| Выгоды от звероловства и страсть к охоте придавали в глазах князей большую важность ловчему и сокольничему пути, т. е. праву промышлять над зверем и птицею; Симеон Гордый потребовал от братьев, чтоб они уступили ему на старейшинство оба этих пути в станах Московских, которые должны были находиться в общем владении; по завещанию Владимира Андреевича ни один из его сыновей не смел охотиться в уделе другого без позволения последнего. Что охота была псовая, свидетельствует название ловчих псарями; для ловли птиц употреблялись также и перевесы. Князья посылали толпы своих промышленников, ватаги, к Белому морю и Северному океану, в страну Терскую и Печерскую за рыбою, зверем и птицею: из грамоты великого князя Андрея Александровича узнаем, что уже тогда три ватаги великокняжеские ходили на море со своим ватамманом (ватагаманом, атаманом); Калита дает жалованную грамоту печерским сокольникам. В завещаниях и договорах княжеских упоминается о конюшем пути, о праве ставить и кормить своих коней; Иоанн Калита завещал одно свое стадце сыну Семену, другое – Ивану, а остальными приказал поделиться сыновьям и жене поровну. Симеон Гордый завещал своей жене 50 коней ездовых и два стада. Иоанн II отказал своим сыновьям пополам стада свои коневые, жеребцов и кобылиц; Донской разделил стада между сыновьями и женою. Владимир Андреевич серпуховской отказал свое стадо седельное – коней, лошаков и жеребцов, также кобылье стадо жене своей. Наконец, доходной статьею для князей являются сады, к которым причислено было известное число садовников. Мы видели, что князья пользовались остатками своих доходов для приобретения имуществ недвижимых; о движимости их можно иметь довольно полное понятие из духовных завещаний. Иоанн Калита оставил после себя двенадцать цепей золотых, три пояса золотых, пояс большой с жемчугом и с каменьем, пояс золотой с капторгами, пояс сердоничный окован золотом, пояс золотой фряжский с жемчугом и каменьем, пояс золотой с крюком на червчатом шелку, пояс золотой царевский; две чаши золотые с жемчугом, два овкача золотых, две чашки круглые золотые, две чары золотые; блюдце золотое с жемчугом и каменьем, десять блюд серебряных, два чума золотых больших, два чумка золотых поменьше, коробочку золотую; после первой жены его, княгини Елены, остались вещи: четырнадцать обручей, ожерелье, монисто кованое, чело, гривна. |
| Во Владимире расписал всю церковь св. Димитрия, сосуды служебные серебряные сковал, икону св. Богородицы оковал серебром и дорогими камнями, завесы у иконы были золотом шитые, а другие аксамитные с дробницею; в кафедральном соборе Св. Богородицы образ спасителя большой оковал серебром, евангелие также оковал серебром, сосуды служебные устроил из жженого золота с дорогими камнями и образ Спасов оковал золотом с дорогими камнями и поставил на память себе. В перемытльский собор дал евангелие, окованное серебром с жемчугом; в черниговский собор послал евангелие, золотом писанное, окованное серебром и жемчугом, и среди его – Спас с финифтью; в луцкий собор дал крест большой, серебряный, позолоченный, с честным древом. В Любимле поставил церковь каменную св. Георгия, украсил ее иконами коваными, сосудами серебряными, платцы дал аксамитные, шитые золотом с жемчугом, херувим и серафим, индитью, золотом шитую всю, а другую из белчатой паволоки, а в малых алтарях обе индитьи из белчатой паволоки, евангелие, окованное все золотом с дорогими камнями и жемчугом, деисус на нем скован из золота, цаты большие с финифтью, другое евангелие волочено оловиром; два кадила – одно серебряное, другое медное; икона местная св. Георгия была написана на золоте; на эту икону князь положил гривну золотую с жемчугом, другая икона, Богородицы, была также написана на золоте, и на ней было монисто золотое с дорогими камнями; двери в церкви были медные; князь начал расписывать эту церковь и расписал уже все три алтаря, начали было расписывать и шею, но не окончили по причине княжеской болезни; колокола были слиты такие удивительные на слух, что подобных не было во всей земле. Что касается ремесел вообще, то из рассказа летописцева о населении Холма Галицкого мы видим, какие были главные, самые нужные из них – это мастерство оружейное и металлическое; начали, сказано, собираться в Холм седельники, лучники, тульники и кузнецы железа, меди и серебра; в Новгороде встречаем щитника и серебряника; ибо что касается других ремесел, например сапожного, портного, то, по всем вероятностям, они отправлялись в домах слугами. |
| Лет — куды! более чем за сто, говорил покойник дед мой, нашего села и не узнал бы никто: хутор, самый бедный хутор! Избенок десять, не обмазанных, не укрытых, торчало то сям, то там, посереди поля. Ни плетня, ни сарая порядочного, где бы поставить скотину или воз. Это ж еще богачи так жили; а посмотрели бы на нашу братью, на голь: вырытая в земле яма — вот вам и хата! Только по дыму и можно было узнать, что живет там человек божий. Вы спросите, отчего они жили так? Бедность не бедность; потому что тогда козаковал почти всякой и набирал в чужих землях не мало добра; а больше оттого, что незачем было заводиться порядочною хатою. Какого народу тогда не шаталось по всем местам: крымцы, ляхи, литвинство! Бывало то, что и свои наедут кучами и обдирают своих же. Всего бывало. В этом-то хуторе показывался часто человек, или лучше дьявол в человеческом образе. Откуда он, зачем приходил, никто не знал. Гуляет, пьянствует и вдруг пропадет, как в воду, и слуху нет. Там, глядь — снова будто с неба упал, рыскает по улицам села, которого теперь и следу нет и которое было, может, не дальше ста шагов от Диканьки. Понаберет встречных козаков: хохот, песни, деньги сыплются, водка как вода… Пристанет, бывало, к красным девушкам: надарит лент, серег, монист — девать некуда! Правда, что красные девушки немного призадумывались, принимая подарки: бог знает, может, в самом деле перешли они через нечистые руки. Родная тетка моего деда, содержавшая в то время шинок по нынешней Опошнянской дороге, в котором часто разгульничал Басаврюк, так называли этого бесовского человека, именно говорила, что ни за какие благополучия в свете не согласилась бы принять от него подарков. Опять, как же и не взять: всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда; а возьмешь — так на другую же ночь и тащится в гости какой-нибудь приятель из болота, с рогами на голове, и давай душить за шею, когда на шее монисто, кусать за палец, когда на нем перстень, или тянуть за косу, когда вплетена в нее лента. Бог с ними тогда, с этими подарками! Но вот беда — и отвязаться нельзя: бросишь в воду — плывет чертовский перстень или монисто поверх воды, и к тебе же в руки. |
| „Тс… тише, баба! не стучи так, дитя мое заснуло. Долго кричал сын мой, теперь спит. Я пойду в лес, баба! Да что же ты так глядишь на меня? Ты страшна: у тебя из глаз вытягиваются железные клещи… ух, какие длинные! и горят, как огонь! Ты, верно, ведьма! О, если ты ведьма, то пропади отсюда! ты украдешь моего сына. Какой бестолковый этот есаул: он думает, мне весело жить в Киеве; нет, здесь и муж мой и сын; кто же будет смотреть за хатой? Я ушла так тихо, что ни кошка, ни собака не услышала. Ты хочешь, баба, сделаться молодою — это совсем не трудно: нужно танцовать только; гляди, как я танцую…“ и проговорив такие несвязные речи, уже неслась Катерина, безумно поглядывая на все стороны и упираясь руками в боки. С визгом притопывала она ногами; без меры, без такта звенели серебряные подковы. Незаплетенные черные косы метались по белой шее. Как птица, не останавливаясь, летела она, размахивая руками и кивая головою, и казалось, будто, обессилев, или грянется на земь, или вылетит из мира. Печально стояла старая няня и слезами налились ее глубокие морщины; тяжкий камень лежал на сердце у верных хлопцев, глядевших на свою пани. Уже совсем ослабела она и лениво топала ногами на одном месте, думая, что танцует горлицу. „А у меня монисто есть, парубки!“ сказала она наконец, остановившись: „а у вас нет!.. Где муж мой?“ вскричала она вдруг, выхватив из-за пояса турецкий кинжал. „О! это не такой нож, какой нужно“. При этом и слезы и тоска показались у ней на лице. „У отца моего далеко сердце, он не достанет до него. У него сердце из железа выковано. Ему выковала одна ведьма на пекельном огне. Что ж нейдет отец мой? разве он не знает, что пора заколоть его? Видно, он хочет, чтоб я сама пришла…“ и не докончив, чудно засмеялася. „Мне пришла на ум забавная история: я вспомнила, как погребали моего мужа. Ведь его живого погребли… какой смех забирал меня… Слушайте, слушайте!“ и, вместо слов, начала она петь песню: Бижыть возок У тим возку козак лежить, Пострляный, порубаный. В ручци дротык держить, С того дроту кривця бижыть; Бижыть рика кровавая. Над ричкою явор стоить. Над явором ворон кряче. За козаком маты плаче. Не плачь, маты, не журыся! Бо вже сын оженывся. Та взяв жинку паняночку, В чистом поли земляночку, И без дверець, без оконець. Та вже писни вышов конец. рыба з раком… А хто мене не полюбить трясця его матерь! |
| А в санях две лошади сивые, а около саней боярские слуги в нарядном платье, на облучке же станет постельничий старший в золоте, держит святой образ. А за постелью следом поедет сваха в наряде, а наряд бы был: желтый летник, красная шубка, а еще в платке и в бобровом оплечье. А будет дело зимой - так в меховой шапке; и в санях с передком же сядет она одна. А как только приедут во двор, и конные слуги с лошадей сойдут наземь и пойдут поперед дружки во двор по двое в золоте; дружка же въедет во двор на лошади, но, не доехав до лестницы, с лошади сойдет и дождется саней с постелью. Как с постелью подъедут к лестнице, встретит постель женихов дружка и слугам жениха повелит ее взять, и те, толпою к саням подступя, приезжих слуг оттеснят и вынут всё из саней на ковре и понесут на головах. А здешние боярыни встретят сваху у самых саней в летниках да в шубках, и с ними сваха пойдет за постелью, сразу же вслед за святым образом. На нижнем крыльце встречает ее женихова сваха, а за нею боярыни здешние тоже в шубках. И пойдут оба дружки впереди постели, а свахи обе вслед за постелью; как в сенцы войдут, священник окропит по углам святою водой и то место, где быть постели. Да приготовят три по девять снопов ржаных, поставят стоймя, а на них ковер и постель, и сверху накроют одеялом. В головах же поставят образ, а по четырем углам на прутьях по паре соболей да по калачику крупичатому, да поставец, а на нем двенадцать кружек с разным питьем, с медом и с квасом, да ковш один, да чарку одну же, чтобы была она гладкая и без выступов, или братину круглую без носка. Да тут же накрыть и стол, застелив фатою, там, где быть в головах свечам и караваям, да маленький столик повыше него, на два блюда под крест, что будет на женихе, да под монисто, что будет на невесте, да две миски, одна для колпака или шапки, а другая для кики. А в ногах постели накрыть стол, на котором платью лежать да в одном углу закрыть занавеской, а за ней пуховик на ковре да изголовье, большой кумган кипяченой воды, два таза, большая лохань да две простыни. |
| А как войдет в избу, и поклонится всем на четыре стороны, и скажет тестю: «А государь имярек велел челом ударити», – поминает имя свекра и челом бьет. Потом же от бояр – тестю и боярам, потом теще от свекрови и от боярынь, и боярыням от свекрови и от боярынь, по именам называя, потом «тысяцкий имярек и весь поезд велели челом бить тестю и боярам». А потом говорит: «Тысяцкий имярек велел передать: «Жених имярек готов ехать к месту». И тесть отвечает: «Как настанет время, и мы пошлем дружку, и он поедет». И приедет дружка к новобрачному, и от него пошлют сваху в санях с передком в наряде желтом, а как сваха приедет, встречают ее у саней боярыни здешние, а на крыльце сваха, а как в избу войдет, боярыни из-за стола встают и с ней целуются и идут с нею все туда, где невеста за занавеской готовится. А на невесте бы был венец, летник желтый, шубка красная. И сваха с нею целуется и говорит: «Время, государыня, тебе идти к свадебному месту». Тут и мать ее благословит и возложит на нее монисто или панагию и поцелует, а она станет плакать. И в это время поют песни. И как по времени нужно идти к месту, пойдет первой мать, а за ней новобрачная, с правой стороны поведет ее сваха старшая, приезжая, а с левой другая, своя, а за ними боярыни, и, войдя, кланяются невеста со свахами на все четыре стороны. А тесть и теща и боярыни сядут за стол на свои места, и священник говорит «Достойно...», и благословляет крестом одну невесту, и кропит святою водой свадебное место. А дружка тем временем отцу и матери ее говорит: «Имярек, благослови дочь свою на свадебное место». И отец и мать говорят: «Бог благословит!» И тогда возжигают свечи перед образом, а священник готовит к обручению две свечи, свитые вместе, и как будет готов, посылают дружку за женихом, а он приезжает на двор так же, как и за постелью приезжал, и тут уже его встречают. А как только войдет дружка, и поклонится на четыре стороны, и бьет челом: от тестя к свекру, и боярам от бояр, и свекрови от тещи, и боярыням от боярынь, и тысяцкому, да и говорит тысяцкому: «Имярек велел передать (именем назвав тестя) – время жениху ехать к доброму своему делу», – и, так сказав, возвращается к себе. |
| А потом говорит: " Тысяцкий (имярек) велел передать: " Жених (имярек) готов ехать к месту " . И тесть отвечает: " Как настанет время, мы дружку пошлем, и он поедет " . Когда приедет дружка к новобрачному, отпустят они сваху в санях с передком в наряде желтом; когда сваха приедет, встречают ее у саней боярыни здешние, а на крыльце сваха, когда же в избу войдет, боярыни из-за стола встают и с ней целуются, и идут с нею все туда, где готовится за занавеской невеста. А на невесте бы был венец, летник желтый, шубка красная. И сваха с нею целуется и говорит: " Время, государыня, тебе идти к свадебному месту " . Тут и мать ее благословит и возложит на нее монисто или панагию и поцелует, а она станет плакать. И в это время поют песни(115). А как время настанет идти к месту, первой пойдет мать, а за ней новобрачная, с правой стороны поведет ее сваха старшая, приезжая, а с левой другая, своя, а за ними боярыни, и, войдя, кланяются невеста со свахами на все четыре стороны. А тесть и теща и боярыни сядут за стол на свои места, и священник говорит " Достойно " и благословляет крестом одну невесту и кропит святою водою свадебное место. А дружка тем временем отцу и матери ее говорит: " Имярек, благослови дочь свою на свадебное место " . А отец и мать отвечают: " Бог благословит! " И тогда возжигают свечи перед образом, а священник готовит к обручению две свечи, вместе свитые, и как будет готов, посылают за женихом дружку, а тот приезжает во двор так же, как приезжал и с постелью, а тут его уже встречают. Как только войдет дружка и поклонится на четыре стороны и бьет челом от тестя к свекру и боярам от бояр, и свекрови от тещи, и боярыням от боярынь, и тысяцкому, тут и говорит тысяцкому: " Имярек велел передать (именем назвав тестя) - время жениху ехать к доброму своему делу " ,-и так сказав, к себе возвращается. Лишь только уедет дружка, и тысяцкий с поезжанами, поднявшись, кланяться станут, и тысяцкий говорит отцу (имярек) и матери (имярек): " Хотели вы сына своего сочетать законным браком, так вам бы благословить его ехать к месту " . |
| А у кого дочь родится, ино разсудны люди от всякого приплода на дочерь откладывают: на ее имя или животинку ростят с приплодом, а у полотен, и у вусчин, и у ширинок, и у вубрусов, и рубашек по вся годы ей в пришенной сундук кладут и платье, и саженье, и монисто, и святость, и суды оловяные и меденые, и деревяные; прибавливати непомношку всегда, а не вдруг, себе не в досаду, и всево будет полно. Ино дочери растут, а страху Божию и вешътву учатся, а приданое с ними вдруг прибывает, и как замужь зговорят – ино все готово. А толко ранее хто о детех не смышляет, да как замужь давать, и в ту пору все покупать, ино скорая женитва видомая работа; а по судбам Божиим толко та дочь преставится, ино ее наделком поминают по еи души сорокоуст и милостыню ис того дают. А толко иные дочери есть, тако ж о них промышляти. 17. Како дети учити и страхом спасати Казни сына своего от юности его и покоит тя на старость твою и даст красоту души твоей; и не ослабляи, бия младенца; аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет, ты бо бия его по телу, а душу его избавляеши от смерти. Дщерь ли имаши, положи на них грозу свою, соблюдеши я от телесных; да не посрамиши лица своего, да в послушании ходит, да не свою волю приимеши и в неразумии прокудит девство свое, и сотворится знаем твоим в посмех, и посрамят тя пред множеством народа. Аще бо отдаси дщерь свою бес порока, то яко велико дело совершиши и посреди собора похвалишися, при концы не постонеши на ню. Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишися, казни сына своего измлада и порадуешися о нем в мужестве, и посреди злых похвалишися, и зависть приимут враги твоя. Воспитай детище с прещением, и обрящеши о нем покой и благословение; не смейся к нему, игры творя: 313 в мале бо ся ослабиши – в велице поболиши, скорбя, и после же яко оскомины твориши души твоей. И не даж ему власти во юности, но сокруши ему ребра, донележе растет, и, ожесточав, не повинет ти ся и будет ти досажение и болезнь души, и тщета домови, погибель имению и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властию платежь и досада зла. 18. Како детем отца и мати любити и беречи 314 и повиноватися им и покоити их во всем |
| Апостолъ опракос, Прологы 797 списа 12 месяца, изложено житиа святых отецъ, и даниа святых мученикь, како внчашася своею кръвию за Христа, и мнеи 12 списа, и триоди, и охтаи, и ермолои. Списа же и служебникъ святому Георгию, и молитвы вечернии и утрьнии списа особь молитвеника. Молитвеник же купил в протопопиное и да на нем 8 гривен кун, и да святому Георгию, кадилници дв, одина сребрена, а другаа мденаа, и кресть въздвизалный да святому Георгию, икону же списа на золот намстную 798 святого Георгиа и гривну 799 златую възложи на нь съ женчюгом, и святую Богородицю списа на золот же намстную, и възложи на ню монисто золото с камением дорогьм, и двери солиа мдяные, почалъ же бяше писати ю и списа вс три олтар, и шия вся съписана бысть, но не скончана, заиде бо и болесть. Полиа же и колоколы дивны слышаниемь, такых же не бысть въ всей земли. В Берестии же създа стлъпь каменъ, высотою, яко и Каменецькый. Постави же и церковь святого Петра, и Евангелие да опракос оковано сребром, и служебные съсуды скованы сребрены, и кадилница сребрена, и крестъ въздвизалный туто положи. И инаа многаа добродяниа съда въ живот своем, яже словут по всм землям. Туто же положим конець Вълодимерову княжению. Сему же благоврному князю Володимерю, нареченому въ святом крещении Иоанну, сыну Василкову, вложену въ гробъ, и лежа въ гроб тло его незамазано от 11 дне месяца декабря до 6 дне месяца априля. Княгини его не можаше ся втолити, но пришедши съ епископомъ Евсегениемь и съ всм крилосомъ, открывши гробъ и видиша тло его цло и бло, и благоухание от гроба бысть и воня подобна арамат многоцнных, и тако чюдо вид, видвше же прославиша Бога. И замазаша гробъ его месяца априля въ 6 день, в среду Страстное недли. 800 Начало княжения великаго князя Мьстислава в Володимер. Въ лто 6797. Князь же Мьстиславъ не притяже на погребенье тла брата своего Володимря, но приха посл с бояры своими и со слугами, и ха въ епископью ко святй Богородици, идеже положенъ бысть братъ его Володимръ, и плакася надъ гробомъ его плачемь великымъ зло, аки по отц своемь по корол. |
| «Все равно – скоро разлука, – с грустью подумал он. – И что же – она так и останется в своем язычестве, с этой куклой? Откуда ей в Дакии узнать про Христа? Нет, пусть уж лучше послушает отца Нектария!» Крисп остановил Сувора и велел ему собирать вещи. Узнав, что они уходят на корму, Млад заметался между отцом и сестрой, пытаясь узнать, что произошло. Сувор объяснил ему, в чем дело. Тот порывисто обнял Криспа, показал ему свою старую монету и стал смотреть на него, не сводя умоляющих глаз. – Чего он хочет? – не понимая, обратился к девушке Крисп. – Он спрашивает, когда ты освободишь и нашу маму… – опустив голову, тихо ответила та. – Маму? – недоуменно переспросил Крисп. – Ну, да! – Злата повернула к нему лицо и сказала то, от чего Крисп сразу понял причину ее враждебности к нему! – Когда торговец рабами привез нас в Афины, на маму сразу нашелся покупатель. Зря отец гневается на нашу богиню. Это был очень добрый и порядочный человек. Мы уговорили его не разлучать нас. Отец обещал работать за десятерых. Я тоже делать все, что он пожелает! И тогда он согласился купить нас всех. Но у него не хватило денег. Он пошел домой за недостающей суммой, и тут появился ты с отцом… – И… разлучил вас? – Да… – О, Боже! Что я наделал! 6 «Плутий! – вдруг осенило его. – Вот, кто сможет помочь мне!» Первый порыв невесть откуда взявшегося ветра, оказался, как нельзя кстати. Он охладил вспыхнувшее лицо Криспа. – Брат не хотел расставаться с мамой, – тем временем продолжала свой грустный рассказ девушка, – и так вцепился в ее монисто, что оторвал монету. Он успокоился только после того, как мы сказали, что она спасет нашу маму. Да и когда твой отец приказал вести нас на корабль, он согласился идти лишь после того, как мы солгали, что ты выкупишь и её! – Так вот почему он так хорошо относился ко мне!.. Крисп посмотрел на Злату, справедливо ожидая увидеть ее гневный взгляд, но на этот раз она смотрела на него совсем по-другому. И странное дело – море начало темнеть, а ее глаза наоборот просветлели. |
|
|
