| В наш этап был помещен и петербургский профессор из Космической Академии — А.П. Машков. Мы с ним познакомились. И теперь он предложил мне помогать. Я очень обрадовалась, так как больных — масса, и при всем желании одна я не в силах что-нибудь сделать для облегчения страданий самых тяжелых из них. А с его помщью могла хотя бы впрыскивать им камфару. Все больные лежали на полу. Он, как более молодой, мог, стоя на коленях, делать впрыскивания, а я ему готовила шприцы и иглы. Так у нас проходили целые ночи. Часто за какие-нибудь провинности шпану засаживали в холодный погреб, рядом с мертвецами. И вот, пробегаешь мимо их решетки, а эти несчастные, полураздетые (несмотря на холод и сырость) протягивают руки и умоляют дать им хлеба или еще о чем-нибудь просят. К ним иногда сажают и обыкновенных ссыльных. Например сидел недолго один священник. Его надо было удалить от более состоятельного протоиерея, чтобы «освободить» последнего от часов, хорошей одежды и денег. Вскоре протоиерей скончался, и священника выпустили. Вместе с православным духовенством там было два католических ксендза. Я о них старалась заботиться, как о своих. Все были дружелюбно настроены друг ко другу. Стали говорить, что скоро наш этап отправят дальше. Приехала комиссия, состоящая из врача-женщины и фельдшера, и распорядилась, чтобы заболевших не отправляли по этапу, а оставили здесь. И еще: чтобы у отъезжающих волосы на голове были острижены. Для этого насилия не применяли, а распустили слух, что ссыльных везут домой, и для отправки надо быть остриженными. Наши Оптинские батюшки не пошли на это и не остриглись. Всем ставили термометры. В этом гнезде заразы трудно было остаться незараженным кому-либо, кроме тех, кто раньше перенес сыпной тиф. У батюшки Феодота оказалась температура выше нормальной, видно было, что он уже заболевает, но он просил скрыть, что у него повышается температура . Акафист Преблагословенней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии (Благовещению), икос 11. Имеется в виду еп. Гермоген (Долганов), см. примеч. 63. В июне 1918 г. арестованного владыку перевезли в Тюмень. 15 июня, в 10 часов вечера, его и арестованного священника Петра Карели большевики посадили в трюм парохода «Ока», который пошел вниз по реке в сторону Тобольска. Около полуночи был сброшен в воду о. Петр, а в половине первого ночи убийцы вывели на палубу святителя, который до последней минуты молился. «Когда палач перевязывали веревкой камень, он кротко благословил их. Связав владыку и прикрепив к нему на короткой веревке камень, убийцы столкнули его в воду. Чудо и особое промышление Господ сопровождали священномученика и после кончины. Честные останки его были вынесены на берег реки и 3 июля обнаружен крестьянами села Усольского //Иеромонах Дамаст (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия.....Кн. 2. Тверь, 1996, с. 174-175 |
| Об-во выпускало ряд периодических изданий: «Mémoires de la Sociét(d " archéologie et de numismatique de St. Petersburg» (1847-1854. 8 t.), «Записки санкт-петербургского Археологическо-нумизматического общества» (1849-1850. 2 т.), «Записки имп. Археологического общества» (1851-1865. 12 т.), «Записки имп. Русского археологического общества: (Вост. отд-ние)» (1887-1912. 20 т.), «Записки имп. Русского археологического общества: (Классическое отд-ние)» (1904-1917. 9 т.), «Записки имп. Русского археологического общества: (Отд-ние рус. и слав. археологии)» (1851-1918. 13 т.), «Известия имп. Русского археологического общества» (1859-1884. 10 т.). Московское А. о. (1864, с 1881 императорское) основано по инициативе гр. Уварова и сыграло особенно большую роль в деле изучения реставрации и охраны памятников церковного искусства. Согласно определению Святейшего Синода от 20 дек. 1878 г., епархиальные власти могли «приступать к поправкам, переделкам и уничтожению памятников» только по соглашению с одним из ближайших к местоположению памятника А. о. По циркуляру Синода к числу таких об-в вместе с Рус. археологическим и Одесским об-вом истории и древности относилось Московское А. о. С 1883 г. положение, отраженное в определении Синода, было внесено в Строительный устав, причем распространено не только на церковные, но и на «все подобные» памятники. С 1876 г. в Московском А. о. действовала Комиссия по сохранению древних памятников. По постановлению Синода 1878 г. она рассматривала проекты переделки и реставрации древних памятников, сооруженных до нач. XVIII в.; в соответствии с правилами, утвержденными в 1890 г., в ее ведение попали также постройки XVIII в. С 1900 г. осуществлялся контроль за всеми памятниками Москвы, для чего город был разделен на районы, каждый из к-рых курировался одним из членов комиссии. Председателем комиссии являлся председатель Московского А. о., помощником (товарищем) председателя в разные периоды были К. М. Быковский, Н. В. Никитин, И. П. Машков. Членами комиссии состояли историки и художники Забелин, Д. И. Иловайский , А. М. Васнецов ; ведущие московские архитекторы-реставраторы А. А. Мартынов, А. М. Павлинов, А. Л. Обер, В. А. Гамбурцев, Ф. Ф. Горностаев. Комиссия привлекала к обсуждениям иногородних членов об-ва: Д. В. Айналова , Н. В. Султанова, А. А. Титова и др. |
| 15). В славянском переводе на месте слов «да владычествует» сказано «да водворяется», а буквальный перевод — «да будет судьей». Последний перевод весьма поучителен и очень соответствует тому, что переживают люди духовно опытные. Я увидел, насколько правильно учил в отношении внутренней жизни мой покойный духовник игумен Андрей (Машков). Он говорил очень просто: нужно беречь душевный мир. Если ты потерял мир, значит, ты в чем-то согрешил. Таким образом, мир Божий, мир благодатный (не покой, конечно, происходящий от того, что человек бывает чем-то удовлетворен) является судьей. Например, в нас действуют какие-то помыслы, один внушает, что нужно поступить так, другой — иначе, а мир, который действует как судья (мы не имеем в виду какую-то персонализацию), говорит нам: «Если ты последуешь такому-то помыслу, то меня потеряешь. Видишь, я ухожу из твоего сердца, покидаю тебя, значит, ты поступил неправильно». Так действует этот высший судья в нашей душе, и мы каемся, исправляемся, и тогда мир вновь возвращается, как будто говоря: «Теперь ты делаешь правильно. Да, это ты должен отбросить, а этого придерживаться». Если мы будем прислушиваться к своему внутреннему судье, то обретем единение с Богом. Другое значение слова, переведенного «да будет судьей», — «да управляет». Мир Божий управляет в нашей душе. Собственные рассуждения иногда обманывают нас из-за того, что мы делаем ошибки, так сказать, в духовной логике: исходим из неправильных посылок и соответственно получаем неправильные выводы или незаметно для себя со страстью придерживаемся не того, что правильно, а того, что нам более приятно. Но мир беспристрастно показывает нам, верные мы принимаем решения или уклоняемся от следования воле Божией. Он и судит, и управляет, но где управляет? Не в мозгу, не в голове, а, как говорит апостол Павел, «в сердцах ваших». Сердце вообще главный судья человеческой жизни, оно показывает, в чем человек подлинно убежден, а что он только декларирует. Так и здесь: по тому, действует ли в наших сердцах этот мир или, наоборот, прекращает свое благодатное действие, мы понимаем, на верном ли мы пути или куда-то уклонились. |
| «Эта беззастенчивая карта напоминает скорее лечебницу для душевнобольных, чем выставку художественных произведений», — писали газеты. Художники хотели противопоставить модному мистицизму Серебряного века (представьте себе башни из слоновой кости и так далее) это полнокровное сочетание французского авангарда с русским народным творчеством (лубок, подносы, глиняные игрушки и так далее). Для них главным была «материальность», «вещность», «натюрмортность» даже в пейзажах и портретах. Это была эстетика балагана, народного гуляния, ярмарочного праздника жизни. Члены объединения сразу стали самыми популярными фигурами в художественной жизни Москвы, героями светской и бульварной хроники. Наиболее яркий живописец из всех «Валетов» — Илья Машков. В его творчестве свободно и причудливо переплелись сезанновские мотивы, фовистские традиции, и при этом картины его очень русские. В 1917 г. объединение перестало существовать. Но художники не перестали работать. Многие вступили в общество «Московские живописцы» (превратившееся в 1928 г. в Союз русских художников), сохранив все основные характеристики своего языка. Интересно, что картины 1920-х годов более «бубнововалетские» по фактуре, живописному колориту, оптимизму, чем те, которыми они удивляли общество в начале пути. Как будто они ждали своего часа, пророчествовали о нем. Отголоски «Бубнового валета» будут существовать до 60–70-х годов ХХ века. Влияние «Бубнового валета» на русское и мировое искусство было огромным. В 1950-е годы Осьмеркина, последнего «бубнововалетца», уволили из Суриковского института, вместе со студентами-последователями. Не будь «Бубнового валета», не появился бы и «лучизм» Ларионова, а может быть, и абстракции Кандинского. Наталья Гончарова, Роберт Фальк, Аристарх Лентулов. Кандинский, Малевич выросли из «Бубнового валета», будучи совсем разными. Их называли «русскими сезаннистами», но ударение надо делать на слове «русские», так много в них национальных особенностей. Я уверена, что это первые по-настоящему истинно русские живописцы, не считая, может быть, Сурикова. Потом это было утеряно, к сожалению, такая, чисто национальная черта. |
| Вот еще один натюрморт Машкова, он не так фонтанирует благополучием, как другие, а какой-то более честный. Вот, смотрите, красное дерево. Он очень любил писать то, что исчезает из быта, — старинную мебель, красное дерево. Вот еще один натюрморт. Конечно, если учесть, в какое время это написано… Это уже «Мясо», изобилие мяса, которого тоже, конечно, не было. Изобилие рыбы, о которой только что писали: «Где эта рыба?». Вот такие булки. Вот это очень интересный натюрморт, видите, написано: «Да здравствует республика!». Обратите внимание — длинная буханка хлеба и нож лежат на газете, которая называется «Русская воля». Очевидно, это — символ всеобщего равенства: каждому по одинаковой пайке — вот что такое «Да здравствует республика!» Был еще один художник в «Бубновом валете», можно сказать — антипод Машкову. Если Машков был максималистом в живописи, то этот художник был минималистом, и звали его Давид Штеренберг. Он как раз всю правду о жизни в то время и изобразил, но вместе с тем как-то умудрился внести в это нечто прекрасное, изящное. Перед нами просто икона этого времени. Вот девочка стоит, крестьянская девочка, смотрит на нас серьезно и вопрошающе — совершенная икона, потому что стол даже изображен в обратной перспективе. На столе — ломоть хлеба, и все, это символ нового времени. Селедки Штеренберга, обратите внимание, полны какой-то необычайной грации, и вилка, которая лежит на тарелке, готова хищно впиться в одну из них, и рядом кусок хлеба. В это время селедка была своеобразной валютой. Ходасевич вспоминал, как он был на рынке и встретил там Анну Ахматову, которая несла в руке селедку и хотела обменять ее на что-нибудь более существенное. Сам Ходасевич пришел туда с этой же целью. Вот этот предметный мир материи, цвета, формы у Штеренберга был передан с необыкновенной страстью и европейским совершенством. Он учился в Париже — сначала в Школе изящных искусств, а затем в академии А. Витти, жил в известном парижском фаланстере «Улей». Смотря на его произведения, все время вспоминайте Машкова. Посмотрите, вот такой минимализм: стол почти пустой, чашка с кофе или чаем и какие-то два кусочка сахара, очевидно, в маленьком блюдечке. |
| С 1970 года Сергей Леонидович Вознесенский – член художественного совета ХФ РСФСР. Он всегда с интересом следил за творчеством молодых художников, посещал выставки, читал литературные новинки, любил кинематограф, собирал журналы по искусству. Политикой он тоже очень интересовался, и не только официальной, что было небезопасно. Без дела он себя просто не мыслил. Даже после тяжелейшей операции – ампутации ноги – папа, как только пришел в себя, спросил у меня: «А как же я теперь буду стоять у мольберта?» Между тем жить ему оставалось всего два дня. Натюрморт с самоваром, 1987 «Он был генералиссимусом порядочности и честности» Как о человеке могу сказать о нем главное, повторив слова его жены и товарища, тоже художника, нашей второй мамы Людмилы Борисовны Дейкиной: «Он был генералиссимусом порядочности и честности». Папа не был простым и легким. И не был балагуром. Скорее наоборот: сдержанным, немногословным. Но не с близкими и друзьями. В своем кругу он раскрывался: был отзывчивым, мягким, тонко шутил, подчас был ироничен и даже саркастичен, но только по заслугам. Ненавидел хамство: становился резким, бескомпромиссным. Совершенно не умел лицемерить. Был не капризен и очень скромен. Не обладал пробивными качествами. Поэтому так и не дождался своей персональной выставки: нужна была чья-то помощь в ее организации, но ее не последовало, поскольку настало время, когда каждый был сам за себя. Таманцы, 1969 Папины друзья и коллеги по цеху ценили его в первую очередь как тонкого, интересного, думающего художника, одинаково хорошего в разных жанрах, будь то пейзаж, натюрморт, портрет. И, конечно, очень любили как порядочного, деликатного, скромного человека. Утро, 1975 Как художник он ценил гармонию цвета, пластичность и смысл – это триединство было для него свято. Древнерусскую иконопись почитал особо, очень гордился тем, что ею восхищался Матисс. Любимыми русскими художниками отца были Серов, Левитан, Коровин, Врубель, Кустодиев, Машков, Кончаловский, из зарубежных – Ван Гог, Веласкес, Рембрандт, Сезанн, Дега. Не любил кубизм Пикассо, супрематизм Малевича и эпатаж Дали. |
| Дело – за Словом. О каком оружии сказал Машков? Нашей главной Идеей со дня Крещения стало созидание Святой Руси и достижение Царствия Небесного; в советский период оно было заменено строительством его филиала на земле – «светлым будущим», а затем – Победой над оккупантами-нацистами. У нынешней России Идеи, увы, пока нет! Ею не могут являться и объявленные Верховным Главнокомандующим «денацификация» и «демилитаризация» Украины. И в этом наша главная беда, которую давно прочувствовали наши враги. Помочь монахам и воинам словом и делом Как писал об этой проблеме более 20 лет назад в свой книге «Русская Симфония» писатель и патриот Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев): « …как не способен к полноценной жизни человек, лишённый памяти, не может существовать и народ, не имеющий ясного, осмысленного понимания своей исторической судьбы, своего высшего, промыслительного предназначения, своих религиозных святынь и традиционных гражданских, государственных, державных идеалов. Стремление к Идеалу представляет собой вековую особенность русского характера». Наши западные «партнёры» пытаются нас отвлечь от этого Идеала, навязав свои приземлённые и всё более явные сатанинские идейки. Они хотят заставить нас играть по своим правилам, которые сами легко нарушают, прикрываясь круговой порукой и мнением т.н. «мирового сообщества», загоняя нас в рамки «минских соглашений», связывая, как Гулливера по рукам всяческими договорами, которые сами и не собираются выполнять. Они меряют нас своей мерой, боясь и презирая, считая варварами. Но это будет длиться до тех пор, пока Россия не заявит о себе, как о Третьем Риме с суперзадачей – сохранение и спасения осмысленного Мироустройства до Апокалипсиса – прихода Христа Спасителя. Эта глобальная по своим масштабам истинно мессианская цель, украденная у нас, и присвоенная себе заокеанскими самозванцами, по-настоящему пугает наших противников. И это не только американцы, медленно, но уверенно погружающиеся в хаос самоликвидации, но и ещё один народ, обладающий мессианской задачей – иудеи. Они, опираясь на Тору, Талмуд и толкования своих законоучителей, готовятся встречать своего лжемессию – машиаха, которым и будет, согласно пророческих книг, антихрист. Кстати, Митрополит Иоанн об этом пишет прямо: « Духовные начала двух сторон совершенно противоположны и непримирмы… Основой иудаизма стало воинствующее антихристианство». |
| «Православное христианство - это единственная религия, которая никогда не призывает человека входить в экстатические, измененные состояния сознания и всегда требует от него укрепляться в своем трезвомыслии (σωφροσνη). Софросюнэ - это специфическое древнегреческое понятие, одна из четырех добродетелей Платона (наряду с мудростью, мужеством и справедливостью) [Платон. Государство/Собр. соч. в 4 т. Т.1. М., 1994] и интеллектуальная (дианоэтическая) добродетель Аристотеля, переведенное в церковно-славянском языке как " целомудрие " , а в синодальном переводе Библии как " здравый смысл " (здравомыслие). Так, апостол Павел говорит прокуратору Фесту: " я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла " (Деян. 26: 25)» Если др. греч. σωφροσνη - софросюнэ, как выше сказано, означает " целомудрие " ... " здравый смысл (здравомыслие) " - то на каком основании, а главное - почему, уважаемый А.М. Малер переводит его как «трезвомыслие»? Напомним, что производным от его первой составляющей - слова «здраво» являются слова «трезвенние, трезвенный=воздержный». Чем, в таком случае, «воздержность» поможет нам, «детям эпохи Постмодерна... выйти за пределы постмодерной парадигмы сознания»? Поможет, вероятно, только в том случае, если «трезвомыслие» приравняем, как это сделал А.М. Малер, к «здравомыслию». Но, так и просится вопрос: «А почему бы нам, православным не добавить к нашей мудрости, мужеству и справедливости четвертой добродетели - здравомыслия и «выйти за пределы постмодерной парадигмы сознания»? Тем более, что обладание только одним здравомыслием, без первых трех добродетелей, явно будет недостаточно в борьбе с одной из составляющей всемирного зла, запрятанной за вывеской - «постмодерная парадигма». В связи с вышесказанным, следует возвратиться к книге «Трезвомыслие» и вспомнить, что по этой теме говорит автор-составитель схиархимандрит Авраам (Рейдман): «Ничего нового я сказать не могу. Всё это уже известно и сказано жившими прежде нас. Когда я пытался в молодости своей изобрести что-то такое особенное в духовной жизни, чтобы можно было быстрее совершенствоваться, на всякую мою выдумку мой духовник, глинский постриженик игумен Андрей (Машков), отвечал: " Петр (так звали меня в миру), всё уже придумано. Молись, и всё " . Поэтому обратимся к святым отцам: и духовники, и игумены, и игумении, и, конечно же, пасомые ими духовные чада и насельники монастырей» |
| Андрей Житинкин в Малом театре недавно поставил пьесу Розова «Вечно живые», идущую под киноназванием «Летят журавли». Оказывается, первый вариант пьесы Розов написал в 1943 году. А возможность поставить появилась только во второй половине 50-х годов на сцене юного «Современника». Улавливаете, что раньше? Вот почему наш театр плетётся в хвосте событий. Государство сыплет миллиарды, а они достаются экспериментальной чепухе, людям не интересной. Это драматургия для выездных театральных фестивалей на Запад: поставили, обгадили Отечество, вывезли, получили диплом в рамке, и тут же спектакль сняли с репертуара, потому что наш зритель на такое не ходит. Рад бы сказать оптимистические слова относительно театра, но пока не вижу поводов. Возможно, Владимир Машков оглядится на своём новом месте и поймёт, что есть ещё драматурги. Екатерина ГЛУШИК. Из ваших пьес не выйдет театр, как он вышел из Чехова и Розова? Юрий ПОЛЯКОВ. Я несколько раз обращался с предложением ещё к Мединскому, к другим высокопоставленным людям: дайте нам, НАДу, возможность создать театр современной драматургии. Не Школу современной пьесы, где был Райхельгауз, а теперь Астрахан, и хрен редьки не слаще. Я случайно в Баку на сцене русского драматического театра видел, что эта «Школа» показывала на 9 мая. Бедные азербайджанцы не знали, куда глаза девать. Однако наше предложение осталось без ответа. Видимо, нас, драматургов, развивающих лучшие традиции русского театра, побаиваются, как бойцов СВО, и по той же причине. Екатерина ГЛУШИК. Ваша повесть «Сто дней до приказа» имела ошеломительный успех. На встрече с читателями женщина, работавшая в гарнизонной библиотеке, сказала, что на журнал «Юность» очередь была расписана на полтора года вперёд. Юрий ПОЛЯКОВ. Написал я повесть в 1980 году, вскоре после возвращения из армии. Служил я в Группе советских войск в Германии. К моменту окончания повести я был довольно известным молодым поэтом, секретарём комсомольской организации Союза писателей. Повесть печатать сразу же запретили, но со мной работали — приглашали на беседы в Министерство обороны, в ГлавПУР (Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота. |
| При этом, конечно, очень важно все делать по благословению и не отдавать сердце своей работе. Старец Паисий так и советовал: «Сколько можете, не отдавайте работе сердца. Руки, ум – отдавайте, но сердца не отдавайте». При таком устроении монах внутренне свободен, у него мирный и бодрый дух, хотя при этом он, может быть, много и усердно работает. Это очень важный момент! Ведь если монах из-за пристрастия к послушанию теряет душевный мир и конфликтует с ближними, то это разрушительно и для него самого, и для братства. С одной стороны, монах, конечно, должен любое дело исполнять тщательно. Но все же самое главное для него в любом деле – приобрести духовный плод, то есть смириться, послушаться, сохранить мир с ближними и мир в своем собственном сердце. Именно этот духовный плод останется в вечности, тогда как все земные дела – пройдут. И на самом деле больше всего пользы монах приносит монастырю не своими земными талантами, а тем, что смиряется, отсекает свою волю, самоотверженно служит ближним. Это самая большая польза для монастыря. – Расскажите, какие трудности бывают в молитве? Что вы советуете сестрам в таких случаях? – Мне кажется, есть два основных искушения. Во-первых, дьявол увлекает монаха разными делами, чтобы он вечером приходил в свою келью как можно позже и молился как можно меньше. Один старец говорил своим послушникам: «В час твоей молитвы дьявол принесет тебе на память сто тысяч несделанных дел, лишь бы ты закрутился как белка в колесе». И, к сожалению, ему очень легко искушать монахов таким образом. Возьмите любого монаха – у него каких только дел ни найдется! И лукавый этим пользуется: чем ближе вечер, тем больше он внушает монаху помыслов, беспокойства о делах… Одна наша сестра рассказывала мне, как ей приходилось вести настоящую войну за свое правило: то есть заставлять себя вечером вовремя приходить в келью, отказываться ради этого от каких-то личных дел, от ненужных разговоров, рассчитывать днем свои дела так, чтобы закончить до вечера. Но она не пожалела, что выдержала эту борьбу и приучила себя к правилу. Она почувствовала, что правило – это в самом точном смысле слова пища монаха. Представьте себе, что человек не ест. Что тогда происходит? Он становится больным, слабым, унылым. Так и монах, когда не совершает правило, духовно истощается, так что не чувствует ни вдохновения, ни любви к Богу. Смотрит вокруг и видит обыденность, молиться не хочется, помыслы полны осуждения... Духовник нашего батюшки, отца Авраама, игумен Андрей (Машков), постриженик Глинской пустыни, очень часто говорил: «Молитва – это соль. Если мясо или рыбу не посолишь, они загниют. Так и человек, если не молится, начинает гнить». |
|
|
