| Я ехал на роспусках в первый раз в моей жизни, и мне очень понравилась эта езда; сидя в сложенной вчетверо белой кошме, я покачивался точно как в колыбели, висящей на гибком древесном сучке. По колеям степной дороги роспуски опускались так низко, что растущие высоко травы и цветы хлестали меня по ногам и рукам, и это меня очень забавляло. Я даже успевал срывать цветочки. Но я заметил, что для больших людей так сидеть неловко потому, что они должны были не опускать своих ног, а вытягивать и держать их на воздухе, чтоб не задевать за землю: я же сидел на роспусках почти с ногами, и трава задевала только мои башмаки. Когда мы проезжали между хлебов по широким межам, заросшим вишенником с красноватыми ягодами и бобовником с зеленоватыми бобами, то я упросил отца остановиться и своими руками нарвал целую горсть диких вишен, мелких и жестких, как крупный горох; отец не позволил мне их отведать, говоря, что они кислы, потому что не поспели; бобов же дикого персика, называемого крестьянами бобовником, я нащипал себе целый карман; я хотел и ягоды положить в другой карман и отвезти маменьке, но отец сказ-ал, что «мать на такую дрянь и смотреть не станет, что ягоды в кармане раздавятся и перепачкают мое платье и что их надо кинуть». Мне жаль было вдруг расстаться с ними, и я долго держал их в своей руке, но наконец принужден был бросить, сам не знаю, как и когда. В тех местах, где рожь не наклонилась, не вылегла, как говорится, она стояла так высоко, что нас с роспусками и лошадьми не было видно. Это новое зрелище тоже мне очень нравилось. Долго мы ехали межами, и вот начал слышаться издалека какой-то странный шум и говор людей; чем ближе мы подъезжали, тем становился он слышнее, и наконец сквозь несжатую рожь стали мелькать блестящие серпы и колосья горстей срезанной ржи, которыми кто-то взмахивал в воздухе; вскоре показались плечи и спины согнувшихся крестьян и крестьянок. Когда мы выехали на десятину, которую жали человек с десять, говор прекратился, но зато шарканье серпов по соломе усилилось и наполняло всё поле необыкновенными и неслыханными мною звуками. |
| А потом я получила письмо и от самой Тоны: «Мое сердце ликует и поет. Слава Богу за все!!! Мы с мужем думаем о Нике ежедневно и ждем вас в гости». Еще через некоторое время она написала, что их соседи, та самая семья, которая брала Антона Дельгадо, делали мальчику пересадку костного мозга. И хотя Антон умер, но на тот момент это существенно изменило его жизнь. В письме меня спрашивали, не буду ли я против, если они соберут деньги на пересадку Нику. Такая операция стоит примерно 10 млн рублей. И я ответила Тоне: «А почему бы и нет?! Думаю, это возможно, но не сейчас». Когда Ник был в детском доме, его окружали дети значительно младше по возрасту. Он сидел в кресле, по нему все время кто-то куда-то забирался или полз. Какой-нибудь пухлый малыш мог ударить игрушкой или просто ущипнуть. Это все очень травмировало кожу Ника. Воспитатели старались его оградить, но за всеми уследить невозможно. Благодаря домашнему уходу и тому, что Ника никто не дергает, не бьет и не пинает, у него нет травм. Он расслабился, чувствует себя любимым, кожа в разы лучше выглядит. Но пересадку я не исключаю все-таки. Вообще, та американская семья – невероятно хорошие люди. Благодаря им Ник мог бы наслаждаться счастливой жизнью уже пять лет назад. Про воспитание Родня не одобряет моего воспитания. Считают, что я слишком добра к детям. Хотя я доброжелательна так же, как были ко мне мои родители, которые всегда и во всем предоставляли мне право выбора. Но однажды мальчики ужасно вели себя в магазине. Мы поссорились, дома я устроила им разбор полетов и в сердцах сказала, что, наверное, мое воспитание действительно неправильно, слишком уж я добрая… Я так расстроилась, что ушла в свою комнату спать. Лежу и думаю: «Ну в чем моя ошибка? Что я не так делала? Почему у детей ко мне всякое уважение исчезло?» Вдруг слышу шуршание за дверью. Вижу, Ник с подносиком стоит. На нем чашечка и блюдце с мармеладом, зефиром. Все самое вкусное и свое любимое положили. А еще письмо на листе А4, сложенном вчетверо, и текст от Гоши, который едва научился писать: «Мама, прочитай письмо. Мама, извини нас. Ты была права». |
| «Государь понял, что есть Божия воля отступить…» Почему царь не стал бороться за Россию? Проект «Настоящий Николай» 28 февраля, 2017 Почему царь не стал бороться за Россию? Проект «Настоящий Николай» «Правмир» продолжает проект «Настоящий Николай» и предлагает вам стать первыми читателями новой книги известного историка Константина Капкова «Духовный мир Императора Николая II и его Семьи». Глава «Отречение или смиренномудрие?» переносит нас на 100 лет назад, к событию первых дней марта 1917 года, вокруг которого до сих пор не смолкают споры. До сих пор падение Российской Империи, последовавшее за отречением Государя Hukoлaя II, болезненно воспринимается российским обществом. Кому личность Государя симпатична, говорят об отречении с сожалением и разочарованием, а кто-то злорадствует. Многие обвиняют Царя в отречении, зная, что случилось потом . Мы полагаем, что краткий период 1–8 марта, связанный с так называемым отречением, — самый важный этап личной религиозной жизни Царя, и мы рассмотрим его именно с этой точки зрения. Сначала разберем формальную сторону вопроса: было ли это отречение зафиксировано юридически? Этот вопрос возникает даже при беглом взгляде на малопрезентабельную бумажку с заглавием: «Ставка Начальнику Штаба», но которую представляют как «Манифест об отречении Государя Императора Николая II от Престола Государства Российского за себя и за сына своего Наследника Цесаревича Алексея Николаевича в пользу брата своего Великого князя Михаила Александровича». Внизу этого потертого листа (когда-то сложенного вчетверо) мы видим подпись Государя и заверительную подпись министра Императорского двора, графа Владимира Борисовича Фредерикса. Принято считать, что существуют два экземпляра акта отречения (в последние годы некоторые исследователи, полагают, что три экземпляра). Сначала скажем о документе, представленном в 1919 году в англоязычном издании в США . Его опубликовал февральский заговорщик Юрий Владимирович Ломоносов, помощник члена Государственной думы Александра Александровича Бубликова. После захвата Министерства путей сообщения 28 февраля 1917 года, именно эти два персонажа получили контроль над железными дорогами, благодаря чему поезд Государя был задержан. В первые годы советской власти Ломоносов стал особо доверенным лицом Ленина в крупнейших финансовых операциях за границей. При его посредничестве из России был вывезен огромный капитал, после чего Ломоносов с семьей обосновался в США . |
| Ныне у нас, братие, праздник в честь нерукотворенного Образа Христова. История этого образа такова: в то время, когда Господь наш Иисус Хрнстос жил и проповедывал между Иудеями, в языческом городе Эдессе страдал неизлечимою болезнью владетель страны Авгарь. Когда до него дошли каким-то путем слухи о чудотворениях Христовых, он немедленно посылает к Иисусу Христу нарочного посла, живописца Ананию, с письмом, в котором усерднейше просит Иисуса Христа придти в Эдесс и исцелить его. Вместе с тем Авгарь дал своему посланному такое наставление: если, говорит, Иисус не согласится идти с тобою сюда, тогда ты, по крайней мере, сними с Него портрет. Я верую, что болезнь моя пройдет, если я только и на образ Его посмотрю. Анания приходит в еврейскую землю и находит Иисуса; но за множеством народа не может подойти к Нему, да и не смеет отрывать Иисуса от проповеди. В ожидании, когда кончится проповедь, Анания отыскал камень и, взобравшись на камень, начал всматриваться в лице Иисусово. Тут приходить ему мысль снять портрет с Иисуса Христа, и принялся он за работу. Но – увы, сколько ни трудился, портрет не давался ему. Именно он никак не мог уловить боголепные черты лица Христова, потому что он постоянно изменялись. Долго так мучился Анания Наконец Христос посылает за ним одного из апостолов и Анания предстал с робостью пред Иисусом. Но Иисус немедленно ободрил его и, прочитав письмо от Авгаря, потребовал воды, – умылся, и, взяв вчетверо сложенное полотенце, утерся им. И – какое чудо! – на полотенце отобразился при этом, во всей красоте, лик Спасителя. Тогда Христос, подавая полотенце Анании, говорит ему: ступай и передай это тому, кто послал тебя. Авгарь, получив, не руками, а чудесно сотворившийся образ Христов, получил и исцеление и не только сам чтил, а и подданным своим приказал чтить образ Христов. И вот этот-то нерукотворенный, чудный Образ Христов собрались и мы ныне почтить песньми духовными и поклонением. С этого-то Образа начали после и живописцы списывать лик Христов. По примеру этого же Образа стали после писаться иконы и Пресв. Богородицы и св. угодников Божиих, – словом, началось иконописание и иконопочитание. И потек с тех пор непрерывно и неоскудно чрез св. иконы источник благодатей небесных на землю, источник неисчислимых чудотворений. |
| Письмо это, как духовное напутствие, Владыка Иоанн хранил всю свою жизнь. Бумажная иконка «Беседная» с Пресвятой Богородицей и Николаем Угодником, которую старшая сестра послала юному Косте, была вставлена в специальную деревянную рамку. Божия Матерь и святитель Николай изображены на фоне леса, беседующими со стоящим на коленях пономарем Георгием. Рамкой с металлическими скобами когда-то пользовался Николай Антонович Вендланд при изготовлении фотографий. В этой рамке под бумажной иконкой и хранилось больше полувека сложенное вчетверо письмо от старшей сестры. После возвращения из ссылки архимандрита Гурия назначают настоятелем киновии Александро-Невской Лавры. Центр жизни братства перемещается на окраину города. Киновия – когда-то маленький общежительный монастырек, основанный при даче петербургских митрополитов для монахов Лавры, ищущих более строгого иноческого жития и подвигов, а также как место, куда посылали на исправление провинившихся монахов. В двадцатые годы это уже был приходской храм при кладбище. К отцу Гурию потянулись верующие интеллигентные люди – бывшие слушатели богословско-пастырских курсов, религиозных кружков. Ядро прихода составили члены Александро-Невского братства. Службы в киновии совершались ежедневно, строго по уставу, без малейших пропусков, «от стражи утренния до нощи»… Людей в воскресные и праздничные дни собиралось много. Пел большой хор. Архиепископ Михей (Хархаров) так вспоминал те времена, упоминая о себе в третьем лице: «У верующей интеллигенции был большой духовный подъем, энтузиазм, горение духа. Люди шли или ехали в храм к ранней обедне, затем по дороге где-нибудь в парадной или в подворотне съедали наспех бутерброд или кусок булки (на улице считалось есть неприлично) и шли на гражданскую работу. Вечером с работы спешили домой наскоро перекусить или пообедать и опять в церковь . То в одну, то в другую. В Ленинграде в разные дни в разных храмах были чтения акафистов с общенародным пением. Елизавета Николаевна Вендланд, когда приезжала в киновию, встречала там мальчика Сашу. На обратном пути она часто отдавала ему свой (или специально для него припасенный) завтрак. Чаще всего это был бутерброд с повидло. Теперь это для нас мелочь, ничтожность, а в те времена – много значило. Мальчик смущался, отказывался, но она умела так просто подойти, что в конечном итоге, переезжая на пароходике Неву на другой берег, он съедал этот хлеб с повидло, может быть, лишая ее приготовленного для себя завтрака». |
| Поскольку все три способа равно имеют свои неудобства, то второй представляет по крайней мере то преимущество, что, правда, всего лишь на месяц, но ты овладеешь сокровищем, и потому этот способ считается предпочтительным. Смельчаки, которые всюду пытают удачу, нередко, как уверяют люди, раскапывали ямы, вырытые черным человеком, и пробовали обокрасть дьявола. По-видимому, результаты подобных действий оказывались весьма скромными, если доверять преданию и особенно двум загадочным стихам на варварской латыни, которые по этому поводу сочинил зловредный нормандский монах по имени Трифон, кое-что смекавший в колдовстве. Этот Трифон погребен в аббатстве Сен-Жермен в Бошервиле, близ Руана, и на его могиле родятся жабы. Итак, приходится затрачивать огромные усилия, ибо эти ямы обычно очень глубоки; потеешь, роешь, трудишься целую ночь (потому что это делается именно ночью), рубаха вся взмокнет, свеча сгорит, мотыга зазубрится, и когда наконец докопаешься до дна ямы, когда «сокровище» – твое, что же ты находишь? Что представляет собой это сокровище дьявола? Иногда су, иногда экю или камень, а то скелет или окровавленный труп; порой это привидение, сложенное вчетверо, как лист бумаги, лежащий в бумажнике, а бывает и так, что вообще ничего не находишь. Вот обо всем этом, по-видимому, и сообщают нескромным и любопытным людям стихи Трифона: Fodit, et in fossa thesauros condit opaca As, nummos, lapides, cadaver, simulacra, nihilque . Как будто и доныне там находят то пороховницу с пулями, то старую засаленную и порыжевшую колоду карт, которой, несомненно, играл сам дьявол. О последних двух находках Трифон не упоминает ни слова, но следует принять во внимание, что Трифон жил в двенадцатом веке и что вряд ли у дьявола хватило бы ума изобрести порох до Роджера Бэкона, а карты – до Kapлa VI. Впрочем, тот, кто будет играть в эти карты, может быть уверен, что он проиграется в пух и прах; что же касается пороха из пороховницы, то он обладает свойством взрывать ружья вам в лицо. Так вот, вскоре после того как прокурорскому надзору показалось, что бывший каторжник Жан Вальжан во время своего кратковременного побега бродил вблизи Монфермейля, люди в этой самой деревушке заметили, что один старый шоссейный рабочий, по прозвищу Башка, частенько «делает вылазки» в лес. В той местности ходили слухи, будто Башка был когда-то на каторге; он состоял под наблюдением полиции, и так как он нигде не находил себе работы, то администрация нанимала его за пониженную плату на починку шоссейной дороги между Ганьи и Ланьи. |
| С каждым годом увеличивается груз. До поры-до времени бывает это незаметно. Потому что мы ещё растём, растут наши плечи, и прибавляется сил. А бывает и так — сразу, в одночасье, падёт на человека такой груз, что колеблется человек под его тяжестью. Кто колеблется, а кто и падает. Кто падает, и встаёт, а кто падает, и встать не может уже. Или не хочет, потому что в лежачем положении тоже есть свои преимущества. Лежачего не бьют, например. Надо, надо вставать на ноги, надо идти. Говорят, что там, на небесах, известно точно, кому какой груз по силам. Всё точно отмеряно! И когда тебе кажется, что встать невозможно, ты просто отдохни чуть-чуть и вставай. Не залеживайся долго — чем дольше лежишь, тем труднее вставать. Медленно шла Анька по лестнице, медленно шла по коридору к своей палате. Возле поста столкнулась Анька с заплаканной Лидой. Лида стояла рядом с Дорой и вытирала слёзы взятым на посту белым вафельным полотенцем. — А вы чего плачете, Лидия Георгиевна? Это же не ваша смена была? — спросила Анька. За вас, дураков, просить ходила! — ответила за Лиду Дора. — Вы-то домой поедете, а Стёпка куда? До этих пор только Дора знала, что Лида хотела усыновить Стёпку. Теперь же пришлось открыть эту тайну Яро-славцеву — в надежде, что он сумеет сохранить её до поры, до времени, пока всё было так неясно с этим усыновлением. Дора посмотрела на Аньку и, погодя немного, более мягко добавила: — Иди, не мучайся. Мы за вас ходили просить. За всех. На тумбочке Аньку ждала записка на тетрадном листике, сложенном вчетверо. «Аня, давай встретимся у нас в палате после ужина. Джемали». Стукнуло сердце Аньки, сжалось. Она получила первую в своей жизни такую записку. Ей нравился Джем, но она и помыслить не могла, что может быть тоже влюблённой, как Наденька, или как Светка из десятого. И вот… В такой момент, когда она сама была противна себе! Джем… Джем… Спасибо, Джем. На веранде все ждали, что будет дальше. Томительно тянулись минуты, часы. Странное дело — Анька уже не плакала и вообще, была более-менее спокойна. Внутри у неё всё уже было решено. |
| И это бы еще полбеды: но, сотворив непотребство и чуя расплату, мерзкий осквернитель невинных цветочков трусливо пытался скрыть следы преступления, при этом комья земли и поруганные веточки петуний летели в разные стороны. Никакие воспитательные меры вплоть до битья по голове сложенной вчетверо «Русской мыслью» не могли излечить кота от излюбленного порока. В то злополучное утро я несколько раз выходила на балкон, чтобы не проворонить заказанное с вечера такси, и попросту забыла в последний раз затворить за собой балконную дверь. Блудный муж подхватил дорожную сумку с заграничными подарками для своей, конечно, мне неизвестной, московской подружки и отправился к лифту, а я проводила его за дверь с привычными напутствиями: не вздумай возвращаться и не забудь перед посадкой надеть теплый свитер – в Москве по прогнозу холод и дождь. Он так же привычно бросил, что все будет хорошо, свитер он наденет и позвонит, когда его встречать. После этого я пошла в спальню, немного поревела и уснула, поскольку позади у меня была почти сплошная ночь выяснения отношений. Разбудило меня истошное мяуканье Арбуза. Я сорвалась с постели и бросилась на балкон, откуда летели его вопли о помощи. Кот-охальник, воспользовавшись открытой дверью и тишиной в доме, в этот раз добрался до нижнего ящика, сделал там свое грязное дело, а назад выбраться не сумел: толстый живот, за который в сочетании с полосатостью он и был прозван Арбузом, не дал ему пролезть между прутьями решетки, а перелезть через верх мешали развесистые петуньи. Я перегнулась через перила и ухватила кота за шкирку, а он был так перепуган, что для верности извернулся и вцепился в мою руку всеми двадцатью когтями. Я дернулась от боли и, попытавшись подхватить его другой рукой, слишком сильно перевесилась через перила: ноги мои почти оторвались от пола, а перетрусивший Арбуз, дрянь такая, в этот решительный момент не растерялся и сиганул по моим плечам и спине наверх и этим спас свою полосатую шкуру, меня же подтолкнул вниз. Я окончательно потеряла равновесие и полетела с четвертого этажа вниз головой. Спешу успокоить ревнителей благополучия домашних животных: после того, как меня на машине скорой помощи с завываниями увезли в больницу, а в квартиру вломились полицейские, бедного осиротевшего котика взяла под опеку наша соседка фрау Гофман, и у нее ему было неплохо. |
| Солнце поднялось уже довольно высоко, и последние искры угасавшего сознания тускнели в подернутых смертельной пеленой глазах Быстрой Молнии, когда перед ним вдруг возникло странное видение. Он еще успел расслышать какие-то смутные звуки и затем погрузился в беспросветный мрак. А тем временем Гастон Руже, используя только что срубленный ствол молодой ели в качестве рычага, трудился как бешеный над толстой колодой, придавившей тело Быстрой Молнии. Два часа спустя он вернулся в хижину, неся на руках нечто тщательно закутанное в его собственную куртку. Придя в себя, Быстрая Молния открыл глаза и сразу увидел множество чудес. Он был совершенно беспомощен. Он не владел ни единым мускулом, как если бы его разбил паралич. Гастон держал его сломанную лапу, аккуратно уложив ее на тщательно выструганную дощечку, а Жанна туго обматывала ее чистым полотняным бинтом. У Быстрой Молнии не хватило сил даже зарычать на них. А они беседовали с ним, и женщина, закончив перевязку, нежно погладила его голову теплой и мягкой ладонью. А потом он увидел маленькую Жаннет. Она стояла, глядя на него большими удивленными глазами, а на пороге застенчива переминались Трезор и Уопс, которых позвал Гастон. Раненого положили в углу на мягкую подстилку из сложенного вчетверо одеяла, и мужчина ушел, уводя с собой собак. Быстрая Молния лежал неподвижно, наблюдая словно сквозь туман за женщиной и маленьким ребенком, который с любопытством, хоть и с опаской, норовил подобраться к нему поближе. Время от времени женщина подходила к нему, безбоязненно касалась его рукой и ставила перед ним свежее мясо и воду. Он ни к чему не прикасался, но молча и безучастно лежал и… ждал. Наконец, по прошествии долгого времени, вернулся мужчина, и перед замутненным взором Быстрой Молнии произошло очередное чудо: в распахнувшуюся дверь хижины вошла Светлячок, его подруга! Несмотря на усталость, она возбужденно запрыгала вокруг большой корзины, которую мужчина принес с собой. Тот открыл корзину, извлек оттуда одного за другим двоих маленьких сыновей и двух маленьких дочерей Быстрой Молнии и положил их возле него на одеяло. |
| Человек tool-making animal, животное, изготовляющее орудия, но цели он достигает, когда сделает орудием сам себя и свое орудие самим собой. 23.3.1974 [на листе, сложенном вчетверо; записи сделаны с обеих сторон на пронумерованных четвертинках] Пост. В глубине жизнь идет одним потоком и несвязными кажутся лишь ее внешние проявления невнимательному взгляду. Непринятие помощи, как непринятие пищи, можно считать бессознательным постом. Существование поста задолго до его осознания одно из сильных свидетельств подспудной религии человека. Во всяком случае, едва ли абсурдным будет предположение, что в силу каких-то непроясненных соотношений между долгом, долгами, грехом, духовной жизнью и инстинктом спасения множество людей, чуть ли не преобладающая масса пребывает в интенсивном и уже таком одичалом посте, что не знает как из него выйти, отчего подвергаются реальной опасности. Запутанное соотношение может быть например таким: ты должен искать спасения; но поскольку ты сейчас греховен, спасение будет спасением твоего греха, ты его лишь питаешь; следовательно воздержись пока от реального принятия спасения; но вместе с тем трудись, так как спасение дается лишь трудом; трудиться, не приемля пока спасения со стороны, дабы не осквернить его своей греховностью, ты можешь лишь с собой и в себе, внутренне. Издавна первым движением ищущих спасения было это сомнительное воздержание. В этом плане нужно понимать известную повесть о постах и воздержаниях Будды, лучше всего в Буддхачарите. Он прозрел, поняв, что познание возникает лишь в питаемом теле, выпил много молока от подоенной рядом коровы и уселся под дерево в твердой решимости не сходить с места пока не будет разрешена загадка страдания. Буквальное толкование здесь по меньшей мере абсурдно. Коровы и молоко — основные символы вдохновения, откровения и прозрения в индийской традиции. Нам разрешили прекратить пост, дикий, затянувшийся, беспорядочный. С чувством, подобным опьянению от еды после голода, мы встаем на ноги. Перемещение поста в материальность предполагает прекращение духовного воздержания, примерно как внешняя бедность не мешает духовному богатству. |
|
|
