| — Он действительно сослуживец, — кивнул на Кошкина Василий Данилович. — Он тоже здесь бывал, любимец Марии Гавриловны. — А, вот как. Он что, тоже моет полы в секретном институте? — Нет, он изобретает утюги с вертикальным взлетом. — Аа-а… — в голосе старушки появилось уважение, — тогда милости прошу на порог, если б вы хотели убить меня из-за пенсии, то уже убили бы, а так — дома у меня взять нечего, все, что было можно, Боречка превратил в доллары, чтобы превратить их в шекели на земле обетованной. Меня зовут Амалия Гвидоновна, не помните? Милиция три раза переспрашивала, при этом не постеснялись даже спросить возраст… Мы про возраст не будем, и так видно, что вы вчера поздно вернулись с дискотеки, — Дорохов уже пыхтел в прихожей, а Кошкин выглядывал из-за его широкой спины. — Вы не могли бы, уважаемая Амалия Гвидоновна, повторить ещё раз все по порядку, — вежливо попросил Сергей Павлович. — Это всего лишь в третий раз за сегодняшний день! Но в комнату я вас, извините, не приглашу, у меня там женский беспорядок. — Нам на пороге очень удобно, — искренне улыбнулся Дорохов. — Ой! Только не надо считать меня старой дурой! Я, между прочим, доктор медицинских наук! — Упаси Бог, Амалия Гвидоновна, — успокоил Кошкин, — что же все-таки случилось? И тут Амалия Гвидоновна позволила себе прослезиться. — Да что! Нет теперь у меня единственной подруги! Не с кем поговорить. Нам ведь как, старухам, было бы с кем поболтать… Во что превратился этот мир? Откуда в нем столько жестокости!? Вопрос повис обвинением на шее Дорохова, на которого в этот момент смотрела Амалия Гвидоновна. Он предупредительно молчал. — Есть теперь новые русские, новые евреи, — продолжила, чуть успокоившись, доктор медицинских наук, — есть и новые Раскольниковы. Только вот Машенька никому деньги под проценты не давала. Обычно я ей ссужала, без процентов, конечно… В магазин она ещё с вечера собиралась, пенсию принесли — вот и решила отовариться. Пенсия она что — сегодня есть, завтра за квартиру заплатил, в гастроном сбегал — и все! Так вот, Машенька вчера в гастроном и сбегала, купила себе нехитрый продуктовый набор, и, вероятно, сумки у неё в обеих руках были, дверь входную не захлопнула, сразу к холодильнику — выгружать… Там её и нашли. Новый этот Раскольников, наркоман какой-нибудь, от магазина, наверное, за ней шел. От вашей-то военной конторы, — она кивнула на Кошкина, — ей неплохую доплату к пенсии платили. |
| 1616 год прошел в приготовлениях к войне; думали о других средствах к успеху: король поручил сенаторам уговорить князя Василия Васильевича Голицына, чтоб написал к боярам в Москву о Владиславе, но Голицын отказался. Польские писатели говорят, что являлись к Владиславу с приглашением от бояр князья Трубецкие, какой-то старый Готикон и дьяк Осипович: по всем вероятностям, это были старые приверженцы Владислава, остававшиеся в Польше, князь Юрий Никитич Трубецкой с товарищи, принявшие теперь на себя значение депутатов от бояр московских. Но встрепенулись козаки, почуяв войну и смуту: донцы прислали к Владиславу атамана Бориса Юмина и есаула Афанасья Гаврилова объявить, что хотят ему правдою служить и прямить. Владислав 26 ноября 1616 года отвечал им, чтоб совершили, как начали. В апреле 1617 года двадцатидвухлетний Владислав выступил из Варшавы, причем архиепископ-примас говорил ему речь: «Господь дает царства и державы тем, которые повсюду распространяют св. католическую веру, служителям ее оказывают уважение и благодарно принимают их советы и наставления. Силен господь Бог посредством вашего королевского высочества подать свет истины находящимся во тьме и сени смертной, извести заблужденных на путь мира и спасения, подобно тому как привел наши народы посредством королей наших Мстислава и Ягелла. Впрочем, в таком важном деле, на которое должны быть устремлены все заботы и попечения, ваше королевское высочество должны держаться той умеренности, которая так необходима в новых государствах, и привлекать этот жестоковыйный народ к единению и св. вере не принуждением и насилием, не вдруг, но мало-помалу, примером благочестия как своего, так и священников, которые будут находиться при вас. Вы будете благодетельствовать родине, защищать ее при всяком случае, присоедините к ней то, что несправедливо отторгнуто от ее пределов, и будете стараться о том, чтоб, получив при помощи Божией тамошний престол, соединить оба народа посредством прочных договоров в одно нераздельное общество для большей пользы и защиты христианской республики. Мы не только будем молить господа бога, чтоб он благословил ваше королевское высочество в этом деле, но также, если окажется нужда в дальнейших пособиях, будем стараться, чтоб республика наша помогала вам; только, ваше высочество, старайтесь направлять дела к ее благу». Владислав отвечал: «Я иду с тем намерением, чтоб прежде всего иметь в виду славу господа Бога моего и святую католическую веру, в которой воспитан и утвержден. Славной республике, которая питала меня доселе и теперь отправляет для приобретения славы, расширения границ своих и завоевания северного государства, буду воздавать должную благодарность». |
| Дело о постройке нового храма началось 3 июня 1864 г., когда на общем собрании был составлен общественный приговор. Согласно приговору с каждой ревизской души мужского пола ежегодно, начиная с 1864 г., и до постройки храма, взымается 50 копеек серебром. Проект нового храма составил Казанской палаты государственных имуществ гражданский инженер Плен. В конце 1867 г. из строительного отделения в консисторию был доставлен проект и смета общей суммой в 11756 руб. 71 коп. на построение нового храма. Однако в сопроводительных документах отмечалось, что новый храм предполагается к постройке в с. Ульялы (Юлъялы), но не в с. Кузнецово. За неимением такой крупной суммы у прихода с. Кузнецово судьба самостоятельного прихода могла на этом завершиться, но на общем собрании было принято следующее решение: а) 5701 руб. 60 ½ коп. пожертвовать из мирского капитала (накопленного ранее лично жителями); б) 2514 руб. 71 коп. собрать в 1864-1867 годах. Недостающую сумму собрать путем доброхотных пожертвований, а судьбу расположения храма отдать на определение архиепископу Казанскому и Свияжскому, который своим указом определил, что новый храм будет построен в с. Кузнецово. Нехватка средств на возведение храма подтолкнула прихожан к просьбе о выдаче сборной кружки. В 1865 г. право собирать доброхотные пожертвования было данокрестьянам д. Бол. Юлъялы Михаилу Ермолову и крестьянину д. Просто Кузнецово Николаю Гаврилову. С наступлением 1868 г. планировалось начать сооружение храма, но необходимо было получить соответствующее разрешение. С этой целью было собрано общее собрание прихожан, которые постановили следующее: «1868 года января 6 дня мы[,] нижеподписавшиеся государственные крестьяне, прихожане с. Кузнецово[,] будучи при Богоявленской с. Кузнецово церкви[,] в общем собрании членов приходского попечительства, выслушав предложения попечителя, местного священника Василия Дмитриева о необходимости постройки в нашем селе Кузнецово нового двухпридельногокаменного храма, вместо весьма такового ветхого деревянного храма, существующего от основания более 119 лет, и[,] приняв во внимание не имение у нас[,] прихожан, достаточных денежных средств на начатие построения оного храма, согласно 5 статьи высочайше утвержденного положения 2 августа 1864 г. о приходских попечительства при православных церквях, общим голосом собрания прихожан и членов попечителей, для ходатайства по постройке у нас нового каменного храма, избрать поверенных членов приходского попечительства при нашей церкви государственных из черемис крестьян д. Малой Кузнецовой Мирона Алексеева и д. Просто Кузнецовой Матвея Гаврилова, которые по ходу их обязаны, изготовить планы на новый храм, должны в возможно скорейшем времени испросить у его высокопреосвященства благословение Божие на построение этого храма, а затем приискать благонадежного подрядчика, но не без ведома нашего приступить к заготовлению всех потребных для постройки нового храма материалов в чем дав сего доверие…». |
| —11— церковно-славянского языков (с палеографией) и истории русской литературы, кандидат богословия, Николай Леонидович Туницкий. Исправляющий должность доцента по кафедре истории и разбора западных исповеданий, кандидат богословия, Анатолий Петрович Орлов. Исправляющий должность доцента по кафедре древней гражданской истории, кандидат богословия, Федор Михайлович Россейкин. Вольнонаемный лектор немецкого языка, студент семинарии, коллежский Советник Василий Петрович Лучинин. Секретарь Совета и Правления Академии, кандидат богословия, Коллежский Советник Николай Дмитриевич Всехсвятский. Помощник секретаря, кандидат богословия, Титулярный Советник Михаил Ильич Бенеманский. Библиотекарь, действительный студент Академии, Коллежский Ассессор Константин Михайлович Попов. Исправляющий должность помощника библиотекаря Николай Иванович Боткин. Помощник инспектора, кандидат богословия, Титулярный Советник Дмитрий Космич Чистилин. Помощник инспектора, кандидат богословия, Титулярный Советник Николай Гаврилович Высоцкий. Эконом иеромонах Иринарх. Врач академической больницы, Коллежский Асессор Сергей Николаевич Успенский. Почетный блюститель Академии по хозяйственной части, потомственный почетный гражданин Иван Дмитриевич Аблаженов. Профессорские стипендиаты-кандидаты богословия Николай Неофанович Чернявский и Николай Матвеевич Смирнов. —12— III. Состав Учащихся К 1905–1906 учебному году оставались от предшествовавшего года три академические курса: IV, III и II в числе 150 студентов; 1 же курс (LXIV со времени основания Академии) образовался в начале отчетного года после поверочных испытаний лиц, желавших поступить в состав этого курса. К поверочным испытаниям явилось 48 студентов духовных семинарий: 14 по назначению семинарских Правлений и 34 в качестве волонтеров (в числе их 1 иеромонах и 1 священник). Кроме них – 1 боснийский уроженец, воспитанник Призренской духовной семинарии по разрешительному указу Святейшего Синода от 3 июня 1905 года за 5614, и 1 окончивший курс Московской частной Поливановской гимназии, по указу Святейшего Синода от 9 сентября 1905 года за 8895 допущенный, в виде изъятия, к приемным испытаниям для поступления в число студентов Академии без предварительного экзамена при духовной семинарии. |
| К. Гаврилов и А. Н. Анфертьева (в силу каких-то обстоятельств эта работа не была завершена, но надежда на ее окончание и опубликование все же не потеряна). Относительно же «византийского» эпистолярного наследия необходимо сразу отметить, что переписка основателя петербургской школы византиноведения академика Василия Григорьевича Васильевского с В. К. Ернштедтом (Д. 33. 41 л.) 1554 уже нашла достаточное отражение на страницах издания «Рукописное наследие русских византинистов» (СПб., 1999), 1555 и прежде всего следует отметить публикацию наиболее информативной части этой переписки, касающейся сличения Ернштедтом для Васильевского рукописей Ватиканской библиотеки, издания хроники Георгия Амартола и взаимоотношений с Хр. Лопаревым. 1556 Помимо этого опубликованы: отрывки из писем Васильевского к Ернштедту о Латышеве (начало 80-х и 1892 г.), 1557 письмо о Новосадском (1892 г.) 1558 и отрывок из письма 1899 г. о Паисии Лигариде и «Беседах» Фотия в связи с написанием некролога Куника. 1559 В остальной корреспонденции этого дела много места уделено вопросам журнальной работы. Обсуждение статей, корректур и прочего относится к 1891–1899 гг. – это как раз годы сотрудничества Васильевского как главного редактора ЖМНП и Ернштедта как редактора классического отдела (с 1891 г.). В качестве примера можно привести письмо Васильевского от 10 октября 1895 г.: «Ввиду стеснения, ощущаемого нами от наплыва статей в наших отделах, и скудости материала в классическом, на которую Вы жаловались, я придумал перенести статью Модестова в этот последний. Надеюсь, что Вы не будете протестовать, а, напротив, дадите мне согласие. Таким способом мы выиграем многое. Материал, приготовленный Вами для ноябрьской книжки, поступит в декабрьскую; Вы получите возможность некоторого отдыха, потому что чтение корректур мы предоставим самому автору... Модестову я сообщу о принятом решении как о совершившемся факте, вызванном необходимостью и вниманием к его собственным интересам...». В конце этого письма приписка: «К сожалению, мне не удалось быть на диспуте Никитского: была очень дурная погода, и я чувствовал себя нехорошо». |
| Сюда же переселялись и удельные крестьяне Сарапульскаго уезда, Вятской губернии. Те и другие были заражены расколом. Из Савинского прихода этот раскол распространился в приходах сел Ершовского и Стефанова. Распространению староверства содействовали торговые и родственные сношения заводских и сельских жителей с раскольниками сарапульскими, ножевскими (нождевскими), югоосокинскими и бизярскими; малонаселенность южной части Осинского уезда, большие расстояния между селами и деревнями, лесистая местность, способствовавшая укрывательству староверов. Раскол распространяли и усилили в сих местах также беглые попы, Иргизские лжеиноки, уральские скитники и шарташские скитницы. Посещая здешних старообрядцев, эти расколоучители и расколоучительницы увозили в свои школы и скиты, ради обучения и искуса, молодых людей, которые, по возвращении на родину, занимались исключительно распространением и поддержкою раскола. Одним из таковых, постриженцем иргизским Мефодием, был основан в 60 верст. от его родины села Дубровского (при речке большой Усе) скит, вмещавший до 15 послушников (разрушен 1827 г.). Внешнею поддержкою раскола здесь долго служили раскольнические часовни и молельни в селах: Дубровском, Сайгатском и в деревнях: Аманеевой, Букоре, Шагирте, Ильняше и Ошье. Начало раскола в г. Перми На месте, занимаемом ныне городом Пермью, лет за 130 назад, 42 был лес, где, по преданию, укрывались бродяги и раскольники. В 1723 г. здесь построен генералом де-Геннин Егошихинский завод. Первые жители сего завода были раскольники, переселившиеся сюда из разных мест России. Почти с самого открытия завода образовалось в нем довольно значительное общество беглопоповцев. Из них известны: крестьянин гг. Голицыных Быков; Ушаков, коего раскольники уважали за грамотность и звали капитаном, Шалаевский и Соколов из внутренней России; Серебренников, Снигирев, Панфилов из Архангельска, Магин из Вологды. Более замечательны были: Стефан Никифоров Адищев и Василий Гаврилов (после писавшийся Соловьевым). Первый в заводе Егошихинском в собственном доме устроил молельню, куда для молений собирались егошихинские староверы. |
| В Ивановском Спасо-Преображенском кафедральном соборе, как я слышал, в числе 11 священников служит протоиерей о. Георгий Сергиевич Смирнов, окончивший нашу семинарию в 1915 г. Его Вы рукополагали во священника в 1920 г. 573 в с. Шекшове (недалеко от Гаврилова Посада)... Несколько лет тому назад скончались Ваши однокурсники по семинарии: Ив. Ив. Миртов (умер в Иванове), Ф. А. Стрелов (б[ывший] надзиратель Сузд[альского] д[уховного] уч[илища], впоследствии учитель сов[етской] школы, умер в Шуе), К. Белороссов, доцент пед[агогического] института (умер в Иванове), П. С. Зверев умер в 1923 г. от туберкулеза легких священником с. Богатырева, б[ывшего] Сузд[альског]о у[езда] (из студентов семинарии), И. С. Никольский умер в 1935 г. священником пос. Яришнева, куда он поступил на место со взятием Дофолдтовой Риммы Григ[орьевны], которая жива и поныне. В дек[абре] 1956 г. скончался Василий Петрович Шмелев, преемник Ив[ана] Гр[игорьевича] Левкоева 574 во Влад[имирской] дух[овной] сем[инарии] по латин[скому] яз[ыку]. В Шуе, на б[ывшем] Троицком кладбище, быв в прошлом году, я видел монумент, только что сооруженный на могиле смотрителя Ш[уйского] Д[уховного] У[чилища] Н. П. Скороспелова 575 его дочерью А. Н. (в замужестве Пржевальской, женой учителя гимназии, скончавшегося в 1956 г.). А. Н. еще жива, проживает в Шуе. С искр[енним] к Вам уважением Ваш благодарный ученик А. Свирелин Д. 39. Л. 132–132 об. Подлинник. Автограф. 11. Около 12 января 1960 г. «Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства ПОДРАЖАЙТЕ ВЕРЕ ИХ " ( Евр. 13, 7 ). «Повинуйтеся наставником вашим и покоряйтеся: тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяше: да с радостию сие творят, а не воздыхающе: несть бо полезно вам сие» ( Евр. 13, 17 ). Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыка, Милостивейший Архипастырь и Отец. Добрый и Умный Учитель Моей Юности, Дорогой и Любимый Наш Семинарский Наставник! Молясь твоей многострадальной тени, учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колена. |
| Подобные заметки появились и в других столичных изданиях. Доклад отца Дмитрия послужил даже поводом к проведению в Петербурге 19 февраля пастырского собрания, специально посвящённого «вопросу о борьбе духовенства с народным пьянством». Председатель и руководитель собрания, протоиерей Михаил Горчаков познакомил собравшихся с содержанием реферата Булгаковского и его выводами, сопроводив своими комментариями. Против главных тезисов этого доклада выступил начальник отделения канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода И.В. Преображенский , предложив собственный доклад под названием «Вчерашние речи нашего духовенства о мерах к искоренению пьянства в народе», посвящённый главным образом движению среди духовенства против пьянства в 1889 году. Выступление Преображенского было направлено исключительно в защиту духовенства и его деятельности по народному отрезвлению. Злополучный доклад отца Дмитрия привёл к тому, что в среде столичного духовенства многие ополчились против него, даже его доброжелатели, такие, например, как протоиерей Василий Михайловский . Вот что писал Булгаковский в одном из своих писем в декабре 1899 года писателю Борису Борисовичу Глинскому: «У Михайловского был и ещё кой у кого по Вашему делу, – говорить никто не хочет со мной, так озлоблены по случаю моего доклада. Жестоковыйный народ. Необходимо выждать – пусть безумная накипь пройдет» 260 . Именно этот доклад послужил причиной расстройства отношений между Булгаковским и редакцией журнала «Вестник трезвости». Доктор Н.И. Григорьев, присутствовавший в заседаниях Комиссии по вопросу о борьбе с алкоголизмом во время обсуждения доклада отца Дмитрия, был среди тех, кто не соглашался с его мнением и даже возражал ему. Свою позицию Григорьев высказал в «Вестнике трезвости» 261 , после чего за всю историю журнала, издававшегося до 1917 года, имя Булгаковского в нем более никогда не фигурировало. От всей этой негативной реакции на доклад в душе отца Дмитрия отложилось весьма тягостное впечатление. Любопытно, что через несколько месяцев после описанных бурных дебатов вокруг доклада Булгаковского в журнале «Христианское чтение», издаваемом С.-Петербургской духовной академией, началась публикация монографии С.Г. |
| Исследуя народное творчество, писатель обнаружил любопытные особенности. Так он нашёл, что в былинах «не видно ни упрёка пьющим, ни предостережения от вина», в них не рисуется картин побоев или разорения хозяйства – неразлучных спутников неумеренного употребления хмельных напитков. Только один богатырь Василий Буслаевич составляет исключение, пропивший, прогулявший «все житье-бытье своё, все богатство», и ещё один молодец, не послушавшийся наставлений своей матери и пропивший все отцовское имение. В былинах не видно и безобразного пьянства, тут только «во почестных пирах пьяны-веселы». Совсем другое уже замечается в песнях. Здесь то и дело пропиваются донага, тут постоянно раздаётся безутешный плач жён от пьянства их мужей, от их зверского битья, слышится плач девушек о пьянстве их возлюбленных, даже приводятся случаи скоропостижной смерти от пьянства в кабаках. В легендах видно, что народ, изведав все ужасы пьянства, приписывает происхождение вина и страсть к нему невидимой злой силе – чёрту. Сказки по своему внутреннему складу ничем не отличаются от легенд, разве только тем, что в них больше фантазии, которая представляет пьющими вино и журавля, и змея-чудовище, и даже покойников. Повести о вине, в которых оно представляется как вредный напиток, доводящий человека до погибели, отличаются нравоучительным характером. Поэтому в повестях часто звучит предостережение. Заговоры – «это вопль обессиленного человека, который, потеряв надежду на естественные средства избавиться от злого запойства», ищет помощи за пределами видимого мира. Наиболее отличны от других памятников народной словесности пословицы. В них над вином и людьми, имеющими к нему страсть, произнесен уже строгий приговор. И, наконец, народные картинки (лубки) – «это свод народного юмора, поучение и предостережение от вина» в образах. В них в мрачных красках представлены последствия пьянства и свидетельства, что пьянство доводит не только до погибели временной, но и вечной. Обобщая все это, Булгаковский сделал выводы, что народ смотрел на вино, как на предмет незаменимого удовольствия, утех и самого лучшего угощения. Вино в народе считалось средством к сближению людей, к примирению, выражению горя и радости. Без вина не обходилось никакого дела – ни частного, ни общественного. Оттого русский человек и не всегда относился с укоризной к тем, кто имел слабость к вину. Наоборот, он часто выражал пьяным своё участие и соболезнование, зная, что до этого лиха довела его горькая доля, и что в «еленее вине» он ищет временного забвения среди гнетущей действительности. Выпить никогда не считалось делом зазорным. И только тогда, когда страсть к вину доходила до пагубных размеров, народ не молчал. Он не закрывал глаза на пьяный разгул и не выставлял его как удаль, не хвалил тех, кто через вино разорял хозяйство и губил здоровье, хотя и не бичевал их как преступников. Он не глумился над пьяницами, но и не скрывал тяжелых последствий пьянства. |
| Первый выпуск состоялся в июне 1890 г. Окончили курс обучения только 4 человека, две трети учащихся отсеялись. Лучшим студентом первого выпуска был Константин (Костанди) Каназе. Его послали на год в Киев для продолжения обучения. К этому времени (1890 г.) в семинарию было принято еще 43 ученика, большинство (18 человек) вновь из Назарета, остальные – из других городов и селений, в том числе четверо из Дамаска и один – из Бейрута. 1131 Половина принятых семинаристов были выпускниками сельских школ ИППО, то есть система воспроизведения кадров начала работать. За первые 20 лет существования (1886–1906) в Назаретскую учительскую семинарию (с 1903 г. она носила имя своего основателя Василия Николаевича Хитрово ) было принято 170 учеников, закончили ее 120. 58 из них были назначены учителями в школы ИППО в Палестине и Сирии. 9 лучших выпускников были направлены в Россию для продолжения образования. Годовой бюджет семинарии составлял 13 355 франков (около 5 тыс. руб.), притом что руководитель семинарии А. Г. Кезма в своих отчетах и частных письмах неоднократно говорил о необходимости увеличения бюджета семинарии, в том числе о строительстве собственного здания (Александр Гаврилович с помощью своего друга, архитектора Г. Франгья, даже сам спроектировал будущее здание семинарии) и о приобретении участка для сельскохозяйственной практики учащихся. Финансирование семинарии постоянно улучшалось, так что к 1912 г. бюджет ее составлял более 29 тыс. руб. (в 6 раз больше, чем при открытии). Зарплата преподавателей составляла в сумме 41 800 фр. (Кезма, как начальник заведения, получал 6 тыс. фр., штатный преподаватель – 3 тыс. фр.). 1132 С 1894 г. курс обучения в семинарии был увеличен до 6 лет. К изучаемым предметам добавили, кроме арабского, русского и греческого языков, также английский и турецкий. Педагогический коллектив состоял в это время из 5 русских и 4 арабских преподавателей. В подчинении семинарии находилась начальная школа (так называемая «образцовая»), в которой студенты старшего курса проходили педагогическую практику. В 1904 г., по завершении строительства Назаретского подворья (носившего после гибели великого князя Сергея Александровича его имя), учителям и учащимся семинарии было предоставлено несколько помещений для улучшения бытовых условий. В 1913 г. состоялся съезд учителей палестинских школ ИППО, на котором был принят новый учебный план Назаретской учительской семинарии. В 1914 г. он получил высочайшее одобрение, но, к сожалению, уже не мог быть проведен в жизнь. Последний выпуск (из 18 учащихся) не состоялся в связи с началом Первой мировой войны. В августе 1914 г. семинария, как и все русские учреждения в Святой Земле, была закрыта турецкими властями. Русские преподаватели, не успевшие выехать в Россию, были интернированы в Дамаске в специальном лагере и вернулись на родину лишь много времени спустя. |
|
|
