| Иные думают, что христианин, долженствующий всегда быть готовым к смерти, устраняется от удовольствий только из трусости. Как это? Вот как, говорят они: христиане, народ подлый и робкий, стараются укрепить себя перед лицом смерти. Чтобы быть в состоянии презирать жизнь, они устраняют все, что нас к ней привязывает, а потому меньше заботятся о конце дней своих и с большей легкостью оставляют жизнь, которую успели уже сделать для себя ненужной. Отсюда их стойкость в мучениях и пытках, но это—скорее результат человеческого благоразумия, чем истинная покорность повелениям Божьим. Ведь те из них, кто привык к этим увеселениям, тяготились необходимостью умереть за Господа. — Пусть так! По крайней мере, такая предусмотрительность была небесполезна, потому что породила удивительное мужество, которое поставило их выше ужасов смерти. 2. Часто выдвигают и такое оправдание: «Бог, как утверждают сами христиане, сотворил все и отдал в дар человеку. А так как все вещи суть благо, потому что Создатель их благ, то в их число входит и все относящееся к зрелищам, как, например, конские бега, львиная травля, состязания в борьбе и пении. Нельзя считать противным воле Божьей то, что Он Сам сотворил. Стало быть, служители Божьи не должны избегать того, чего Господь их не ненавидит. Нельзя утверждать, что Господь осуждает амфитеатры, потому что Им сотворены и камни, и цемент, и мрамор, и колонны. Да и сами игры устраиваются под небом Божьим». — О невежество человеческое! Сколько суетных причин изобретаешь ты, особенно когда речь идет о потере удовольствия! Действительно, многие избегают христианства скорее из опасения лишиться увеселений, чем из страха лишиться жизни. Даже глупец не убоится смерти, понимая, что она неизбежна, а удовольствий даже мудрец не отвергнет, потому что и для глупца, и для умного смысл жизни — именно в удовольствиях. Никто не отрицает (ибо всем известно то, что внушает сама природа), что Бог есть Творец всех вещей, что вещи эти, будучи благими, отданы во владение человеку. |
| (Впоследствии это зло было уничтожено проведением подземных труб.). Когда я пришла домой, то, как и всегда, не раздеваясь, в полной монашеской одежде стала служить своим дорогим гостям, в лице которых видела Господа, сказавшего: «Елика сотвористе единому сих меньших, Мне сотвористе.» Я, с помощью Любушки, подавала им чай, кофе и все разговенье, что было приготовлено, и внутренне радовалась этому; Аннушка же наша в темненькой комнате наливала и приготовляла. Вдруг все мы были испуганы послышавшимся у самых дверей наших бряцанием железа. Не успели мы и опомниться, как дверь растворилась, и в нее вошли трое мужчин: два солдата ввели под руки крестьянина со связанными цепями руками, и все остановились у порога. В ту же минуту Аннушка бросилась к ногам связанного и, зарыдав, вскрикнула: «Тятенька!» Солдаты объяснили мне, что этот «связанный» – духовный преступник, посажен в острог за духовные проступки, и что он попросился на Христов День к дочке, которая будто бы здесь; если можно, то они оставят его на весь день, а если нет, то сейчас же уведут обратно. Я тотчас же послала Аннушку спросить на это благословение у матушки игумений, которое и последовало. Солдаты, которых мы тоже напоили чаем и угостили, чем пришлось, сняли с Петра (так звали отца Анны) железные обручи и оставили его на мою поруку до вечера, когда хотели опять придти за ним. По удалении солдат, мы ввели Петра в другую келью и предложили поместиться с гостями. «Мир вам, и я к вам», – сказал он, садясь, но говорить много не стал, а почти все время плакал и крестился. Гости откушали и, получив, что им было приготовлено, пошли со слезами благодарности. Когда Петр остался с нами один, а мы сели на место ушедших и стали разговляться сами, он встал и, обратясь к иконам, пропел три раза: «Христос Воскресе». Слезы ручьем катились по его исхудалому и бледному лицу; мы, так всегда податливые к слезам, конечно, не уступили ему в этом, но как-то торжественно радостны были эти слезы. Затем я предложила ему лечь отдохнуть, на что он возразил мне: «Это, спать-то, о, высплюсь, Бог даст, еще в остроге, на досуге; а разве я здесь не отдыхаю?» Когда я стала уходить в трапезу обедать, оставляя Петра с его дочерью отобедать в келье, я подумала: «Не убежал бы он, вот хлопот-то наделает.» Вдруг Петр, обратясь ко мне, сказал: «Не беспокойся, матушка, не убегу, не уйду, с места не сойду! Не наделаю тебе горя, у тебя и так его немало!» Весь день провел у нас Петр; хотя в тоне речи его и движений и был оттенок юродства, но говорил он все так дельно, умно и высоко духовно, что нельзя было не убедиться, что он добровольно попадает в острог, и на самом деле – великий подвижник. |
| ЗАКОН Творец закона – Бог (3:6, см. ЕВАНГЕЛИЕ , 334). Закон Божий – что есть Под именем закона Божия разумеются заповеди Божии, в которых Бог или повелевает, или запрещает нам что делать, как-то: «уклонися зла и сотвори благо» ( Пс. 33, 15 ) (2:7). Закон Божий есть в Библии , слове Божием (2:5, см. СЛОВО БОЖИЕ , 890). Закон Божий дан в раю, затем Моисею Евангелие принес Христос Закон Божий, хотя прародителям нашим АДАМУ и ЕВЕ в РАИ дан, и написан был на СЕРДЦАХ их, но потом МОИСЕЮ святому на горе Синайской, на двух скрижалях от Бога написанный, предан, и чрез него всем людям объявлен, якоже о том пишется в книге Исхода ( Исх. 32 и 34). ЕВАНГЕЛИЕ же ХРИСТОС Сын Божий от недр Отца Своего небеснаго на землю принесл и проповедал (2:7). Закон на сердцах прародителей написан был, а писанный был дан Моисеем (3:6, см. ЕВАНГЕЛИЕ, 335). Закон был вложен в душу при творении, затем на двух скрижалех. Человеколюбец Господь Бог наш, когда создал человека по образу Своему и по подобию, насадил в душе его закон, которым он мог все, что до должности его касается, знать и по тому поступать. Он по тому закону мог знать, в чем его состояла должность к Богу, Создателю своему, к себе и ближнему своему. Но по падении человеческом тот закон сей попортился, что едва малые следы его остались. Откуду воспоследовало, что люди вместо добра, зло избирали и тьмою неведения помрачены, пороки вместо добродетелей почитали. Чего ради милосердый Творец наш, по своей естественной благости, изобразил закон тот на двух скрижалех, которыя чрез Моисея, вернаго Своего раба, предал избранному Своему народу – Израилю, а по нем и всем народам и языкам (1:84–85). Закон и ПРОРОКИ были посланы для исправления человека Послан был к нему с небесе Божий «Закон»: но той обличал его только, и язвы его ему показывал, а не исцелял; смертию ему грозил, а не помогал. Посланы были «Пророки»: но и тии ничего не успели. Лежал бедный человеческий род неисцеленный: лежал ураненный, уязвленный, умученный, обезчещенный, обруганный от разбойника диавола! лежал «еле жив» ( Лк. 10, 30–32 ) (4:136). |
| И только преподобный Анатолий по-прежнему был лучист, светел, благодушен и незлобив. Он мог бы покинуть обитель и схорониться у благочестивых людей, которые позаботились бы о его здоровье, накормили бы как могли и обогрели. Но старец считал непозволительным для себя оказаться в лучшем положении, чем его монастырские собратья. И он терпел нужду вместе со всеми. Вера в способность человека к покаянию и исправлению, сочувствие к страдающей и терзаемой сомнениями человеческой душе не давали любви старца иссякнуть. На последнем витке своей жизни он, прозорливец, не раз заглядывавший в самые темные бездны человеческой души, называл хорошими – всех. Всех без исключения. И тех конвоиров, что приходили его арестовывать, и тех тюремщиков, что курили в его присутствии, доводя слабенького отца Анатолия чуть не до полуобморочного состояния… Хорошим был и тюремный врач, ошибочно решивший, что старец болен тифом и грубо обривший его, и тюремный сторож, и медсестры. Всем он успел донести эту важную для любой души человеческой мысль: вы – хорошие! Вы – Божьи, даже если уже успели забыть об этом, даже если и слышать об этом не хотите! Какие вы хорошие! – потому как сердце ваше не сможет очерстветь и озлобиться окончательно! Вы – хорошие, потому что я не могу не любить и не жалеть вас! Обритым, лишенным привычного для знавших его внешнего благообразия, он был тогда возвращен в Оптину, чтобы снова — еще раз, хоть на короткое время, дать пример радостного несения скорбей, пример бодрого беззлобного духа. И как решил старец в свое время покинуть обитель последним, так и сотворил ему Господь. Он стал последним похороненным в родной земле монастырской. Долго допрашивала болезненного старца приехавшая в 1922 году в Оптину чекистская комиссия. Решено было увезти его из обители – слишком очевидна была даже для огрубевших большевиков духовная мощь, сокрытая в этом тщедушном, изможденном и обритом как тифозник человеке… Он не перечил, не умолял их изменить свое решение, сохранял редкое спокойствие и выдержку. Единственное – он скромно попросил дать ему один день. Всего один день, чтобы собраться и – как Господь благословит. Самоотверженность была и оставалась его главной иноческой добродетелью. |
| Привязанность осла к своему хозяину и собственнику составляет одну из отличительных особенностей этого животного. В этом отношении он совершенно походит на собаку. Посему-то особенно выдается суровость обличения пророка против Израиля: Вол знает владетеля своего и осел ясли господина своего ( Uc. I, 3 ). Однажды в Самарии был такой голод, что платили большие деньги – 80 сиклей серебра за такую небольшую и мало питательную часть мяса, как ослиная голова, и при этом не гнушались даже есть такое мясо, которое запрещалось законом, так как осел считался нечистым животным и потому не употреблялся ни в пищу, ни в жертвоприношениях. Околевших ослов обыкновенно выбрасывали в открытое поле, и та часть трупа, которую не успели еще пожрать хищные звери и птицы, под лучами палящего солнца издавала отвратительное зловоние и отравляла воздух. С выброшенным трупом осла сравнивается у пророка Иеремии положение по смерти человека своекорыстного и бессердечного. Не будут оплакивать его: увы, брат мой, и: увы, сестра! Не будут оплакивать его: увы, государь, и: увы, его величие! Пророк говорит так об Иоакиме, царе иудейском. Ослиным погребением он будет погребен, вытащат его и бросят далеко за ворота Иерусалима ( Uep. XXII, 19 ). Место в кн. Числ. ( Чис.ХХ, 28 ) касательно того, что ослица заговорила под Валаамом человеческим языком, объяснить не трудно, именно: не всесилен ли Создатель всей твари, сотворивший человека и скот, отнять дар слова у первого и дать оный последнему, как и в начале творения Он дал слово человеку и лишил этого дара животное? Арабские ослы имеют легкий и скорый шаг. В Персии, Сирии и Египте на арабских ослах обыкновенно ездят туземные женщины, и эти ослы особенно ценны в странах гористых, будучи много надежнее лошадей при въезде и спуске с гор. Они делают обыкновенно по четыре мили в час. Кроме домашних, у евреев были еще дикие ослы, или онагры ( Uob. XXXIX, 5 ). Измаил, в предречении о его образе жизни, называется диким ослом ( Быm. XVI, 12 ). Дикие ослы обыкновенно бродили стадами по пустыням и степям ( Uc. XXXII:14, VIII:9 ), питаясь травою и отличаясь дикою любовью к свободе. |
| Но, живя в Меркушинском, праведный Симеон не имел там постоянного, определенного местопребывания, а переходил из дома в дом, от одного сельчанина к другому. Этому особенно способствовало то занятие, которым праведник поддерживал свое существование. Занятие это было - портняжничество, которому Симеон научился уже после того, как покинул свой родительский кров, и которого он потом не оставлял до конца своей жизни. Праведный Симеон, невзирая на свое благородное происхождение и, следовательно, на развитость и требовательность своего вкуса и привычек, не пренебрегал проживанием в крестьянских хатах и с усердием занимался в них так мало соответствующим высокородному человеку портновским ремеслом. Поистине, высокий образец терпения и смирения! Из всех видов платья праведный Симеон шил большей частью " шубы с нашивками " . С особенной любовью он занимался работой на бедных людей, с которых по большей части отказывался брать плату за свои труды. Он считал вполне достаточным для себя вознаграждением за труды кров и пищу, которыми он пользовался у хозяев во время работы. Чтобы избежать платы за труды, праведный Симеон, не докончив немного работы, нередко рано утром, без ведома хозяев уходил из дома и водворялся в новом месте. За это нередко приходилось ему переносить оскорбления и даже побои, и праведник переносил их терпеливо, как вполне заслуженные. Другим любимым занятием праведного Симеона было ужение рыбы. Для этого он нередко уходил из Меркушина верст за десять в уединенное место, и там, на берегу Туры, под развесистой елью, садился с удочкой в руках и занимался ужением рыбы и размышлением о величии Творца, сотворившего небо и землю. Как сказано выше, вера христианская во времена Симеона в Сибирском крае была еще только в зачаточном состоянии. У тогдашних сибирских христиан еще не успели искорениться языческие понятия и языческие обычаи. Исповедуя Христа, они в то же время втайне придерживались и своей прежней религии. Праведный Симеон нередко вступал с новообращенными христианами в религиозные собеседования и учил слушателей, как надо жить по Христову закону, дабы угодить Богу и спасти свою душу. Инородцы с удовольствием и большим вниманием слушали эти простые и задушевные назидания праведника и мало-помалу отставали от своих нехристианских наклонностей и обычаев. |
| Очень характерно признание одного известного диссидента-шестидесятника. «Обо всем мы с ним успели поговорить. Только о смерти не говорили», – признался он, вспоминая своего ближайшего друга и единомышленника. А ведь и тогда, и много позже – мы это хорошо помним! – интеллигенция, собираясь на кухнях, часами говорила и спорила на самые разные темы. Но тему смерти – своей или кого-нибудь из своего ближайшего окружения – и вправду обходили стороной. Поэтому, когда она вдруг кого-то настигала, это обычно заставало всех врасплох. И только чья-нибудь пожилая родственница (как правило, деревенского происхождения) знала, что полагается делать в этой ситуации, и наставляла растерявшихся близких, как надо завесить зеркала, как приготовить кутью, кто может нести гроб, а кто – нет… Христиане не спорят о смысле жизни, потому что знают: он в спасении души. Конечно же, за всеми этими фигурами умолчания и дежурными восклицаниями, что жизнь продолжается, таился страх. Ведь и смерть, если можно так сказать, продолжалась. А безбожный оптимизм не давал на сей счет настоящего утешения. Страх всё равно выползал из своего укрытия под разными псевдонимами. Недаром тогда было столько споров о смысле жизни и прямо-таки невротическое стремление оставить после себя хоть какой-то след. Разумеется, по сравнению с бездумно-утробным существованием, столь пропагандируемым в наши дни, это нечто гораздо более возвышенное. Но спорить о смысле жизни, пребывать в судорожных поисках истины можно только в мире, отвергшем Христа. Христиане не спорят о смысле жизни, потому что знают: он в спасении души. И не стремятся любой ценой оставить после себя хоть какой-то след (пусть даже это будет слава Герострата!), страшась кануть в небытие, а, ища спасения, стараются исполнять наказ Псалмопевца: «Уклонися от зла и сотвори благо» (Пс. 33: 15). То есть это иная система координат. След тут не самоценен. Хотя, конечно, он остается. Яркий пример этой иной системы координат являет собой житие святого праведного Симеона Верхотурского. Когда спустя 50 лет после кончины праведника его гроб чудесным образом поднялся из земли, все уже позабыли о том, что он когда-то жил в тех краях. Никто даже имени его припомнить не мог! Дошедшие до нас сведения о нем крайне скудны, он не оставил практически ничего, что подходило бы под определение «след»: ни потомства, ни наследства, ни записок – ничего. Да и добрые дела он творил втайне, избегая славы суетного мира, поэтому памяти о них среди людей тоже не сохранилось. Но только среди людей, а не у Бога. Господь же его прославил, и в современной России Симеон Верхотурский – один из любимейших, широко почитаемых святых! |
| Из Херсонеса Константин и Мефодий отправились в Хазарскую землю. Как послы императора, они были с честию приняты Хазарским каганом. Предание рассказывает, что гостеприимный каган пригласил греческих гостей к себе на обед, и, когда они явились, прежде всего обратился к ним по обычаю с вопросом: какого они роду-племени, чтобы знать, какое место указать им за столом, сообразно со знатностью их рода. Св. Константин на это отвечал кагану: «Наш родоначальник был первый человек на всей земле, и вся тварь земная была подчинена ему. Но он не умел удержать славы своей, и род его обнищал. Теперь мы трудимся, чтобы вернуть себе честь нашего праотца. Этот праотец был Адам: он и ваш предок, и всех людей; всякий род от него ведет свое начало». Удивленный мудрым ответом, каган встал со своего места, поклонился братьям и указал им почетное место против себя. Затем он, подняв чашу с вином, провозгласил: «пью во имя Бога Единого, все сотворившего!» Философ Константин в ответ на это, взяв чашу, сказал: «пью во имя Бога Единого, и Слова Его, небеса утвердившего, и Духа Его, все сотворенное оживляющего!» Так началась беседа о вере, и началась прением о Св. Троице, о которой Константину приходилось уже спорить с Сарацинами. Только здесь главными противниками его были не Сарацины, а Евреи. Победить в этом споре было еще важнее, чем победить в первом споре с Сарацинами: это значило вывести из заблуждения и обратить на путь истины целый народ Хазарский, так как Евреи и Сарацины, пользуясь тем, что Хазары сами сознавали неправоту язычества и искали истинной веры, успели, как уже сказано, склонить многих к своему учению. Св. Константин в своих беседах пред лицом кагана и всего народа Хазарского ясно доказал, что закон Моисеев хотя и был в свое время истинным законом, но что он был дан людям временно, для приготовления их к принятию нового и совершенного закона, который принесен на землю сошедшим с небес Сыном Божиим, Иисусом Христом. Все ветхозаветные пророки предсказывали пришествие Христа Спасителя, весь Еврейский народ с нетерпением ждал Его, как своего Избавителя, но когда Он явился на земле, Евреи по жестокосердию своему отвергли Его, и не приняли принесенного на землю Его божественного учения. |
| В своем духовном завещании он говорит, что время его 20-летнего управления русской митрополией было для него временем непрерывных скорбей, слез и рыданий. И слова эти едва ли содержат преувеличение. Он пришел c Москву почти тотчас после того, как ее область была страшно опустошена Татарами; первая половина его правления была наполнена для него скорбями личными; во вторую половину его правления почти непрерывно свирепствовали в России страшные моры, к которым присоединились столь же страшные голода. Фотий ревностно стал восстанавливать имущественные права митрополичьей кафедры, которая сильно пострадала, благодаря тому, что целых четыре года кафедра эта оставалась вакантною. По восстановлении их, ему пришлось столкнуться с разными сильными лицами и возбудить против себя их недовольство. Недовольные им распространяли о нем невыгодные слухи, которые проникали и в литовскую Русь, и возбуждали там сильнее и сильнее неудовольствия против митрополита, которым и без того были недовольны за его отъезд из Киева. Еще сильнее обнаружилось недовольство митрополитом на юге, когда он посетил в 1411 году литовские епархии. Вероятно, Фотий вызвал здесь недовольство такими же практическим распоряжениями, которые вызвали против него негодование в Москве. По Никоновской летописи враги его представляли Витовту: «от начала митрополиты всея Руси стол имеяху Киев, ныне же Киев ни во чтоже положиша, и вся из него преносят в Москву, и се ныне Фотий митрополит все узорочие церковное и сосуды преносит на Москву и весь Киев и всю землю пусто сотвори тяжкими пошлинами и даньми великими, и неудобь носимыми». Все это было неправда, т. к. все ценное, что было собрано в Киеве в домонгольский период, было разграблено Татарами при взятии Киева, а после сего Киев не имел своих князей, которые бы снова могли наделать драгоценных вкладов в собор. Фотий, узнав до какой степени его враги успели вооружить против него Витовта и что думал последней в своем гневе на него, тотчас же решил отправиться в Литву, чтобы сделать попытку примирения с государем, перед которым его оклеветали, а в случае неуспеха попытки, пройти в Константинополь и стараться у патриарха о возбранении Витовту ставить особого митрополита. Но, когда он явился в Литве, то по приказанию Витовта был схвачен, ограблен и, не пропущенный в Константинополь, возвращен в Москву. |
| Долг наш есть самый первейший – сию чистую одежду всячески хранить, дабы непостыдно явиться в ней пред лицем Иисуса Христа, когда Он придет судить живых и мертвых. Ибо те только внидут в чертог Царствия небеснаго, которые будут облечены в брачную одежду чистоты и святости Христовой; а в осквернившим себя грехами Господь речет: «како вшел еси семо», не «имый одеяния брачна? – Связавше ему руце и нозе, возмите его, и верзите во тму кромешную, ту будет плачь и скрежет зубом» ( Матф. 22, 12–13 ). Но кто из нас, братие, похвалится своею невинностию? Кто из нас столько счастлив, что чистую одежду крещения незапятнал каким-нибудь грехом? «Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем и истины несть в нас» ( 1Иоан. 1, 8 ), глаголет слово Божие. Так, братие, все мы грешники. Но милосердие Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, столько к нам велико, что и тогда, когда теряем мы грехами юности или немощи чистоту, полученную нами в крещении, Он дарует нам способ возвращать оную паки посредством покаяния. Только бы покаяние наше было без отлагательства и истинное. Как в болезнях телесных весьма легко и удобно врачевать их с начала, пока они еще не укоренились: так и в болезнях душевных надобно врачевать их с начала, пока язва грехов не заразит всего сердца нашего. Для сего то необходимо для нас всегдашнее покаяние; ибо мы вседневно согрешаем. – Мы весьма скоро успели бы очистить себя, и при всесильной помощи благодати Божией соделаться святыми, ежели бы внимательно смотрели за своими мыслями, словами и делами. Когда приходит тебе греховная мысль, сколько бы мал ни был грех замышляемый тобою, изгони ее тот час из твоего сердца, как смертоносный яд для души твоей; обратись ко Господу в молитве покаяния – и мысли твои всегда будут чисты. Когда ты произнес какое-либо слово, или соблазнительное или оскорбительное для ближняго твоего, или ложное, – обратись ко Господу в покаянии, и испроси у Него помощи, чтоб сохранил тебя на будущее время; и слова твои всегда будут верны, истинны и назидательны. – Но когда ты так несчастен, что и самый грех сотворил делом, – не закосневай в нем, исповедуй, покайся с сокрушением сердца и слезами и с твердым намерением удаляться от него, как от смертоноснаго яда. – И верен Господь, яко очистит согрешение твое ( 1Иоан. 1, 9 ), и подаст тебе силы и крепость к добродетельной и святой жизни. |
|
|
