| У нас между семьями были отношения теплого взаимного участия и в радости , и в горе. На три семьи – три радио и один телевизор. Да я от тоски стенаю, когда понимаю, что никогда больше не увижу дерьмовозку с громадным резиновым шлангом, въезжающую во двор через деревянные багряные ворота, чтобы очистить замечательный раздельный трехместный толчок, в котором легко и просторно птицей сиделось. Дворника в фартуке у ворот помню. Где его могила? Ничего не осталось, кроме памяти, да и то до тех пор, пока голова моя, грешная, на моих раменах качается. Нам дали две квартиры. Мы с мамой уехали в новую, далеко от нашего двора. А прабабушка с бабушкой решительно не захотели от него отрываться и обменяли свою на жилье с кривым потолком в убогой хрущевке – как раз над квартирой, где жила Софья Андреевна. Четвертый этаж! А им на двоих – 180 лет. Но это был единственный вариант, чтобы остаться возле двора, в котором прожита жизнь. Соучастники по обмену бесконечно радовались подвалившей им удаче. Все мои родные женщины – прабабушка Мария, бабушка Клавдия, мама Валентина – перед последней жизненной чертой падали и ломали шейки своих бедренных костей. За прабабушкой ухаживала бабушка . Обтирала ее, переворачивала, читала вслух Евангелие. Помню, как прабабушка как-то заплакала от боли и слезно попросила бабушку: «Клавуся, поцелуй меня». Бабушка нагнулась к ней с поцелуем, и та, как младенец, обвила ее шею руками. Когда сама бабушка поломалась, то первые три часа «скорую помощь» не вызывала, хотя телефон у нее был под рукой. Она в свои 85, будучи полной женщиной, ползла потихоньку с телефоном в руках через всю комнату к креслу, на котором лежал халат. Хотела укрыть ноги: было бы стыдно, если среди приехавших врачей оказались бы мужчины. Мама упала на улице. По вызову прохожих приехала «скорая». Врачу сразу же сказала, что сломала шейку бедренной кости. Тот спросил маму, откуда она знает. Ответила, что знает. Когда умирала прабабушка в свои 102 года, бабушка позвонила мне и попросила прийти. Сказала, что прабабушка зовет: «Где Женечка?» Пришел я уже к мертвому телу. Бабушка спрашивала меня без всякого укора, с одним только сожалением, даже с какой-то неловкостью, будто она виновата: «Что же ты, Женечка, раньше не пришел?» Отвечал: «Да занят был, работа». Что я мог еще ответить? А она: «Не переживай, Женечка, бабушка, молясь, тихонько отошла». От моей работы до их квартиры было 300 метров. |
| Прабабушка рассказала, как НКВД-шники перевернули весь дом и забрали ее любимую куклу В день ее смерти я понял, что всех перемолол 20-й век, но как будет дальше — решать сейчас и нам 31 октября, 2018 В день ее смерти я понял, что всех перемолол 20-й век, но как будет дальше — решать сейчас и нам Василий Сонькин — о том, как из страшной истории семьи вырастает любовь. За полгода до смерти прабабушки я сидел рядом с ней и она вдруг начала рассказывать про обыск в квартире, когда арестовывали ее отца. Вчера ночью прабабушка умерла. Я где-то час не мог понять, она притихла, или она уже умерла и остывает. Я чувствовал очень некомфортную смесь облегчения и грусти. Я никогда не забуду какой она стала холодной. В тот вечер полгода назад она рассказывала, как НКВД-шники перевернули весь дом, как в ее вещах копались. Как белье валялось на полу. Как забрали любимую куклу. Я представил ее тогда, совсем девочкой: папу забрали, незнакомые мужики копаются в ее вещах. Она растеряна, боится, злится, ненавидит, но не может это все показать, и потому что ребенок, и потому что так не проговаривали вещи, и потому что в то время об этом вообще не говорили. Ну и нельзя же на НКВД-шника наорать. И я многое понял вдруг про нее. Почему ей было так тяжело по-настоящему любить. Почему она иногда действовала из какой-то странной зависти. Почему она была тяжелым человеком. Она уже почти не разговаривала, и уже очень давно не говорила ни с кем так долго. А тут вдруг так много, и так ярко вспоминала. Потом замолчала. Попросила никому об этом не рассказывать. Сколько раз крутила эту сцену в голове пока она лежала в кровати без движения? У нее травма в самом краеугольном камне. Этот страх никогда и никогда не ушел, но превратился во что-то другое. Отношения с дочкой, Любой, моей бабушкой, были непростые. Прабабушка, вспоминая то, что делала, иногда сильно преувеличивая свой вклад. Не часто сама проявляла инициативу. Когда ее муж, мой прадед Сережа, уже стал совсем больным, она с легкостью всю заботу, и физическую, и финансовую, передала дочке. |
| Картина художника Семена Кожина Моя прабабушка по отцовской линии была верующим человеком. Именно она настояла на моем крещении. Из детских впечатлений я помню небольшую двухкомнатную квартиру в Александрове, кухоньку в пять квадратов, а в ее левом верхнем углу – большие темные иконы в золотистом окладе и зажженный огонек лампадки. Прабабушка Настя была сухонькой, невысокой старушкой с запахом пирогов и доброй улыбкой. От нее мне по наследству перешло Евангелие 19 века, с «ятями» и «ерями», намоленное не только ей одной… В маминой родне была бабушка Ксения. По окончании первого класса школы я впервые поехала к ней на каникулы в далекую деревеньку в Мордовской области. Настоящая теплая печка, живая корова и тугие стрелы зеленого лука в огороде меня поразили намного меньше, чем убранство внутри дома: все стены в избе от верха и до низа были украшены иконами. Большими и маленькими, деревянными и бумажными, в окладах и без. Никогда больше в жизни ни до ни после я не видела таких домов. Будучи совсем ребенком, я, конечно, толком не знала кто такой Этот Бог. А бабушка Ксения всегда все крестила и ласково учила это делать меня. Помню, как я ухаживала за маленьким желтым цыпленком, задавленным случайно коровой. Он все же умер, и я безутешно горевала горючими слезами. А бабушка Ксения с каким-то глубинным пониманием моего горя помогла мне схоронить убиенного желторотого юнца. Потом, спустя годы, я узнала, что она пострадала за веру: в молодости, не отрекшись от Христа, отсидела несколько непростых лет в заключении. Там же у нее загноилась нога, и в лагерном лазарете во сне ей явилась Божья Матерь со словами: «Все у тебя заживет, Ксенюшка». Со следующего дня все пошло на поправку без лекарств и операций. А все больничные сестры стали просить: «Ксенюшка, помолись за нас». И Ксенюшка молилась. Молилась за всех в самый разгар гонений на православие… Там, где не было меня, всегда был Бог. Да, я выросла в СССР со всей соответствующей безбожной атрибутикой. Но родом я из прошлого, ПРАВОСЛАВНОГО прошлого. Где жили прабабушка Настя и бабушка Ксения. Мой личный опыт, опыт моей семьи, моих родных, знакомых и друзей дает мне право утверждать: русский человек не может быть НЕВЕРУЮЩИМ. Изначально. Так устроена наша сущность, наша душа. И вырвать из ее сердца веру в Бога, вытравить ее годами репрессий, лжи, безбожным мироустройством все равно невозможно. Наша вера – на каком-то генном уровне, это наши предки, наша история. Это — залог сохранения великой нации, то единственное и неизменное, что объединяет русский народ, связывая его героическое прошлое с настоящим и будущим. |
| «Моя деревня – частица моей России» Екатерина Борисова, деревня Арык Малмыжского района Кировской области «… первые дома в деревне были на «починке» (это за огородами через лог от сегодняшней деревни). А на месте одной из сегодняшних улиц (где дом моего деда) текла река, такая глубокая, что лошадей по ней сплавляли вплавь. А кругом были осины. Поэтому и деревню назвали Подосиново. Местность была топкая, болотистая. Затем стали вырубать лес, строиться и вода «отошла». В иных местах землю насыпали. Первыми поселенцами были «староверы». Пришли они с Сибирского тракта. Это выходцы из Прибалтийской общины, бежали, когда их стали притеснять, т.е. запрещать молиться по их обычаям. Они не согласны были с новым уставом церкви. В деревне и по настоящее время сохранился молитвенный дом «староверов» . Строился он общиной. Стяжкина (в девичестве Ложкина) Екатерина Григорьевна, бывшая жительница деревни, вспоминает: «Там было как-то по-особенному торжественно, было много икон, были и большие – в рост человека». В одно время возглавлял общину отче Сидор – очень строгий, высокий, сухощавый старик. Барабашкова А.И. вспоминает: «Мы даже взгляда его боялись». После него был Наймушин Макар Игнатьевич. «Этот дед Макар был не так строг. Он нас, голодных ребят, подкармливал белыми сухарями, и мы часто бегали ватагой к нему. Он лез на чердак молельни и приносил нам в котомке сухарей. Правда там были хлебные букашки, мы их сдували», – вспоминает Аграппина Ивановна. В 80-е годы молельный дом закрыли, иконы вывезли… Отец моей прабабушки, Колупаевой Дарьи Александровны, был «старовер», потом миропомазался. Его отец (дед прабабушки) жену взял богатую. В приданое получил лавку, золото. Жену одевал хорошо. Было много сарафанов (больше из ситца), пошитых солнце-клёш – мода такая была. Много больших «блестящих» шалей. Потом дом и вещи сгорели. Хозяин был на Первой мировой войне, мама прабабушки отстраивала хозяйство без мужа, дом поставила не новый, перекатанный…» Людмила Улицкая У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. |
| Как прадед-крестьянин мечтал о светлом будущем Оксана Головко, журналист «Правмира» Оксана Головко – Тятя у меня был образованным крестьянином, книжки разные запрещенные читал. Ему старшая сестра Мариша их из школы приносила, учительница передавала, – слушаю я, десятилетняя, рассказ моей прабабушки Марии Ивановны Лапшиной, в девичестве Серебрячинской. Пусть фамилия с таким окончанием не вводит никого в заблуждение: никаких дворянских корней, родители прабабушки венчались в деревне Серебрячиха, вот и взяли фамилию. Прабабушка – 1909 года рождения, родилась в селе Лебедино Казанской губернии. Ее отец, тятя, мой прапрадед Иван Лапшин был человеком положительным – вел неплохое хозяйство, понимал, что важно образование. И старшая дочка, и младшая ходили в школу. – Тятя мечтал, чтобы все люди были счастливы, не нуждались ни в чем, чтобы не было ни бедных, ни богатых, – говорила мне прабабушка, всю свою взрослую жизнь до старости прожившая в Казани, в маленькой полуподвальной комнате без элементарных удобств. Там она родила троих детей и воспитала их без мужа, который скончался от ран, полученных на войне в 1944 году. Это противопоставление слов и реальности, а также воспоминаний прабабушки о деревенском вольном и сытом детстве вызывали у меня, идейной пионерки, когнитивный диссонанс. Пазлы про светлое будущее никак не складывались. Учительница, снабжавшая прапрадеда запрещенными книжками, да и он сам, точно были толстовцами. Это я поняла позднее, когда читала про то, насколько сильно толстовство было распространено на территории современного Татарстана. Тогда, в детстве, я ни о чем таком не думала, только слушала рассказы прабабушки о том, как ее тятя говорил про Христа, про то, что Он был просто хорошим Человеком, мечтавшим о равенстве и братстве… Если книги – запрещенные, то читать их – дело противозаконное. Так что перед революцией прапрадед вполне бы мог оказаться под арестом. Но избежал этого, спасибо местной барыне, которая прятала всю семью во время обысков. «Светлое будущее», о котором мечтал прапрадед, вскоре наступило. Году в 1918-м добрую барыню выкинули из дома и отправили в неизвестном направлении. Для чего это сделали, прабабушка не понимала никогда. |
| 1918 и 1923 годами. Граф Алексей Андреевич Стенбок-Фермор, потомок знатного обрусевшего шведско-английского рода, родился в Париже; долгое время трудился в Киеве, но вынужден был покинуть родину предков: Граф Алексей Андреевич Стенбок-Фермор и Александр Андреевич Кочубей (справа) Хотел бы напомнить, что мои предки всегда верно служили России, начиная Рюриком, моим предком по линии бабушки княжны Надежды Повловны Щербатовой, супруги моего дедушки графа Ивана Ивановича Стенбок-Фермора и оставались патриотами. Моя 80-летняя прабабушка княгиня Надежда Александровна Барятинская (рождённая графиня Стенбок-Фермор) не пожелала покинуть Россию в ноябре 1920 года из Ялты, где была расстреляна по расследованному современным киевским прокурором " делу 204 " - об уничтожении высшей аристократии: столбового дворянства - Рюриковичей и Гедиминовичей - по личному распоряжению Троцкого в исполнении Бэла Куна. В Крыму память об этих преступлениях покаянно запечатлена в построенной моими родственниками часовне Знамения на набережной Ялты, посвященной расстрелянным в Багреевке аристократам, не пожелавшим покинуть Россию. Среди них были не только пожилые, но и беременные женщины - Ирина Мальцова (рождённая княжна Барятинская), дочь моей прабабушки. В своём дневнике в Новороссийске и Ялте (1917-20 годы) старшая сестра моей бабушки 14-летняя Елена Павловна Щербатова записала: " Настоящие дети России должны уходить от своей бедной матери из-за безумства других детей, которые рады бы, если можно, погубить свою мать, лишь бы начиная Рюриком, моим предком по линии бабушки княжны Надежды Повловны Щербатовой, супруги моего дедушки графа Ивана Ивановича Стенбок-Фермора и оставались патриотами. Моя 80-летняя прабабушка княгиня Надежда Александровна Барятинская (рождённая графиня Стенбок-Фермор) не пожелала покинуть Россию в ноябре 1920 года из Ялты, где была расстреляна по расследованному современным киевским прокурором " Делу 204 " - об уничтожении высшей аристократии: столбового дворянства - Рюриковичей и Гедиминовичей - по личному распоряжению Троцкого в исполнении Бэла Куна. В Крыму память об этих преступлениях покаянно запечатлена в построенной моими родственниками часовне Знамения на набережной Ялты, посвященной расстрелянным в Багреевке аристократам, не пожелавшим покинуть Россию. Среди них были не только пожилые, но и беременные женщины - Ирина Мальцова (рождённая княжна Барятинская), дочь моей прабабушки. |
| – Входи, – говорит мне соседка Ирочка, открывая дверь. – Я как раз тесто завожу, будем сейчас блины печь. – О, это я удачно зашла, – отвечаю, следуя за ней на кухню и не подозревая, насколько удачным окажется это соседское, «на минутку», посещение. – Решила опробовать новый рецепт блинчиков с тыквенным припеком, поскольку муж мой очень тыкву уважает, – продолжает Ирочка, гремя кухонной утварью. – А тыква ведь и вправду необычайно хороша, причем в самых разнообразных видах приготовления, от супов до десертов. Мы поговорили о рецептах с тыквой, о том о сем, и тут является на свет эта сковородка. – Ничего себе раритет, – я немного ошеломлена несоответствием ее вида всей окружающей обстановке. – И в каком таком дремучем году было произведено на свет это чудо? – Не буду фантазировать и утверждать, что в XIX веке, но что в 1910-х годах – абсолютно точно. – Что же, на ней год выпуска указан? – Да я и без заводского клейма уверена, что это именно так. Она была подарена моей прабабушке на свадьбу, а прабабушка выходила замуж как раз в конце 1910-х годов – стало быть, сковородке никак не меньше ста лет. Но данный факт – это еще далеко не самое интересное, что можно о ней рассказать. – И что же такого можно рассказать о чугунной сковородке? Ну, пекла и пекла блины – вот и весь сказ. Ирочка улыбается, ловко смешивая в прозрачной посудине оранжевое тесто. – Мы поэтому и дорожим ею, что воспоминания не абы какие, и не одному уже поколению нашей семьи греют душу. Да вот, я тебе сейчас все расскажу – благо, время есть! Слушай. Прабабушка моя, как уже было сказано, вышла замуж в самом предвестии лихолетья. И хотя семья была не бедной, и она сама только что окончила курс гимназии, то есть являлась юной романтичной барышней, но на свадьбу подарил ей вдруг кто-то тривиальную чугунную сковородку. Наверное, становилось уже понятным, что грядут непростые времена, что нужно забыть о нарядах и роскошных предметах обихода, а озаботиться самыми насущными вещами, на которые никто особо не позарится, но сами они будут служить верой и правдой не одно десятилетие. Знал бы этот «кто-то», что подарок его переживет не одно поколение, побывает в самых настоящих исторических передрягах – и будет не только бережно храним, но и послужит еще по своему прямому назначению в самую что ни есть эпоху цифровизации! |
| – Харбинцы во Львове – это как? – Прадедушка по отцовской линии был крестьянином из крепостных, закончил московский институт инженеров транспорта и поехал работать на Китайскую военную железную дорогу с моей прабабушкой, на которой женился против воли родителей. Она была из полтавских мелкопоместных дворян, а он вот – крестьянин. У них было шесть детей и двухэтажный каменный дом в центре Харбина. Они жили в Китае, когда началась революция. Их младшая дочь, моя бабушка Люба влюбилась в большевика и сбежала с ним в Россию, на Дальний Восток, строить новое советское государство. Тогда прабабушка собрала всех детей и поехала за ней, а прадедушка сказал, что ноги его там, где революция, не будет. И остался в Харбине. Дедушку в 1937-м расстреляли в Хабаровске, а бабушку там же арестовали, и она провела почти всю оставшуюся жизнь в лагерях. Арестовали и всех мужей ее сестер – семья оказалась перекалечена, а моя прабабушка собирала внуков по детдомам всей страны. После войны семья «собралась» во Львове: кто-то вышел из лагерей, кто-то не дожил. Папе моему было 25 лет, когда он встретил мою маму. Обе семьи – русская и еврейская – были против этого брака. В маминой семье я была «гойским» ребенком, а в папиной – нехристью. Ко всему этому прибавь няню – адвентистку седьмого дня, которая меня страшно любила, но с утра до вечера прочила мне погибель во время Страшного суда. Конечно, все они меня по-своему очень любили. Я везде любимая была, но везде – не такая, как все. Любимая, но паршивая овца в стаде. Семья Грубштеин, 20-е годы. Харбинская семья отца, 20-е годы. Перед репатриациеи в Советскую Россию – Каким ты помнишь Львов своего детства? – Я родилась в городе, который, как я только сейчас понимаю, всего 15 лет назад как был присоединен к Советскому Союзу: маленький европейский город с выстроенным укладом, где жили поляки, евреи, приехавшие после войны русские и украинцы. Поляков и евреев было большинство. Дом, в котором я выросла, и улица, на которой он стоял, находились в квартале профессоров, врачей и адвокатов. |
| Это, конечно, лишь практические, простые и базовые представления об экономике – всерьез экономику изучали в специальных «коммерческих» училищах и вузах. Но с помощью такого простейшего знакомства с экономическими темами базовые представления об экономике были доступны и детям крестьян (для крестьян того времени гимназия была социальным лифтом; моя прабабушка, дочка крестьянина, училась в женской гимназии в Харькове, прабабушка моего мужа, также, как ее братья и сестры, дети 17-детного рязанского крестьянина, также учились в гимназиях Касимова), и детям мелких торговцев, и крупных промышленников, и дочкам, и сыну русского императора, которые учились по гимназическим программам, по гимназическим учебникам. Одно из крошечных последствий подобного базового экономического образования, встроенного в уроки арифметики, – даже дети рабочих и бедных крестьян, вот так познакомившиеся с основами экономических знаний, всего лишь с теми самыми «тремя классами народной школы» впоследствии оказывались способными руководить целыми предприятиями, заводами… Именно такое образование имели советские «организаторы науки», создатели и координаторы старых и новых направлений, институтов, руководители лабораторий и конструкторских бюро, те самые творцы «наших великих достижений» (об образовании, которое получили такие люди, как братья Вавиловы, Капица, Курчатов, Туполев, Королев, был разговор в моей предыдущей статье ). В экономических задачах ученикам дается представление об устройстве общественной жизни, причем с самых разных сторон В подобных задачах школьного курса математики мы видим также элементы социализации: ученикам дается представление об устройстве общественной жизни, причем с самых разных сторон. Задачи о крестьянке, продающей на рынке сметану, решает сын фабриканта; задачи о таможенных пошлинах и затратах на производство автомобилей решает дочка бедного крестьянина; задачи о разносчике, продающем малину сначала с прибылью, а затем с убытком, решает сын зажиточного крестьянина; задачи об особенностях работы портного, занимающегося пошивом сюртуков, решает наследник российского престола… С помощью таких задач дается представление о возможных «качелях» в любом деле (бывает, поначалу – убытки, потом – прибыли, потом снова убытки – это готовность к долгосрочному труду, а не к «срубить бабла и свалить»), представление о необходимости трезвого и грамотного расчета в любом деле для достижения максимальной эффективности – в деле, за которое выросшему ребенку придется нести ответственность. |
| Протоиерей Валерий Розанов: «У Бога Свои планы на каждого человека» Протоиерей Валерий Розанов – клирик Вознесенского храма города Электросталь. Паренек из неверующей бедной подмосковной семьи, спортсмен, моряк… Таких легко ловила в свой капкан в «лихие девяностые» криминальная среда. Уберегла вера. Этот рассказ отца Валерия – о Промысле Божием в его жизни. Протоиерей Валерий Розанов Как я отпевал своего лучшего друга Я хорошо помню 1995 год. Четверть века назад я, тогда совсем еще молодой, не так давно рукоположенный священник, отпевал своего лучшего друга детства и юности. Он лежал в закрытом гробу, потому что во время криминальной разборки в его руке взорвалась граната. На той разборке даже стреляли из автоматов – вот такие были времена. Тогда я хорошо понимал, что вполне мог лежать рядом с ним, и только чудом, видимо, по молитвам моей прабабушки, Господь меня от этого уберег. Но расскажу всё по порядку. Им полагалось быть атеистами Родился я в деревне Афанасово Ногинского района. В нашем Афанасово храма не было, и меня крестили в Казанском храме соседнего села Иванисово. Рядом был город Электросталь, там храмов тоже не имелось, поскольку это был не старинный, патриархальный город со старинными же церквями, а молодой – машиностроителей. Сюда со всей страны съезжались комсомольцы и коммунисты, а им церкви были ни к чему – им полагалось быть атеистами. Я не застал в живых мою прабабушку Арину, но знаю от родителей, что она была глубоко верующим человеком, молитвенницей. Ее дочь, моя бабушка, росла уже при советской власти. До прабабушки ей было, конечно, далеко, хотя и она могла изредка перекрестить лоб и вспомнить Николу Угодника, чья иконочка имелась в доме. Родители же мои были и вовсе неверующими людьми и крестили меня «для порядку», по просьбе бабушки. Таким же атеистом рос и я сам. Вступил в пионеры, потом в комсомол. Юный спортсмен Занимался спортом. У нас был спортивный класс: 25 мальчишек-хоккеистов. Стоял на воротах, ловил шайбы. В семь утра – тренировка, потом в школу, после уроков – опять тренировка, потом – продленка. У меня был первый юношеский разряд по хоккею. |
|
|
