| Напугали только воробьёв да бродячих собак… Всё было бесполезно. Жители городка потихоньку стали привыкать к существованию в тумане. Ведь нет ничего проще, и нет ничего вьедливее, чем привычка! Если разобраться, новая жизнь оказалась не такой уж плохой. Например, людям теперь не надо было тщательно убирать своё жилище. Ведь в тумане не было видно, чисто в доме, или грязно. Некоторые и одежду стирали просто так, для видимости, а иные и вовсе перестали — всё равно, в тумане не видать, какую одежду ты с утра натянул на себя. Хозяйки в тумане варили только кашу. Сложные блюда они стали готовить чрезвычайно редко, ссылаясь на то, что в тумане ничего не могут отыскать. Ни специй, ни разносолов… Продавцы отпускали продукты и вещи, поднося банкноты и мелочь к глазам поближе, чтоб не ошибиться в выдаче сдачи. Ну, а если и ошибались… кто мог их обвинить? Один виноватый появился в городке на все случаи жизни — туман! Люди едва передвигались по улицам. В конце концов автомобили пришлось оставить в гаражах. Даже велосипеды использовались с осторожностью, поскольку, согласитесь, и велосипедом можно пораниться или поранить кого-нибудь. Взрослые на своих работах еле-еле работали. Туману(опять же, извините за выражение) в работу больше напускали, чем дело делали. А школьники? Ну-ка, догадайтесь сами, что делали школьники! Да-да, они в тумане делали уроки, не видя в тетрадках даже строчек! А учителя? Они в тумане проверяли тетрадки, иногда не видя того, что нацарапал ученик! Чтобы никто не догадался, что они ничего не видят, и чтобы при этом никого не обидеть, учителя ставили всем четвёрки с плюсом и четвёрки с минусом, по очереди. По чётным дням — четвёрки с плюсом, а по нечётным — с минусом. Если дети ничего не знали, то виноватый был всем известен. Конечно, туман! Зато как здорово было детям играть в прятки! А взрослым ничего не мешало лишний часок-другой поваляться на диване… Это, детки, присказка была. Предыстория. К самой истории я теперь перехожу. Жил в этом городке один ничем не примечательный юноша. Угораздило его влюбиться как раз в то время, когда народ уже совсем привык к туману. |
| Интеллектуальный уровень — это осмысление, осознание того, что происходит… Поднявшись на интеллектуальный уровень, можно заглянуть за горизонт, а можно начать «играть в бисер». Надо сделать выбор, как в притче про двух человек, посаженных в клетку, которую Станислав Чуркин, впоследствии ставший иеродьяконом, рассказал мне в самом начале нашего знакомства… На интеллектуальном уровне человек должен сказать себе, что раз все было, то и его возникновение не случайно. Значит, в его существовании есть смысл, и нужно перебираться из одного смысла в другой. И это уже будет переход с интеллектуального уровня в ноуменальное существование. Духовным уровень Духовное существование — это серьезное дело, которое требует много времени и происходит в параметрах выхода из привычной ситуации. Следующий шаг надо совершить именно осмысленно. Если ты не понял, что смысл жизни есть, ты не можешь родить свою душу в Вечность. То есть надо понять, что за жизнь цепляться нечего. Потому что другого шага в Вечность, как только через смерть, не совершить. Предназначение человека во второй половине жизни — это продолжать восхождение. Не спускаться вниз, не думать: «Мама, роди меня обратно», — а именно понимать, что ты спускаешься телом, но поднимаешься духом. Ты поднялся на заснеженную вершину высокой горы, посмотрел оттуда вниз и увидел, что высота земная исчерпана для тебя и нужна другая. И хоть садись и растопляй лед своей задницей, доказывай свою правоту на этой горушке, но все равно тебе нужно подниматься выше. Человек забрался на высшую точку, «путь жизненный пройдя до половины», а дальше что делать, спускаться вниз? И у человека начинается такая дрожь… — «чуть помедленнее, кони…» или еще что-нибудь подобное, вместо того чтобы понять, что эта высота может быть для него трамплином. Что он поедет с горы и взлетит куда-то в другой мир!.. И это не искусственное формирование парадиза, а именно ощущение необходимости следующего шага, необходимости перехода с одного уровня на другой. И движущей силой перехода с одного уровня на другой является осознанная необходимость этого качественного перехода, который и приносит радость. Но не за радостью гонится человек, а за выполнением предназначения, которое становится для него необходимостью… О духовном и материальном. Уровни решения проблем |
| В школу я ходил теперь, как на муку, на переменах оставался в классе или убегал за школу, после школы часами просиживал над учебниками, но не глядел в них, вечерами уходил с Другом в падь и бродил вокруг Мертвой скалы просто так, не собираясь взбираться на нее. Друг смотрел на меня с тревогой, он пытался развеселить меня, отвлечь, и я играл с ним, скорее, ради него, не испытывая, как прежде, удовольствия от игр. Я прочитал наконец печальную историю про сына последнего из могикан, узнав о его смерти, которую он принял, спасая любимого человека, и в моем воображении одна трагичнее другой разыгрывались истории, где я умирал, спасая Ри. Все истории кончались моей смертью! А ведь еще совсем недавно такие же истории в моей фантазии имели совсем другой конец! Вот как изменился для меня весь мир! Я стал плохо учиться, и это сразу отразилось на моих отношениях с мамой. Упреки ее не причиняли мне боль, мне было только жаль ее, потому что я ничего не мог изменить. Я дошел до того, что пробирался в школу вечерами, когда там никого не было, садился на парту Ри и плакал, как последняя девчонка, потому что девчонки часто тоже не знают, отчего плачут. Случая умереть, спасая Ри, не представлялось. А жить не хотелось. Но не хотелось и умереть просто так. И мои дни проходили в ожидании какого-нибудь события, которое за меня решит мою судьбу. Таким событием оказался мой день рождения. Позднее, уже взрослым, я узнал о существовании приметы, согласно которой не рекомендуется отмечать тринадцатый день рождения. Это, наверное, ерунда, но тот день, когда мне исполнилось тринадцать лет, окончился плохо, как и предсказывала примета. Вечером, как обычно, был торт и подарки, и поздравления от папы и мамы, но в этот же день я снова получил двойку, и мама приняла эту двойку, в такой день, когда уж можно было ее не получить, мама приняла ее, как личную обиду. И потому не смогла за праздничным столом скрыть свои чувства, и весь вечер прошел в какой-то неестественности, хотя папа и сделал все, что мог, чтобы сохранить праздничное настроение. |
| Когда мы трезво распознаём грех в творчестве и в жизни великого художника не для осуждения его, но для осуждения себя, — тогда мы получаем несомненную духовную пользу от общения с литературой: она помогает распознать то, о чём мы порою даже не подозревали. А это всегда мучительно. Оттого-то многие и не хотят читать про «тёмные» стороны бытия: в себя заглянуть страшно. Наша литература запечатлела в слове и образе религиозный опыт русского человека: и светлый, и тёмный, и спасительный, и опасный для души. Опыт веры и опыт безверия. И тот и другой опыт необходимы для самопознания и самосознания . Истина дана в Откровении. Но раскрыть Её для себя без познания в себе образа Божьего невозможно. Как невозможно и без познания собственной греховной повреждённости. «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Но внутрь нас — и адские бездны. Сознавать это необходимо. Чтобы вступить во внутреннюю невидимую брань со страстями. Именно такое самопознание и ведёт человека навстречу Спасителю. Ибо спасение, утверждение себя в Истине — есть соработничество с Истиной, синергия. И чем богаче духовный опыт человека, тем плодотворнее это соработничество. Литература способна обогатить немалым опытом, опытом всечеловеческого постижения бытия, опытом самопознавания, ничем не заменимым. Тот, кто хочет таким всеобщим опытом пренебречь, — не друг себе. Конечно, при поверхностном эмоциональном, а не духовном осмыслении отрицательного опыта, тёмных сторон жизни — возможно подпадение под власть духа уныния . Нетворческое чтение, например, Достоевского, может погрузить человека в мрачные бездны. Но вина в том — не на писателе, а на бездарном читателе. Читать литературу нужно учиться. И тогда Достоевский выведет душу к светлым высотам, расчистит дорогу к постижению Истины. Так всегда: необходимо уяснять, каков вектор стремлений художника. Один, и грех изображая, зовёт вверх, к Горнему, другой, обольщая лукавой красотою, тянет ко тьме преисподней. Предлагаемое исследование посвящено литературе нового времени, того периода, когда она становится расцерковлённою. Древняя литература Руси — проявляет себя на качественно ином уровне, как и вся культура вообще: она не сосредоточивает внимания своего на проблемах секулярного общества (какового не существовало), у неё свой особый круг интересов, собственные цели и задачи, пусть и не отграниченные от более поздних неодолимой стеною. Поэтому и разговор о ней должен быть особый, отдельный от избранной темы. |
| После выхода в свет (в начале мало замеченного) труда Н.Я.Данилевского " Россия и Европа " (1869 г.) Н.Н.Страхов, друг и почитатель автора, счёл возможным назвать эту книгу не иначе как " катехизисом или кодексом славянофильства " . Правда, понималось Н.Н.Страховым это славянофильство " в отвлечённом, общем, идеальном смысле " , как " учение о славянском мире и его отношении к остальному человечеству " с.510]. Было найдено даже новое понятие - " данилевщина " , как особое учение, включающее в себя славянофильство, но не наоборот с.512]. В тоже время книгу Н.Я.Данилевского Н.Н.Страхов видел и " совершенно самобытной " : здесь " всё новое, от начала до конца " , а потому и не считал её порождением славянофильства " в тесном, литературно-историческом смысле этого слова " с.512, 511]. У Н.Я.Данилевского и " источник другой, и главный вывод не похож на славянофильский " . Объяснялось это и тем, что автор " России и Европы " не только " не держится германской философии " , но и " не стоит к ней даже и в тех очень свободных отношениях, в которых стоят славянофилы " с.514]. Весьма высокого мнения о " России и Европе " и их авторе был К.Н.Леонтьев, видевший " главную заслугу " Н.Я.Данилевского в том, " что он первый в печати смело поставил своеобразие культуры как цель " , в то время как " московские славянофилы все как-то не договаривались до этого; они вместо того, чтобы сказать, что без своей культуры и жить России не стоит, говорят, что на Западе все ложь, или что у нас то или другое не привьется, неудобно и т.п. натяжки " с.230]. С последним, конечно, согласиться никак нельзя. Ещё Д.А.Хомяков показал, что приписывание славянофилам вывода о " гниении Запада " началось " с лёгкой руки " В.Г.Белинского, хотя у них подобного утверждения никогда не существовало с.220]. Нам представляется, что отдание К.Н.Леонтьевым преимущества Н.Я.Данилевскому перед " московскими славянофилами " объясняется следующим выводом К.Н.Леонтьева: если Н.Я.Данилевскому принадлежит честь открытия культурных типов, то К.Н.Леонтьеву (по его же словам) - " гипотеза вторичного и предсмертного смешения " , в таком случае теорию Н.Я.Данилевского можно и так " обернуть " : " существование разных культурных типов есть признак жизненности человечества, невозможность создать новый, смешение всех типов в средний есть признак приближения человечества к смерти " с.288,289]. Славянофилы подобных открытий не сделали, а в то, что они, действительно, сделали, жизнь внесла очень существенные коррективы. |
| Во всяком случае, если астрономия доказывает твердость своих вычислений точными предсказаниями ο будущем движении и положении планет, о затмениях солнца и луны за долгое время; то и в Библии есть много предсказаний о таких предметах и событиях, которые не могли быть предвидимы умом человеческим, но предсказания о которых исполнились или исполняются на наших глазах и вместе со многим другим доказывают, что Святое Евангелие не есть только произведение ума человеческого; но об этом мы будем говорить еще впоследствии. Как другие западные богословы и ученые относятся к вышепоказанному объяснению дней творения периодами? Одни находятся в выжидательном или безразличном положении. Так известный римский богослов Перроне говорит: «это изъяснение (дней творения периодами) принимается не малым числом богословов и толковников католических: но мы его и не принимаем, и не отвергаем. В настоящее время довольно для нас заметить, что это мнение не осуждено церковью, и может быть защищаемо, если будут на то важные причины. Почему если очевидные наблюдения побудят нас отступить от общего толкования, то Моисеево сказание о творении мира не потерпит никакого ущерба» 163 . Другие же богословы не только римские, но и протестантские, строго держатся буквального понимания дней творения, a не периодов. Один из них, выразив мнение, что древние виды животных, известные геологам, погибли или изменились вследствие проклятия Божия, произнесенного на землю, после падения Адама, и вследствие всемирного потопа при Ное, написал: «пусть геологические доктрины стоят в противоречии с историей творения книги Бытия; они не поколеблют истинности Писания» 164 . II. Время существования рода человеческого Другой вопрос, в котором многие ученые расходятся с Библией , относится ко времени существования рода человеческого на земле. Говорят, например, что кости человеческие и следы деятельности человека находятся в таких слоях земли, которые, по вычислению геологов, должны существовать много ранее, нежели как вычисляется по Библии, именно за целые десятки тысяч и даже за сотни тысяч лет до настоящего времени. Различие племен человеческих, происшедших от Ноя, по цвету кожи и другим свойствам телесным, великая разность в языках народов и исторические памятники древнейших народов: Египтян, Ассириян и других будто бы свидетельствуют также о великой древности рода человеческого. Но христианские ученые написали основательные сочинения, в которых доказали, что нет твердых оснований в современных науках к тому, чтобы отодвинуть начало рода человеческого к векам много более отдаленным, нежели как оно возводится по библейскому летоисчислению, по которому люди существуют на земле не ранее семи с половиной тысяч лет. Этот вопрос довольно разработан в русской литературе, и нам нет нужды входить во все подробности его. |
| Страшно? Да. Но не тоскливо. Потому как не впервой. Смену цивилизационных эпох Русь-Россия переживала неоднократно: Киев, Орда, Москва , Петербург, СССР… И каждый раз через все ужасы и скорби, гневы и нужды переходных смут и порубежных раздоров проносили мы своё русское предназначение, сохраняли завещанное, выдерживали свой смысл. А затем непостижимо скоро, словно претерпевший страдания Иов, восстанавливали утерянное добро, приумножались числом и возносили хвалу Богу за всё ниспосылаемое. Но была в прошлых испытаниях за нами порука, стояла сила, на которую прочно опиралась наша русскость – народные чёрные сотни, чёрные тысячи, миллионы. До последних времён была Россия страной крестьянской, и в этом-то крестьянстве, в косном его консерватизме и упёртой неизменности, спаянных из двухтысячелетнего хлеборобства и тысячелетнего Православия, хранились наша самобытность и наша самостоятельность. Проверенная историей мощь христианско-крестьянской культуры, духовное богатырство христолюбивой деревенщины покоили уверенность русского человека любого сословия и положения, любого образования и философского уклада в невозможности национального нашего растворения ни в Востоке, ни в Западе. А вот теперь… Домирающая деревня не сможет более выставить ополченцев ни против плотского врага, ни против бесплотного. Разорённо-бесперспективная, она отступила, отжалась в южное Черноземье, опустынив центральную и северную Русь, запогостив былые выкосы и пахоты. А у нынешних огородников, фермеров и батраков атрофирован, за совхозные поколения изжит сам дух крестьянства-христианства – и реденькие поселковые храмы собирают на литургии десяток-другой немощных и убогих. Нет больше за нами той силы, деревня сама молит о спасении. Мы теперь крайние. Страшно? Да. Но не тоскливо. Потому что уже верим. Потому что уже знаем свободу. Которая и есть вера: свободное действие в согласии с Промыслом. Ведь переболели мы уже, перестрадали своё блуждение из свободы-любви жизни в «осознанную необходимость» существования . Существования ради существования, существования для и во имя существования. |
| С другой стороны, один из его главных призывов разбивался о жизненные реалии, и я понимал, что всё не так просто и однозначно. Например, моя покойная супруга, которая была гораздо большим нонконформистом, чем я, в советское время на пасхальной неделе приветствовала своих учеников в красных галстуках и с комсомольскими значками (она была школьной учительницей) пасхальным приветствием; что самое удивительное, она слышала в ответ единодушное «Воистину воскресе!». И как-то за пасхальным столом сидел её дед — коммунист, вступивший в партию по убеждениям в годы войны. Это был настоящий воин, который, оставив дома детей и жену, на третий день ушёл добровольцем на фронт. Он умер от последствий фронтовых ранений, и я понимаю, что, даже в свете всех строгих солженицынских нравственных императивов, его скромный орден Славы перевесит всё то, что я сделал в своей жизни. Теме не менее, для того нравственного климата, который существовал в обществе — климата ужасного, из которого родились сегодняшние показушно восторженные почитатели Александра Исаевича, очень легко поменявшие свои взгляды — конечно, бескомпромиссное слово правды было очень важным. С другой стороны, принцип «жить не по лжи» не позволяет оправдывать какие-то моменты, объясняя их обстоятельствами времени. Я имею в виду его письмо Патриарху Пимену — человеку, который пережил не меньше, чем Солженицын, если не больше. Вообще, особенно в свете последних событий, я не понимаю такого жанра, как письмо Патриарху. Но не меньше хочется сказать о том, что Господь дал человеку пройти огромный жизненный путь, дал очень многое сделать, и сегодня это — причина обратиться вновь обратиться к его произведениям. — Некоторое время назад, мы публиковали интервью с Сергеем Александровичем Шмеманом , и по его мнению, оказавшись на Западе, Солженицын так и не смог понять, что попал в совершенно другие условия, так и остался человеком советской системы. С другой стороны, когда писатель вернулся в Россию, через какое-то время оказалось, что он не играет в обществе той роли, которую занимал в советское время. Согласны ли Вы с оценкой Шмемана, и в чём, на ваш взгляд, трагедия Солженицына? |
| Так, в одном и том же тексте оказалось возможным находить две совершенно противоположных мысли. Кто в этом случае вернее понимает текст, – сказать трудно. Негельсбах, кажется, ближе к истине. Правда, его филологическое доказательство не отличается особенной убедительностью. Если бы Иосиф сомневался в возможности относить плачи к Иосии, то едва ли он ограничился бы таким тонким намеком на свое сомнение, как пропуск члена; напротив, здесь скорее можно было бы ожидать прямой и более решительной речи. Но за то основание, заимствуемое Негельбахом из контекста речи, имеет неоспоримое значение. В самом деле, если Иосиф имеет в виду перечислить произведения Иеремии, то он должен был упомянуть и о книге Плач, которая, несомненно, в то время существовала и в тексте LXX, каким пользовался Иосиф, уже приписывалась Иеремии. И если Иосиф о книге Плачь не упоминает, то значит, отожествляет её с μλος θρηνητικν. С другой стороны, совершенно справедливо замечание Негельсбаха и о прибавке Тениуса: ν τος θρνοις. Иосиф, отожествляя Плач с сохранившейся до нас книгой, не имел никакой нужды в этой прибавке. Такая прибавка имела бы смысл лишь в том случае, если бы Иосиф не все плачи относил к Иосии, а какой-либо один из них. Но Иосиф мог смотреть на книгу Плач, как на целое, и относить ее к Иосии и во всем ее объема, как позже это сделал, например, Иероним. 345 Отдавая преимущество Негельсбаху, необходимо, однако заметить, что определять здесь смысл текста путем исключительно экзегетическим не вполне осмотрительно. Самая возможность двух противоположных толкований уже показывает насколько шаток был бы полученный таким путем вывод. Окончательный выбор между этими двумя толкованиями возможен лишь после того, как помимо экзегезиса, решен будет вопрос, могла ли сохраниться до времени Иосифа отличная от книги Плач плачевная песнь на смерть Иосии, или же никакого подобного произведения тогда не существовало. Предположить, вместе с Фюрстом, Тениусом, Флеккнером, Пикком и Мейньелем, что во время Иосифа существовала отличная от книги Плач плачевная песнь Иеремии об Иосии, было бы затруднительным уже потому, что никаких следов подобной плачевной песни нигде не сохранилось. Если бы песнь об Иосии просуществовала до времени Иосифа, то мы в праве были бы ожидать, что она сохранится и до настоящего времени. При том живом внимании к национальной литературе, которое пробудилось в еврейском народе в первом веке по Р. X. и повело к оживленным спорам относительно священных книг, естественно было бы ожидать, что произведение такого уважаемого пророка, как Иеремия, привлечет к себе внимание ревнителей отечественной литературы, и, если не войдет в канон, то, по крайней мере, будет предметом хотя беглого упоминаемые в Талмуде. Ничего подобного, однако не случилось. Вот почему можно с полным нравом усомниться в существовании во времена Иосифа особой плачевной песни Иеремии на смерть Иосии. |
| Теперь о кино. Поразительная вещь в мире. От России ждут только одного в этой ситуации – нового слова. Вот упорно ждут! Все уже поняли, как было сломана, как раздавлена страна – и до сих пор ждут! И, между прочим, по простому принципу: ждать его больше неоткуда. Так устроена Россия. И когда смотрели фильмы Эйзенштейна или кого-нибудь еще, когда смотрели на ту Россию, то понимали, что оттуда идет новая весть. Что-то новое, значимое для всего мира. Если кинематограф не вернет нам эту репутацию, если постоянно будет какое-то ощущение, что мы полуколониальная, достаточная косная, или повторяющая западные стандарты искусство страна – нам конец! Россия, которая не скажет нового слова миру, существовать в XXI веке не будет. Это ее ноу-хау. Ее признают только в этом. Иначе ее не признают, и презирать будут окончательно. И это тоже надо понять. Каково место России? Россия всегда была альтернативой классической западной цивилизации. Она всегда была другой. Православие – это альтернативное христианство. Коммунизм – это не классическая западная модернизация. Сталин, проводя модернизацию, не разрушил традиционного общества, а укрепил его. Все было сделано не по канонам. Теперь мы подходим к границе, когда великий западный проект модернизации испытывает тотальный кризис. Кризис, который мы сейчас видим – это не кризис денег, это не кризис экономических ошибок. Это кризис всей парадигмы. Она кончается, и за ней стоит два вызова: либо мы станем бронепоездом на запасном пути и скажем свое новое западное слово, либо кончается весь Запад. И тогда - триумф постмодернизма. А постмодернизм – это не шутки, это не театральное или литературное течение. Это гигантская политика, которая объявила войну всему – подлинности, как таковой, человеку, как таковому. Почитайте эти работы внимательно и все, что сделано в России, это использование постмодернизма против нации и культуры с целью окончательного разгрома страны. Никто не верил, что здесь снова что-то зашевелиться. И когда оно начинает шевелиться, на это смотрят очень специфически. |
|
|
