| В статье прослеживается возникновение и основные вехи развития концепции самораспространения блага в античности, патристике и средневековье. Показывается, что в «Государстве» Платон впервые формулирует идею блага как универсального первоначала, являющегося не только целью стремления всех сущих, но и дающего всем бытие и способность познания. Эта концепция была творчески воспринята и переосмыслена внутри как античной философской, так и христианской богословской традиции. В статье впервые предложена классификация двух основных разновидностей (или версий) концепции самораспространения блага – «демиургической» и «эманатической», выявлены их характерные признаки и способы приложения к рассматриваемому историко-философскому материалу. Показано, что в христианской патристической и средневековой мысли преобладала первая концепция, в которой благость Творца рассматривается как главный мотив творения мира, а ее распространение в тварном мире является свободным волевым актом и предполагает сообщение блага творениям через подобие и причастие. Установлено, что эманатическая версия концепции самораспространения блага, характерная для неоплатонизма, была воспринята христианскими мыслителями лишь в усеченном виде; она нашла свое применение почти исключительно для обоснования существования в едином Боге трех единосущных и совечных ипостасей. 1.Введение в проблему. «Идея блага» и «благой Демиург» Платона. Концепция блага как универсального первоначала, являющегося не только источником всякого блага и целью стремления всех сущих, но и наделяющего все сущие бытием, составляет неотъемлемую часть истории европейской метафизики. Она встречается уже в классической античности, красной нитью проходит через всю позднюю античность, патристику и средневековую схоластику и продолжается вплоть до немецкого идеализма и русской религиозной философии 19 – начала 20 вв. Одной из важных составляющих философского учения о благе как первоначале сущего является принцип «самораспространения блага», подразумевающий, что первоначало обладает в себе такой сверхполнотой бытия, которая провоцирует его на распространение блага и бытия вовне – за пределы самого первоначала, что приводит к порождению всей мировой иерархии сущих, проистекающих от блага и несущих на себе его отпечаток. Данный аспект агатологии еще не был в достаточной мере изучен в широкой историко-философской перспективе, где были бы учтены разнообразные как философские, так и богословские аспекты данной метафизической концепции 1 . Надеемся, что эта статья отчасти восполнит данный пробел в отечественной историко-философской науке. |
| Поскольку бытие вещей проистекло от воли Блага (a boni voluntate defluxit), они называют благами (bona). Ведь первое Благо (primum bonum) есть благо постольку, поскольку оно существует (in eo quod est, bonum est), а второе благо также есть благо, но лишь постольку, поскольку оно проистекло от того Блага, само бытие которого благо (ex eo fluxit cuius ipsum esse bonum est) 49 . Как представляется, здесь Боэций объединяет две версии самораспространения Блага – демиургическую и эманатическую: упоминание о воле (voluntas) первого Блага соотносит его рассуждение с первой, а термины «истечение» и «проистечение» (fluere, defluere) – со второй. Эти идеи Августина и Боэция были восприняты и развиты в позднейшей схоластической традиции. Так, согласно Ансельму Кентерберийскому, Бог есть «единое и высшее Благо (unum et summum bonum), сам для себя вполне достаточный, ни в чем не нуждающийся, в ком все нуждаются для бытия и благого бытия (ut sint, et ut bene sint)» 50 . Он есть то Благо, благодаря которому все является благом и в котором заключаются все блага 51 . Другой схоластический авторитет, Фома Аквинский 52 , в согласии с принципом Божественной простоты полагает, что «сама сущность Бога есть Его благость» (sua substantia est sua bonitas), и поэтому Бог не просто благ, но есть «сама Благость» (ipsa bonitas) 53 . Повторяя мысль Августина, он говорит, что Бог есть «Благо всякого блага» (omnis boni bonum), поскольку Он как самый совершенный содержит в своем совершенстве все совершенства вещей и в Его благости превосходным образом содержаться все остальные блага 54 . При этом Фома Аквинский делает упор на Божественной свободе: именно воле Бога (ad voluntatem divinam) свойственно, насколько это возможно, сообщать другим по подобию свое благо (bonum sun aliis per similitudinem communicet) 55 . Другими словами, Бог желает (velit), чтобы существовали другие творения, отличные от Него самого, ради той цели, которой является Его благость (propter finem qui est sua bonitas), а Его воля не приводится в движение ничем другим, кроме Его благости 56 . Так от Бога благо и бытие посредством волевого распространения (diffusion) передается всем сущим 57 , представляющим собой различные отображения и подобия благости Бога, которой они причастны 58 . |
| Бернард поясняет это на примере солнца: мы можем видеть солнце не таким, каково оно есть само по себе, но только его свет, которым освещается воздух и окружающие предметы; и даже этого мы не могли бы видеть, если бы не имели некоего подобия солнечного света внутри себя в своих глазах; и если наши глаза будут затуманены, мы потеряем это подобие и не сможем видеть солнечный свет. Таким же образом и Бога, “Солнце Правды, просвещающего всякого человека, грядущего в мир, просвещенный человек может видеть в этом мире так, как Он просвещает (sicut illuminat), поскольку человек в чем-то подобен Богу; но так, как Он есть (sicuti est), человек совершенно не может видеть (omnino non potest), поскольку человек еще не имеет совершенного подобия Богу” (Там же, XXXI.2). Однако представляется весьма вероятным, что Бернард оставляет такую возможность для людей в будущем веке (а для Ангелов уже в настоящем), поскольку хотя он и говорит, что никто из людей, находясь в этом смертном теле, не мог и не может видеть Бога, как Он есть; однако тот, кто будет достоин, “сможет Его увидеть, находясь в теле бессмертном” (Там же, XXXI.2; ср. XXXIII.6; XXXIV.1; Слова на разл. темы, IX). В этом отношении Бернард остается в рамках западной богословской традиции, начинающейся с Августина и резко противоположной православному учению о Божией непостижимости 15 . IV. Влияние Бернард Клервоский оказал значительное влияние на современную ему церковную жизнь. Силу и чистоту его учения высоко ценили папа Александр III и Иннокентий III. Начиная с XIII века к сочинениям Бернарда обращались многие школьные проповедники, профессора, богословы, такие как Фома Аквинский и др. Богословы францисканской школы многое позаимствовали у Бернарда. Особенное влияние Бернард оказал на христианскую мистику, в частности, на Гуго и Ришара Сен-Викторских, Бонавентуру 16 и особенно на автора трактата О подражании Христу (De imitatione Christi), несущего явный след стиля и идей Слов на Песнь песней и трактата О ступенях смирения. |
| В последнем и самом глубоком самоосознании, которое не есть размышление или самопознание, ибо я сам для себя «непознаваем», хоть и «несомненен» и очевиден, – все же я могу открыть еще один сокровенный смысл: мою собственную свободу и трансцендентность и в этом смысле мое «богоподобие». Но эта свобода не абсолютна: я ощущаю ее связанной с мистическим чувством зависимости. Я не самодостаточен, не совершенен, не завершен, не замкнут в себя самого, но, так сказать, открыт чему-то «совершенно другому», как окно, обращенное в бесконечность неба. Я богоподобен, но не Бог. Здесь нам могут возразить релятивизм и позитивизм, что идея Бога означает лишь иллюзию, как и наше чувство зависимости и наша религия. Но против этого мы должны подчеркнуть: если Абсолютное – иллюзия, то все – иллюзия, ибо Абсолютное лежит в основе всего, объемлет все. И если все – иллюзия, то само слово «иллюзия» теряет всякий смысл, так как иллюзия мыслима и утверждаема только в противоположность действительно существующему. Совершенно так же и «явление» мыслимо в противоположность к тому, что существует само по себе. Иллюзия, явление – все это относительность, а для того, чтобы релятивировать, нужно предположить Абсолютное, то есть безотносительно существующее. Таким образом, если Фрейд вновь открыл, будто Бог на небе есть простая иллюзия, то при диалектическом самоосознании это означает следующее: наше традиционное представление о Боге совсем не адекватно тому, что существует само по себе. В противоположность ему Абсолютное истинное «Божество» есть нечто, «совсем иное». Каждое отрицание ложной Абсолютизации есть утверждение истинного, хотя и недостижимого, Абсолюта; как выражает этот результат в парадоксальной формулировке Бонавентура: если Бога нет, то Бог есть. 637 Когда мы что-нибудь релятивируем (сравниваем), мы в то же время абсолютируем; а когда абсолютируем, то в то же время необходимо релятивируем. Эти две функции существенны для духа во всех областях знания и совести. Оттого прав Шелер, когда он говорит, что человеческий дух включает в себя сферу абсолютного и что он стоит в необходимой реляции (отношении) к Абсолютному. И если это отношение утрачено, то тотчас же выступает лжеабсолют, происходит абсолютизация ложных идолов. Таким образом, Абсолютное никак не может быть от меня «оторвано», оно связано со мною неразрывно; оно мне трансцендентно и в то же время имманентно, т. е. говорит в глубине моего «я». Но его «Слово» нелегко понять, так как оно говорит при помощи символов и притч, смысл которых теряется в мраке бесконечности и указывает на нечто неведомое. 13. Два толкования богоподобия самости |
| Св. Бонавентура решал вопрос иначе, у него вера просветляет интеллект, изменяет его. Эта точка зрения представляется мне более верной. Но она тоже не знает трагедии философа, трагедии познания. Ошибочно думать, что эмоция субъективна, а мышление объективно. Ошибочно думать, что познающий лишь через интеллект соприкасается с бытием, через эмоцию же остается в своем субъективном мире. Так думает томизм, так думает рационализм, так думала почти вся греческая философия, которая стремилась перейти от δξα к ’επιστημη, так думает большая часть философов. Это старый философский предрассудок, который ныне преодолевается. М. Шелер много сделал для его преодоления, как и вся Existenz-Philosophie. В действительности можно было бы сказать и обратное. Человеческие эмоции в значительной степени социально-объективированы, совсем не субъективны. Лишь часть эмоциональной жизни субъективна и индивидуальна. Человеческое же мышление может быть очень субъективным и часто таким бывает, мышление бывает более индивидуально, чем эмоции, менее зависящим от социальной объективации, от социальных группировок, хотя тоже лишь частично. Да и смысл слов «субъективно» и «объективно» требует радикального пересмотра. Большой вопрос, субъективно ли или объективно познание истины? Во всяком случае, одно несомненно: философское познание есть духовный акт, в котором действует не только интеллект, но и совокупность духовных сил человека, его эмоциональное и водящее существо. Сейчас все более и более признают, что существует эмоциональное познание. Это утверждал Паскаль, это утверждает Шелер, на этом настаивает Кейзерлинг. Предрассудок думать, что познание всегда рационально и что нерациональное не есть познание. Через чувства мы познаем гораздо больше, чем через интеллект. Замечательно, что познанию помогает не только любовь и симпатия, но иногда также ненависть и вражда. Сердце есть центральный орган целостного человеческого существа. Это есть прежде всего христианская истина. Вся оценочная сторона познания – эмоционально-сердечная. |
| Он подкрутил бинокль. Наследник Тутти стал на носки. Сердце его забилось снизу вверх, как будто он не выучил урока. - Да, — сказал учитель. И в это время три всадника направились со стороны дворцового парка к дороге. Это капитан Бонавентура с караулом поскакал навстречу экипажу, появившемуся на дороге. - Ура! — закричал наследник так пронзительно, что в дальних деревнях отозвались гуси. Внизу, под террасой, учитель гимнастики стоял наготове, чтобы поймать наследника на лету, если тот от восторга вывалится через каменную ограду террасы. Итак, экипаж доктора Гаспара катил к дворцу. Уже не нужно было бинокля и научных познаний учителя географии. Уже все видели экипаж и белую лошадь. Счастливый миг! Экипаж остановился у последнего моста. Караул гвардейцев расступился. Наследник махал обеими руками и подпрыгивал, тряся золотыми волосами. И наконец он увидел самое главное. Маленький человек, неуклюже, по-стариковски двигаясь, вылез из экипажа. Гвардейцы, почтительно придерживая сабли и отдавая честь, стояли поодаль. Маленький человек вынул из экипажа чудесную куклу, точно розовый свежий букет, перевитый лентами. Это была восхитительная картина под голубеющим утренним небом, в сиянии травы и солнца. Через минуту кукла уже была во дворце. Встреча произошла следующим образом. Кукла шла без посторонней помощи. О, Суок прекрасно играла свою роль! Если бы она попала в общество самых настоящих кукол, то, без всякого сомнения, они приняли бы её за такую же куклу. Она была спокойна. Она чувствовала, что роль ей удаётся. «Бывают более трудные вещи, — думала она. — Например, жонглировать зажжённой лампой. Или делать двойное сальто-мортале…» А Суок случалось в цирке проделывать и то и другое. Словом, Суок не боялась. Ей даже нравилась эта игра. Гораздо сильнее волновался доктор Гаспар. Он шёл позади Суок. Она ступала маленькими шажками, подобно балерине, идущей на носках. Платье её шевелилось, дрожало и шелестело. Сверкали паркеты. Она отражалась в них розовым облаком. Она была очень маленькая среди высоких залов, которые увеличивались от блеска паркетов в глубину, а в ширину — от зеркал. |
| Теперь её платье было изорвано и на груди чернели дыры от сабельных ударов. Ещё час назад она умела сидеть, стоять, улыбаться, танцевать. Теперь она стала простым чучелом, тряпкой. Где-то в горле и в груди у неё под розовым шёлком хрипела сломанная пружина, как хрипят старые часы, раньше чем пробить время. - Она умерла! — жаловался наследник Тутти. — Какое горе! Она умерла! Маленький Тутти не был волчонком. - Эту куклу нужно исправить, — сказал государственный канцлер на совещании Государственного совета. — Горе наследника Тутти не имеет границ. Во что бы то ни стало куклу надо исправить! - Нужно купить другую, — предложили министры. - Наследник Тутти не хочет другой куклы. Он хочет, чтобы эта кукла воскресла. - Но кто же может исправить её? Я знаю, — сказал министр народного просвещения. - Кто? - Мы забыли, господа, что в городе живёт доктор Гаспар Арнери. Этот человек может сделать всё. Он исправит куклу наследника Тутти. Раздался общий восторг: - Браво! Браво! И весь Государственный совет, вспомнив о докторе Гаспаре, запел хором: Как лететь с земли до звёзд, Как поймать лису за хвост, Как из камня сделать пар, Знает доктор наш Гаспар. Тут же составили приказ доктору Гаспару. ГОСПОДИНУ ДОКТОРУ ГАСПАРУ АРНЕРИ Препровождая при сём повреждённую куклу наследника Тутти, Государственный совет правительства Трёх Толстяков приказывает Вам исправить эту куклу к завтрашнему дню. В случае, если кукла приобретёт прежний здоровый и живой вид, Вам будет выдана награда, какую Вы пожелаете; в случае невыполнения грозит Вам строгая кара. Председатель Государственного совета государственный канцлер… И в этом месте канцлер расписался. Тут же поставили большую государственную печать. Она была круглая, с изображением туго набитого мешка. Капитан дворцовой гвардии граф Бонавентура в сопровождении двух гвардейцев отправился в город, чтобы разыскать доктора Гаспара Арнери и передать ему приказ Государственного совета. Они скакали на лошадях, а позади ехала карета. Там сидел дворцовый чиновник. Он держал куклу на коленях. Она печально приникла к его плечу чудесной головкой с подстриженными кудрями. |
| - Да… но… — Доктор развёл руками. — Я постараюсь, но разве можно ручаться? Я незнаком с механизмом этой волшебной куклы. Мне нужно его изучить, мне нужно установить характер повреждений, мне нужно изготовить новые части этого механизма. Для этого потребуется много времени. Быть может, моё искусство окажется бессильным… Быть может, мне не удастся восстановить здоровье израненной куклы… Я боюсь, господа… Такой короткий срок… Одна только ночь… Я не могу обещать… Чиновник прервал его. Подняв палец, он сказал: - Горе наследника Тутти слишком велико, чтобы мы могли медлить. Кукла должна воскреснуть к завтрашнему утру. Такова воля Трёх Толстяков. Никто не смеет не подчиниться их приказу. Завтра утром вы принесёте исправленную, здоровую куклу во Дворец Трёх Толстяков. - Да… но… — протестовал доктор. - Никаких разговоров! Кукла должна быть исправлена к завтрашнему утру. Если вы сделаете это, вас ожидает награда; если нет — суровая кара. Доктор был потрясён. - Я постараюсь, — лепетал он. — Но поймите, это слишком ответственное дело. - Конечно! — отрубил чиновник и опустил палец. — Я передал вам приказ, вы обязаны его исполнить. Прощайте!.. Тётушка Ганимед отпрянула от двери и убежала в свою комнату, где в углу потрескивала счастливая мышь. Страшные гости вышли. Чиновник уселся в карету; граф Бонавентура, засверкав и зазвенев, вскочил на лошадь; гвардейцы надвинули шляпы. И все ускакали. Кукла наследника Тутти осталась в мастерской доктора. Доктор проводил посетителей, потом отыскал тётушку Ганимед и сказал ей необычайно строгим голосом: - Тётушка Ганимед! Запомните. Я дорожу славой мудрого человека, искусного доктора и хитрого мастера. Кроме того, дорожу своей головой. Завтра утром я могу потерять и то и другое. Мне предстоит тяжёлая работа всю эту ночь. Поняли? — Он помахал приказом Государственного совета Трёх Толстяков. — Никто мне не должен мешать! Не производите шума. Не стучите тарелками. Не делайте угара. Не сзывайте кур. Не ловите мышей. Никаких яичниц, цветных капуст, мармеладов и валерьяновых капель! Поняли? |
| Несмотря на договоренности, летом 1227 г. бароны во главе с Филиппом Строптивым и Пьером Моклерком, собравшись в Корбее (ныне Корбей-Эсон), сделали попытку захватить Л. С., возвращавшегося из Вандома в Париж. Отряды мятежных грандов перекрыли дорогу возле Монлери, но на помощь королю пришли вооруженные парижане. Они сопроводили Л. С. до Парижа; вдоль всей дороги стояли люди, готовые защитить короля ( Жуанвиль. 2007. С. 25). В 1228 г. коалиция недовольной знати возродилась: началась кампания по очернению Бланки Кастильской и ставшего ее союзником Тибо Шампанского (их обвиняли в любовной связи). В 1230 г. Л. С. во главе войска совершил 2 похода против графа Бретонского и один - для защиты графа Шампанского. Королю удалось захватить неск. городов в Анжу (Анже, Божё и Бофор) и Беллем. Граф Бретонский обратился за помощью к королю Англии. Войска Генриха III высадились в Сен-Мало, но в военные действия не вступали, оставаясь в Нанте. После ряда побед Л. С. весной 1231 г. Пьер Моклерк подписал перемирие на 3 года; в окт. 1234 г. он полностью подчинился королю Франции. Успех был одержан Л. С. и на юге Франции. Получив поддержку Папского престола в борьбе с еретиками (остатками катаров, альбигойцами, вальденсами ) - папский легат кард. Романо Бонавентура проводил там политику «выжженной земли»,- французский король помирился с Раймундом VII, гр. Тулузским. 11 апр. 1229 г. был подписан мирный договор, согласно к-рому Раймунд VII вернул себе владения в Тулузене, Керси и Ажне, Л. С. получил альбигойские земли на севере с г. Альби, а папа Римский стал хозяином территорий к востоку от Роны в бывш. Арелатском королевстве. Дочь графа Тулузского должна была выйти замуж за брата Л. С.; в качестве приданого она получала обл. Тулузен с г. Тулуза, а также 7 замков. Раймунду VII предписывалось основать в Тулузе ун-т, деятельность к-рого способствовала бы искоренению ереси в регионе. Граф примирился с католич. Церковью, принес публичное покаяние в Париже и признал Л. С. своим сюзереном. Т. о., Л. С. стал 1-м полноправным королем 2 частей Франции - северной и южной. По заключенному в сент. 1229 г. договору с др. мятежником, Раймундом Транкавелем, виконтом Безье и Нарбона, к владениям франц. короны был присоединен Каркасон и обеспечен выход к Средиземному м., где Л. С. распорядился построить портовый г. Эг-Морт. |
| Память показывает, что в человеческой душе содержатся некоторые принципы, которые человек не может никогда забыть, некоторые врожденные принципы, на которые опирается наше мышление. Это, например, такие принципы, как принцип равенства, принципы существования, мышления, положение, что часть меньше, чем целое и т.п. Но эти принципы не могут прийти в душу из какого-то чувственного восприятия, поэтому эти принципы вечны и поэтому являются образом Вечного Бога. Умозрительная – вторая – способность, иначе говоря, способность мыслить, состоит в том, что мы совершаем некоторые умозаключения, а умозаключения состоят, прежде всего, в том, что мы даем некие определения понятий, которые основаны на других, более общих понятиях, а эти более общие понятия опираются на еще более общие и т.д. Восходя к общим понятиям, мы восходим до самых общих понятий – до категорий, или до универсалий, таких как бытие, сущность, время, вечность… Эти общие понятия могут существовать лишь в умопостигаемом, т.е. божественном мире. Поэтому и умозрительная способность, которой обладает человек, невозможна без того, что существует Бог. Как и способность любить. Способность любить, прежде всего, состоит в нашем выборе, и в конце концов это выбор между добром и злом. Человеку присуща очевидная, как мы скажем – врожденная, способность знания, что является добром, а что им не является. А почему возможно это знание добра? Только в том случае, если добро существует само по себе как Божественное добро. Поскольку душа есть образ Бога, то и Бог «обладает памятью, разумом и волей». Таким образом, душа получает тройное представление о Пресвятой Троице, а Троица, в свою очередь, проявляется в мире как единство различных наук, каждая из которых возводит нас как к Единому Богу, так и к одной из Божественных Ипостасей. Ведь философия, пишет Бонавентура, «подразделяется на естественную, рациональную и моральную. Первая занимается причиной бытия и поэтому ведет к всемогуществу Отца; вторая занимается законом мышления и поэтому ведет к мудрости Слова; третья занимается порядком жизни и поэтому ведет к благу Святого Духа. |
|
|
