| Третья стадия особая - мистическое созерцание - неожиданно Бог являет Себя как Свет. Это настолько великая благодать, что для человека подобный опыт - предельный. Если опыт обожения «продлится больше, чем мгновение», то человек «перейдет от смерти в жизнь». Если Бог благословит иначе, то подвижник, переживший мистическое мгновение, возвращается ко второй стадии, к аскезе. Отец Софроний полагал, что кончина преподобного Серафима была мистическим опытом перехода в вечную жизнь... Какое отношение все это имеет к ветхозаветному пророку? Святой Илия был великим подвижником. Может быть, его вознесение и стало тем мистическим опытом, который «продлился». И пророк пересек линию, отделяющую жизнь от смерти. Не умер и не остался доживать свой век на земле. С ним произошло нечто другое. По описаниям исихастов на третьей стадии подвижник созерцает нетварный Свет. Обратим внимание, что пророк Илия был вознесен в небесном Огне, в небесном Свете. Вознесение было внезапным, властным и очень стремительным (отсюда образ конницы). Добавим к этому, что на горе Преображения, когда явился фаворский Свет, Апостолы видели подле Христа пророка Илию. Христос на горе преобразился, воссиял божественным Светом. Это мистическое Преображение Господне. Рядом с Ним в этот момент стояли Моисей и Илия, живое олицетворение Закона и Пророков. Оба они были носителями высочайшего духовного опыта. Закон от Бога Моисей получил на горе Синай. Там он созерцал Бога во «мраке», или, что то же самое, в «неприступном Свете», в непереносимом для человеческих глаз и человеческой души Свете. Святой Моисей спустился с горы, и лицо его сияло отблесками Света, Который он созерцал наверху. Но и эти слабые отблески были невыносимы для окружающих богобоязненных людей. Пророку пришлось одеть покрывало на лицо, чтобы люди могли с ним общаться. До высокого опыта поднимается ветхозаветная праведность, и все-таки Христов путь выше. В церковной традиции вознесение Илии сопоставляется с Вознесением Господним: «Странно и страшно Твое Жизнодавче, еже от горы Божественное вознесение, еже изобразуя Илиа четвероконный восхождаше (греч.: «ин эксиконизон Илиу, тетриппос анирхето»), воспевая Тя Человеколюбче» (утреня Вознесения Господня, канон другий, песнь 5). Илия своим вознесением как бы дал пророческую икону-образ Христова Вознесения. Однако пророчество Илии нельзя приравнять к исполнению пророчества во Христе. «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3:13). Никто, даже Илия. |
| И без поводыря люди пытаются просто дерзновенно вторгнуться в этот мир. Как правило, эти попытки кончаются совершенно страшно. У меня в этой связи вот какой вопрос: Можно ли говорить о том, что какие-то суеверия более опасны и вредны, а какие-то менее. Ну скажем ясно, что если голос начал что-то говорить — это всё, это надо скорей бежать к духовному наставнику и спасать скорее свою душу. Можно ли делить их на категории опасные и неопасные, вредные и не вредные? Вы знаете, я бы не стал делить их на категории вредные-невредные, опасные-неопасные. Всякое суеверие, всякая суетная вера застилает ум человека. Всякая суетная вера не даёт человеку увидеть истину, и это уже самое страшное. Сегодня, как и сотни лет назад, поступками некоторых людей все еще руководят предрассудки и суеверия. Я обратилась к москвичам различных профессий и возрастов с вопросом: верят ли они в приметы, и если да — то в какие. … Верю, конечно. Есть примета одна. Когда я иду на рыбалку, мне бабушка говорила: всегда нужно брать с собой носовой платок… …Самое главное — не брать денег вперёд с пациента… …Человек я несуеверный — хотя бы потому, что если ты веришь в Бога, то ты должен только Ему одному верить, и больше никому. То есть у тебя не должно других богов… …Не могу сказать, что я до конца свободна от суеверий, хотя в то же время не могу сказать, что у меня есть там точные приметы, по которым я ориентируюсь, что если это произошло, то вот значит, точно — вот нельзя там ходить, или нельзя что-то делать, и так далее. Но, тем не менее, как у всех в жизни, наверно под какой-то период жизни это подпадает, то иногда вдруг эти приметы тебя могут жутко тревожить. Я так понимаю, что Церкви в очень большой степени присуща вот эта мистическая составляющая — в принципе и православию в целом. Откровение Иоанна Богослова — книга страшная, и, в общем, тоже очень мистическая. Скажите, не кажется ли Вам, что во многом люди неподготовленные становятся более восприимчивы к суевериям, получая вот эту очень серьезную, очень страшную мистическую информацию. Может быть, Церкви стоит всё-таки объяснить, в чём принципиальная разница между теми страшными вещами, о которых говорится в священных книгах — о приходе дьявола, например, и какими-то бытовыми вещами, вроде черной кошки, о которых говорилось, и на которые просто не надо обращать внимание? |
| Помогут ли Церкви Собор и приход при отсутствии соборного духа в Церкви? Ну, а что же получится, если, вместо нынешнего Синода и его порядков, до бесправного прихода включительно, явится поместный Собор с патриархом, и все приходы обратятся в юридические единицы? Что это, действительно, при теперешнем церковном персонале, при теперешнем вялом духе, даст Церкви и жизнь и цветение - позволительно в этом сомневаться, и вот на каких основаниях: управление Церковью и её ячеечная организация постоянно видоизменялись: первое - в отношении точности осуществления основного канонического идеала, а вторая - а вторая в смысле большей или меньшей независимости ячеек; и, однако, едва ли возможно доказать, что корректные формы давали всегда желательные результаты. Например, говоря о соборном начале: далеко не везде соборный строй выдерживался строго, и менее всего, пожалуй, в древней России. Однако древняя Русь, хотя и пользовалась самым несовершенным церковным управлением, всё-таки сохранила в себе веры так много, что даже теперь достаточно явиться пастырю истинно по сердцу русскому, как вся Россия обращает к нему свои взоры и готова отдать себя в его водительство. Народ, думаем мы, пожалуй, исключительно ищет в Церкви духовной стороны её деятельности: он более придаёт значения Церкви мистической и даже несколько может быть, умаляет значение церкви - организации, церкви видимой (в чём, пожалуй, заключается основное отличие «общенародного» православия от старообрядчества); тогда как правящие церковные сферы, вместе с церковной интеллигенцией, конечно не забывая о мистической стороне Церкви, выработали свой особый штандпункт, при котором организация церковной видимой жизни получает окраску более свойственную культуре самих этих высших церковных слоёв, которые суть вместе и слои общекультурные - плоды культуры западной с её наклонностью к форме более выраженной, чем каковой обладает простой русский человек. Хотя этих простых русских людей и больше, чем интеллигентов, тем не менее, видимо, последние дали «свою» окраску делу «церковного обновления»; и нам приходится считаться с этим возобладавшим течением, которое мы почли бы вполне законным, если-бы оно шло только рука об руку с теми действительно чисто церковными запросами, которыми живёт простой православный люд, этот главный ( по числу и по непосредственности) хранитель благочестия, как выразились некогда восточные иерархи в известном ответе их папе Пию 9 ( «Церковь Христова... никогда же ни от кого же преодолена бывает, ниже будет. Стоит бо и недвижимо, аки гора, красится красотою, аки невеста, сияет в сем мире, аки солнце, светя на благия и злыя; пребывает тверда, аки адамант, процветает, яко крин посреде терния, горит всегда непрестанным пламенем любве, яже к Богу, его же никаким видом всякие еретичествующих ветры угасити не могут; никогда смущается, всегда веселится, победную воспевающе песнь» ). |
| — Да, но до этого счастливого момента дело может ведь и не дойти. Человек решит, что Церковь — это закрытая организация, элитарный клуб, отделенный от всего остального мира высоченным забором… — И, тем не менее, никому не возбраняется зайти за этот «забор» и оказаться внутри этой «организации». И никто из тех, кто сюда зашел, внутри этого «забора» не родился. Все современные христиане сюда пришли своими собственными ногами, сами сделали этот выбор. И каждый из тех, кто пришел в Церковь, тут же мог убедиться в том, что ничего закрытого здесь нет, что это именно общая жизнь. Другое дело, что многие люди этой жизнью не готовы жить. — Одну мою подругу очень интересует, почему на все вопросы о том, почему человека в Церкви что-то оттолкнуло или обидело, священники отвечают: «Это вас бес искушает». Не является ли это мистическое объяснение попыткой уйти от ответственности? — Является, безусловно. Объяснять все действиями бесов, конечно, нельзя. Иначе вообще ни в чем бы не было человеческой вины. — А еще она жаловалась, что однажды священник ответил на ее вопрос настолько грубо и формально, что она потом долго плакала и в церковь возвращаться не хотела… — Я согласен с тем, что многие из нас, священников, иногда по немощи, иногда по совершенно неправильному пониманию сущности своего служения, людей от Церкви отталкивают. Да, это есть. И говорить, что этого нет, было бы и неправдой, и большим злом, потому что люди видят, как есть на самом деле, и если мы в каких-то благих целях будем их обманывать, то эта ложь блага не сотворит. Но, наверно, все-таки нужно разграничивать те случаи, когда действительно священник отталкивает человека от Церкви и когда обратившийся к нему просто не готов ничего слышать. Бывает, что человек любое невинное замечание воспринимает с обидой. Поэтому, если учесть степень самолюбия современного человека, то можно сказать, что в некоторых случаях виноваты все-таки не священники, а сами люди. Понимаете, вот кто-то приходит креститься. Священник говорит, что перед этим необходимо пройти хотя бы небольшой курс огласительных бесед, чтобы понять сущность этого таинства. А человек отвечает: «Мне этого не надо». Священник возражает: «Но без этого я не могу Вас крестить, потому что это будет профанация таинства». И слышит в ответ: «Так Вы меня что, к Богу не пускаете?». Но дело ведь не в том, что мы не хотим кого-то «пускать», и даже не в том, что этот кто-то не соблюдает «наших правил», а просто это лишено смысла. Более того, мы будем за это отвечать — за то, что совершили по формальному признаку то, что должны были совершить осмысленно. И, наверное, соотношение здесь где-то пятьдесят на пятьдесят: в пятидесяти случаях из ста кто-то из нас, священников или церковнослужителей, возможно, человека отталкивает. А в другой половине случаев человек просто не хочет смиряться с тем, что является Церковью, с ее правилами и без чего церковная жизнь невозможна. |
| Метафизика для Бродского оказывается критерием художественного качества. Буквальной веры у него нет. Он – агностик, тяготеющий к позитивистской картине мира. Это сугубо материальный мир, где ничего мистическое как реальное не предполагается. Смерть, по Бродскому – это абсолютное уничтожение, безысходный ужас. Такому представлению можно сопоставить 14-ю симфонию Шостаковича: гениальное выражение ужаса перед смертью и абсолютной безысходностью. Митрополит Иларион : Мне очень близко это сопоставление, потому что я по первой своей профессии музыкант, и в свое время, в юности, когда мне было 17 лет, 14-я симфония Шостаковича оказала на меня очень сильное воздействие. На мой взгляд, понятие религиозности применительно к поэтам, композиторам все-таки должно трактоваться особым образом, то есть, если, например, оценивать таких людей как Бродский или Шостакович с точки зрения ходили ли они в церковь, причащались и исповедовались, то, конечно, в таком понимании они не были религиозными людьми. Но ведь религиозное начало проявляется в человеке по-разному: прежде всего, как он реагирует на окружающий мир, на какие-то сигналы, которые ему посылает Бог. Я думаю, что у Шостаковича, даже если он не был, скажем, практикующим христианином, была очень чуткая в религиозном отношении душа. Если говорить о наших поэтах XX века, таких как Пастернак, Ахматова, то Ахматова, конечно, была верующим, церковным человеком, а о Пастернаке этого сказать нельзя. О Бродском – тем более. Тем не менее, у Пастернака есть очень глубокие и пронзительные стихи, в которых идет речь о Боге, об Иисусе Христе, Его деяниях, о временах и событиях, описанных в Библии. Они посвящены, в частности, Великой Пятнице, Великой Субботе, Страстям Христовым, Пасхе. Основная часть таких стихов содержится в романе Бориса Леонидовича " Доктор Живаго " . Думаю, что и в поэзии Бродского есть много глубоких религиозных прозрений. Не такая уж она безысходная, как Вы говорите. П. Спиваковский : Я бы не поставил Бродского в один ряд с Пастернаком. Пастернак в моем понимании все-таки поэт верующий, а религиозность Бродского я бы сравнил с религиозностью Чехова, который писал, что на всякого интеллигентного верующего он поглядывает с изумлением. Чехов растерял свою детскую веру, но при этом он с удовольствием изображает верующих людей, например, в том же " Студенте " , и как бы примеривает на себя, что было бы, имей он такую же веру. Аналогично я бы сказал и о Бродском: ему интересно представить то, что было бы, не будь он убежден в том, что ничего нет. |
| Очень часто мы в своей жизнь имеем дело со следствиями, а не с причиной. Наиболее распространенная ошибка не только медицины, но и человеческих отношений — это воздействие на следствие, на то, что видимо, осязаемо, а в медицине — на то, что указывают анализы или приборы. Но, чаще всего, не искореняя причины, невозможно по-настоящему вылечить человека. Не искореняя причин, невозможно очистить наше общественное пространство и личную жизнь от лжи, клеветы, соблазнов, хулы, сквернословия, от того, что, воздействуя на человеческий разум и на нравственное чувство человека, разрушает его. Мы знаем из Ветхого завета, как Господь карал богохульников, растлителей, соблазнителей. К примеру, история царицы Иезавели ясно свидетельствует нам о гневе Божием. Но Господь, карая носителей зла, искоренял причину, а не следствие. Сегодня мы все страдаем от того, что есть производные от этого онтологического и мистического зла, присутствующего в жизни людей и в человеческой истории. Мы ужасаемся, когда слышим ложь и клевету. Наше нравственное чувство обостряется и возмущается, когда мы слышим слова обольстителей, растлителей, пропагандирующих раскрепощение человеческих страстей, особенно когда все это наполняет информационное пространство современного общества. Иногда люди говорят: «Это нужно запретить, это нужно изъять, это нужно закрыть»,— опять-таки, обращаясь к следствию, а не к причине. Можно многажды запрещать и закрывать, но от этого не изменится картина духовной жизни, потому что нужно исцелять души человеческие, многие из которых по неведению оказались легкой добычей темной вражеской силы. Собственно говоря, все служение Церкви и сводится к этому. Наша брань не против плоти и крови, но против миродержителей тьмы века сего, духов злобы поднебесной (см. Еф. 6:12). И слово, которое обращает Церковь, и Таинства, которые она преподает людям, — это все есть та Божественная сила, которая поражает причину. А следствие само по себе исчезнет, если разрушена будет причина. Но все то, что открывает нам сегодняшнее Евангельское чтение, имеет отношение не только к общественным отношениям, не только к общественному пространству бытия. Все это имеет отношение к личной, к семейной жизни каждого из нас. Нам иногда кажется, что ссоры, недоразумения, подозрения, взаимные обиды имеют какие-то жизненные, человеческие, обычные повседневные причины. Но ведь чаще всего, раздражаясь или гневаясь, или говоря неправду и клевеща, или вступая в конфликты, отказываясь от примирения, мы действуем так, потому что сами желаем этого. Значит причина всего того, что ранит нас, лежит глубоко в нашей сути, в нашей душе, в нашем сердце, в нашем уме. |
| И если с первой миссионерской задачей у нас в общем и целом всё в порядке (иногда даже слишком, на мой взгляд), и вторая как-то решается, то о третьей, о приведении людей ко Христу, задумываются достаточно редко. Да и то сказать: в храме совершается литургия, на которой верным преподносятся Тело и Кровь Христа, в церкви есть святые, следующие за Христом здесь и сейчас – чего же боле, казалось бы? Приди и смотри. К сожалению, в земной церкви есть не только это, и как показывает евангельская притча о сеятеле, – слова проповеди могут упасть на неподготовленную почву, или растащат их птицы, или заглушат сорняки. Но если человек действительно встретит Спасителя, это будет уже совсем другая история, такую встречу не забудешь, не променяешь на мелкие неурядицы. И я имею в виду не только мистическую, таинственную встречу в глубинах сердца, о которой трудно судить извне. Я имею в виду скорее направленность наших миссионерских усилий, и сейчас поясню на паре примеров, как я это вижу. Иногда доводится бывать в разных местах Сибири и видеть везде примерно одну и ту же картину: в городах, выросших на пустом месте или разросшихся в советское время, без давней православной традиции, число православных, посещающих рядовое воскресное богослужение, вполне сопоставимо с аналогичным числом протестантов. Причем местный священник, как правило, с тревогой отмечает, что число протестантов растет, а он даже не знает, что противопоставить их проповеди… А я задаюсь таким вопросом. Вот, допустим, жил в этом городе человек, не слишком интересующийся религией. Наверное, крещеный, но из тех, кто заглядывает в храм раз в год на крестины-венчание-отпевание, в лучшем случае – еще и на Пасху, яички освятить, со свечкой на крестном ходу постоять. Но считался православным, просто еще «недостаточно воцерковленным» (а если говорить честно, то не видел он в воцерковлении никакого для себя смысла). И вот он встретил баптистского или пятидесятнического проповедника… и в его словах услышал такое, чего не слышал (возможно, за тугоухостью) в православном храме. И началось его движение ко Христу – да, с нашей точки зрения не там и не так, но оно все-таки началось. На примере других людей знаю, что вполне может этот поиск его со временем привести и в православие, но даже не в этом дело. |
| Однако последствия того «Октября», который разразился в 1917-м – в результате ли деятельности солдат, матросов и рабочих под руководством большевиков, или в результате щедро оплаченной диверсионно-идеологической деятельности Германского штаба, – не были бы столь ощутимы, если бы дело было только в политике или военной стратегии или революционной тактике. Октябрь, в самом деле, был неслучаен в нашей стране. И я имею в виду не только социально-экономические и политические предпосылки революции. И даже в данном случае не буду говорить о предпосылках духовных. Об этом ведь тоже можно много говорить, и говорят: об официальном православии, выхолостившем в Церкви живую веру, подменив ее обязаловкой, о рабском положении Церкви в объятьях «православного» Царства. О том, что свой духовный голод, – тот голод, без которого не может жить ни один человек на свете, – жители огромной страны удовлетворяли где угодно, но только не в Церкви – кто в харизматических сектах, кто в философских, мистических исканиях, кто в романтике революционных движений,- тогда как основная масса, казалось, крепко скованная бытовым православием, на самом деле лишь копила в себе, на каком-то подсознательном уровне, сама того не подозревая, как нарыв, энергию бунта и разрушения, которая и прорвалась в «нужный» момент. Мне бы хотелось все-таки сказать не об этих духовных предпосылках «Октября». Позволю себе высказать ряд отрывочных, кратких наблюдений над, так сказать, самим «Октябрем» и поразмышлять над тем, как в нем, в этом «Красном Октябре», каким-то страшным, издевательским, глумливым и карикатурным образом реализовалось, как пародия, то, чем должна была стать в истории христианская Церковь. Напомню, христианская Церковь родилась из радостной вести (греч. «Евангелие»), которую ученики Иисуса Христа были не в силах удержать в своих сердцах и возвещали: «Христос воскрес!» Для них это было доказательство истинности Бога, даровавшего людям способность видеть свои грехи, раскаиваться в них и видеть счастье в любви к ближним, в милосердии, сострадании и щедрости. Апостолы Христовы шли в мир с желанием делиться этими дарами. Они были напутствованы Самим Христом словами: «Идите научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа». Они шли с намерением покорить этой вести всю Вселенную. Для них это был конец и смысл истории, - причем истории, понимаемой в самом масштабном, вселенском значении. Это было окончательное вмешательство Бога в историю человечества, чтобы явить красоту и правду Его, Божьего Царства, построенного не на насилии и власти, а на любви и милости. |
| А. Артамонов: Представляется, что Гоголь третий или четвертый в списке великих русских литераторов девятнадцатого века. До него, условно говоря по годам рождения и хронологически по творчеству, проходят и Грибоедов, и Пушкин, ушедший столь скоропостижно и преждевременно, а следующим и по годам жизни, и по школьной программе идет Гоголь. Даже такой революционер, как Чернышевский, скрепя, наверное, сердце, окрестил середину литературного девятнадцатого века " гоголевским периодом " , хотя православный Гоголь вряд ли импонировал Чернышевском по своим основным взглядам. В чем же кроется секрет " универсального " успеха Гоголя и у революционеров, и у консерваторов? Такое нечасто бывает в нашей литературе! Д.Б.: Скажу сразу, что рейтинг писателей – дело сложное. Кем там был Гоголь – первым, вторым, третьим... Для меня он, наверное, все-таки второй после Пушкина по значению и по глубине. Но по набожности он, конечно, первый. Тут он даст сто очков вперед и Грибоедову, и Пушкину, и Лермонтову... Определенная популярность была достигнута им еще при жизни по понятным причинам: он был сатирик с замечательным чувством смешного. У него прекрасная, легко читающаяся проза – или сатирическая, как " Мертвые души " , или романтическая и захватывающая, как " Вечера на хуторе близ Диканьки " . Эти произведения сразу принесли ему славу. Гоголь – великолепный писатель, внятный и массам, и литературоведам, живое опровержение нынешнего дурацкого разделения искусства на " артхаус " и " развлекуху " . Но Гоголь не стал счастливым писателем. В чем тут была проблема? Дело в том, что Гоголь сам не смог совладать с влиянием тех образов, которые он создавал. Он-то хотел создавать свои смешные сатирические образы для защиты христианства и России. А посмотрите, что получилось: любимые ярлыки, которые Ленин клеил своим оппонентам, – это " маниловщина " и " обломовщина " ! То есть с образами, созданными великими русскими писателями, – христианами и консерваторами – случилась беда: эти образы использовались революционерами со всем не с теми целями, которые задумывали авторы этих образов. И Гоголь предвидел весь трагизм своей ситуации. В частности, он писал так: " Половина России уверена серьезно, что я живу единственно для осмеяния всего. Всего, что ни есть в человеке, от головы до ног " . В этом трагедия писателя – нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Гоголь-то сам себя рассматривал как писателя мистического и духоподъемного, а не смехача и уж тем более не революционера. А некоторые современники, недовольные режимом Николая Первого, восприняли Гоголя как " реалиста " , который дает нам слепок с " уродливого " тогдашнего общества. Впоследствии эта точка зрения перекочевала в советские учебники. |
| Ну, еще одно. «После 2000-го года не будет ни катастроф, ни потопа. Тысяча лет мира и благоденствия ждут нас. Простые смертные полетят к другим мирам со скоростью в десять раз больше скорости света, но произойдет это не раньше 2050 года». Как хорошо… Хотите, я вам предскажу, что будет в 3010 году — и попробуйте, проверьте: правильно это или нет, проверьте меня. Я же вам всегда говорю, что в созвездии Рака раки водятся — и вы ничего не можете возразить. Какова природа предсказаний, и в какой степени нужно им доверяться — предсказаний, чудесных исцелений, различных явлений, — какова их природа. Очень важно нам всё-таки обратиться к святым отцам, чтобы через их верный голос дать надлежащую оценку происходящим явлениям. Слышите: «происходящим». По предсказанию отцов, в последние времена количество ложных чудес увеличится с невероятной скоростью — будет особенно много, и всё будет умножение этих чудес. Не только с тем, чтобы люди кому-то такое доверили, не только с этим. Хуже есть. Доверятся единицы, а вот это вот умножение чудес — оно буквально захватит всю основную массу верующих, и они устремятся к чему, только к поискам чудес: где, что, как — вся душа будет охвачена поисками этих вещей. Вы слышите: не Бог, не спасение, не исцеление от страстей — а чудеса подай нам, Господи! И все устремятся к этому. Друзья мои, вам придется с этим встретиться — просто я не знаю как, вплотную люди ищут этого, этого, и этого, таким образом, забывается самое главное. Человек страдает от зависти, тщеславия, чревоугодия — чего угодно. Да не об этом речь! Вот там миро потекло — и ринулись!.. А то, что со статуи Аполлона трое суток текло — это никто не знает и знать не хочет. Всё принимается за святость без рассуждения, без обращения к святым отцам. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин говорит о трёх причинах чудес. «Первой причиной, — пишет он, — бывает благодать, производящая чудеса и даруемая избранным и праведным мужам». Первая, значит. Ясно. Вторая причина: «Назидание Церкви или вера тех, которые приносят больных для исцеления, или тех, которые желают получить исцеление. В этом случае сила исцеления исходит иногда и от недостойных, и от грешников, о которых Спаситель говорит в Евангелии от Матфея ( Мф.7:22-23 ): «скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас». |
|
|
