| Вот слышит апостол языков, муж недосягаемой для простых смертных широты взгляда, что в основанной им Галатийской Церкви появились лжеучители, которые отторгли некоторых слабых членов её. „Удивляюсь, пишет им любвеобильный Апостол, что вы от призвавшего вас благодарю Христовою так скоро переходите к иному благовествованию... Но если бы даже мы, или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема”, т. е. отделен от Церкви. ( Галат. 1:6, 7 ). „Есть верный слух, пишет тот же Апостол в Коринфскую Церковь, что у вас появилось такое преступление, которого не слышно даже у язычников“... И повелевает Апостол этого преступника отделить от Церкви впредь до исправления ( 1Кор. 5 ), каковое действительно и последовало. Что значат эти факты? Неужели у Апостола, написавшего известный всему миру гимн любви (Кор. 13), не достало на сей раз снисходительности? Или, может быть, страдал он нетерпимостью взгляда? Прекратим кощунственные догадки. Непоколебимость убеждения, точность и определенность миросозерцания – вот чем, как резцом, отсекается все, неподходящее к нему. Как в здоровом организме заболевший член отстает от жизни остальных членов, и необходимо или излечить его или отделить, так и в Церкви, как в обществе людей, имеющем свои законы жизни, нарушители последних не могут не обращать на себя внимания тех, кому дорога жизнь общества, и так или иначе последние должны отнестись к нему. – В духе Апостола поступала Церковь и во все последующие времена, изрекая лицам, подрывающим основы её жизни, „анафему“, – слово, которое „по недоразумию, по раздраженно человеческих сердец, по удаленно некоторых от духа Христова, по непониманию смысла и духа слов Христовых у нас, на Руси, сделали совершенно несправедливо синонимом проклятия (Архиеп. Никанор). Мы не погрешим, если истинный смысл анафемы, изрекаемой Православною Церковью вредным неисправимым членам её, выразим в двух словах: „оставьте нас“, сопровождаемых в то же время молитвой о возвращении непокорных, но уже другими по духу, в лоно её. |
| Оставила небесная Церковь свои престолы, низложила свои венцы, поклоняясь Богу и Агнцу, воспела песнь. Но ей этого недостаточно – взяла гусли. Но и этого недостаточно – взяла молитвы земных, чтобы все и всё единым собором возвеличили Бога. Откр.5:9–10 И поют новую песнь, говоря: достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени, и соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле. И поют новую песнь. Человек пришел к Богу. В его устах смолкают дикие и непотребные напевы, он научается песни новой. О ней говорит псалмопевец: «Пойте Господу песнь новую; хвала Ему в собрании святых» ( Пс. 149:1 ). Новый гимн звучит в возрожденном сердце. Но с какой новой силой он звучит там, у престола Всевышнего! О дальних странах, ратных подвигах, о потерянной любви – поют певцы в долине земной. О чем же поете вы, святые, у престола на небе? Какая новая песнь родилась в вашем сердце? Не научите ли вы и нас воспеть эту песнь новую? Так слушайте же, о чем поют небеса: достоин Ты взять книгу и снять с нее печати. Не было достойного ни на небе, ни на земле, ни под землею, – но вот небо и земля поют Агнцу-Христу: «Аксиос! Достоин! Достоин!» Достоин вникнуть в тайны Божии и вскрыть их. Достоин совершить домостроительство спасения! И сейчас Церковь , подходя к посвящению служителей тайн Божиих, поет: аксиос! Но это достоинство земных обретается только достоинством Небесного Агнца, Которому небесные поют: Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени! Вот она, песнь новая! Отверженного земными воспевает небо! Воплощенный Бог приносит себя в жертву миру. Это важнейшее из всех событий несмолкаемо и боголепно воспевает земная Церковь . Но нужна еще новая песнь Церкви небесной, чтобы воздать достойную славу Искупителю. Кровь Иисуса Христа, Божественного Агнца, вот та дорогая цена, которою мы искуплены Богу ( 1Кор. 6:20 ). Искупление Христово простирается на все народы. Нет веры русской или немецкой, есть вера Христова во всех народах, есть Кровь Агнца-Христа, омывшая иудея, эллина, немца, русского, китайца, человека белого и черного, красного и желтого. Из всех народов собирает Христос Свою Церковь . |
| Разделы портала «Азбука веры» Статья подается в сокращении В великий день таинственной Пятидесятницы было положено начало новому благодатному царству – обществу Нового Израиля, Церкви Христовой – мистическому телу Христову. В Церкви воссоздано единство человеческого естества, расчлененного грехом. Горделивому строительству вавилонской башни, смешению языков и разделению человечества в богослужении Пятидесятницы противопоставляются огненные языки Св. Духа и богочеловеческое соборное тело Церкви, соединенное воедино любовью. «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» ( Ин.17:21 ), – молился Христос своему Отцу в первосвященнической молитве. Эта молитва и предшествующая ей прощальная беседа Христа с собеседниками – друзьями-апостолами в Сионской Горнице, этот гимн ликующей и торжественной любви, богословие Евхаристии, в Евангелии «богослова и друга Христова» Иоанна занимает место, соответствующее описанию Тайной Вечери в синоптических Евангелиях. На ней была совершена первая Евхаристия, установившая Новый Завет. «Сие творите в Мое воспоминание». Исполняя эту заповедь Христа в полном сознании великого значения Евхаристии, апостолы совершают это таинство. Реконструкция первоначальной формы Евхаристии представляет сложную проблему 1 . По всей вероятности, апостольская Евхаристия по форме походила, если не повторяла, чин иудейской вечери друзей (habura) – kiddush, может быть, пасхальной. Книга Деяний повествует, что после первой проповеди Апостола Петра и крещения 3000 человек «они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба» ( Деян.2:42 ) и, «преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» ( Деян.2:46 ). Это преломление хлеба озаряло благодатными лучами всю жизнь первохристианской общины, живущей постоянно радостью блаженного сорокадневия. «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» ( Деян.2:44 ). «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа, и… не было между ними никого нуждающегося» ( Деян.4:32, 34 ). Жизнь христиан была проникнута сознанием, что если страдает один член, страдают с ним и все члены, славится один член, с ним радуются все члены» ( 1Кор.12:26 ). У «чаши благодарения» для христиан указывался путь к разрешению социальной проблемы, мучительная острота которой в Римской империи и до сего времени волнует наши сердца, как она мучила и христиан первых веков. Евхаристия углубила остроту проблемы. Евхаристия соединяла и уравнивала всех – господ и рабов, богатых и бедных. Все члены Церкви – равны и свободны во Христе, все – дети Божии, все – друзья Христовы, братья и сестры. «Один хлеб, и мы многие – одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1Kop. 10:17). |
| Павла, которые позволяют судить о его стиле (ср., например, 1Кор.1:20, 3:3 слл. 16 и др.). В ст. 35 понятия скорби, тесноты... голода, наготы, опасности, а равно, и понятие смерти в стт. 36 и 38, выражающие состояния и условия, под знаком которых может протекать жизнь христианина, допускают сопоставления с такими автобиографическими частями в посланиях Αп. Павла, как II Кор. VI, 4 слл. XI, 23, 26, 27. Нарочитый интерес представляет терминологическое совпадение Puмл. VIII, 35, 36, 38 с I Kop. IV, 10 и XV, 30, если это послание, действительно, выражает подлинный стиль Ап. Павла. С этой стороны, представляет интерес и сочетание понятий «настоящего» и «будущего», с которым мы встречаемся не только в Puмл. VIII, 38 , но и в I Kop. III, 22 . Точки соприкосновения усматриваются и между Puмл. VIII, 38–39 , с одной стороны, и Ефес. 1:21, 2:10, 15 , Koл. I, 15, 16 и т.п., с другой стороны. Особого внимания требовали бы, при этом, понятие «будущего» (ст. 38, ср. Eфec. I, 21 ) и понятие «твари» (ст. 39, ср. Koл. I, 15 ). Конечно, близость, наблюдающаяся между Puмл. VIII, 31–39 , и другими посланиями Ап. Павла, не лишает силы тех соображений, которые говорят в пользу составления нашего гимна рукою секретаря, но она, во всяком случае, позволяет думать, что Павловы и не-Павловы части в ткани Римл. вообще и нашего отрывка, в частности, располагаются в настолько сложном взаимоотношении, что их различение представляется возможным только в редких случаях. Но в этом различении, может быть, и нет настоятельной необходимости. Позволительно думать, что в основании Римл., составленного секретарем по указанию Ап. Павла, лежал обстоятельный конспект, тщательно проработанный самим Апостолом. Как уже было сказано, мы имеем все основания предполагать, что он предвидел и гимн VIII, 31–39. И, во всяком случае, не может быть сомнения в том, что написанное секретарем прошло корректуру Апостола, которая могла наложить свою печать и на наш гимн, хотя бы эта печать и не допускала ближайшего определения. |
| Следует сказать, что проявление любви и связанного с ней сострадания распространяется в учении Будды не только на людей, но и на животных и даже на растения. Однако в данном случае в основе таких чувств лежит принцип ахимсы, который в раннем буддизме выражал страх перед местью со стороны убитых существ, а также, возможно, ощущение сродства, как следствие учения о реинкарнации 18 . Такая любовь рассматривается не как дар Божий, а как результат правильного процесса самоосвобождения посредством медитации. Не делание зла, т.е. следование принципу ахимсы с библейской точки зрения не есть образец совершенства, т.к. христианская добродетель предполагает нравственно-положительное деяние: «Уклоняйся от зла и делай добро» ( Пс.33:15 ) (см.: Рим.12:20 ). Поэтому любовь и декламируемое ранним буддизмом сострадание вовсе не предполагало необходимости в делах милосердия 19 . В этом религиозном учении нет места деятельной любви к кому бы то ни было и даже невозможно ее проявление, так как на самом деле нет ни того, кто любит, ни того, кто нуждается в милосердии, всё лишь иллюзия бытия. Помощь страждущему в принципе бессмысленна, т.к. избавление от страдания в буддизме предполагается единственным путем – через отказ от воли к жизни. «Попытки облегчить страдания, в частном случае или вообще, в сущности, бесполезны, потому что фундаментальная причина страдания неустранима, потому что она тотчас же снова начнет действовать» 20 . Как пишут исследователи буддизма, этика действенной любви осталась вне круга понимания основателя этой религии; гимн христианской любви апостола Павла (см.: 1Кор. 13:1–13 ) не может быть принят в системе буддийского мировоззрения 21 . Для буддиста более характерным является отказ от того, что мы привыкли считать проявлениями христианской любви, т.к. это угрожает его «сердечной пустоте», без которой нельзя достичь освобождения от страданий. «Не знают ни радости, ни боли те, кому нечего больше любить в этом мире» 22 . Это проявляет принципиальную разницу между учением Будды и этикой Евангелия, основанной на принципе: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» ( Ин. 15:13 ). |
| Кто верует в Меня, будет жить, хотя бы и умер, ибо всякий живущий и верующий в Меня не умрёт никогда» ( Ин.11:25, 26 ) и песнь: Воскликните Господу вся земля… ( Пс.99:1–5 ) с заключением (вместо малого славословия): Вечный покой подай им Господи… 98 ; по окончании антифона: произносится так. наз. «церковная» (дневная) молитва: О Боже, в богатом любовию милосердии Которого покоятся души верующих, подай всем твоим рабам и рабыням, освободившись от греха, жить в вечном мире с тобою. Чрез Господа нашего (эта молитва читается, если заупокойное богослужение за многих умерших; если богослужение в память одного, то читается другая молитва): О Боже любви и милосердия, прилежно молимся Тебе о душе раба Твоего, брата нашего [или рабы Твоей, сестры нашей], которую [душу] Ты отозвал из этой жизни. Подай ей, чтобы она была взята Твоими святыми ангелами и приведена в небесное отечество, чтобы она, надеющаяся на Тебя и верующая в Тебя, сделалась причастницею вечного мира. Чрез Господа нашего». Богослужение оканчавается возгласами священника: «Господь с вами», с ответом: «И со духом твоим» и: «Да покоятся они в мире» с ответом: «Аминь». – Во время литургии-мессы «входное» поётся: Вечный покой подай им Господи… со стихами: Тебе, Боже, подобает песнь в Сионе и Тебе приносить обеты в Иерусамиле ( Пс. 64:1, 2 ). «Послание» читается или: 1Кор.15:51–55 ; или 2Фес.4:12–17 ; или: 1Кор.15:42–44 , или: Откр.14:13 ; «степенное» после «послания»: В память вечную будет праведник, и никогда о нём не забудут ( Пс.111:6 ), после чего поётся гимн: «День гнева, полный страха, когда мир должен узреть Господа согласно слову [Его], которому мы твёрдо веруем… 99 . «Евангелие»: Ин.5:19–25 , или Ин.11:21–27 , или: Ин.6:37–40 . «Причастный стих»: Если мы живём, для Господа живём, если же умираем, то для Господа умираем, так что живём ли мы или умираем, мы – Господни» ( Рим.14:8 ). «Тайная молитва»: «О Господи, внемли милостиво нашей молитве о душе сего раба Твоего, брата нашего [рабы Твоей, сестры нашей], в воспоминание которого [которой] мы посвящаем Тебе сию жертву хвалы; удостой принять её [душу] в общение со святыми Твоими. |
| «Любовь… есть совокупность совершенства» ( Кол. 3, 14 ), – говорит ап. Павел, написавший гимн любви – тринадцатую главу 1го Послания к Коринфянам. Эта глава написана с неподражаемой силой и глубиной мысли. По ней мы можем определить и свое состояние в отношении любви – этой основы всех добродетелей. Все мы думаем, что любим наших детей. Это кажется естественным, это благодатный закон природы, из которого мы не считаем себя исключением. Да и кого же любить, как не своих детей. Но ап. Павел глубоким анализом свойств любви обличает нас. «Любовь не раздражается», – пишет ап. Павел. Проверим себя – так ли мы любим своих детей, чтобы никогда не раздражаться на них? «Любовь… не ищет своего». А наши запросы на свою «личную жизнь», «личные интересы», развлечения? Не будем же удивляться, что путь к сердцу нашего ребёнка не открыт для нас в полной мере. Признаем этот факт и, пока ещё есть время, постараемся исправить наши упущения и овладеть сердцами наших детей. Для этого надо самих себя всецело отдать детям, сделаться не только их наставниками и воспитателями, но и ближайшими друзьями, сродниться с их интересами и запросами. Проявление нежной, самоотверженной материнской любви к своим детям так характеризуется преп. Серафимом: «Чадолюбивая матерь не в своё угождение живёт, но в угождение детей. Немощи немощных чад сносит с любовью; в нечистоту впадших очищает, омывает тихо, мирно, облачает в ризы белые и новые, обувает, согревает, питает, промывает, утешает и со всех сторон старается дух их покоить так, чтобы никогда не слышать ей малейшего их вопля. И таковые часто бывают благорасположены к матери своей». Итак, надо окружить детей мудрой заботой, вниманием: когда надо – лаской и нежностью, и вместе с тем, когда надо – увещеванием и взыскательностью. Ребёнок оценит заботу и внимание, в каких бы формах они не проявлялись, если только «всё у вас будет с любовью» ( 1Кор.16,14 ), если во всех словах наших он будет слышать и чувствовать любовь. Сердце детское чутко и отзывчиво, и когда мы всё своё сердце ради Господа и Его заповедей отдадим детям, они отдадут нам своё. |
| Все допрошенные «утверждали, что вся их вина сводится к следующему: они собирались в назначенный день до восхода солнца для того, чтобы по очереди петь гимн Христу, как Богу, и для того, чтобы дать клятву не совершать какого-либо преступления, но воздерживаться от кражи, разбоя, прелюбодеяния, держаться своей веры, возвращать вещи, отданные на сохранение; после этого они обыкновенно расходились, потом снова собирались для совместной трапезы, но вполне обычной и невинной, и все это они перестали делать с тех пор, как согласно твоему повелению я издал эдикт, запрещающий гетерии» 188 . Итак, одно собрание имело место stato die u ante lucem и его целью было пение гимнов Христу и se sacramento…obstringere. Другое собрание, происходившее спустя несколько времени после первого, имело целью совместное вкушение. В наших видах необходимо рассмотреть, каково то содержание, которое вкладывается Плинием в термин sacramentum, другими словами, какой культовой акт должно разуметь в первом собрании христиан. Китинг, отказываясь точно установить смысл этого термина 189 , стремится при свете показаний позднейших писателей – Минуция Феликса , Тертуллиана – увидать здесь евхаристию, которая отделилась от агап или немного ранее времени происхождения письма Плиния или же, по крайней мере, вследствие изданного Плинием эдикта 190 . Что касается агап, то Китинг относит их ко второму собранию, в котором видит аналогию собрания в 1Кор. 14, 23 и дал. 191 . Чтобы решить поставленный вопрос, надо спросить, к чему собственно стремился Плиний в своих расследованиях о христианах. Целью его миссии было успокоение провинции, в своих заботах о ней он столкнулся с христианами. Естественно, для него необходимо требовалось узнать, что такое это за общество, какими политическими и нравственными тенденциями оно характеризуется и как относится к государству и его законам. Как к результату своих расследований, он приходит к полному признанию безвредности христиан в этом направлении: он «не открыл ничего, кроме существования необычайно развитого дурного суеверия» 192 . |
| 3) грамматический анализ 4) богословский анализ 5) нравственный вывод. Рассмотрим последовательно каждый пункт приведенной схемы. Анализ контекста. Прежде чем приступить к толкованию фрагмента, необходимо собрать максимально возможное количество сведений о том, в какой исторической обстановке происходили события, описанные в библейской книге, взятой в целом, и в данном фрагменте (исторический контекст), а также установить, каков жанр фрагмента, и как его содержание соотносится с другими частями книги (литературный контекст). Общий исторический контекст характеризует в целом эпоху, в которую происходили новозаветные события, а также были написаны отдельные книги. В отличие от Священного Писания Ветхого Завета, события которого происходили в различные периоды, в разных культурах и странах, события Нового Завета достаточно сжаты по времени, их историческая и культурная обстановка хорошо изучена. В Палестине в I в. по Р. Х. имело место уникальное взаимодействие иудейской и эллинистической культуры, в провинциях Римской империи, где были основаны ранние христианские общины, преобладала греко-римская культура. Частный исторический контекст касается событий, связанных с конкретным анализируемым фрагментом. Например, при анализе событий изгнания торгующих из храма Господом Иисусом Христом ( Мф. 21:12 −17; Мк. 11:11 −12, 15−19; Лк. 19:45 −48; Ин. 2:13 −23) следует выяснить, что из себя представлял храмовый комплекс во времена Спасителя, обратившись, как к письменным источникам по истории Иудеи того периода, так и к сведениям из библейской археологии Храмовой горы. Литературный жанр, это классификация библейских произведений (или их целостных фрагментов), с учетом формы и содержания. По форме можно выделить следующие основные жанры: • повествование – последовательный связный рассказ о чем- либо • поэзия – гимны, песни, образные сравнения; например, гимн любви св. ап. Павла ( 1Кор. 13 гл.) • послание (эпистолярный жанр) – письменное обращение к конкретному лицу или группе лиц, затрагивающее и разъясняющее определенные вопросы, и имеющее характерную структуру (например, послание к Галатам святого апостола Павла) |
| Из пастырских соображений, перечисляя различные дарования Святого Духа, Апостол Павел вызывающе поставил столь высоко ценимое в Коринфе языкоговорение в самый конец ( 1Кор.12:8–10; 12:28–30 ). И напротив, в ( 1Кор.13 ), известной как «гимн любви», он столь же вызывающе ставит его в самое начало: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий» 5 ( 1Кор.13:1 ). Иронизируя над многословной, но пустой болтовней, образ бряцающего кимвала употреблял уже Платон. Без любви, которая «не ищет своего», но ищет пользы ближнего, всякое языкоговорение, понятное и непонятное, – пустой шум и более ничего (ср. 1Кор.14:6–8 ). Пророчеству Апостол Павел однозначно придает более высокий ранг. Пророческая речь понятна всем, она утешает других, воодушевляет их, совершенствует их веру, она увещевает, указывает верный путь. Пророчество в Древней Церкви можно было бы сравнить с сегодняшней церковной проповедью, но при этом нельзя забывать о вдохновенном характере и даже экстатическом элементе пророчества. Пророк способен передать церкви совет именно как весть свыше, которая захватывает и его, и его слушателей, и открывает им новые горизонты и возможности. Из контекста Послания к Коринфянам следует, что таким пророческим даром обладали в церкви многие, в том числе и женщины (ср. 1Кор.14:29–31; 11:5 ). Читая ( 1Кор.12–14 ), мы получаем впечатление о том, насколько кипучими, живыми и творческими были богослужебные собрания общины в Коринфе. Каждый мог привнести что-то своё, так сказать, не уставное: песню (псалом), поучение, «язык», откровение ( 1Кор.14:26 )… Однако спонтанность имеет и свою, подчас неприятную сторону: иногда богослужение становилось хаотичным, превращалось в некую форму безоглядного самовыражения каждого. Апостол Павел чувствовал обязанность дать некоторые правила для упорядочения собраний, особенно в отношении практики глоссолалии ( 1Кор.14:27–28 ): 1. Говорить языками должны максимум трое, чтобы к вниманию церкви не предъявлялись слишком высокие требования. 2. Они должны говорить один за другим, чтобы не нарушать дисциплины. 3. Языкоговорение во время богослужения оправдано только тогда, когда есть кто-то, способный растолковать – либо сам говорящий, либо другой член церкви. Если истолкование невозможно, языкоговорению на богослужебном собрании не место. Тогда следует спокойно практиковать его про себя или дома. Эти правила должны способствовать тому, чтобы языкоговорение служило устроению церкви, а не ее расколу. |
|
|
