| 125. Пушкин хотел добиться от Шишкова, как министра народного просвещения, поддержки в своем деле с Ольдекопом (см. письмо 82). 126. Послание Н. М. Языкова — «Не вовсе чуя бога света». 127. Пушкин просит прислать: «Записки» Фуше, «Курс драматической литературы» Шлегеля (во франц. переводе), «Дон-Жуан» Байрона. Сен-Флоран и Слёнин, — книгопродавцы. Барон — А. А. Дельвиг. Чигиринский староста («Смерть Чигиринского старосты») — отрывок из поэмы Рылеева «Наливайко». Предисловие — к изданию стихотворений Пушкина (см. письмо 118); было написано от имени издателей. «Пощечина» Ф. И. Толстому (в послании «Чаадаеву») — см. примеч. 122. Пасквиль Толстого на Пушкина — эпиграмма «Сатиры нравственной язвительное жало…». «толку в моей луне…» — из сцены Татьяны с няней (III глава «Евгения Онегина»). Сабуров — см. примеч. 94. Анна Николаевна, Анета — Вульф. 129. Цветы — альманах «Северные Цветы». Полярная — альманах «Полярная Звезда». 130. Под предлогом лечения Пушкин рассчитывал уехать за границу (ср. письма 131, 139, 143, 147, 153, 166). Настоящее письмо не было передано Александру I. К нему обратилась Надежда Осиповна Пушкина, но получила отказ; Александр предложил Пушкину лечиться во Пскове. 131. «Вот тебе… ответ» — на письмо Жуковского от 15 — начала 20-х чисел апреля 1825 г. Николай Михайлович — Карамзин. Пятистопные — такими стихами Пушкин писал в это время «Бориса Годунова». Письмо к Белому (к Александру I) — письмо 130. «Стихотворения» Жуковского — изд. 1824 г. Водолаз — стихотворение Жуковского «Кубок» (перевод из Шиллера). 132. Лже-Дмитриев — М. А. Дмитриев, литератор, названный так в отличие от своего дяди И. И. Дмитриева. Процесс — полемика вокруг «Бахчисарайского фонтана». Слепой поэт — И. И. Козлов. Повесть его — «Чернец». Послание — «К другу В. А. Жуковскому». «Конечно, бедный…» — измененный стих И. И. Дмитриева («Воробей и зяблица»). «Войнаровский» — поэма К. Ф. Рылеева. Замечания Пушкина на Войнаровского не сохранились. Последняя Жанлис — «Записки о XVIII веке и о французской революции» (Paris, 1825). Чайльд-Гарольд Ламартина — 5-я песнь «Чайльд-Гарольда», написанная Ламартином. Старина — «Русская Старина». Талия — альманах Булгарина «Русская Талия» (1825 г.) с отрывками комедии А. А. Шаховского «Ворожея или танцы духов» и комедий Н. И. Хмельницкого. Анахарзис Клоц — см. примеч. 64; здесь имеется в виду Кюхельбекер, в послании к Грибоедову употребивший выражение «резвоскачущая кровь». Тиснуть ... потонут — речь идет об издании стихотворений Пушкина (см. письмо 118). Сарское село — «Воспоминания в Царском селе». |
| А. П. (Франц.) 350 Как я должен благодарить вас, сударыня, за любезность, с которой вы уведомляете меня хоть немного о том, что происходит в Европе! Здесь никто не получает французских газет, а что касается политических суждений обо всем происшедшем, то Английский клуб решил, что князь Дмитрий Голицын был неправ, издав ордонанс о запрещении игры в экарте. И среди этих-то орангутангов я осужден жить в самое интересное время нашего века! В довершение всех бед и неприятностей только что скончался мой бедный дядюшка Василий Львович. Надо признаться, никогда еще ни один дядя не умирал так некстати. Итак, женитьба моя откладывается еще на полтора месяца, и бог знает, когда я смогу вернуться в Петербург. «Парижанка» не стоит «Марсельезы». Это водевильные куплеты. Мне до смерти хочется прочесть речь Шатобриана в защиту прав герцога Бордоского. Он еще раз блеснул. Во всяком случае теперь он снова попал в оппозицию. В чем сущность оппозиции газеты «Время»? Стремится ли она к республике? Те, кто еще недавно хотели ее, ускорили коронацию Луи-Филиппа; он обязан пожаловать их камергерами и назначить им пенсии. Брак г-жи де Жанлис с Лафайетом был бы вполне уместен; а венчать их должен был бы епископ Талейран. Так была бы завершена революция. Покорнейше прошу вас, сударыня, повергнуть меня к стопам графинь, ваших дочерей. Благоволите принять уверение в моей преданности и высоком уважении. Пушкин. 21 августа. Москва. (Франц.) 352 Я уезжаю в Нижний, не зная, что меня ждет в будущем. Если ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей, — я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне вчера, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать. Быть может, она права, а неправ был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь. |
| В том же номере альманаха, что и рассказ Одоевского, был напечатан " Моцарт и Сальери " Пушкина. На этом и на некоторых других основаниях Гр. Бернандт высказывает догадку, что новелла Одоевского появилась в печати " по инициативе или даже с прямого благословения Пушкина " (Бернандт Гр. В. Ф. Одоевский и Бетховен. М., 1971, с. 33). Хотя герой рассказа Одоевского - лицо полуфантастическое и символическое, его имя и некоторые приметы имеют историческую основу. Пиранези Джамбатиста (1720-1778) - итальянский архитектор, создавший серию гравюр на архитектурные сюжеты, поражающих буйной фантазией. Посвящение рассказа А. С. Хомякову, хотя и снятое в тексте " Русских ночей " , а также внешняя характеристика рассказчика, напоминающая Хомякова, и его имя (как и Хомякова - Алексей Степанович) позволяют говорить и о внутренней соотнесенности рассказчика с Хомяковым. Хомякову и его идеям, особенно дославянофильского периода, близок прежде всего сам пафос рассказа Одоевского: утверждение первостепенной важности поэтического инстинкта и поэтической стихии во всяком знании. 1 Эльзевир - имя голландских книжных издателей, занимавших видное место в книжном деле XVII в. Фирма Эльзевиров (1592-1712) оставила такой глубокий след в издательском деле, что имя владельцев фирмы сделалось нарицательным: эльзевирами стали называть изданные фирмой книги, созданный ею рисунок шрифта, самый формат издания и т. д. 2 Жанлис Стефания Фелисите (1746-1830) - французская писательница, автор романов из жизни светского общества и на исторические темы. Сентиментальные и поучительные романы эти были очень популярны в России в начале XIX в. 3 Амбодик (наст, имя: Максимович Нестор Максимович) (1744-1812) профессор акушерства в петербургских госпиталях, автор многих оригинальных сочинений на медицинские темы и переводов. Среди его книг особой популярностью пользовалась " Искусство повивания, или Наука о бабичьем деле и т. д., на пять частей разделенная и многими рисунками снабденная " (СПб., 1784-1786). Издания Амбоцика ценились, помимо прочего, и за художественность оформления. |
| Женская половина, конечно, и более просвещенна, и духовно культурнее: без арапников и доезжачих, пейзанок и водочки. Дочерей ведет Марья Григорьевна в религиозном духе и в духе литературной образованности. Сама читает много, но лишь русские альманахи и журналы (какие названия! «Приятное и полезное препровождение времени», «Распускающийся цветок», «Иппокрена, или Утехи любословия»). Девицы же насыщаются и французским: «Новая Элоиза» Руссо, «Адель и Теодора» гжи Жанлис, и в подобном роде — чувствительное и романтическое. Все с детства хорошо говорят по — французски, дом полон гувернанток и учителей. Доносятся иногда звуки и крепостничества — то рекрутский набор, то продажа людей, а то, может, и наказание. Но в те времена все это уживалось. Впрочем, дом Буниных совсем не был суровым. Скорее мирный дом. Разумеется, сохранились и черты древние: приживалки, бедные родственники, даже домашний шут был у Афанасия Иваныча, Варлашка, — смешил во время обеда. Жил у них в доме небогатый дворянин из Украины, полудруг, полуслужащий, полуприживал Андрей Григорьевич Жуковский. Скромный человек, богобоязненный, хорошо играл на скрипке, аккомпанировал одной из дочерей, Варваре Афанасьевне, игравшей на фортепиано и «изрядно» певшей. Был и «управителем» богослужебного пения в доме и в церкви. Этот Андрей Григорьич оказался не зря в доме Буниных. Да и русской литературе принес смиренный дар свой. В 1770 году Марья Григорьевна родила младшую дочь Екатерину, а в следующем рекруты уходили из Мишенского на войну с турками. Одному из них сказал на прощанье Афанасий Иваныч полу в шутку: «Вот, идешь воевать, турок бить — ты бы мне турчанку с войны привез, да помоложе». Война оказалась удачная. Все, что надо было, забрали, что надо — сожгли и разграбили. Взяли город Бендеры. Народу при этом перебили достаточно, и воитель из Мишенского ухитрился захватить в плен не одну, а двух турчанок, сестер, вовсе молоденьких: на глазах старшей, Сальхи — а было ей всего шестнадцать лет — убили ее мужа. Фатьме, младшей, едва исполнилось одиннадцать. Воитель сам был собственностью Афанасия Иваныча; турчанки — собственность воителя. Но, возвратившись в Мишенское с награбленным, турчанок передал он Афанасию Иванычу. Может быть, тот велел поднести ему чарку водки. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Путешествие с нигилистом и др. рассказы В этот том собрания сочинений Н. С. Лескова вошли произведения: Белый орел Левша Леон дворецкий сын (Застольный хищник) Дух госпожи Жанлис Штопальщик Привидение в инженерном замке Путешествие с нигилистом Печерские антики Тупейный художник Голос природы Маленькая ошибка Зверь Отборное зерно Справедливый человек Старый гений Заметки неизвестного Совместители Жемчужное ожерелье Старинные психопаты Эпопея о Вишневском и его сродниках Николай Семенович Лесков Собрание сочинений в одиннадцати томах Том 7 Белый орел (Фантастический рассказ) Собаке снится хлеб, а рыба — рыбаку. Феокрит (Идиллия). Глава первая «Есть вещи на свете» . С этого обыкновенно у нас принято начинать подобные рассказы, чтобы прикрыться Шекспиром от стрел остроумия, которому нет ничего неизвестного. Я, впрочем, все-таки думаю, что «есть вещи» очень странные и непонятные, которые иногда называют сверхъестественными, и потому я охотно слушаю такие рассказы. По этому же самому, два-три года тому назад, когда мы, умаляясь до детства, начали играть в духовидство , я охотно присоседился к одному из таких кружков, уставом которого требовалось, чтобы в наших собраниях по вечерам не произносить ни одного слова ни о властях, ни о началах мира земного, а говорить единственно о бесплотных духах — об их появлении и участии в судьбах людей живущих. Даже «консервировать и спасать Россию» не дозволялось, потому что и в этом случае многие, «начиная за здравие, все сводили за упокой». На этом же основании строго преследовалось всякое упоминовение всуе каких бы то ни было «больших имен», кроме единственного имени божия, которое, как известно, наичаще употребляется для красоты слога. Бывали, конечно, нарушения, но и то с большою осторожкой. Разве какие-нибудь два нетерпеливейшие из политиков отобьются к окну или к камину и что-то пошепчут, но и то один другого предостерегает: «pas si haut!» А хозяин их уже назирает и шутя грозит им штрафом. |
| — Ну, а что же за все это было Мамашкину? — Я ему выдал три гривенника на благословенные сапоги и четвертый гривенник прибавил за сбор этой снасти его собственными средствами. Он ведь все это у жидов те и позаимствовал: и лодки, и доски, и веревки — надо было потом все это честно возвратить собственникам, чтобы никто не обижался. Но этот гривенник все и испортил — не умели дурачки разделить десять на три без остатка и все у жида в шинке пропили. — А благословенные сапоги? — Вероятно, так и пропали. Ну, да ведь когда дело государственных вопросов касается, тогда частные интерес не важны. Впервые опубликовано — «Газета А. Гатцука», 1882. Дух госпожи Жанлис Спиритический случай Духа иногда гораздо легче вызвать, чем от него избавиться. А.Б. Калмет Глава первая Странное приключение, которое я намерен рассказать, имело место несколько лет тому назад, и теперь оно может быть свободно рассказано, тем более что я выговариваю себе право не называть при этом ни одного собственного имени. Зимою года в Петербург прибыло на жительство одно очень зажиточное и именитое семейство, состоявшее из трех лиц: матери — пожилой дамы, княгини, слывшей женщиною тонкого образования и имевшей наилучшие светские связи в России и за границею; сына ее, молодого человека, начавшего в этот год служебную карьеру по дипломатическому корпусу, и дочери, молодой княжны, которой едва пошел семнадцатый год. Новоприбывшее семейство до сей поры обыкновенно проживало за границею, где покойный муж старой княгини занимал место представителя России при одном из второстепенных европейских дворов. Молодой князь и княжна родились и выросли в чужих краях, получив там вполне иностранное, но очень тщательное образование. Глава вторая Княгиня была женщина весьма строгих правил и заслуженно пользовалась в обществе самой безукоризненной репутацией. В своих мнениях и вкусах она придерживалась взглядов прославленных умом и талантами французских женщин времен процветания женского ума и талантов во Франции. Княгиню считали очень начитанною и говорили, что она читает с величайшим разбором. |
| Глава третья Я от природы немножко суеверен и всегда с удовольствием слушаю рассказы, в которых есть хотя какое-нибудь место таинственному. За это, кажется, прозорливая критика, зачислявшая меня по разным дурным категориям, одно время говорила, будто я спирит. Притом же, к слову сказать, все, о чем мы теперь говорим, происходило как раз в такое время, когда из-за границы к нам приходили в изобилии вести о спиритических явлениях. Они тогда возбуждали любопытство, и я не видал причины не интересоваться тем, во что начинают верить люди. «Множество доказательств», о которых упоминала княгиня, можно было слышать от нее множество раз: доказательства эти заключались в том, что княгиня издавна образовала привычку в минуты самых разнообразных душевных настроений обращаться к сочинениям гжи Жанлис как к оракулу, а голубые волюмы, в свою очередь, обнаруживали неизменную способность разумно отвечать на ее мысленные вопросы. Это, по словам княгини, вошло в ее «абитюды», которым она никогда не изменяла, и «дух», обитающий в книгах, ни разу не сказал ей ничего неподходящего. Я видел, что имею дело с очень убежденной последовательницей спиритизма, которая притом не обделена умом, опытностью и образованием, и потому чрезвычайно всем этим заинтересовался. Мне было уже известно кое-что из природы духов, и в том, чему мне доводилось быть свидетелем, меня всегда поражала одна общая всем духам странность, что они, являясь из-за гроба, ведут себя гораздо легкомысленнее и, откровенно сказать, глупее, чем проявляли себя в земной жизни. Я уже знал теорию Кардека о «шаловливых духах» и теперь крайне интересовался: как удостоит себя показать при мне дух остроумной маркизы Сюльери, графини Брюсляр? Случай к тому не замедлил, но, как и в коротком рассказе, так же как в маленьком хозяйстве, не нужно портить порядка, то я прошу еще минуту терпения, прежде чем довести дело до сверхъестественного момента, способного превзойти всяческие ожидания. Глава четвертая Люди, составлявшие небольшой, но очень избранный круг княгини, вероятно, знали ее причуды; но, как все это были люди воспитанные и учтивые, то они умели уважать чужие верования, даже в том случае, если эти веровавания резко расходились с их собственными и не выдерживали критики. |
| Сенаторы сели в свои экипажи, а дипломат прошелся со мною пешком. Он хотел освежиться и, кажется, интересовался узнать мое незначащее мнение о том, что могло представиться мысленным очам молодой княжны после прочтения известного нам места из сочинений mme Жанлис? Но я решительно не смел делать об этом никаких предположений. Глава пятнадцатая С несчастного дня, когда случилось это происшествие, я не видал более ни княгини, ни ее дочери. Я не мог решиться идти поздравить ее с Новым годом, а только послал узнать о здоровье молодой княжны, но и то большою нерешительностью, чтоб не приняли этого в другую сторону. Визиты же „кондолеансы“ мне казались совершенно неуместными. Положение было преглупое: вдруг перестать посещать знакомый дом выходило грубостью, явиться туда — тоже казалось некстати. Может быть, я был и неправ в своих заключениях, но мне они казались верными; и я не ошибся: удар, который перенесла княгиня под Новый год от „духа“ гжи Жанглис был очень тяжел и имел серьезные последствия. Глава шестнадцатая Около месяца спустя я встретился на Невском с дипломатом: он был очень приветлив, и мы разговорились. — Давно не видал вас, — сказал он. — Негде встречаться, — отвечал я. — Да, мы потеряли милый дом почтенной княгини: она, бедняжка, должна была уехать. — Как, — говорю, — уехать… Куда? — Будто вы не знаете? — Ничего не знаю. — Они все уехали за границу, и я очень счастлив, что мог устроить там ее сына. Этого нельзя было не сделать после того, что тогда случилось… Какой ужас! Несчастная, вы знаете, она в ту же ночь сожгла все свои волюмы и разбила вдребезги терракотовую ручку, от которой, впрочем, кажется, уцелел на память один пальчик, или, лучше сказать, шиш. Вообще пренеприятное происшествие, но зато оно служит прекрасным доказательством одной великой истины. — По-моему, даже двух и трех. Дипломат улыбнулся и, смотря мне в упор, спросил: — Какихс? — Во-первых, это доказывает, что книги, о которых решаемся говорить, нужно прежде прочесть. — А во-вторых? — А во-вторых, — что неблагоразумно держать девушку в таком детском неведении, в каком была до этого случая молодая княжна; иначе она, конечно, гораздо раньше бы остановилась читать о Джиббоне. |
| Журнале 1792 г., март). В письме под заглавием: «Сельский праздник и свадьба» (там же) описывает так же жизнь помещиков и крестьян конца прошлого века. Содержание «Бедной Лизы» взято из обыкновенной жизни и отличается простотою и несложностию. В предисловии к повести «Наталья, боярская дочь» он высказывает особенное сочувствие к древней русской жизни и к древней русской истории. «Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное свое платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком, по своему сердцу, т. е. говорили, как думали?. По крайней мере я люблю сии времена, люблю на быстрых крыльях воображения летать в их отдаленную мрачность, под сению давно истлевших вязов искать брадатых моих предков, беседовать с ними о приключениях древности, о характере славнаго народа русского, и с нежностью целовать ручки у моих прабабушек». Туже самую мысль или тоже стремление в область народной поэзии выражает Карамзин в богатырской сказке: «Илья Муромец». «Не хочу с поэтом Греции Звучным гласом Каллиопиным Нет вражды Агамемноновой С храбрым правнуком Юпитера; Или, следуя Виргилию, Плыть от Трои раззоренныя С хитрым сыном Афродитиным К злачным берегам Италии. Не желаю в Мифологии Черпать дивных, странных вымыслов. Мы не греки и не римляне; Мы не верим их преданиям; Мы не верим, чтобы бог Сатурн Мог любезнаго родителя Превратить в урода жалкаго; Чтобы Леды были – курицы, И несли весною яйца, Чтобы Поллуксы с Еленами Родились от белых лебедей. Нам другие сказки надобны; Мы другие сказки слышали От своих покойных мамушек. Я намерен слогом древности Рассказать теперь одну из них». Но собственные сочинения Карамзина показывают, что простота и естественность в них далеко еще не так естественны, что хотя сюжеты заимствованы из народной жизни и истории, но изображаются далеко не в народном духе, а во вкусе и стиле сантиментальных повестей Жанлис и Мармонтеля. Бедная Лиза . Содержание этой знаменитой повести чрезвычайно просто, чтобы не сказать бедно. |
| Сочинения свои в стихах и прозе он печатал сначала в разных журналах. Первый сборник его стихов был издан 1798–1801 г. под заглавием «Плод свободных чувствований»; в 1802 г. вышли «Цветы граций». В подражание Карамзину и В. Измайлову, Шаликов написал два путешествия в Малороссию: первое в 1803 г.; второе – в 1804 г., и «Путешествие в Кронштадт» в 1805 г. Во всех этих сочинениях сантиментальное направление доведено было до таких уродливых крайностей, что Шаликов подвергся осмеянию всех писателей. Князь Вяземский осмеял его под именем Вздыхалова 87 ; А. Е. Измайлов назвал его кондитером литературы 88 , а Воейков в своем «Парнасском адрес-календаре» описал его таким смешным образом: «Князь П. И. Шаликов, присяжный обер-волокита, князь вралей; находился при составлении из канареишных яиц для Феба яишницы и при собрании для него же жемчужной росы и любовных вздохов». Насмешки над Шаликовым в печати доходили до невероятной дерзости: неизвестный писатель, за подписью «И. Киовскаго», в «Дамский журнал», который издавал Шаликов, прислал шараду, из начальных букв которой выходил акростих: Шаликов глуп, как колода. Ничего не подозревая, Шаликов спокойно её напечатал. Из всех сочинений Шаликова некоторое значение имеет только «Историческое известие о пребывании в Москве французов в 1812 г.», в нем есть хотя краткие, но интересные сведения, как очевидца. Кроме того, Шаликов писал повести и переводил сочинения г-жи Жанлис и Шатобриана. В 1806 г. он издавал журнал: «Московский Зритель». В объявлении об его издании было заявлено, что «хороший вкус, чистота слога, тонкая разборчивость литераторов и нежное чувство будут одним из главных предметов его вникания». В том же направлении издавались Шаликовым журналы «Аглая» (1808–1812 г.) и «Дамский Журнал» (1823–1833). В «Дамском журнале» помещались, между прочим, «Материалы для истории русских женщин-авторов» М. Н. Макарова. В этом журнале печатались первые стихотворения Т. Н. Грановского. Наконец, Шаликов был 25 лет редактором Московских Ведомостей, после 1812 г. |
|
|
