| А дети духовенства уходили после семинарий в университеты, и государству это было выгодно, ведь, на их среднее образование оно не тратило казенных денег. Когда при Александре III стали массово открываться приходские школы, средства на них тоже должны были перечисляться из приходов в епархию, а уже оттуда распределялись по приходам. И здесь, средствами на школы для своих собственных детей прихожане не распоряжались. Бюрократизация церковного управления добавляла недовольства. Все пожертвования в таких условиях стали восприниматься как налоги, уплаченные под принуждением. Такова была ситуация на приходах вплоть до 1917 года. В конечном счете, все это проявлялось в отношениях прихожан со священником, как представителем власти. Если в его отношениях с паствой не было чего-то доброго, духовного, что перевешивало все раздражение и недовольство, то именно он получал за все. Многочисленны рассказы из богатой русской литературы о положении духовенства, о сложных отношениях на приходах, самый лучший здесь, конечно, Лесков, почитайте его «Соборян». Несмотря на все проблемы, приходская жизнь развивалась, многие люди стремились к объединению вокруг храма, к развитию форм приходской деятельности. Вот пример из краеведения: по данным клировых ведомостей на 1915 год в Урюпинском благочинии были библиотеки при 16 приходах, попечительства при 26 приходах. Хотя приходское попечительство часто оставалось на бумаге, но не нам их осуждать. После начала войны в большинстве приходов были созданы попечительские советы для сбора помощи солдатам, для распределения помощи их семьям. А в самом активном – Христорождественском или Ярмарочном «купеческом» приходе Урюпинской станицы были кроме двух библиотек, попечительства были еще учреждены: общество содействия народному образованию, дамский комитет, кружок ревнителей благочестия. В городах деятельность приходских обществ была еще более разнообразной. Дело в том, что только в таких обществах и советах прихожане действительно могли знать на что идут их пожертвования, могли их контролировать и принимать решения, но не в самом приходе. |
| vii) Характеристика взглядов первых расколоучителей на объем царской власти . Эти сообщения делал в 1665 году царю подъяк Трофимов, некогда служивший у Никона, желая отягчить участь уже опального Патриарха. Воззрение, им проводимое, было то же, что в письмах других расколоучителей в самом начале 50 годов. Это – реставрированное воззрение на единство принципа власти в государстве, воззрение, которое хотело канонизировать превосходство органов светской власти над органами духовной власти с уничтожением самостоятельности последней, и игнорирование её совершенно особой природы, особого её происхождения, особого рода её полномочий. Это было канонизирование фактического перевеса царской власти над духовной, основа которого была в событиях половины XV века, и которое наступило особенно после смерти Патриарха Филарета во время патриаршествования Патриарха Иосафа I и Иосифа, когда голос их умолк не только в государственных делах (право печалования ослабело, ибо «они были кротки нравом»), но и в церковных, где всем завладели дьяки, и выросли влияния помимо Патриарха Иосифа через кружок ревнителей благочестия, в который входили Никон, Неронов, Стефан Вонифатьев, влиявшие на распоряжение царя в церковных делах не только помимо Патриарха Иосифа, но и вопреки ему. Теория раскольников о царской власти была такое же непроверенное канонизирование церковно-государственных отношений без анализа их сути, как и приверженность к двоению аллилуи и двуперстному сложению, без внимания к тому, что обряд; как форма выражения идеи, может изменяться без ущерба для идеи, что он не может возводиться на высоту догмата. d) Паисий Лигарид – истолкователь идеи царской власти в России, и опровержение его со стороны Никона. i) Паисий Лигарид, как представитель цезарепапизма и литературная борьба Никона с ним Никакой полемики по вопросу о правах царской власти у Патриарха Никона с расколоучителями не было, но он живо откликнулся написанием целой книги, когда ему попали в руки вопросы-ответы Стрешнева–Лигарида, появившиеся в свете 15 августа 1662 г., озаглавленные: «Обвинение в новых обычаях и разных винах Патриарха Никона , составленное в 30 вопросах боярина Семена Лукьяновича Стрешнева и ответах на оные Газского Митрополита Паисия Лигарида». |
| Фёдор Пирвиц 08 ноября 2012г. 00:10 о. Георгий, не буду спорить насчет статьи Сидаша, бо оффтоп; лишь отмечу, что там написано не то, что " тип мышления Златоуста - доевангельский, эллинистический " , а то, что Златоуст синтезировал библейский и кинико-стоический взгляды. см пояснение: " Весь кружок Ревнителей Благочестия — люди, выросшие на тех же идеалах, что и христианские интеллектуалы первых веков имперского христианства, так что везде и всюду рассыпанные в их сочинениях порицания «мирской мудрости» — («Эллинских борзостей не навыкохъ...») не являются чем-то не-эллинистическим: неотъемлемая черта эллинизма (фиксирующаяся, начиная с древних киников) " . прот. Г. Крылов 08 ноября 2012г. 23:51 Ну и интервью… Хорошо, что Вы дали мне ссылочку на него. Ввиду прочитанного мне стала более понятна рассматриваемая нами статья. По крайней мере, я перестал строго судить ее автора. Тарас Геннадиевич Сидаш, может быть, способен вызвать естественную симпатию. За его оригинальными, нестандартными мыслями и подходами стоит, конечно, интеллектуальный и философски-интеллектуальный базис. Но с точки зрения православного богословия большинство его утверждений просто чудовищны. Особенно если взять за основу старообрядческую «начетническую» консервативную «версию» этого богословия, лишенную синодальных «вольностей». И эти подходы Тараса Геннадиевича не имеют ни к староверию, ни к единоверию никакого отношения – это его «авторское» кредо. Я не поддамся соблазну, и не буду «препарировать» это интервью, рассматривая каждое из утверждений в свете патристического подхода. Большинство читателей Богослова грамотны, и сами способны на подобный анализ. Хотя, может быть, слегка «попрепарировать» надо-бы. Почему? В качестве ответа на его совсем уж нетактичные, и, в общем-то, откровенно хамские выпады в отношении епископата (староверы никогда не позволяли себе этого, не взирая ни на что!). Эти слова, как ложка дегтя, портят «вкус» всего интервью, понижая его уровень, превращая его в либеральную агитку. Ранее я был уверен, что культурно-интеллектуальный уровень формирует внутри ученого некий «тормоз», не дающий ему опускаться в своих публичных рассуждениях до уровня бульварных газет. Теперь, по мере «посвящения» во внешнюю и внутреннюю деятельность ученого сообщества, я, увы, убеждаюсь в обратном – тонкость, вежливость, тактичность не всегда напрямую связаны с уровнем интеллекта. Наверное, лишь духовная зрелость может сформировать упомянутый мною «тормоз». И сейчас – время всеобщей духовной незрелости. |
| mute max volume play stop 00:00 00:00 repeat Радио Радонеж Update Required To play the media you will need to either update your browser to a recent version or update your Flash plugin . Беседы о русской словесности с профессором А.Н. Ужанковым. Раскол. Творчество протопопа Аввакума 31.05.2018 20:35 Слушать Скачать МР3-архив часа 1 Раскол в русской Церкви был порожден целым рядом событий и мероприятий, имевших место во второй половине XVI – первой половине XVII в. Так, в 1564 был издан печатный " Апостол " Ивана Федорова, ознаменовавший собой начало новой эпохи в распространении богослужебных и других книг. В 40-е гг. XVII в. при царском духовнике Стефане Вонифатьеве создается кружок " ревнителей древлего благочестия " из представителей московского духовенства (Никон, Иван Неронов, Федор Иванов), представителей светской власти (Ф.М. Ртищев) и провинциальных протопопов (Аввакум, Даниил, Логгин). Деятельность кружка была связана прежде всего с исправлением богослужебных книг. Появление книгопечатания поставило вопрос об исправном издании книг, вопрос необыкновенно сложный, если учесть многовековую рукописную традицию бытования канонических текстов. Книжная справа – трагическая тема московского XVII в., была в действительности гораздо сложнее, чем это обычно кажется. Московские справщики сразу оказались вовлеченными во все противоречия рукописного предания. Они много и часто ошибались, сбивались, запутывались, но не только от своего невежества. Современным текстологам очень хорошо известно, насколько многозначно и двусмысленно понятие " исправного издания " . Вроде бы было очевидно, что следует ориентироваться на " древние образцы " , но при этом было не совсем понятно, что это такое, поскольку возраст текста и возраст списка далеко не всегда совпадают, и нередко первоначальный состав текста мы имеем в сравнительно поздних списках. Хотелось ориентироваться на греческие образцы, но даже сам по себе вопрос о соотношении славянского и греческого текстов не так прост и отнюдь не всегда может быть сведен к более или менее простой проблеме " оригинала " и " перевода " . Но в XVII в. в Москве (да и не в ней одной) пока еще не умели восстанавливать историю и генеалогию текстов, а вне исторической перспектьивы рукописи слишком часто оказываются в неразрешимом и необъяснимом разногласии, так что в ответ на вопрос о том, как это все получилось, невольно появляется догадка о сознательной или неосознанно – " порче " текстов. |
| Она вышла из стремления произвести реформу собственно в жизни Церкви, не касаясь ее вероучения. Основателем ее был один пылкий и благочестивый юноша, Джон Веслей († 1791 г.), образовавший в 1729 году в Оксфорде из нескольких своих товарищей по университету небольшой кружок ревнителей благочестивой жизни. Разные благочестивые упражнения, которым предавались члены кружка в известном порядке и системе, методически, подали повод назвать их методистами. Это название удержалось за последователями Веслея навсегда. По окончании образования Веслей сделался странствующим проповедником благочестия. В это время (1732 г.) к нему присоединился другой подобно ему настроенный молодой человек Георг Витфильд († 1770 г.), отличавшийся проповедническим талантом. Веслей и Витфильд обошли с проповедью о покаянии и обращении на путь благочестивой жизни всю Англию и побывали даже в Америке. Проповедь их имела успех, так что в 1739 году они имели возможность устроить в Лондоне первую методистскую общину, которая сделалась рассадником новых проповедников благочестия. В 1741 году между методистами произошло разделение по поводу учения о предопределении. Учение о предопределении в Англиканской Церкви было формулировано двусмысленно, так что можно было понимать его и в строго кальвинском смысле, и в арминианском. Веслей держался первого понимания, а Витфильд – второго, вследствие чего и последователи их разделялись на веслейянцев и витфильдиан. Впрочем, это разделение не помешало распространению методизма. Во второй половине XVIII века и особенно в настоящем столетии он распространился во многих местностях Англии, а в Северо-Американских Штатах, где нет государственной религии, занял даже господствующее положение в ряду других исповеданий. Методисты представляют собою раскольническую партию в Англиканской церкви. Не отступая от общепринятого вероучения, они стремились только ввести в церковную жизнь начала самого строгого благочестия. Прежде всего они хотели сделать всеобщим строгое исполнение всех религиозных обязанностей, предписываемых церковью, как первое и видимое проявление благочестия. |
| Аввакум «писал таким языком, что каждому писателю непременно следует изучать его» (см.: Луконина А. И Северный вестник. 1887. С.5556). Аввакум родился на Нижегородской земле, в селе Григорове (теперь – Большемурашкинский район Нижегородской области) в семье священника, и сам стал священником в селе Лопатищи; в 1652 г. он был поставлен в протопопы (настоятели) Входо-Иерусалимской соборной церкви в небольшом торговом городке на Волге – Юрьевце-Повольском (теперь – г. Юрьевец Ивановской области). Аввакума дважды изгоняли из Лопатищ и Юрьевца прихожане и городские власти, первые – за требовательный, бескомпромиссный нрав «духовного отца», вторые – за его протест против самоуправства «начальных людей». Живя во время изгнания в Москве, Аввакум стал известен духовному отцу царя Алексея Михайловича протопопу Благовещенского собора в Кремле Стефану Вонифатьеву и царю Алексею Михайловичу, вошёл в придворный кружок «ревнителей благочестия», поставивший своей целью упорядочить положение дел в Церкви и в духовной жизни общества, пришедшей в упадок после событий Смутного времени. С 1653 г., когда началась реформа Русской церкви, проводимая патриархом Никоном , Аввакум оказался в числе её активных противников, защитников старых обрядов и «дониконовских» книг. Сложное общественно-религиозное движение старообрядчества XVII в. возникло как ответ на церковную реформу 1653 г., изменившую некоторые обряды Русской церкви и текст богослужебных книг по греческому образцу. Вскоре движение стало перерастать церковные рамки: в нем приняли участие разные социальные группы, недовольные политикой феодального государства и властью укрепляющейся абсолютной монархии; главной силой движения стали городские низы общества – «простолюдины», «простецы»: ремесленники, посадский люд, крестьянство. Борьба за старые обряды была протестом горожан и крестьян против феодального строя и окончательного закрепощения крестьянства, зафиксированного в «Уложении» царя Алексея Михайловича (1649 г.). Социальный протест низов выражался в самых различных формах: по Руси и Сибири прокатилась волна городских восстаний, началась Крестьянская война под руководством С. |
| Младшие дети, невинные и неиспорченные, всегда сравнят лучшую сестру, или брата с худшим, и будут на стороне первых. А добрый пример родителей без сомнения превысит всех. Здесь зародыш возрождения наших образованных семейств, в большинстве до крайности расстроенных. Языческий ритор Ливаний с восторгом восклицал „что за жены у христиан»! удивляясь их добродетелям и нравственной красоте, а ныне он сказал бы тоже в противоположном смысле. Нельзя без скорби слышать от матерей семейств ответ на замечание: пора вам отдавать дочь замуж: „за кого ныне отдашь? Что за женихи! Отдать на погибель». С другой стороны нельзя без глубокого негодования слышать от распущенных молодых людей ответы на совет: пора вам жениться, – произносимые с гордостью: „это лотерея!» То есть они свободны вести безпутную жизнь, потому что невесты тоже небезупречны. Они считают себя даже свободными от труда поискать достойную им невесту. Печальное положение! В общественной жизни направление христиан, по изложенным нами выше условиям согласования ее с учением христианским, окажет безчисленные добрые плоды, если Господь воздвигнет на это поприще достойных и твёрдых деятелей. Где бы пи пало благодатное семя этой жизни, – в высших ли сферах нашего общества, в средних ли сословиях, в близких ли слоях к простому народу, – где бы ни образовался этот кружок ревнителей благочестия, везде немедленно явится благотворное влияние их деятельности на окружающих. Правительствам легко будет выбирать себе сотрудников, – не из говорунов и бойких литераторов, а, по выражению Св. Апостола „в добрых делах свидетельствуемых» ( 1Тим. 5, 10 ). Здесь ошибки в выборе не будет. И в общественных собраниях, думах, земствах скоро дадут себя знать подвижники христиане. Они, конечно, будут молчаливее людей либеральных, но, зная их христианскую жизнь и неразлучное с нею здравомыслие и, признавая их за людей честных, их попросят говорить, и станут прислушиваться к словам их. Они будут вожделенны во всех банковых и коммерческих учреждениях и предприятиях, потому что не будут делать подлогов и скрываться с похищенными деньгами. |
| Для нас же история новой философии, как истории самосознания нового человечества, есть глубочайшая трагедия духа, имеющая вселенское значение и составляющая необходимый момент (его необходимость обусловлено свободой этого процесса) в возвращении человечества, как целого, и единой Вселенной к Богу, т. е. в свое софийное состояние. Нам кажется, что прошло время, когда блудный сын, изголодавшись и исполнив меру своего блуждания должен вспомнить забытый дом отчий, царственное изобилие своего былого состояния и начать свой покаянный возврат. И мы уверены, что в целом мировой мысли, которая в новое время проникнута пафосом ухождения, занимает особое место и должна быть опознана в своей значительности русская философская мысль, которая с самого основателя своего, Сквороды – характеризуется тревожным метафизическими стремлением к «дому Отчему» и пафосу ухождения противополагает с огромной силой и съ все растущей философской сознательностью пафос возврата. Вл. Эрн (Окончание следует). Введенский С. Костромской протопоп Даниил: Очерк из истории раскола в первое время его существования//Богословский вестник. 1913, Т. 1, 4, с. с. 844–854 (2-я пагин.) —844— (Реферат прочитан на IV Областном Археологическом Съезде в Костроме) В последние годы патриаршества Иосифа (1642–1652 гг.) под руководством царского духовника Благовещенского протопопа Стефана Вонифатьева, в Москве образовался кружок ревнителей благочестия 1140 . Пользуясь своим личным влиянием на царя Алексея Михайловича, Стефан Вонифатьев внушил правительству мысль принять ряд мерь к упорядоченно богослужения, к сокращению пьянства, уличных игрищ со скоморохами, песнями и т. п. Духовным и светским властям различных городов был дан из Москвы относительно этого ряд грамот со строгим наказом и с разрешением употреблять против ослушников суровая меры 1141 . Разумеется, во многих местах эти предписания никакого действия на жизнь не оказали. Но кое-где, все-таки, они нашли себе отголосок среди —845— тех представителей духовенства, которые и сами «стояли за благочестие», т. |
| Возвращаясь к первым расколоучителям, мы видим, что в своей автобиографии Аввакум, как и его единоборцы, указывает на следующее: Никон по возвращении в Москву узнал о кознях, а как только сделался Патриархом, то не стал пускать к себе бывших друзей и в крестовую. Анализ подготовки и проведения книжной справы свидетельствует также свидетельствет, что, вступив на Патриарший престол, Никон действительно и совершенно справедливо удалил от церковного управления и «советнического» вмешательства в государственные дела именно бывших «справщиков Печатного двора» (большая часть из них входила и в «кружок ревнителей благочестия»), поскольку ввел подобающий Патриарху чин и правила, позабытые или упраздненные при малодеятельном и слабом Патриархе Иосифе. Удаление от дел, надо полагать, было воспринято как труднопереносимое «унижение и оскорбление», а поэтому оскорбленные «ревнители» ждали случая отомстить и тем вразумить новоизбранного Патриарха. Такой момент был использован: на разосланную духовенству Святейшим «Память о поклонах…» было написано опровержение, выставляющее ее как еретическую. Так, в этой, выросшей из лично-амбициозных переживаний, дерзкой озлобленности и уверенности во вседозволенности началось противостояние, впоследствии сознательно трансформированное в общецерковное, укрепляемое актуализировавшимися эсхатологическими переживаниями 13 и политическими нуждами малодушных правителей. Обращает на себя внимание и тот факт, что с удалением Патриарха Никона из Москвы начался процесс оживления церковно-государственного и гражданского раскола 14 . Говорить лишь об активной личной позиции староверов-богомилов в этом процессе некорректно. Значимым фактом является своеобразная позиция московской знати, епархиального архиерейства и особенно самого Царя, благосклонно принимавших и оказывавших милости протопопу Ивану Неронову, который бывал «в их общем совете» и даже «в соборном сидении», а между тем начал пропаганду против новоисправленных книг, осуждал Патриарха Никона, называя его «вне ума сущим, пагубником, не человеком, но зверем», и говорил, что если созывать Собор, то с целью рассуждения «о прелестном его мудровании и о исправлении церковном, а не о нем самом, уже самоосужденном» 15 . |
| Он соглашается с патриархом, позволяет ему налагать жестокие наказания на его противников, но сам как бы устраняется от участия в них, иногда даже старается облегчить участь наказанных, упрашивая, например Никона не расстригать Аввакума или – что еще характернее – скрывая от патриарха пребывание в Москве Неронова, бежавшего из Кандалакшского монастыря. Теоретическое сознание нужды в преобразованиях было у Алексея Михайловича, но его вкусы и привычки тянули его к московской старине, и он старался, всегда безуспешно, впрочем, примирить то и другое. Теперь представитель этой старины являлся подле него, озаренный новым светом мученика за свои идеи, и притом в такой момент, когда царь окончательно разошелся и вступил в упорную вражду с патриархом, тянувшим его на путь преобразований в церковной сфере. Вид Аввакума должен был привести ему на память те далекие, полные мира и невозмутимого спокойствия дни, когда еще не было никаких церковных раздоров, когда вокруг дворца группировался кружок ревнителей благочестия, соединявший в себе многих из тех людей, которые теперь стали ожесточенными врагами. И под влиянием этих разнообразных впечатлений царь как нельзя более милостиво принял возвращенного из ссылки протопопа. «Государь, – рассказывает Аввакум о первом свидании своем с Алексеем Михайловичем, – меня тотчас к руке поставить велел и слова милостивые говорил: здорово ли де, протопоп, живешь? еще де видаться Бог велел! И я сопротив руку его поцеловал и пожал, а сам говорю: жив Господь, жива душа моя, царь-государь; а впредь что изволит Бог ! Он же, милейший, вздохнул, да и пошел, куды надобе ему. И иное кое-что было да что много говорить! Прошло уже то!» Повидавшись с Аввакумом, царь приказал поместить его в Кремле в Новодевичьем подворье и каждый раз, отправляясь куда-нибудь мимо его двора, испрашивал у него благословения. В свою очередь Аввакум не замедлил воспользоваться благоволением царя к нему, тем самым отчасти оправдывая надежды, возложенные на него боярами. Вскоре уже по возвращении своем подал он Алексею Михайловичу пространную челобитную, в которой ярко отметил занятое им положение. |
|
|
