| В сенатском деле имеется канцелярская справка, в которой сказано, – «а в протокольной записке сего 721 года января 3 дня царское величество указал по именному своему великого государя указу оные проекты переправить против прочих коллежских, как пристойно, и проектом не писать, а писать регламентом. И со оных регламентов списав и выправя, что надлежит, послан из сената к Феофану, епископу Псковскому для поправки ж копия марта З–го дня 514 и сего мая по – число в сенат не прислано» 515 . Один исследователь о святейшем Синоде принимает эти слова канцелярской справки с полною верой, не видя в них несообразностей 516 . Но что эта справка не может быть отнесена к 1721 году, видно из того, что в 1721 году Феофан был уже Архиепископом, а не епископом, третьего января, как будет видно ниже, регламент еще не был объявлен в сенате после его подписания епархиальными иерархами, а третьего марта не было смысла посылать регламент для поправок, уже после открытия Синода. Кроме того, невероятно, чтобы высочайшее повеление, данное третьего января, было исполнено только третьего марта. С другой стороны, справка не может относиться и ко времени ранее 25 февраля 1720 года, когда впервые стала известна государева воля, чтобы было два экземпляра проекта духовного регламента, а не один. Таким образом, 1721 год признать нельзя, январь месяц также признать нельзя. Остается справку выправить так, что она относится не к 3 января 1721 года; а к 3 марта 1720 года, когда оба экземпляра регламента были уже подписаны, но оба еще оставались в Петербурге, прежде чем один из экземпляров был послан для подписи в епархии с подполковником Давыдовым 18 или 20 марта 1720 года. Получив подлинный экземпляр, а не копию (как и хотел сказать сначала автор справки, написав: послан, а затем усомнился и написал копия, вышло: послан копия), Феофан оторвал первый лист, или два, или три, и заменил их новыми, с заголовком «регламент», а не «проект» регламента, сделанным по образцу первых листов в регламентах других коллегий. По крайней мере, в подлинном экземпляре духовного регламента, хранящемся в Синоде, первые два полулиста написаны иною, чем другие, рукою и иными даже чернилами, и подклеены к остальной тетради особо, так что первый лист, два полулиста, составляют особую тетрадь, затем идет тетрадь уже сразу в пять листов, или десять полулистов; затем, полулисты 14, 15 и 16 опять подклеены одиноко, а за ними идет цельная тетрадь в 14 полулистов. Таким образом, первый лист подлинника подклеен, по–видимому, вместо прежних трех полулистов, оторванных. Правда, нужно заметить, что весь экземпляр регламента, хранящийся в Синоде, писан разными почерками и, очевидно, не раз пополнялся вставными листами. Во всяком случае, в окончательном своем виде он пронумерован правильно, и скрепа на первом листе также имеется. Сделана скрепа на этом листе, если только что высказанное предположение признать правильным, впоследствии, конечно, после исправления. |
| В декабре 1723 года через коллегию иностранных дел были получены и ответные грамоты Патриархов о признании святейшего Синода 637 . Два Патриарха, Константинопольский Иеремия и Антиохийский Афанасий, на отдельных хартиях, но совершенно согласно во всем, кроме подписи, писали, что каждый из них «по благодати и власти всесвятого животворящего и священно–начальствующего Духа», «утверждает, закрепляет и объявляет» 638 «учрежденный в российском государстве государем императором Петром» Синод «своим во Христе братом святым и священным Синодом». Синод «имеет право совершать и установлять то же, что и четыре апостольских святейших патриарших престола». В заключение своих грамот Патриархи напоминали о сохранении церковных обычаев и правил и добавляли, что в таком случае Синод «пребудет непоколебимым во веки» 639 . В особой грамоте на имя Синода Константинопольский Патриарх писал, что Патриарх Александрийский «отошел в вечные обители» и преемник ему еще не избран, а Патриарх Иерусалимский «заболел и лежит на одре», почему от него и нет грамоты. Патриарх прибавлял, что на его личной заботе лежит получить утверждение и от других Патриархов, если бы таковое понадобилось. Но довольно и этого, заканчивал Патриарх 640 . Через три дня Антиохийский Патриарх Афанасий, обращаясь к Синоду с просьбою о содействии к восстановлению утраченной жалованной грамоты Антиохийскому Патриарху Макарию царя Алексея Михайловича, замечал: «по утверждению всесвятейшего нашего собрата, вселенского Патриарха, согласно утвердили мы и отныне впредь признаем вас о Христе братиею» 641 . XX 21 апреля 1721 года Синод снесся с сенатом о присылке в Синод одного экземпляра духовного регламента «с подписью царского величества» 642 . После некоторого замешательства, из которого видно, что сенату, по крайней мере его канцелярии, не было в точности известно, где в то время хранились подлинные экземпляры регламента 643 , сенат, 2 июня, определил один экземпляр отослать в Синод, а другой оставить в сенате 644 . В Синод был прислан тот экземпляр духовного регламента, который оставался в Петербурге и не был подписан представителями епархиального духовенства 645 . |
| Архиеп. Феофан призывает обличать в проповеди грехи общества, не переходя при этом на лица. Священник не должен в проповеди мстить тем, кто нанес ему обиду. Проповедники, сводящие счеты со своими противниками в проповеди, «бездельники суть» и их следует «жестокому наказанию подвергать» 48 . Если проповедник (особенно начинающий) обличает пороки своих слушателей, он не должен употреблять второе лицо множественного числа (не должен говорить «вы»). Необходимо говорить лишь в первом лице («так говорить: не имеем страха Божия, нет у нас любве ко ближнему; немилосердны есмы, друг друга обидим» 49 ). Проповедник не должен отделять себя от своей паствы. Если слово проповедника оказывается успешным и приносит народу пользу, он не должен превозноситься и хвалиться, поскольку «обращение сердец дело Божие есть» 50 . Особо архиеп. Феофан говорит о поведении проповедника на амвоне: «Не надобно проповеднику шататься вельми, будто в судне веслом гребет. Не надобно руками всплескивать, в боки упиратися, подскакивать, смеятися, да не надобе и рыдать; но хотя бы и возмутился дух, надобе, елико мощно, унимать слезы: вся бо сия лишня и неблагообразна суть, и слышателей возмущает» 51 . Труды архиеп. Феофана существенно повлияли на развитие русской проповеди в XVIII в. 1.5.3. Состояние гомилетики в XVIII в. После учреждения Святейшего Синода (1721 г.) высшая церковная власть начинает уделять особое внимание вопросу проповедничества. В «Духовном регламенте» проповедь Слова Божия рассматривается как главная обязанность пастыря. Здесь прямо указывается, что «пастырский чин» установлен Богом именно для того, «дабы от Священнаго Писания научал вверенное себе стадо» 52 . При этом в «Духовном регламенте» констатируется, что в Церкви Российской «мало есть... таковых пресвитеров, которые бы наизусть могли проповедать догматы и законы Священнаго Писания». Поэтому в регламенте говорится о необходимости издавать специальные книги, содержащие поучения для народа, которые священники, неспособные к составлению собственных проповедей, могли бы читать на богослужении. |
| Эти последние далеко не соответствовали тому, что пелось или читалось вслед за ними на клиросе. Здесь на клиросе в тоже время шла непостижимая путаница чтения и пения вперемежку со скаредною перебранкой служащих. С таким пренебрежением к совершению божественной службы относилось тогдашнее духовенство. Духовный регламент замечает, что относительно всех вообще священнослужителей «наблюдать надлежит не шумят ли они пьяные в церквах, не делают ли церковного молебствия двоегласно». Еще большие «беззакония» допускали низшее духовенство, по словам регламента, при совершении таинств и отправления треб церковных, как в церкви, так и по домам мирян. Прежде чем приступить к совершению той или другой требы или таинства священнослужители обыкновенно вступали в торги с своими прихожанами и всячески старались вытянуть у них излишнюю иногда весьма тяжелую плату. Эти денежные торги со своими прихожанами особенно практиковались при совершении таинств брака, покаяния и крещения. Не говоря уже о том, что за деньги священники венчали неправильные браки, укрывали на исповеди явных раскольников и помещали в метрических списках крещенными раскольничьих детей без действительного совершения над ними таинства, непосильной денежной платы вымогали они и при действительно законном совершении таинств и отправлении церковных треб. При совершении, напр., таинства покаяния многие священники пред св. крестом и Евангелием «с безстудным нахальством», по выражению регламента, старались домогаться чего-нибудь у своих духовных детей и таким образом св. таинство употребляли в средство для достижения своих низких, корыстных целей. «За дело служения своего, читаем в регламенте, напр., за крещение, венчание, погребение и проч., не делали б иереи торгу, но довольны бы были подаваемым доброхотно награждением». Эти торги «за дело служения» были тем непростительнее, что, как часто бывало, священнослужители, получив деньги и разные приношения, не исправляли однакоже церковных треб. «Сие (т. е. чтобы священнослужители не торговались с прихожанами) наипаче наблюдать в сорокоустах, продолжает регламент, за которые великия цены попы домогаются (хотя бы их и не прошено о том, но и сами они часто сорокоустов служить не думают, а насильно платы будто пошлины за смерть истязуют)». |
| Здесь проект был дважды прочитан и в некоторых местах дополнен новыми замечаниями: наконец – подписан епископами, архимандритами, сенаторами и после всех – самим государем. С этими подписями он послан был в Москву и другие места для подписания неприсутствовавшими при чтении его духовными властями и, наконец, опубликован при манифесте 25 января 1721 г. По своей форме и отчасти по содержанию Дух. Регламент не есть только чисто-законодательный акт, но вместе и литературный памятник. Он наполнен, подобно знаменитому Наказу Екатерины II, общими теоретическими рассуждениями, например – о превосходстве коллегиального управления перед единоличным, содержит в себе разные проекты, например – об учреждении в России Академий, а нередко впадает в тон сатиры. Таковы, например, места о власти и чести епископской, об архиерейских визитациях, т.е. объезде архиереями своих епархий, о церковных проповедниках, о народных суевериях, разделяемых и духовенством, и пр. (См. синод. изд. стр. 19, 31, 41, 57, 6869). Вообще Духовный Регламент излагает в строго-законодательной форме только общие начала и порядок синодального управления и только в этой части своего содержания он до сих пор сохраняет свою обязательную силу: учреждение Синода вместо патриаршества, круг деятельности центрального церковного управления, отношение Синода к Высочайшей Власти и к областной церковной (епархиальной) администрации, – всё это в —627— существе дела остается в том же виде, как определено Петром в его Духовном Регламенте 861 . Но этот же самый законодательный акт предоставляет Синоду право пополнять свой Регламент новыми правилами, представляя их на Высочайшее утверждение. Старшие из таких дополнений, изданные в 1722 году, обыкновенно и печатаются в конце Духовного Регламента, в виде прибавления к нему. Эти дополнения составляют целый Устав о духовенстве, в котором определяются качества и обязанности приходского духовенства (в особенности духовников), запрещается определение церковных должностных лиц свыше потребы, вводятся метрические книги; в отделе о монахах и монастырях определяется, кого и как постригать в монахи, регулируется порядок монастырской жизни и проч. |
| 2) Указы Св.Синода. 3) Указы Сената, Верховного Тайного Совета, Кабинета Министров (при Анне Иоанновне), Конференции (при Елизавете). 4) Высочайше утверждённые доклады временных учреждений, назначаемых правительством по делам церкви, так, например, комиссии церковных имений 1762 – 1768 гг., комиссии церковных училищ, Положение Выс. утв. В 1862 – 1881 г. присутствия по делам прав. Духовенства и др. 5) Высочайше утверждённые мнения Государственного Совета. 6) Высочайше утверждённые положения Комитетов Кавказского, Сибирского и Комитета Министров. Из всей этой массы памятников не все, конечно, имели и имеют одинаковое значение. Перечислим наиболее важные: а) Духовный Регламент 25 Января 1721 г., являющийся, с одной стороны, учреждением Св.Синода, с другой стороны, сводом церковных законов. Ввиду важности этого законодательного памятника, мы несколько подробнее остановимся на нём. Пётр, решившись уничтожить патриаршую власть, считавшуюся им опасной для целости и спокойствия государства, и заменить её коллегиальным учреждением, создал, так наз., Духовную Коллегию (впоследствии Св.Синод) и дал ей регламент, определяющий её положение в государстве. Кто был автором этого акта – с достоверностью сказать трудно, но можно догадываться, что сочинил его известный Феофан Прокопович . Что касается до истории составления регламента, то мы знаем о ней следующее. 23 Февраля 1720 г. Пётр внёс в Сенат проект названного акта, предписав Сенаты совместно с архиереям рассмотреть его и сделать соответствующие замечания. Сенат исполнил предписание Государя и в заседании 24 Февраля рассмотрел проект, дополнив некоторые постановления, касающиеся мирских людей. Затем проект был разослан по всем епархиям. Цель подобной посылки неизвестна. Быть может, Пётр хотел, чтобы епархиальные власти, близко стоящие к духовной жизни провинции, сделали свои замечания и пополнения к проекту, иначе говоря, может быть Государь хотел привлечь к участию в составлении Духовного регламента и провинциальное духовенство. С другой стороны, цель посылки проекта, может быть, ограничилась только тем, чтобы добыть одни подписи епархиальных властей, имея в виду этим способом придать регламенту большую силу и значение. Как-бы то ни было, но посылка регламента состоялась 9 Марта. Сенат постановил послать в Москву полковника Давыдова с проектом регламента и с приказом созвать архиереев, архимандритов и игуменов определённой части епархии в Москву. Духовные чины другой части епархий должны были собраться в Казани. Обоим этим собраниям Давыдов представил проект, который они и подписали. После этого он был возвращён Государю и утверждён им в последних числах Декабря 1720 г. В Январе следующего (1721) года регламент был обнародован. |
| К таким предметам, как известно, относятся в программе академических наук география и история. Обучение этим предметам должно быть, ввиду указанных целей, соединено с обучением грамматике. «Могут некоя учения двое или трое вдруг одного часа одним делом подаватися, наприм. уча грамматике, может учитель с нею учить купно и географию и историю». Как же это? Можно велеть ученикам переводить с одного языка на другой по части географию или историю. Такое на взгляд настоящего времени оригинальное и даже курьёзное соединенное преподавание латинского и греческого языков с историей и географией регламентом признается наоборот весьма полезным в видах наилучшего изучения сухих классических языков. В таком хитроумном приеме преподавания, по мысли регламента, должна выразиться самая разумная метода – соединение полезного преподавания с приятным: «ибо ученицы великое по учению возымеют доброхотство, говорит регламент, когда не веселое языка учение толь веселым мира и мимошедших в мире дел познанием растворено им будет и скоро от них грубость отпадет и еще почитай при береге училищном не мало драгих товаров обрящут». В применении к преподаванию истории же имеет место и тот прием преподавания, который рекомендует регламент, как наилегчайший и успешный способ изучения этого предмета. Способ этот состоит в том, чтобы изучение географии шло вперед изучения истории: «понеже историю честь без ведения географского есть как бы с завязанными глазами по улице ходить». Поэтому год, назначенный на грамматику, разделяется на две половины: в первую половину должно учить с грамматикой географию, во вторую – историю. Впрочем, в первую половину года назначается и особенный день недели собственно на географию и именно на знакомство с общей картой частей света. В этот день учитель показывает «циркули, планисферии и универсальную ситуацию мира». При помощи таких педагогических приемов новый устав духовной школы находит возможным скорое и успешное выполнение начертанных им широких образовательных планов. |
| Говоря короче Синод тщательно должен оберегать религиозное чувство народа, расследовать всюду и все «вымыслы ведущие человека в недобрую практику». Рассуждая о народной нравственности, регламент предписывает предпринимать полицейские меры только лишь против порока нищенства. Составитель регламента сознает, что в деле это понятно. Они могли только на время прикрыть обнаружение суеверий и нравственной распущенности в обществе. Это ясно сознавал и законодатель, как равно сознавал и то, что корень зла таится в данном случае в народном невежестве, в непонимании самых элементарных истин христианской веры. «Когда нет света учения, говорит регламент, нельзя быть доброму церкве поведению и нельзя не быть не строению и многим смеха достойным суевериям, еще же и раздорам и пребезумным ересем». Преобразователь ясно сознавал потребность дать народу взамен суеверных понятий о Боге и его святых чистые верования. Не искоренить только суеверия и пороки, но и научить народ правой вере и чистой нравственности – вот задача, которую преобразователь желал бы решить. Но оглядываясь кругом и спрашивая: «есть ли у нас довольное ко исправлению христианскому учение», он не видит вокруг себя людей, готовых и способных действовать на массу путем убеждения. Чтобы приготовить таких деятелей потребно продолжительное время, а между тем народ на все это время будет обречен коснеть в невежестве. Нужда в духовном образовании народа действительно живо чувствовалась людьми преобразовательной эпохи. Народ решительно почти не находил никаких средств удовлетворять своей потребности духовного просвещения. Мы ниже будем иметь случай показать, в каком состоянии находилась в это время живая устная проповедь . Здесь заметим только, что, по словам регламента, «чистое слово сложить мог даже не всякий из епископов». Кроме же проповеди у народа не было никаких других источников, из которых он мог бы почерпать наставление в христианской вере и нравственности. Правда в XVII в. на Руси было чрезвычайное обилие переводов святоотеческих творений, а к концу века появилось много и оригинальных русских сочинений в роде, например, проповедей Полоцкого, обличительных сочинений против раскола. |
| Все зависело от настроения императора, которое отличалось В 1803 г. Хвостова сменил А. А. Яковлев, который исполнял должность всего 9 месяцев (с 9 января по 1 октября 1803 г.). Это краткое пребывание на посту обер-прокурора он подробно описал в своих мемуарах Любовью к порядку и законности Яковлев напоминает князя Я. П. Шаховского. Первым делом Яковлев принялся за изучение «Духовного регламента». Но в своем стремлении применить «Духовный регламент» на практике он натолкнулся на сильное сопротивление членов Святейшего Синода, и прежде всего митрополита Амвросия Подобедова. В течение своего краткого обер-прокурорства Яковлеву, по его собственным словам, приходилось «обороняться противу ядовитых стрел духовенства». В упомянутом «Журнале» он пишет: «При первом шаге доложил я чрез него (Н. Новосильцева, покровительствовавшего Яковлеву.— И. С.) государю, что усматриваю в Синоде и по епархиям великие запущения, требующие скорейшего восстановления порядка и правосудия». Большой беспорядок (возникший вследствие упущений митрополита Амвросия) нашел Яковлев и в Московской синодальной конторе. По словам Яковлева, Амвросий пытался склонить его на свою сторону сперва путем уговоров, а затем угроз, но ему не удалось переубедить законолюбивого обер-прокурора. Новые неприятности возникли, когда по распоряжению Яковлева был напечатан «Духовный регламент», причем «гражданскими литерами». Остается неясным, что собственно вызвало возмущение митрополита Амвросия против Яковлева: то ли, что Яковлев снова издал «Духовный регламент», или же то, что книгу напечатали «гражданскими литерами». Надо думать, что первое. Дело дошло до образования двух партий: с одной стороны — обер-прокурора, с другой — Амвросия. При посредстве Новосильцева Яковлев добился от молодого царя (Александра I.— Ред.) некоторых уступок, которые были отменены усилиями митрополита Амвросия, действовавшего через Д. П. Трощинского. В конце концов Яковлев пал под «ядовитыми стрелами» епископов. В своем «Журнале» он пишет по этому поводу: «Всяк может сообразить, легко ли мне было при слабом кредите моем открывать сокровенные пружины мрачных деяний духовенства, узнавать мою должность ока государева, обязанного все проницать, не останавливая течения дел, восстановлять правосудие, удерживать со всех сторон расточение государевой казны и пр. |
| Того ради – сколько таковых священноцерковнослужителей штрафных по пятидесяти рублей денег, якобы по силе вышеозначенного из Военной Конторы объявленного указа и кабинетных господ министров определения, точию за небытие у состоявшихся в 1730-м и 1731-м годах присяг в ту Архангелогородскую губернскую канцелярию с кого именно собрано, о том из оной губернии в Святейший Синод прислать ведомость немедленно и впредь до указу тех денег в расход не употреблять и отсылки никуда им не чинить. По указу Её Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод, рассуждая, что Духовного Регламента в прибавлении о житии монахов и монахинь напечатано: о монахах в тридцать втором пункте – в другую епархию и в царствующий град посылаемым монахам коей-либо нужды ради не довольно имети от своего настоятеля подорожную, но должен имети и от своего епископа подорожную. О монахинях в тридцать седьмом – ежели случится женского монастыря нужда искать на кого управы у мирского суда, монахиням в тяжбу оную не входить, но стряпчего посылати или у архиерея просити, чтоб он от себя за их делом послал. В тридцать осмом – буде случится нужное дело в царствующий град, монахиням просити архиерея своего, дабы писал в Святейший Правительствующий Синод, а их бы не отпускал. А понеже ныне не точию некиих монастырей монахи, но и монахини для прошения о монастырских делах, а особливо о даче ружного жалованья имеют в Санкт-Петербург и в Москву приезды, да ещё и пашепортов от своих архиереев не имеющие, из чего признавается, что епархиальные их архиереи едва ль в том смотрение по Духовному Регламенту имеют, и указами от себя подчинённых своих, что не делается ль где уставлениям Духовного Регламента чего противного, дабы о том их, архиереев, рапортовали, знатно не подтверждают. Того ради приказали : ежели от которого мужских монастырей случится послать за какими крайне необходимыми нуждами в Санкт-Петербург или в Москву или куда в другие епархии монаха, то монастырским властям, как в означенном прибавлении Духовного Регламента в тридцать втором пункте указано о даче тому монаху подорожной, требовать и от епархиального архиерея, а без таковой архиерейской подорожной никому из монастырей монахов под опасением настоятелям извержения сана своего отнюдь не посылать. О нуждах же девичьих монастырей по прошениям настоятельниц писать в Святейший Синод и куда надлежит епархиальным же архиереям, а самих монахинь не отпускать под вышеписанным опасением; и когда кто из монахов (коим позволен будет приезд в Москву и в Санкт-Петербург) прибудет, таковому по улицам безвременно шататься не попущать и в том обязывать их: в Москве от Московской синодального правления Канцелярии, а в Санкт-Петербурге от Духовного Правления подписками, и того над ними наблюдать накрепко. И о том куда надлежит послать указ. |
|
|
