| Итак, со стороны Бога, Творца и Промыслителя мира, нет основания допускать бытие посредника и помощника Ему, сотворённого из ничего. Нет ли какого основания со стороны тварей? Так как твари, учат ариане, не могут снести непосредственного действия на них со стороны десницы Божией, то, поэтому, как при творении, так и при промышлении нужен посредник, который и творил бы, и промышлял бы о тварях. Такое учение ариан противоречит понятию о твари. Если твари не могут выносить непосредственного действия Существа Высочайшего, то как получил бытие Сын, как существо тварное? Что-нибудь одно из двух: или твари, действительно, не могут выносить непосредственного действия Божия, и тогда не мыслимо бытие Слова, как существа тварного; или Сын, как тварь, получил бытие от Бога непосредственно, и тогда таким же путём могут происходить и все твари, и, следовательно, посредник не нужен. И этой дилеммы ариане не избегнут, как бы ни возвышали они своего посредника, какие высокие свойства ни приписывали бы ему. «Прибавляйте, говорит св. Отец, что хотите к сей твари, не похожей на другие твари, ваше учение всё-таки остаётся нелепым и ваш посредник всё-таки будет в числе тварей» 117 . Наконец, учение ариан крайне неосновательно и со стороны самого, предполагаемого ими, сотворённого посредника. Сын Божий, по мнению ариан, есть не что иное, как творение, назначенное творить все прочие твари. Следовательно, их посредник между Богом и тварями – творящее творение. Но тварь, как такая, не может творить. Отсюда, выходит одно из двух: или Сын Божий – тварь, тогда он не может творить, в собственном смысле этого слова, творить из ничего, или Он творит (как утверждают ариане) и тогда он не принадлежит к числу тварей. То же противоречие остаётся во всей силе, как бы еретики ни утончали своего учения, утверждая, что Сын Божий научился творчеству от Бога Отца 118 и т. д. Так, чисто умозрительным методом св. Афанасий преследует своего врага, доказывая, что арианское учение о Сыне Божием заключает в себе бездну противоречий, потому что есть ложь в самом существе своём. Тем же философским методом пользуется часто святой Афанасий и в борьбе с другими врагами христианства 119 . |
| Эта аллегория выражает мысль общей запуганности властью зверя – абсолютизмом государства, которую мы наблюдаем в разные времена истории вплоть и до наших дней, когда количественное меньшинство партии силою своей сплоченности и беспощадности насилует жизнь народов: таковы большевизм, расизм, фашизм. При этом имеется в виду не только фактическое насилие власти, вооружённой всеми средствами внешнего принуждения, но и гипноз её чисто духовный. Поэтому он и приписывается действию лжепророка, который побуждает живущих на земле к духовному идолопоклонству, «сделать образ зверя», а затем «вложить дух в образ зверя». Во всём этом выражается окончательное торжество деспотизма вместе с жестокостью духовной и внешней тирании. Далее следует ещё черта того же порабощения личности государству, которая ещё не находила для себя полного осуществления в древности, но получает поистине пророчественное подтверждение теперь. Это есть порабощение экономического характера, через карточную и тикетную систему распределения хозяйтвенных благ для удовлетворения насущнейших потребностей «и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» (17). Всем, сохраняющим и утверждающим свободу от деспотии зверя, объявляется хозяйственный бойкот, лишение «продовольственных карт» со всеми его страшными последствиями – угроза голода. «Начертание, или имя зверя, или число имени его» в данном случае есть одно и то же – выражает знак подданства и верноподданнических чувств в отношении к зверю. Такова эта пророчественная и ужасающая картина будущего, которая осуществляется на наших глазах и в наши дни, и никто не может сказать, есть ли это уже конец и вершина, или же только начало бедственного порабощения зверю и лжепророку, организованному антихристианству. И вся эта картина запечатлевается неким мистическим шифром, обозначающим имя зверя через число этого имени. Он предваряется особым подчеркиванием его значения: «здесь мудрость» (даже с членом: σοφα). Здесь разумеется, конечно, не высшая божественная премудрость, но определённая, конкретная мысль, как бы некоторый мистический секрет. Эта земная мудрость не предполагает для себя вдохновения высшей премудрости, но лишь ум: «кто имеет ум» ( χων νον) практический (а не теоретический, созерцательный, «чистый» разум), здравый смысл, хитрость и лукавство, как это и соответствует низменному предмету этого разумения. Речь идёт теперь о том, чтобы «сосчитать», т. е. узнать, подглядеть, определить «число зверя». Это возможно и доступно для человека, потому что звериное число есть всё-таки человеческое, и антихрист – личный или соборный – в данном случае это все равно – есть всё-таки человек, хотя и одержимый антихристианским человекобожием. |
| Как бы толстовцы ни искажали и не обрубали для своей цели текст четырех Евангелий, главное то в нем для нашего вопроса остается все-таки бесспорным, а именно, что Христос подвергся жестокому преследованию и смертной казни по злобе своих врагов. Что Он Сам оставался нравственно выше всего этого, что Он не хотел сопротивляться и простил своих врагов – это одинаково понятно как с православно-христианской, так и с толстовской точки зрения. Но почему же, прощая своих врагов, Он (говоря словами Толстого) не избавил их души от той ужасной тьмы, в которой они находились? Почему Он не победил их злобы силою своей кротости? Почему Он не пробудил дремавшего в них добра, не просветил и не возродил их духовно? Одним словом, почему Он не подействовал на Иуду, Ирода, первосвященников так, как Он подействовал на одного только доброго разбойника? Опять-таки: или не мог, или не хотел. В обоих случаях выводит по толстовству, что Он не был достаточно проникнут истинным евангельским духом, а так как дело идет о Евангелии Христовом, то, по толстовству, оказывается, что Христос «не был достаточно проникнут истинным духом Христовым». Политик, остановившись на утверждении, что нет государства, которое было бы создано и закреплено помимо войны, возражает мимоходом на замечание князя-толстовца, что для людей, отказавшихся от поклонения насилию, государство – неважно. «Попробуйте, говорит он, устроить прочно человеческое общежитие вне принудительных государственных форм, или хоть сами на деле откажитесь от всего, что на них держится, – тогда и говорите о неважности государства. Ну и до тех пор государство и все то, чем мы ему обязаны, остается огромным фактом». Итак, великое значение войны, как главного условия при создании государства, несомненно; но это великое дело созидания государства – не завершено ли уже в существенных чертах? Война теперь в общем не нужна, и цели ее могут быть достигнуты более дешевым и верным путем: военный период истории, по мнению политика, кончился. Вместе с потерею своего практического смысла, война теряет, хотя и медленно, и свой мистический ореол. |
| 1 . Из «Беседы трех святителей»: 196 « Соломон рече: Что суть 4 рози на земли? – Иоанн рече: Четыре евангелисты... «Или: «Что есть: 12 кузнецов в 12 молотов на едином наковалне куют? – Наковална – Слово Божие, а 12 кузнецов – апостолов 12 на четыре страны слово Божие по всей вселенной, и во второе Христово пришествие поставятся престоли, тогда и они сядут на 12 престолах, судяше обеманадесяте коленома израилевыма». 197 2 . Из «Сказания, како сотвори Бог Адама»: 198 « И бысть Адам в Раи 7 дний, прообразуя Господь Бог житие человеческое: десять лет исполнится рожение, 20 лет – юноша, 30 лет – свершение, 40 лет – средовечие, 50 лет – седина, 60 лет – старость, 70 лет – окончание. И сотвори Господь Бог та 7 дней против седми тысящ лет...» 199 3 . Из подборки статей «О земном устроении»: 200 « Неции же глаголят, яко на седмих стлъпах стоить Земле, еже несть истина. Аще бо на седмих столъпах Земле висела бы, стлъпи где быша были въдрузени? Глаголят бо они к нам: И како Соломон глаголеть «Премудрость създа себе храм и утвръди стлъп седмь». Убо которых ради стлъпов глаголет? – И мы отвещаемь, глаголюще к ним, яко стлъпы глаголеть Соломон седмих веков, или седмь звезд великых, или седмь дарованиа духовнаа...» 201 Как можно видеть, воспроизведенные нумерологические фрагменты отличаются, по крайней мере, двумя особенностями: во-первых, собственно числовой элемент в них семантически не самостоятелен, а выступает обязательно вкупе с другим – лексико-семантическим элементом, и лишь вместе они создают некий значимо целостный образ, хотя – если извлечь его из контекста – и совершенно недоступный со стороны своего действительного смысла; однако иносказательность, символичность такого образа (и это, во-вторых) тут же и всенепременно изъясняется посредством подобного же, то есть опять-таки бинарного по форме, но зато уже более вразумительного по смыслу образа, который в рамках всего данного суждения выполняет функцию смыслового ядра его уточняющей, определяющей части. Отсюда рассмотренную разновидность символико-функционального применения числовых обозначений в составе бинарной образной конструкции и в контексте определительного суждения, думается, вполне позволительно квалифицировать как толковательную, экзегетическую. Но при этом необходимо все-таки признать, что иносказательная семантика конструкции данного типа зиждется в основном на значении ее второго компонента, тогда как первый – числовой – компонент, будучи несамостоятельным, лишь придает ей зримую смысловую завершенность и выразительность и, кроме того, в силу своей двукратной либо многократной повторяемости на небольшом текстовом пространстве производит известный усиливающий, если не мистический, эффект воздействия. Так или иначе, но число в таких случаях, являясь одновременно и объектом, и средством образно-символической экзегезы, выступает именно как вспомогательный, но не главный и самодовлеющий носитель значения. § 3. Числа-притчи: «50 сребреников» |
| 1340 Уделов Ф. И. Об о. Павле Флоренском. Указ. изд. С. 82. Под острие атаки Хомякова попадало в первую очередь все-таки католическое богословие, основанное на решениях Тридентского собора. «Один, – пишет он, – рассуждает о физической субстанции таинства, отличая ее от акциденций, как будто бы (благодаря объяснениям Петра Ломбардского или Фомы Аквинского) он точно понимал, в чем разница между тем и другим. Другой отрицает возможность присутствия тела Спасителя в таинстве на том основании, что это тело, по свидетельству Св. апостолов, пре бывает в небесной славе, одесную Отца, как будто бы он пони мал, что значит небо, и слава, и одесную Отца». Только представители англикан «ходят около истины, но не могут уловить ее, потому что вообще не могут самих себя определить в смысле церковном». – Хомяков А. С. Соч. В 2-х т. Т. 2. М., 1994. С. 100–103. 1344 Флоренский П.А., свящ. Соч. В 4-х т. Т. 4. Письма с Дальнего Востока и Соловков. Указ. изд. С. 717. 1345 Флоренский П. А. Магичность слова (1920)//Studia Slavica Hung. 1988, 34/1–4. P. 39. Ср.: Гомотипия в устройстве человеческого тела. – Столп., гл. XXVIII; Дедукция семи таинств. – Богословские труды. 17. М., 1977. С . 1 45 . 1346 Рукопись XVII в. ОР РГБ. Унд. 950, л. 6 об. Этот афоризм очень часто встречается в древнерусских сборниках. 1350 Б Н. . Примечание к статье «Об Имени Божием»//Флоренский П.А. [Сочинения]. Т. 2. У водоразделов мысли. Указ. изд. С. 437. 1353 Флоренский П.А., свящ. Соч. В 4-х т. Т. 4. Письма с Дальнего Востока и Соловков. Указ. изд. С. 463. Ср.: там же, с. 300, 410. 1355 А. И. Серков, впрочем, отрицает масонство Троцкого. См.: Сер ков А. И. История русского масонства. 1845–1945. СПб., 1997. С. 23. 1357 Там же. С. 170. История с мощами на этом не закончилась, и Флоренский непосредственно участвовал в тайном «усекновении главы» преподобного ради ее сохранения, что переживал опять-таки оккультно-мистически. См.: Флоренский П. А. Соч. В 4-х т. Т. 3 (2). Указ. изд. С. 411, 546. 1358 В 1922 году Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией (ВЧК) была ликвидирована и ее функции переданы Объединенному государственному политическому управлению (ОГПУ). – Н. Г. |
| Нет, уж если морализующая религиозность может доводить даже сравнительно выдающихся людей, подобных Фоксу, до столь плоских призываний имени Божьего всуе, то уже лучше предпочесть самые резкие крайности мистического Богообщения, лишь бы они были искренне и глубоко чувствуемы. Даже во всем уродстве и нелепости напр. любовного сохранения Франциском Ассисским паразитов в своей одежде все-таки сквозит нечто из всеобъемлющей любви этого святого человека ко всему живому, тогда как в «шляпе» Фокса только и есть, что самодовлеющая узость исключительной эгоистической заботы о своем личном спасении, ценою даже мученичества за какие-то измышленные «истины», возвещаемые, яко бы, самим Богом. Если стать твердо на такую только почву морального оправдания религии, то от всего этого фальшивого благочестия уже един шаг и до очень быстрого уклона или в сторону мертвящего пантеизма, или к социальным, совершенно антирелигиозным доктринам. Но тогда уже не зачем выставлять на своем знамени и слово «религия», так как очевидно, что всевозможные «социальные религии» без Бога суть или просто более или менее остроумные атеистические измышления умов религиозного склада (вроде О. Конта), или же лишь чисто метафорические наименования страстной преданности известной моральной или общественной идее, независимо от ее истинности или ложности 173 . Что же, в самом деле, может быть бессодержательней хотя бы фразы Эмерсона о том, что «во всей вселенной есть божественная душа, – это нравственность», по поводу чего Джемс вполне справедливо иронизирует: «Но что же такое эта вселенская душа – какое-либо качество, подобное блеску глаз или бархатистости кожи, или это нечто само себя сознающее, как зрение очей, или осязание кожи – невозможно уловить в творениях Эмерсона» 174 . Однако и после такого замечания Джемс все-таки не может не преклониться перед призывом знаменитого американского мыслителя к лучшей, более нравственной жизни, и даже признает этот призыв «почти ничем не отличающимся от проповеди лучших христиан» 175 . |
| Вся эта теория побочных данных имеет в своей основе чрезвычайно странные предположения. Ею предполагается, что организмы без всякой пользы или даже со вредом для себя повторяют в своей жизни историю жизни своего рода. Ведь, что-нибудь из двух: или человеческому зародышу на известной стадии его развития нужны жаберные щели или не нужны. В первом случае не нужно обращаться к истории рода, а нужно объяснить, как наличные факторы удовлетворяют нужду зародыша в жаберных щелях. Во втором случае мы получаем смелое и очень рискованное утверждение, что зародыш развивается нецелесообразно. Но если даже принять и это, то все-таки индивидуальное развитие должно быть истолковываемо из наличных факторов развития, а не из истории рода. Аппелляция к истории есть на самом деле отказ от объяснения. Затем теорией побочных данных предполагается, что природа снабжает организм ненужными или даже вредными для него органами (нефункционирующими мышцами, опасным чревообразным отростком) и это происходит всегда при условиях нормального развития. Получается, что нормы природы ненормальны. Да простят мне великие защитники дарвинизма, сколько бы ни считалось между ними гениальных ученых, я все-таки скорее поверю природе, чем им, и решительно утверждаю, что обвинения возводимые ими на природу обусловливаются тем, что они ее не знают. Не умея определить значения того или иного органа в развитии или экономии организма, они говорят, что он не нужен. При таком отношении к фактам, пожалуй, много ненужного окажется на свете. Наконец, в теории атавизма мы встречаемся с мистическим элементом в дарвинизме. Оказывается, организм в скрытом состоянии носит в себе все свойства и качества своих прабабушек и прадедушек и при благоприятных обстоятельствах может передать их потомству так, что они станут явными, как и были у предков. Каким безконечным наследством, оказывается, владеют организмы, не пользуясь им и даже не подозревая о его существовании! Все это слишком сложно, произвольно и представляет природу действующую очень неразумно. Прежде каждое научное открытие вызывало удивление перед премудростью законов природы – их простотой и целесообразностью. Теория побочных данных устанавливает новый взгляд на природу. Эта теория уподобляет ее фантастически глупому архитектору, который, взявшись построить на месте хижины дворец (вместо ланцетика человека), весь грубый и непрактичный материал хижины присоединил бы к мрамору и бронзе дворца. Таких нелепых архитекторов не встречается и между людьми, а природа во всяком случае архитектор более премудрый, чем кто-либо из архитекторов. |
| Хотя я уверена, что для Бога драгоценно любое обращение. Даже пусть оно будет больным. Но все-таки есть разница: из своей подлинности взывать к Нему или из каких-то невротических перекосов. – Часто психологи говорят: осознанное желание на 50 % уже сбылось. Получается, что верно сформулированная молитва из глубины твоей подлинной личности – это тоже уже полпути к ее исполнению. Так а в чем здесь действие Бога? Если мы себя правильно настроили, нашли подлинное «я», сформулировали молитву, какая тут роль отводится мистическому компоненту, действию Бога? – Это всегда очень сложный вопрос. Как описать эмпирически действие Бога? Но смотрите, сейчас я нахожусь в Минске и провожу супервизии для психологов. Один день мы работали обычным образом, а в другой – ввели практику молитвенных напарников. Все то же самое, но два человека в группе во время сессии молятся. И я чувствую разницу, по моим ощущениям она достаточно явная. А больше что я могу сказать? Я все-таки психолог, а не ясновидящая, и по полочкам разложить действие Бога не могу. – А в чем эта разница? – Видите ли, обучение психотерапии, тем более в работе с травмой – это в принципе тяжело. Происходит довольно много сложных процессов, у людей открывается болезненный прошлый опыт. И ты этим, условно говоря, заражаешься, всплывают собственные процессы и травмы. Мне бывает очень тяжело после работы с некоторыми клиентами. Не могу сказать, что сессии второго дня были какие-то особо продуктивные и безболезненные, а клиенты все поисцелялись, нет. Но красота в том, что хотя все шло своим чередом, по ощущениям и моим, и участников группы второй день прошел легче. Было чувство, что пространство супервизии пронизано светом, как будто Бог покрывал те особенно сложные моменты, которые в обычной практике оставляют внутри меня довольно сильный отпечаток. Это я точно могу свидетельствовать. Конечно, ощущения всегда субъективны. Невозможно достоверно сказать – может, это был некий психологический феномен, как угодно тут можно проинтерпретировать. Но я на материале таких вот историй тоже учусь видеть Божье действие. |
| Наркомания — как программа, заложенная в человечестве. Как механизм, с включением которого человечество начинает пожирать самое себя. Механизм самоуничтожения. Жутковато, конечно. Но я, отдавая необходимую дань, отношусь все-таки к мистическим учениям легкомысленно. А гипотезу Светланы привел не только потому, что она достаточно обоснованна, но еще и потому, что очень яркая, броская. А сам я человек достаточно скучный, все ищу какие-то социальные корни. И конечно, есть у меня предположение. Но его в двух словах не высказать. У нас раньше считалось, что наркомания — болезнь сытых, богатых обществ. Мол, с жиру бесятся. Но мыто далеко не богатые. А начали «беситься». Да еще как. Тогда бросились в другую крайность: болезнь бедных, нищих. Но опять-таки мы не самые обездоленные, с голоду не помираем, да и вокруг все, большинство, одинаково живут, так что нищета не очень и заметна. Значит, суть в другом. К чему я и пытаюсь подвести. Газеты пестрят откровениями наших спортсменов, ныне играющих за рубежом. Что более всего непривычно им в тамошних условиях? Ответственность. Ответственность за себя. Сам тренируйся, сам режим соблюдай, но и отвечай за себя сам. Если напился и не в форме, то президент клуба не будет воспитывать тренера, а выгонят тебя. Или оштрафуют. Это шокирует. Да мало того, и в коллективе не найдешь понимания. На лицах товарищей написано: дурак, сам свою карьеру губит. То ли дело было здесь! Загулял с друзьями вкрутую, так что на поле не то что мяча, а ворот не видит, в команде скандал, зато он — «герой, парень что надо, ему все по фигу!». Да что там здоровье, спортивная форма. Жизнь — по фигу! Что делает каждый второй шофер, проезжая мимо постового милиционера? Он накидывает ремень безопасности. Не пристегивает, а накидывает, создает видимость. Да кого ты обманываешь, идиот? Самого ж себя! Ты же разобьешься, ты! А по фигу… Зато милиционера обманул… Это феномен. Откуда он возник? Оттуда, из образа жизни. А образ жизни у нас был только и единственно — государственный. Уже в утробе матери наш человек не принадлежал сам себе. За него уже было решено, где его рожать, в какой детсад отдавать. И далее — где учить, чему учить, что читать, кого любить, кого ненавидеть. В кого веровать, с кем воевать, где работать, сколько зарабатывать. И наконец, где и по какому разряду спать вечным сном и что о тебе напишут после смерти, если сочтут нужным, что надо что-то написать. Все предопределено. При такой системе огосударствления человека вначале исчезает свобода как таковая, затем ответственность за себя, затем понятие ценности человеческой личности и, наконец, ценности самой жизни отдельного человека. И возник феномен советского человека, который сам себе не дорог, который сам о себе не думает. Да что там о себе! О детях же не думали! Так, слегка одеть, слегка обуть, кое-как накормить, а там его, чадо наше, возьмет государство, оно и обучит, оно и пристроит, и работать заставит… Никакой ответственности. |
| А так как самое величайшее ниспровержение этого старого распределения сил произвело возвышение Германии, то значит, что, несмотря на всякие нам чинимые этой новой Германией затруднения, в общем для дальнейшего нашего развития это возвышение выгодно. Я убежден, что путем ли дружбы и мира, путем ли вооруженной борьбы, победой ли нашей или даже поражением, прямым ли союзом или только взаимным равнодушием и единовременной борьбой вовсе в разных сторонах, но это возвышение Германии приведет нас туда, куда следует!.. Если меня спросят: «Как же так, далее и поражением?» Я отвечу: «Я в поражение наше немцами ничуть не верю; не верю даже и в войну с ними 2 и, предполагая только, со слов других, подобную войну, верю в нашу победу. Верю я не по гордости русской, а все по тому же историческому фатализму моему («Наш черед!!»). Но я сказал «даже и поражением» для убеждения тех читателей моих, которые моей веры в ближайшее будущее России не имеют. И для них же напомню здесь о том, что не всякое поражение (или, вернее, полупоражение) практически бесплодно, хотя и всякое обидно. И побежденные иногда выигрывают; это зависит нередко от побочных условий дела. Итальянцы, как у них водится, были разбиты австрийцами при Кустоцце и Лиссе (на море), а Венецианская область все-таки досталась им. Мы в 56-м году, хотя, конечно, и со славой отстаивали Севастополь и Крым в течение почти года, но все-таки были побеждены и связаны Парижским трактатом. Однако самое существенное для ускорения развязки Восточного вопроса было нами достигнуто: турецкое правительство, побуждаемое не только нами, но под нашим влиянием и другими державами, произвело у себя уравнительные в пользу христиан реформы, и с тех самых пор и начались одно за другим в Турции восстания ободренных реформами христиан. Эти восстания довели Турцию шаг за шагом до войны с нами и до теперешнего ее безвыходного положения не между двумя, а между многими огнями». И т. д. С этой-то широкой (органической, фатальной, «мистической», пожалуй) точки зрения я и не могу находить внешнюю политику России за истекшее 30-летие плохой, невыгодной или ошибочной. |
|
|
