| —341— жаться; но просматривая списки, описанные автором, можно отметить списки одной и той же редакции с незначительными вариантами, поэтому в научных интересах необходимо было бы, в конце описания хронологического евхологиев и типиков, попытаться свести их к однородным редакциям и, сравнив их с оригиналами или начальными переводами оригиналов, можно было бы проследить историю происхождения вариантов и можно бы установить те источники, которые легли в основу богослужебных книг грузинской церкви: в самом деле, автор избравший темой академического исследования (работа г. Кекелидзе была представлена в Киевскую Духовную Академию для соискания академической степени, см. Труды Киевской Духовной Академии, кн. XI, 1908) научное значение литургических грузинских памятников вообще, после классических работ Гоара, Красносельцева, Дмитриевского и др., другого пути избрать не мог. Подробное описание рукописных литургических памятников показало автору, что грузинские списки заключают в себе много особенностей против современного порядка богослужения, при чем автор не проследил, как нарастали эти особенности, явились ли они в результате исторического развития грузинского богослужебного строя, или они определялись особенностями тех оригиналов, которые легли в основание грузинского богослужебного обихода. Для г. Кекелидзе этот вопрос не существовал совершенно, и дочитав книгу до конца, вы остаетесь в полнейшем неведении происхождения особенностей и уклонений в литургических памятниках грузинских. Между тем центр тяжести должен был перенесен не на констатирование вариантов и особенностей, а они (т. е. варианты и особенности) должны были дать толчок к объяснению происхождения их. Переходя во второй части к обследованию описанного в первой части материала, г. Кекелидзе продолжает оставаться далеко не на высоте научной методологии. В статье о последовании утрени автор обнаруживает особые молитвы об оглашенных. Эти молитвы груз. списка тождественны молитвам греческих подлинников «только они почему-то до неузнаваемости переделаны» (стр. 413); сам собою возни- |
| 145–240); 3-й главы, посвященной истории чинопоследований таинств; десяти приложений, содержащих публикации текста ряда богослужебных последований. Главной задачей своего исследования А.А. Дмитриевский поставил «исчерпать, по мере возможности, все особенности богослужебных чинов и объяснить их историческое происхождение» 190 . Положения диссертации сводятся к следующим позициям: 1) богослужение Русской Церкви в XVI в. основывается на богослужении предшествующего времени; 2) это время характеризуется окончательным утверждением Иерусалимского устава и появлением монастырских обиходников, хотя и основывающихся на нем, но отражающих местные особенности 191 ; 3) греческий Евхологий на русской почве разделился на 2 самостоятельные богослужебные книги – Служебник и Требник, которые часто содержали в себе несколько списков и редакций одного и того же чина 192 ; 4) в это время появляется несколько новых чинопоследований: чины возведения в митрополита и патриарха, пещного действа, хождения на осляти, Страшного Суда, вселенской панихиды. Диссертационная работа А.А. Дмитриевского была высоко оценена его научным руководителем Н.Ф. Красносельцевым и имела важное значение для самого ученого, явившись некой «программой» для его дальнейших изысканий. Уже в ранний период своей научной деятельности А.А. Дмитриевский пришел к мысли, что в его время еще рано создавать обобщающие курсы и монографии по истории богослужения, а следует заниматься, прежде всего, выявлением и публикацией литургических памятников и лишь затем на основании этих источников приступать к выяснению общей картины развития православного богослужения. Выполнению этой задачи служили заграничные командировки Дмитриевского. Итогом этих поездок стало «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках православного Востока» (до революции автор успел опубликовать три тома) 193 . Этот труд выходит далеко за рамки обычного описания рукописей и, по сути, представляет собой публикацию многих важных грекоязычных литургических памятников X–XIX вв. |
| Иерусалиме по уставу IX – X вв.» автору была присуждена юбилейная премия преосв. Макария в 1000 руб., за сочинение: «Патмосские очерки» – Макарьевская премия в 800 рублей, и проч. Вообще, проф. А. А. Дмитриевский является одним из самых деятельных и талантливых тружеников в областях церковной археологии и литургики и его труды в этих областях носят печать солидной эрудиции. В последнее время внимание людей науки обращает на себя капитальный труд Алексея Афанасьевича по изучению православного Востока, под заглавием: «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках православного Востока» (вышло в свет два огромных тома: в 1895 г. т. I – типика, в 1901 г. – евхологии, и имеется научного материала ещё на несколько томов). Этот труд профессора есть плод широких и тщательных изысканий, произведенных им во время неоднократных путешествий его по Востоку, какие предприняты были им сперва по командировке от Киевской Духовной Академии, а потом и более по собственному почину, по преимуществу в вакционные месяцы. Некоторые из этих путешествий заняли и более продолжительное время. Поприщем изысканий проф. А. А. Дмитриевского были библиотека Афона, Афин, Патмоса, Халки, Иерусалима, Синая, Каира, а также – Вены, Рима, Турина и других мест Италии. Главною целью его было изыскание и описание рукописных памятников, относящихся к истории церковного устава или типикона. Комиссия, рассматривавшая собранные профессором и представленные им по возвращении из командировки научные материалы, донесла Совету Киевской Духовной Академии, что «они содержат описание 120 греческих евхологиев, почти 100 греческих типиконов, более 250 разных других литургических греческих рукописей и до 60 рукописей такого же содержания южнославянских, найденных им в книгохранилищах на востоке. При этом почти все рукописи Синайской, лавр св. Афанасия Афонского и Саввы освященного, библиотеки Святогробской в Константинополе и монастырей на Афоне: Ватопедского, Пантелеймоновского и Евсигменского, – не только подробно описаны, но и в виду действительно научной важности содержащихся в них чинов и молитвословий, после сличения их с изданиями Гоара, Гоберта и др., приведены в обширных извлечениях. |
| —338— или же они присущи и известным в науке древне-богослужебным спискам». (Стр. VII, VII). Хотя вопрос поставлен вполне правильно, хотя путь исследования, избранный автором, единственно-правильный, однако автор не сумел доказать происхождения отмеченных им особенностей в литургических памятниках грузинской церкви, а это произошло от того, что автор не привлек списков синайских, афонских, иерусалимских, как прототипов обращавшихся в обиходе грузинской церкви книг, а с другой стороны автор отказался, правда от очень сложной, но единственно научной работы, аналогического изучения грузинских литургических памятников, хотя бы с теми, которые имеются у Гоара, Красносельцева, Дмитриевского. Чтобы нас не заподозрили в голословности, мы перейдем постатейному обсуждению работы г. Кекелидзе. Г. Кекелидзе весьма тщательно и внимательно описано 55 рукописей, это самая ценная часть работы, на которую затрачено не мало труда и энергии, и за неё мы должны быть особенно благодарны автору. Вторая часть работы г. Кекелидзе занята исследованием описанных им в первой части литургических рукописей. В первой части работы автор изредка старается отмечать редакции и списки, близкие грузинским; по-видимому, эти указания случайного характера, ибо автор их старается относить или в примечания или говорит глухо в общих чертах; так описывая литургию Иакова, по рукоп. Тифл. ц.-арх музея 86, делает замечания, что грузинский оригинал «сделан, держась классификации А. Петровского , с оригинала иерусалимской редакции, ибо в нём указывается ектения, на которой читается прошение «πρ τν λθντων и т. д. находящееся во всех списках иерусалимской редакции»; так как груз. список литургии Иакова древнее известных списков, кроме Мессинского, то автор приводит вариант из сп. XVIII в. и сопоставляет их со списками, изданными А. Петровским (Апостольские литургии восточной церкви СПБ. 1897); но автор нигде не задается вопросом о происхождении вариантов, разночтении, дополнении грузинск. списка сравнительно с греческими; автор напр. находит любопытные данные в груз. списке, «молитву раздробления иже во св. отца на- |
| Именно единообразие, привычность и повторяемость лежат в самой основе повседневного ритма человеческой культуры. Обычные люди, к примеру, обедают более или менее в одно и то же время и одним и тем же манером, исключая, быть может, воскресенья и праздники. И христианская община, которая желает собираться утром и вечером, чтобы прославлять Бога в начале и в конце дня, должна научиться подобному порядку и постоянству, иначе ее богослужение будет нежизнеспособно. Народу нашему до смерти надоели всякие кружки профессионалов, все время заново изобретающие велосипед. Итак, богослужение должно меняться, будет меняться, уже изменилось, как изменяется французский или английский язык. Но ведь они не меняются только из-за того, что, встав однажды утром, я решу их усовершенствовать. Этот процесс намного более тонок и уникален, он следует своим собственным законам и ритмам, а не моим прихотям. II. Восточное богослужение и литургическая наука Если наш идеализированный взгляд на восточное богослужение говорит кое-что о нас самих, то и его изучение может сказать многое о самой литургической науке. По-настоящему серьезно начали заниматься литургикой в Германии, затем в Бельгии, и, в конце концов, современная литургическая наука получила свое развитие во Франции, через бенедиктинца о. Бернара Ботта, одного из классиков в этой области, из Парижского Высшего литургическою института. Я имею в виду, конечно, метод сравнительной литургики Vergleichendeliturgiewissenschaft, или liturgie стратее, который был основан и описан Антоном Баумштарком (†1948); ему нашлись продолжатели, кто, как и я, хотел бы следовать по его стопам. Что же нам может дать сравнительное изучение восточного богослужения? Приведу только несколько положений с иллюстрирующими их примерами. 1 . Прежде всего прав был Баумштарк. Литургическая наука, подобно филологии, – дисциплина сравнительная. Нельзя больше понимать христианское богослужение и его историю, если изучаешь только одну традицию. Так же, как нельзя заниматься филологией, зная только один-единственный язык. Этот призыв должны услышать не только те, кто изучает литургику на факультетах западных университетов, но и православные, у кого нередко бывает слишком узкий кругозор. |
| Но «принципиальным реформатором литургики» и «фактическим основоположником ее научного бытия» считают ученика Катанского, проф. И.Д.Мансветова , 23 который, по словам проф.Глубоковского, – «прочно аргументировал, что в литургических разысканиях надо выходить к первоначальному зерну, из которого постепенно развивалась вся дальнейшая богослужебная система то органическим возрастанием по внутренним импульсам, то механическим напластованием по случайным внешним причинам». 24 Его перу принадлежит капитальный научный труд «Церковный устав (Типик.). Его образование и судьба в Греческой и Русской Церквах», (М.1885, 448), в котором сочетается «детальный анализ с широким синтезом». 25 Проф. А.А.Дмитриевский в своей рецензии на эту работу отметил, что будущий исследователь устава обязан считаться с нею как с первой в истории последнего и «не лишенною весьма серьезных достоинств». 26 Работа Мансветова по изучению литургических источников и их систематической обработке нашла достойного продолжателя в лице другого специалиста в области литургики проф. Н.Ф.Красносельцева . оставившего после себя ценный научный вклад. 27 Особенно прославился своими трудами по исторической литуркике ученик Красносельцева А.А.Дмитриевский , который под руководством первого написал кандидатскую работу «Богослужение в Русской Церкви в XVI в.», а затем (в 1882г.) и магистерскую диссертацию на ту же тему. 28 Предприняв научные путешествия на Афон (1886 г.) и в другие места (1887–88гг.), Дмитриевский собрал богатейший рукописный материал, который лег в основу его громадного научного труда по описанию и изучению литургических манускриптов. 29 Подготавливая свой труд к изданию, А.Дмитриевский с неутомимой энергией продолжает научные поездки в каникулярное время для работы над рукописями в книгохранилищах Афона, Патмоса, Константинополя, Афин, Рима и др. Одновременно он знакомится со службами в храмах на св. местах, о чем пишет очерки, имеющие не только познавательную, но и научную ценность. 30 Неутомимый труженик на ниве исторической литургики, проф.Дмитриевский своим энтузиазмом вдохновлял многих своих последователей. У него было немало учеников, которые под его руководством писали кандидатские работы. 31 Среди них проф.прот. М.Лисицын , прот.М.Прилуцкий, который был и его преемником на кафедре литургики в Киевской Духовной Академии (1908–1912гг.) и др. 32 |
| Так, в чине литургии И. Златоуста по рукописи XII в. Синайской библ. 973 и списку XIII в. Ватиканской библ. 1170 встречаются такие известные по Барберинову и Севастьяновскому спискам, молитвы литургии Василия Вел., как «предложения в сосудохранилище, когда хлеб полагается на дискос» – «Боже, Боже наш, пославший в пищу всему миру небесный хлеб», первого, второго и третьего антифона – «Господи Боже наш, Которого держава беспримерна», «Господи Боже наш, спаси народ Твой», «Ты, Который даровал нам сии общия и согласные молитвы», входа – «Владыка Господи, Боже наш, поставивший на небесах чины и воинства Ангелов», Трисвятаго – «Боже святый и во святых почивающий» и Херувимской песни – «Никто из связанных плотскими похотями и наслаждениями недостоин приступать» ( А. А. Дмитриевский , Описание литургических рукописей IÏ стр. 83–84. Н. Ф. Красносельцев , Сведения, стр. 146–147. Собрание древних литургий II, стр. 58– 59. 62). В такой же точно зависимости от литургии Василия Великого находится Златоустова в составе малаго входа и следующих за ним литургических действий (ср. чин литургии Василия Вел. по рукоп. XII-XIII в. 1020 Синайской библ. у А. А. Дмитриевского , Описание II, стр. 140–141 и чин лит. И. Златоуста того же столетия по рукоп. из библ. леди Бурде-Кут у Н. Ф. Красносельцева , Сведения, стр. 204–205). К числу наиболее важных пополнений первоначального состава литургии И. Златоуста относятся, далее, молитвы и действия входа, проскомидии, великого входа и акта причащения. Первые вместе с молитвами облачения заняли место в самом начале службы и в большинстве случаев ограничивались молитвой «Господи Боже наш, ниспосли руку Твою» (Криптоферратский спис. XIII в., стр. 85; Устав патриарха Филофея: Н. Ф. Красносельцев , Материалы для истории чинопоследования лит. И. Златоуста I, стр. 36; рукоп. Синайской библ. XV в. 986: А. А. Дмитриевский , Описание II, стр. 602; рукописи XV в. – библиотек Иерусалимской патриаршей и Ватиканской: Н. Ф. Красноселцев ibid., стр. 82. 95). В некоторых списках, – напр., втором Криптоферратском, – к ней присоединяется «Вниду в дом Твой», а в Илитарии Есфигменской библиотеки 1306 г.– «Возлюбих благолепие дома Твоего» ( А. |
| 24 Лашкарев П. А. Отчет об уроках по церковной археологии, преподанных студентам II и III курса церковно-практического отделения за 1883/1884 учебный год. Автограф (ОР РНБ. Ф. 253. Д. 820); Он же. Священная музыка и пение. Отрывок из лекции по литургике (Там же. Д. 824); Он же. О священном облачении. Отрывок из лекции по литургике. Автограф (Там же. Д. 826). 26 ИР НБУВ. Ф. 160. Д. 550 (лекции по литургике); Д. 1587. Д. 1–493 (лекции по церковной археологии). 28 Подробнее о биографии и научном наследии учеников А. А. Дмитриевского см.: русские писатели-богословы – исследователи богослужения и церковного искусства: библиографический указатель/сост. А. С. Чистякова, И. С. Степанова, О. В. Курочкина. М., 2004. 29 Отзывы см.: Нарбеков В. Отзыв о книге доцента киевской духовной академии А. Дмитриевского : «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках православного Востока. Т 1: Тυπικ. Ч. 1: Памятники патриарших уставов и ктиторские монастырские типиконы. Киев, 1895», представленной на соискание ученой степени доктора церковной истории//Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1896 г. Казань, 1897. С. 263–297; Антоний [Храповицкий], архим. Отзыв о сочинении А. Дмитриевского : «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках православного Востока. Т. 1: Тυπικ. Ч. 1: Памятники патриарших уставов и ктиторские монастырские типиконы»//Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1896 г. Казань, 1897. С. 297–300. 30 Дмитриевский А.А. Греческие нежинские храмы и их капитальный вклад в церковно-археологический музей при Киевской духовной академии//Православное обозрение. 1885. 12. С. 370–400; Он же. Описание рукописей и книг, поступивших в церковно-археологический музей при Киевской духовной академии из греческой нежинской Михаило-Архангельской церкви//ТКДА. 1885. Прил. к III-XII. 31 Подробнее см.: Ульяновский В.И. Церковно-археологический музей при КДА: борьба идей – Петров и Дмитриевский//Проблемы славяноведения. Брянск, 2002. Вып. 4. C. 121–146. |
| Трудами указанных, а также не упомянутых здесь исследователей русская литургическая наука к 1917 году достигла высочайшего уровня. Русские ученые, безусловно, лидировали не только в области истории богослужения у славян, но и истории богослужения в Византии, в некоторых ориентальных традициях; уровень их исследований по раннехристианскому богослужению и богословско-литургической проблематике ни в чем не отставал от лучших зарубежных аналогов. Этому способстовали: свободное знание древних и новых языков, на изучении которых в дореволюционном российском образовании ставился особый акцент, широкие возможности получения финансирования для научно-исследовательской работы в библиотеках и заграничных командировок, хорошее знакомство русских ученых с западной литературой (чего не скажешь о знании западными исследователями трудов их российских коллег), сложившаяся научная среда. Помимо академических, русская литургическая школа начала XX века была вполне готова к решению практических задач – устранения ошибок в текстах богослужебных книг, исправления недочетов приходской практики, соотнесения древней традиции с потребностями времени: русские литургисты входили в состав соответствующих комиссий, участвовали в работе Поместного Собора 1917–1918 годов и т. д. VII. Православная литургика в ΧΧ веке Революция 1917 года и последующие события резко оборвали развитие как русской церковной науки в целом, так и литургики в частности. Система духовного образования была уничтожена, церковно-исторические и богословские исследования фактически оказались вне закона. Некоторые ученые были уничтожены физически (например, И. А. Карабинов , расстрелянный в 1937 по политическим обвинениям), другие просто не имели возможности писать или публиковаться (так, А. А. Дмитриевский написал после революции несколько работ, оставшихся неопубликованными; так и не были изданы два последних тома его «Описания литургических рукописей...») или же были вынуждены, как прот. К. Кекелидзе, заняться исследованиями в области светской истории и филологии. |
| Для истории литургической стороны таинств в последующее, с V–VI веков, время огромное значение имел для меня последний том «Описания рукописей Московской Синодальной библиотеки», данный мне незабвенным А. В. Горским – в корректурных листах (тогда этот том только еще печатался). Этот том содержал поистине богатую сокровищницу драгоценных указаний на то, что в православном восточном обряде явилось с XI–XII веков и чего не было до того времени. Правда, им не восполнялась огромная пустота, недостаток исторических данных для промежуточного периода между V, VI и XI и XII веками. Тут уже приходилось прибегать по большей части к догадкам, вероятным предположениям, пробавляясь теми крупицами фактов, которые можно было находить или в творениях отцов и писателей Церкви, или в трудах римско-католических ученых, вроде Бинтерима, в тех случаях, когда наш православный восточный обряд совпадал со средневековым римским. Из нашей отечественной литературы очень полезными были труды архиепископа Филарета (Гумилевского) по патрологии («Историческое учение об отцах Церкви»), в особенности же – «Исторический обзор песнопевцев и песнопений греческой Церкви» и издание С.-Петербургской академии – «Писания св. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения». О характере моих чтений по этому отделу церковной археологии можно судить по напечатанным мной впоследствии статьям: «Очерк истории литургии нашей православной Церкви» («Христ. чтение», 1868), «К истории литургической стороны таинства брака» («Христ. чтение», 1880) и «Очерк истории обрядовой стороны таинства елеосвящения» («Христ. чтение», 1880). В основе этих статей лежат прежние московские мои лекции, правда со значительной их переработкой и дополнением. Ту же задачу преследовал и того же, в сущности, метода держался в своих чтениях и по другим отделам литургики, то есть стремился представить исторический очерк постепенного развития различных частей и сторон православного восточного богослужебного обряда, как ни трудно было подчас удовлетворить такого рода целям и задачам. |
|
|
