| Когда же вновь составленный список книг, равно как и все дело относительно учреждения библиотек, были представлены на рассмотрение архиепископу Макарию, последний утвердил его, заменив только книгу «Жития русских святых» Муравьева – книгою «Русские святые» архиепископа Филарета. В числе книг, приобретенных в библиотеки, между прочим, значились все сочинения пр. Макария, который уступил по 20% с каждого рубля, а также «Литовская церковная уния» Кояловича, «Сведения о польском мятеже 1863 года» Ратча, в двух томах. При сем пр. Макарий предписал, чтобы о состоянии церковных библиотек ему доставлялись ежегодно благочинными сведения в их рапортах. 644 Между тем, в скором же времени обнаружилось, что благочиннические библиотеки или существовали только номинально, или же, по своему положению, не приносили особенной пользы духовенству, 645 так как, за исключением немногих, находились в плохом состоянии. Так, книги, присланные консисторией в фонд библиотек, предлагались всякому по несколько раз, о выписке же новых книг в библиотеки вовсе и не думали. В некоторых благочиниях, хотя духовенством и собрана была порядочная сумма денег, но книг в библиотеке было также очень мало и, при сем, отчета духовенству библиотекари не думали давать. В иных же благочиниях библиотеки пополнялись книгами без разбору, даже совершенно изорванными, или же выписывавшимися по одному желанию библиотекаря, без соображения со списком рекомендованных книг и желанием духовенства. 646 Необходимым следствием такого состояния библиотек было то, что духовенство не сочувствовало благочинническим библиотекам, как не приносящим ему пользы, и, потому, в некоторых благочиниях их и совсем не было. В виду такого положения благочиннических библиотек, епархиальное начальство вынуждено было обратить внимание на них, почему и предписало в 1874 году, чтобы все благочинные в декабре месяце представляли списки всех книг, находящихся в благочиннических библиотеках, за подписью библиотекарей и со свидетельствованием благочинных, которые должны были при сем пояснять, какие из сих книг были разосланы консисторией, какие пожертвованы частными лицами и какие приобретены самим духовенством благочиния. Но и это распоряжение консистории не новело к заметному улучшению состояния благочиннических библиотек. Неутешительное сведение о них находим, между прочим, в отчете пр. Алексия св. Синоду о состоянии Литовской епархии за 1889 год, где он указывал на то, что из 43 благочиний 647 только в 18 библиотеках последовало пополнение их книгами, а 11 остались с прежним числом книг; об остальных же благочиннических библиотеках сведений не было доставлено. 648 «Впрочем, замечал пр. Алексий, в некоторых благочиниях эти библиотеки перестали существовать вскоре, после их основания в 1869 году.» 649 |
| Большинство вещей, вошедших в первый том, появилось сначала в журналах, а затем переиздавалось при жизни автора три раза: 1) в издании: «Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого (Н. С. Лескова)», т. I, СПб., 1867 и «Рассказы М. Стебницкого (Н. С. Лескова)», т. II, СПб., 1869; 2) в издании: «Сборник мелких беллетристических произведений Н. С. Лескова-Стебницкого», СПб., 1873 и 3) в «Собрании сочинений Н. С. Лескова», СПб., т. V, 1889 и т. VI, 1890. Второе из этих изданий не имеет текстологического значения: оно составлено из нераспроданных экземпляров предыдущего издания и снабжено только новой обложкой, новым титульным листом и предисловием «От издателя», где ясно сказано: «Лица, имеющие очерки и рассказы Лескова-Стебницкого, вышедшие в 1869 году в двух отдельных томах, не найдут в этой книге ничего для себя нового. Этот сборник сложен из двух томов прежнего издания. Цель выпуска этого сборника заключается в удешевлении книги для тех, кому приобретение ее по прежней цене было неудобно». Тексты входящих в первый том произведений Лескова печатаются по последнему прижизненному изданию (т. е. для большинства вещей — по томам V и VI собрания сочинений 1889–1890 гг.) с исправлением опечаток и другого рода искажений по предыдущим изданиям. Исключение составляют рассказы «Разбойник» и «Язвительный», повесть «Житие одной бабы» и драма «Расточитель» — произведения, не включенные автором в собрание сочинений Разбойник Печатается по газете «Северная пчела», 1862, (23 апреля); было перепечатано без изменений в книжке «Три рассказа», СПб., 1863 (в пользу наборщиц при типографии «Северной пчелы»). Это один из первых беллетристических опытов Лескова; его продолжением был очерк «В тарантасе» («Северная пчела», 1862, где те же лица ведут беседу по дороге на ярмарку. Интересны заключительные слова автора: «Со временем, быть может, так ездить уж не будут на Руси, и тогда, пожалуй, и разговоры такие повыведутся, а пойдут совсем другие». Язвительный Печатается по изданию: «Рассказы М. Стебницкого (Н. С. Лескова)», т. II, СПб., 1869. Впервые напечатано в журнале «Якорь», 1863, 13, 14 (с эпиграфом: «Капля камень долбит. Пословица»). |
| От ежедневного посещения всех, как утренних, так и послеобеденных уроков, и от напряженных умственных занятий в келье, я чувствовал почти постоянную тяжесть в голове, и вследствие того нередко испытывал мрачное расположение духа. Поэтому я ощущал существенную потребность в отдохновении и некотором развлечении. К счастью, я имел возможность отправиться на Рождественские праздники к доброму моему знакомому, Переславскому отцу архимандриту Нифонту. 92 Магистр Киевской духовной академии выпуска 1839 года, М. И. Соколова после продолжительной духовно-учебной службы вышел в отставку и теперь, в чине статского советника, состоит смотрителем и членом совета Куманинской богадельни в Москве. 96 Иеромонах Стефан Матвеев, скончавшийся в 1853 г. от холеры на должности инспектора Тамбовской семинарии. 98 Мимоходом замечу здесь, что я, получив образование в семинарии, при господстве еще в духовных заведениях латинского языка, мог писать на этом языке сочинение дов. свободно, между тем как молодые студенты, вступившее вместе со мной в академию, уже не обладали таким знанием языка. Поэтому мой новый приятель – Викторов, о котором было упомянуто выше, написав сочинение по-русски, перевести на латинский язык не мог и попросил меня. Я охотно оказал ему эту услугу. 99 Сведения об. А. Голубинском заключаются в его биографическом очерке составл. С.К. Смирновым, М. 1855 и., и в «Воспоминаниях графа М.В. Толстого », в Душепол. чтении 1866 г., ч. II, стр. 19–31 и 45–52, в Русск. Арх. 1880 г. ч. III, стр. 405–430, и др. 100 Сведения о С.К. Смирнове и его трудах можно находить в составленном проф. И.Л. Корсунским очерке: «Протоиерей С.К. Смирнов, бывший ректор Московской дух. академии». Москва, 1889. Очерк этот помещен был предварительно в Прибавлениях к Твор. св. Отцов за 1889 год. Читать далее Источник: Хроника моей жизни : Автобиографические записки высокопреосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского : в 9 томах. - Сергиев Посад : 2-я тип. А.И. Снегиревой, 1898-1911./Т. 1. (1819-1850 гг.) – 1898. – 511, XVI с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| F. A. Gregorovius. Geschichte der Stadt Athen im Mittelalter von der zeit Justinians bis zum turkischen Eroberung. Stuttgart, 1889, Bd. I, S. 35. Zosim. Hist. nov., V, 6. J. B. Bury. A History of the Later Roman Empire... London, 1889, vol. I, p. 127. J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. I, p. 129; 83. Peri basileiaV, Opera, par. 14—15 (PG, t. LXVII, col. 1092—1097). См. также: J. В. Bury. A. History of the Later Roman Empire... vol. I, pp. 129—130. A. Fitzgerald. The Letters of Synesius of Cyrene. London, 1926, pp. 23—24. A. Fitzgerald. The Essays and Hymns of Synesius of Cyrene. London, 1930, vol. I, pp. 134—139, 206—209. В 1926 году Н. Бейнз писал: «Все же странно, что до сих пор нет хорошей биографии Хрисостома. См.: alexandria and Constantinoplë A Study in Ecclesiastical Diplomacy». — Journal of Egyptian Archaeology, vol. XII, 1926, p. 150. Теперь же у нас есть детальная и весьма обстоятельно документированная его биография в двух томах, написанная бенедиктинцем — P. Chrysostomus Baur. Der heilige Johannes Chrysostomus und seine Zeit. Leipzig, 1929—1930, Bd. I-2. Я нигде не встречал упоминаний о весьма детальной биографии Златоуста с многочисленными ссылками на источники, которая есть в: OEuvres completes de saint Jean Chrysostome. Arras, 1887. См. также: N. Turchi. La civilta bizantina. Torino, 1915, pp. 225—267. О последней работе в библиографии Баура упоминаний нет. См. также: L. Meyer. S. Jean Chrysostome, martre de la perfection chretienne. Paris, 1933; A. CrIIIo de Albornoz. Juan Crisostomo у su influencia social en el imperio bizantino. Madrid, 1934, p. 187; S. Attwater. St. John Chrysostome. Milwaukee, 1934, p. 113; Histoire de l " eglise depuis les origines jusqua nos jours. Ed. A. Fliche et V. Martin. Paris, 1936, vol. IV, pp. 129—148. Подлинность этих проповедей под вопросом. См.: О. Seek. Geschichte des Untergangs der antiken Welt, Bd. V, S. 365, 583; J. Baur. Der heilige Chrysostomus, Bd. II, S. 144—145, 196, 237. J. В. Bury. The Later Roman Empire, vol. I, p. 155. |
| В начале 80-х годов, когда возникла мысль об отмене академического устава 1869 года и при Священном Синоде был учрежден Комитет для преобразования духовных учебных заведений, под председательством Казанского архиепископа (впоследствии митрополита Московского) Сергия, в числе немногих академических профессоров, вызванных для занятий в этом Комитете, был и Кудрявцев. Результатом работ Комитета был действующий в настоящее время устав духовных Академий, возвративший их почти к прежнему состоянию: академии были снова подчинены епархиальным архиереям, опять восстановлена монашеская администрация, уничтожены отделения и т. д. Кудрявцев не противился этим преобразованиям и, принимая довольно значительное участие в них, вполне подчинил свои взгляды воле начальства; но он отстоял существовавшие в них по уставу 1869 года три философских кафедры (метафизики с логикой, психологии и истории философии), вопреки проекту председателя Комитета, желавшего сократить их число, и провел предложение, в силу которого общая кафедра русской словесности и иностранных литератур была разделена на две. Вслед за преобразованием Академии были реформированы в том же направлении духовные семинарии и Кудрявцеву было поручено Священным Синодом составить для них новые программы философских наук, действующие до настоящего времени. Позднее, по такому же поручению, им написаны были и учебники применительно к этим программам: «Введение в философию» (М., 1889) и «Начальные основания философии» (I – II вып., М., 1889–1890). Эти превосходные учебники, выдержавшие с тех пор несколько изданий, представляют сокращение его академического курса. Постоянным и самым любимым предметом чтений Кудрявцева была метафизика, в которую, кроме общего введения в философию, обыкновенно входила гносеология, рациональная теология (или философия религии), космология, рациональная психология и иногда элементы нравственной философии. Сверх того, он читал в разное время историю древней философии (1854–1870) и логику (1880–1891), и преподавал много лет немецкий и французский языки. Прекрасный профессор, умевший излагать свой предмет очень ясно, просто и последовательно, Кудрявцев всегда пользовался большим успехом у своих слушателей и имел в их глазах выдающийся ученый и нравственный авторитет. Кроме ученых заслуг, с его именем соединяется учреждение «Братство Преподобного Сергия, для вспомоществования нуждающимся студентам и воспитанникам Московской духовной Академии», основанного в 1877–1880 годах кружком его учеников, сослуживцев и почитателей в память 25-летия его профессорской деятельности. До конца жизни Кудрявцев состоял председателем этого Братства и ему же завещал все свои труды. После его смерти Братство Преподобного Сергия издало (отчасти на завещанные им средства) собрание его сочинений в трех больших томах (Сергиев Посад, 1892–1894). В это, к сожалению не совсем удовлетворительно редактированное, издание вошли почти все напечатанные им статьи, диссертации и курсы. |
| Тут необходимо пояснение. Дело в том, что в истории было немало попыток обосновать этику с помощью чувства; так называемая эмотивная этика в ХХв. широко представлена в неопозитивизме, например, Альфредом Айером (р. 1910). С точки зрения Айера, этические суждения имеют чисто психологический источник — человеческие эмоции, а потому нормативная этика не имеет реальной базы: “Суждения, которые описывают явления морального опыта и их причины, должны быть отнесены к науке психологии или социологии” 11 . Эмотивная этика, как видим, является вариантом натурализма, причем одним из наиболее скептических и релятивистских, отрицающих какое бы то ни было объективное значение морали. Надо сказать, что и в Германии начала века были философы, пытавшиеся обосновать нравственность с помощью чувства, а потому считавшие ценности чем-то субъективным. Это были В. Вундт (1832–1920), Ф. Иодль (1849–1914), написавший двухтомную “Историю этики в новой философии” (1882–1889) и ряд других сочинений, посвященных проблемам этики, а также Фридрих Паульсен (1846–1908), автор необычайно популярной “Системы этики”, вышедшей в двух томах в 1889 г. и многократно переиздававшейся: в 1921 г. вышло двенадцатое издание этой работы. Указывая на историческую относительность этических и правовых норм, эти философы делали вывод об относительности лежащих в их основе ценностей, отличая в духе позитивизма мировоззрение как базирующееся на ценностях от науки, дающей объективное знание. В противоположность этому, Брентано, Гуссерль, Шелер и Гартман были убеждены в объективном, сверхэмпирическом характере “чистого чувства” и, соответственно, в абсолютном значении ценностей. “Вся наша духовная жизнь, а не только предметное познание и мышление в смысле познания бытия, — пишет Шелер, — обладает «чистыми» — в их сущности и содержании независимыми от факта человеческой организации — актами и закономерностями актов. И эмоциональная составляющая духа, то есть чувства, предпочтение, любовь, ненависть и воля имеют изначальное априорное содержание, которое у них нет нужды одалживать у «мышления» и которое этика должна раскрыть независимо от логики. Существует априорный ordredecoeur, или logiquedecoeur, как метко замечает Паскаль” 12 . |
| При издании «Лекций» в начале века (в четырех томах, первый вышел в 1907, последний в 1918 г. как приложение к журналу «Христианское Чтение») их издатель профессор СПДА А.И. Бриллиантов столкнулся с рядом трудностей – прежде всего необходимо было решить, как издавать эти «Лекции» и что положить в основу для их печати. Задача, стоявшая перед А.И. Бриллиантовым , была достаточно сложной, поскольку сохранившийся лекционный материал В.В. Болотова неоднороден. Его можно разделить на две группы: автографы В.В. Болотова и записи студентов. Автографы В.В. Болотова (которые сохранились и поныне) – это собственноручные записи его лекций, порой достаточно подробные (датируются они в основном первыми годами его педагогической деятельности – 1880–1883 гг.), иногда краткие, представляющие набор дат, личных имен, с редкими пояснениями и цитатами. Студенческие записи лекций составляют другую часть наследия В.В. Болотова. Это личные записи студентов и записи, изданные литографским способом. Необходимо особо отметить литографированные записи лекций. Выходили они ежегодно (с 1885 г. вплоть до смерти В.В. Болотова в 1900 г. за исключением 1892 г. было выпущено всего 15 литографий) и издавались студентами Академии для собственных нужд, главным образом для сдачи экзаменов. Ценность этих литографий не одинакова. До 1889 г. включительно литографии выходили авторизованными, т.е. просматривались самим В.В. Болотовым, в них он делал исправления, а порой лично писал тот или иной раздел курса (как, например, в курсе 1887 г., – раздел, посвященный иконоборчеству). После 1889 г. практика издания авторизованных литографированных курсов прекратилась, их Болотов, как правило, не проверял, и они выходили только по личной инициативе студентов Академии. В них, с одной стороны, можно встретить множество ошибок, неточностей, которые неизбежны при записи со слуха (особенно это касается личных имен и дат), но, с другой – в литографиях 1890–1900 гг. отражены взгляды и представления В.В. Болотова последних лет его жизни. Учитывая эти обстоятельства, А.И. Бриллиантов за основу для издания печатных «Лекций» взял текст автографов и авторизованных курсов 1885–89 гг., по мере необходимости дополняя материалом из литографий более поздних лет. Порой это было просто необходимо, как, например, в отношении «Введения в церковную историю», текст которого был составлен из литографий 1899, 1891 и 1888 гг. |
| Произведения того же периода, написанные в драматической форме, но не предназначавшиеся для сценического исполнения, помещены в других томах настоящего издания: «Вынужденное заявление» («Скоропостижная конская смерть, или Великодушие русского народа») – «драматический этюд в 1 действии» (1889) – в т. VII; шуточная запись «Из пьесы» (1892) – в т. XVIII. В октябре 1888 г., ровно через год после создания первоначальной редакции «Иванова» (см. т. XI), Чехов снова обратился к этой пьесе. Стремясь полнее обрисовать характер «утомленного» человека 80-х годов, он внес в прежний образ существенные изменения. После проделанной работы он заявлял: «Если и теперь не поймут моего „Иванова“, то брошу его в печь и напишу повесть „Довольно!“» (5–6 октября 1888 г.). Однако и теперь, в новой редакции, герой пьесы показался первым ее читателям очерченным недостаточно и недоговоренным. В связи с этим Чехов писал Суворину: «Режиссер считает Иванова лишним человеком в тургеневском вкусе; Савина спрашивает: почему Иванов подлец? Вы пишете: „Иванову необходимо дать что-нибудь такое, из чего видно было бы. почему две женщины на него вешаются и почему он подлец, а доктор – великий человек“. Если вы трое так поняли меня, то это значит, что мой „Иванов“ никуда не годится. У меня, вероятно, зашел ум за разум, и я написал совсем не то, что хотел. Если Иванов выходит у меня подлецом или лишним человеком, а доктор великим человеком, если непонятно, почему Сарра и Саша любят Иванова, то, очевидно, пьеса моя не вытанцевалась и о постановке ее не может быть речи» (30 декабря 1888 г.). В этом обширном «программном» письме Чехов обосновал свое понимание драмы Иванова как драмы целого поколения «надломленных» и тоскующих по «общей идее» людей – самых «обыкновенных», «ничем не примечательных», живущих «без веры», «без цели», но рвущихся к ним: «Иванов, дворянин, университетский человек, ничем не замечательный; натура легко возбуждающаяся, горячая, сильно склонная к увлечениям, честная и прямая, как большинство образованных дворян Но едва дожил он до 30–35 лет, как начинает уж чувствовать утомление и скуку Он ищет причин вне и не находит; начинает искать внутри себя и находит одно только неопределенное чувство вины Такие люди, как Иванов, не решают вопросов, а падают под их тяжестью. Они теряются, разводят руками, нервничают, жалуются, делают глупости и в конце концов, дав волю своим рыхлым, распущенным нервам, теряют под ногами почву и поступают в разряд „надломленных“ и „непонятых“». |
| Встречаются у автора пробелы в знании иностранного права, так приводится совершенно неправильное толкование итальянского закона об авторском праве (т. I, стр. 644), обнаруживается незнакомство с английским законом 1882 года, установившим имущественную раздельность между супругами (т. II, стр. 125 и 449), с французским законом 1885 года, открывшим свободу для сделок на разность (т. III, стр. 568). Автор говорит что «римское выражение re contrahitur obligatio ныне уже не имеет важности, потому что все нынешние контракты консенсуальные, т.е. основанные на взаимном соглашении» (т. III, стр. 108), как будто реальные договоры в римском праве не были основаны на взаимном соглашении. Если автор хотел прийти на помощь новой судебной практике, а таково действительно было его намерение, то он должен был иметь в виду прежде всего новые судебные уставы, и уже, как дополнение, приводить постановления, касающиеся старых учреждений. Между тем г. Победоносцев в большинстве случаев (т. I, стр. 167, 184, 274, 601, 662, т. II, стр. 142, 505, т. III, стр. 408 и др.) имеет в виду старый порядок, а новый приводит в дополнение. Это обстоятельство обусловливается, вероятно, тем, что лекции были составлены при действии старых учреждений, но такой порядок изложения должен бы быть изменен при печатании сочинения, потому что затрудняет пользование книгой. Нельзя также не упрекнуть автора за упущение в последних изданиях некоторых новых русских законов, так напр. говоря о варрантах он не упоминает вовсе положения о товарных складах 1889 года, как будто его и не существовало. Появление курса г. Победоносцева, совпавшего с запросом общества на подобные сочинения, не могло не быть замечено в русской литературе. Первым отозвался Лешков в Юридическом Вестнике. «Не позволительно молчать при появлении в русской юридической литературе сочинений подобных лежащей перед нами в двух томах первой части курса гражданского права, составленного столько известным юристом-литератором и практиком К.П. Победоносцевым . |
| Ситуация: молодая, цветущая женщина (в одном из вариантов автографа Яншин смотрел на стройную фигуру «своей замечательно красивой сестры») у кресла с больным, брюзжащим мужем, к которому она равнодушна, – была использована Чеховым еще в действии II пьесы «Леший» (1889) и повторена в «Дяде Ване» (1896). В «Расстройстве компенсации» повествование начинается с описания всенощной, как и в ряде других произведений середины 1890-х – начала 1900-х годов («Три года», «Убийство», «Архиерей»; в «Невесте» всенощная «только что кончилась»). Если содержание автографа позволяет отнести замысел «Расстройства компенсации» к концу 1897 г., то особенности почерка свидетельствуют о том, что Чехов вскоре приступил к написанию рассказа. Скорее всего это было не за границей, а по возвращении в Россию. Творческое настроение, в котором Чехов был в октябре-ноябре 1897 г. (он успел написать три рассказа за месяц с небольшим: «В родном углу», «Печенег», «На подводе»), уже во второй половине ноября сменяется недовольством собой и жалобами на то, что работа «на чужой стороне» не клеится (см. письма к М. П. Чеховой от 25 ноября и 14 декабря и к В. А. Гольцеву и Ф. Д. Батюшкову от 15 декабря 1897 г.). Нужно было исполнить обещания, данные «Русской мысли» и международному журналу «Cosmopolis», да и замыслы других, неначатых произведений хотелось скорее осуществить (см. письмо к М. П. Чеховой от 14 декабря 1897 г.). Была попытка вернуться к «начатой, но оставленной повести» – начатой еще у истоков создания повести «Три года» (письмо к М. П. Чеховой, 17 декабря 1897 г.). Но и это намерение не было осуществлено. Прожив во Франции до начала мая 1898 г., Чехов успел закончить еще только один рассказ – «У знакомых». Действие этого рассказа, писавшегося для «Cosmopolis»’a, происходит в России. Между тем редактор русского отдела журнала Ф. Д. Батюшков ожидал от Чехова изображения иностранной жизни (см. его просьбу в письме от 3 ноября 1897 г. и ответ Чехова на стр. 358 наст. тома). Произведения, в которых Чехов использовал впечатления, например, от поездки в Италию и Австрию («Рассказ неизвестного человека» и «Ариадна»), были написаны по возвращении в Россию (см. примечания к этим произведениям в томах VIII и IX Сочинений). Очевидно и к «Расстройству компенсации» Чехов приступил только в России, когда к нему вернулось творческое настроение и его «машина» опять заработала, как он выразился в письме к Гольцеву 6 июня 1898 г. |
|
|
