, как это ни странно, ступают осторожно даже в битве. Итак, он приподнялся и, как ни мало он понимал, догадался, что битва кончилась, а победили Орландия и Нарния. Ворота стояли широко открытыми, тархистанцы – их осталось немного – явно были пленными, король Эдмунд и король Лум пожимали друг другу руки поверх упавшего тарана. Лорды взволнованно и радостно беседовали о чем-то; и вдруг все засмеялись. |
| Корин был лишен главного условия для работы над своей эпопеей — покоя внешнего и внутреннего. Но он не оставлял мысль начать и сделать главную картину своей жизни. Незадолго до смерти он говорил: «Этой зимой я все-таки запачкаю свое большое полотно…» Тогда же Кориным были заказаны механические леса для облегчения работы над исполинским холстом… Значение, которое могла иметь его картина для русской культуры и истории, осознавали многие современники Корина. Владыка Трифон благословил его на этот труд, Горький просил его написать картину, всемерно и масштабно помогал в этом. Нестеров тоже завещал довести до конца начатую работу, даже, шутя, грозил, что будет приходить с того света и понуждать закончить картину.. . Сейчас все этюды и эскиз к «Реквиему», собранные воедино, выставлены в мемориальной мастерской П.Д. Корина в Москве на Малой Пироговской. Чуткое сердце зрителя, болеющее болью своей Родины, соединит в себе разрозненные фрагменты коринской эпопеи и составит их в своем воображении в единую картину. И родится уверенность, что «Реквием» Корина существует. Русская живопись прошла путь от преподобного Андрея Рублева, изобразившего неизобразимое — Предвечный Совет, Пресвятой Троицы, через гений А.Иванова, посягнувшего выразить в красках тайну Боговоплощения, к Павлу Корину, засвидетельствовавшему в своем творчестве верность русского народа Христу. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 19 декабря, 2022 9 декабря, 2022 2 марта, 2024 27 января, 2024 5 января, 2024 4 ноября, 2023 28 октября, 2023 6 июня, 2023 8 мая, 2023 19 декабря, 2022 9 декабря, 2022 2 марта, 2024 27 января, 2024 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! |
| «По силе только с Мусоргским можно сравнить Корина». «Нужна нечеловеческая сила воли, чтобы уйти из этого зала. Дайте нам возможность постоянно видеть картины Корина». «Какая великая сила у художников, и как обидно, что иногда до нас поздно доходит то, что мы могли бы видеть уже давно». «Счастлива, что наконец-то пришло к вам то, что давно вас ждало, чего вы были достойны лет 30 тому назад!» «Павлу Корину – слава!» И так – два тома. Вместе с восхищением публики приходит и официальное, государственное признание. Павлу Дмитриевичу присваивается звание народного художника СССР и присуждается Ленинская премия . Со своей выставкой он пересекает океан и совершает триумфальную поездку в Соединенные Штаты Америки. Между тем мысль его все время возвращается к не осуществленной картине. Ведь Нестеров сказал ему однажды шутя: «Смотри, Корин, если не напишешь картину, я тебе с того света грозить стану». Действительно, теперь как будто никто не может помешать прославленному и увенчанному лаврами мастеру посвятить остатки жизни осуществлению своего главного замысла. Отшумела выставка, улеглись страсти, хорошо в тихом просторном доме, а еще лучше тут же, в мастерской. Вот холст, вот специальная стремянка, вот краски, вот руки, вот время… Может быть, перегорело все в душе, остыло, оказалось как бы за стеклом: все видишь, а дотронуться нет возможности? Осталось где-то позади вместе с годами молодости и зрелости? Нет, желание оставалось. На прямой вопрос пишущего эти строки Корин ответил: «Не знаю, успею ли целиком, но холст испачкаю». Надо ведь представить себе объем работы. При добросовестности Корина как художника заполнить красками (просто заполнить красками) холст 6X8 метров – это уже огромная физическая работа, требующая и времени и сил. А за спиной, между прочим, уже два перенесенных инфаркта. Однажды мы пришли к Корину с ленинградским художником Евгением Мальцевым. Женя сказал Павлу Дмитриевичу: – Подбирается группа ленинградских художников моего возраста, которые готовы стать вашими подмастерьями ради написания «Реквиема». Заполнять красками большие плоскости, одежды, фон, все второстепенное, все это под вашим руководством и наблюдением… работа пойдет быстро, сила у нас в руках есть… |
| Не знаю, какими личными качествами художника легче всего объяснить его дерзость. Требовалось и личное мужество, Оно несомненно было, но велика была и одержимость идеей замысла. Совершившийся в душе художника творческий акт требовал воплощения в красках, а искусство (настоящее искусство) всегда немножечко – самозабвение. Кроме того, настоящий художник, творец, всегда немножечко ребенок. Он смотрит на мир огромными, широко открытыми глазами, взглядом стихийно-мудрым в силу дарованного художнику таланта, но более того – взглядом восторженным и наивным. В отстаивании своих принципов настоящий художник может пойти на костер, на плаху – вовсе не потому, что он такой уж бесчувственный и прирожденный храбрец, но просто потому, что это для него наиболее естественная линия поведения. Он и не догадывается, что можно вести себя иначе. В творческой одержимости есть что-то от одержимости физиологической, когда ради одного свидания с любимой или любимым люди иногда рискуют не только положением, состоянием, но и жизнью. Так или иначе, а слухи по Москве поползли. Уже и нарком Луначарский наведался в мастерскую на чердаке, чтобы лично удостовериться, что и как. Неизвестно, какая атмосфера начала бы складываться вокруг молодого Корина и чем бы все это для него кончилось, но наступило 3 сентября 1931 года – день, который Павел Дмитриевич считал знаменательным, если не великим днем своей жизни. В этот день утром ему сказали, что внизу на лестнице, на третьем этаже, остановился поднимающийся в мастерскую Максим Горький. Корин кубарем скатился вниз. Горького, воспользовавшись его остановкой от одышки, отговаривали идти выше. Здоровье дороже. Горький заколебался. Тут и появился сбежавший вниз Корин. – Ну, если уж сам художник нас встречает, надо идти. Нехорошо возвращаться. Горький долго глядел на расставленные этюды, оценивал, собирался с мыслями. Он понимал, что одна его фраза может сейчас решить судьбу не только этого замысла, но и художника вообще. Все ждали с замиранием приговора высшей инстанции, и больше всех Корин. Наконец Горький произнес: |
| Шаста вскочил, хотя рука у него сильно болела, и побежал посмотреть, чему они смеются. Увидел он нечто весьма странное: царевич Рабадаш висел на стене замка, яростно дрыгая ногами. Кольчуга закрывала ему половину лица, и, казалось, что он с трудом надевает тесную рубаху. На самом деле случилось вот что: в самый разгар битвы один из великанов наступил на Рабадаша, но не раздавил его (к чему стремился), а разорвал кольчугу шипами своего сапога. Таким образом, когда Рабадаш встретился с Эдмундом в воротах, на спине в кольчуге у злосчастного царевича была дыра. Эдмунд теснил его к стене, он вспрыгнул на нее, чтобы поразить врага сверху. Рабадашу казалось, что он грозен и велик; казалось это и другим – но лишь одно мгновение. Он крикнул: «Таш разит метко!», тут же отпрыгнул в сторону, испугавшись летящих в него стрел, и повис на крюке, который за много лет до того вбили в стену, чтобы привязывать лошадей. Теперь он болтался, словно белье, которое вывесили сушиться. – Вели снять меня, Эдмунд! – ревел Рабадаш. – Сразись со мной, как мужчина и король, а если ты слишком труслив, вели меня прикончить! Король Эдмунд шагнул к стене, чтобы снять его, но король Лум встал между ними. – Разрешите, ваше величество, – сказал Лум Эдмунду и обратился к Рабадашу. – Если бы вы, ваше высочество, бросили этот вызов неделю тому назад, ни в Нарнии, ни в Орландии не отказался бы никто, от короля Питера до говорящей мыши. Но вы доказали, что вам неведомы законы чести, и рыцарь не может скрестить с вами меч. Друзья мои, снимите его, свяжите, и унесите в замок. Не буду описывать, как бранился, кричал и даже плакал царевич Рабадаш. Он не боялся пытки, но боялся смеха. До сих пор ни один человек не смеялся над ним. Корин тем временем подтащил к королю Луму упирающегося Шасту и сказал: – Вот и он, отец. – А, и ты здесь? – сказал король принцу Корину. – Кто тебе разрешил сражаться? Ну, что за сын у меня? – Но все, в том числе Корин, восприняли эти слова скорее как похвалу, чем как жалобу. – Не браните его, государь, – сказал лорд Дарин. – Он просто похож на вас. Да вы и сами бы огорчились, если бы он… |
| …Шла вторая «безбожная» пятилетка. Началось уничтожение крестьянства. Газеты пылали ненавистью к «бывшим» — духовенству, профессорам, дворянам. На производствах устраивались открытые голосования за смертную казнь «врагам народа», дети отрекались от собственных родителей. В 1930 году была объявлена «война храмам». Корин жил в своей мастерской на Арбате — неуютной мансарде, заставленной огромными слепками классических греческих скульптур, подобранных им с улицы, куда их выбросили сторонники супрематизма. Вместе с братом Александром и верной женой и помощницей Прасковьей Тихоновной они жили впроголодь, подрабатывая написанием транспарантов для демонстраций и преподаванием. О Павле Корине и его картине ходили легенды по Москве. Мало кто видел его этюды, но весть, что среди ужасной действительности живет художник, который пишет столпов гонимого православия и думает посвятить им большую картину, казалась невероятной, вселяла во многих мужество. Сам художник, посягнувший на столь одиозную тему, ходил по лезвию ножа. Он, далекий от художественных течений своего времени, был лишен постоянных заказов. Материальной возможности осуществить свой масштабный замысел у него не было, и изменения положения не предвиделось. И вот в 1931 году мансарду на Арбате посетил М. Горький. С этого момента пролетарский писатель взял художника под свое покровительство. В этом же году он устроил поездку братьев Кориных в Европу и Италию для знакомства с подлинниками шедевров мирового искусства. Он содействовал устройству Павла Дмитриевича в реставрационные мастерские Пушкинского музея, чтобы тот имел постоянный заработок. Но, главное, Горький создал все условия для осуществления масштабного замысла «Реквиема». В 1932 году он обустраивает для художника просторную мастерскую в отдельном флигеле на Малой Пироговской, заказывает в Ленинграде огромный тканый холст для будущей картины, а кроме того, обеспечивает неприкосновенность Корина от нападок и гонений. История русской культуры знала дружбу между гениальным писателем и гениальным художником, где писатель взялся своим авторитетом решить материальные трудности художника. Так, в 1847 году Н.В. Гоголь написал статью «Исторический живописец Иванов», где разъяснил российской общественности грандиозность, сложность и величие задуманного Александром Ивановым полотна, призвал поддержать и помочь осуществить художнику его картину на «всемирный сюжет». Конечно, роль Гоголя в общении с Ивановым не сводилась только к посредничеству между «итальянским затворником» и российским обществом. Он оказывал художнику духовную и моральную поддержку. Это было общение единомышленников, обогатившее творчество друг друга и обогатившее русскую культуру. |
|
|
