| А.Н. Надеждин Воспитание Хотя в рассматриваемый нами период, так называемое физическое воспитание не имело еще надлежащей, организованной постановки, но понятие о нем не было чуждо и нашей духовной школы. По крайней мере 1-й параграф «Введения к уст. дух. училищ» гласит: «общая цель воспитания юношества есть образование нравственных и физических способностей, согласное с его предустановлением». Но как физическая сторона воспитания соединена с теми или другими экономическими и хозяйственными условиями и средствами, то эта сторона и будет рассмотрена нами в отделе экономии. В настоящем же отделе мы имеем в виду собственно нравственное воспитание семинаристов. Инспекция По уставу, нравственное управление находилось преимущественно в ведении инспектора и сообразно с этим определялись все его обязанности (Проект уст. Отд. II). Инспектору особенно нужно было помнить, что «главное предустановление юношества духовного состоит в утверждении и распространении истинного благочестия». (Введен. к уст. духов, уч. § 2). Не даром и сам он был лицо духовное и духовное по преимуществу, как имеющий монашеский сан – верх благочестия. Он имел постоянное наблюдение за учениками вне классов, или лично посещая их, или имея надзор чрез старших (Проек. §§ 72, 73). По донесению семин. правления в 1825 г. академическому, «ученики в свободное от классов время весьма часто посещаемы были инспектором, с должным наблюдением касательно занятий их, и вместе порядка и чистоты в комнатах. Для непосредственного и постоянного наблюдения определены старшими отличнейшие и благонравнейшие из учеников выш. отделения», которые избирались обыкновенно инспектором, но определялись правлением и руководствовались инструкцией, от правления выданной. Таким образом надеялись достигнуть выполнения правила: «попечительное око надзирателей должно быть обращено на учеников в классах, следовать за ними вне классов и невидимо сопровождать их даже вне училища». (Введ. к уст. § 12). Между тем сам инспектор, как оице духовное, важное (нередко архимандрит), не на столько мог быть свободен, подвижен и доступен для воспитанников. |
| Когда Иона достиг земли своей, пределов народа своего, тогда стал отпускать проводников своих, просить, чтобы с миром удалились от него. Он боялся, что увидят они идолопоклонство народа его, что исправленные покаянием язычники развратятся среди беззаконников и научатся нечестию у народа его. Он опасался, что рана, которая закрыта и залечена, снова откроется. Вреден гнусный пример и низких людей, но сколь же более гибелен пример того, кто стоит на высокой степени развития и падает? Если вредит и уничиженный беззаконник, то насколько вредоноснее грешник, который нечествует и не знает стыда? Бесстыдный грешник как бы насильно кладет свою закваску в других, и своей близостью и сообществом доводит и других до дерзости. Боялся Иона, чтобы его беззаконный народ, предающийся всякому нечестию, не сделал нечестивыми и пришедших добронравных язычников. Но стыдился отпустить их без всякой причины; неприлично было не позаботиться о них. Боялся он вести их с собой, чтобы семя Ханааново не посмеялось над сынами Авраамовыми, придя к ним. Иона поблагодарил сопровождавших его, любезно облобызал их, преподал им святое благословение, мудро наставил, кротко советовал возвратиться, убеждал последовать данному им совету и послушаться слова его. Но сколько ни убеждал он, – не уважили убеждений; сколько ни просил, – не устыдились его просьб; советовал, – и никто не внимал совету; лобызал и отпускал, – и никто не преклонялся. «С тобой пришли мы в землю твою, чтобы приобрести в ней пользу для себя, научиться добрым нравам, уставам и правилам. В земле твоей научимся мы правде, потому что живет в ней народ благонравный. В ней научимся чистоте, потому что населяют ее любители чистоты. У людей славных, которые живут в ней, научимся славным деяниям. Позволь войти, и увидеть мужей светолепных; позволь войти, и увидеть избранных; позволь войти, и увидеть землю, в которой пребывает истинная вера; позволь войти, и увидеть страну, в которую не проникало идолопоклонство; позволь войти, увидеть и восхвалить страну, в которой нет волхвований; позволь войти, и увидеть субботствующих (свободных) от всякого лукавства; позволь войти, и увидеть обрезанных, вместе с плотью обрезавших и сердце; позволь войти, и увидеть блаженных, с которыми не живет неправда! У народа, обличителя других, без сомнения, нет непотребств. |
| По благословению отца настоятеля старца просили в монастырскую гостиницу и возили на монастырские хутора; он повиновался как дитя, готовый на всякое послушание. Даже видя явную опасность для своей жизни, не отрекался быть исполнителем воли начальников. За два года до смерти он был очень слаб. Отец настоятель думал, что ему лучше будет, когда провезет его по свежему воздуху. С этой целью он предложил о. Архиппу ехать с ним в г. Путивль. Отец Архипп не противоречил. Прощаясь с келейником, он сказал: «Может не увидимся». Поехали. На поворотах дорог лошади пять раз сами собой сворачивали назад, точно им кто заграждал дорогу. Кучер с большим усилием направлял лошадей на дорогу; проехав немного, лошади снова сворачивали. Усматривая в этом волю Божию, препятствующую поездке, отец игумен приказал вернуться в обитель. Там старец сказал настоятелю: «Ты бы меня не привез обратно живого». После этого отец Архипп в потоке слез излил Богу благодарную молитву. Был и другой случай, когда подвижник с явным вредом для своего здоровья, исполнил послушание, а неизвестных нам таких случаев может было весьма много. IV Вообще у блаженного послушника послушание всегда было на первом плане. Ради его, он в начале своих подвигов вкушал пищу наравне со всеми; атлетическое его сложение и постоянный нелегкий труд требовали этого, тем более, что страсти у новоначальных умаляются не усиленным постом (иначе послушники не могли бы нести послушания), а исповеданием греховных помыслов, трудами и удалением от свободного обращения с близкими . Блажен отец Архипп, ибо без сожаления отдал себя на труд послушания и избегал свободного обращения с ближними, которое развращает и благонравных. Будучи в схиме, старец продолжал ходить в братскую трапезу, но воздерживался от насыщения, стараясь, впрочем, не показать этого. Когда все кушали, он весьма медленно, не торопясь, понемногу принимал пищу; хлеб в рот клал крошками. Отец П-ий, бывший некоторое время с о. Архиппом на пекарне, рассказывал нам, что старец не употреблял рыбы и для него никаких разрешений не существовало. До конца поздней обедни он ничего не вкушал и иногда прямо из храма шел в трапезу. Никто не мог его заставить изменить этого правила, не говоря о более важном. Так подвижник тверд был в исполнении принятого воздержания. |
| „Всяк крестится, да не всяк молится». (Послов.). „Молись, а злых дел берегись». (Послов.). „Если только во внешней обрядности полагаем свое преуспеяние, то скоро придет конец нашему благочестию». (Фома Кемпийский). Обрядовое лицемерие заключается не в непонимании обряда, а в холодности к нему. Прот. М. И. Хитров († 1898) в своем дневнике пишет: „я не понимал их (священных песней) смысла, но они поразительно действовали на душу. Признаюсь, я желал бы навсегда остаться при моем детском непонимании и при прежнем трепетном чувстве». „Знание без исполнения – туча без дождя». (Посл.). Клятву для удостоверения важных истин употребляли апостолы (особенно – ап. Павел) и Святые Отцы некоторые. Напр., пр. Ефрем Сирин в своем завещании употребляет сильные клятвы: „клянусь Снисходившим на гору Синайскую и Вещавшим из камня ( Исх. 17:6 ); клянусь устами, возопившими: Елои и приведшими тем в содрогание всю тварь; клянусь тем, Кто продан Иудою и биен в Иерусалиме, клянусь могуществом Заушенного по ланите и величием Приявшего заплевание; клянусь тремя Лицами Огня и единым Божиим существом, что не отделялся я от Церкви». И еще: „Клянусь вашею и своею жизнию, у Ефрема не было собственности, не было ни жезла, ни влагалища, потому что я слышал слова Господа: не приобретайте ничего на земле». Св. Григорий Богослов на вопрос: „к чести ли Бога служит клятва?» ответил: „да, если бы не было опасности от ложной клятвы. Ложная клятва есть отречение от Бога. Приобретем такие нравы, которые внушали бы доверие. Благонравным менее нужды в клятве; что говорю: менее? Им вовсе не нужна клятва. За них порукою добрые нравы. Отважусь на острое слово, и буду заклинать тебя самою клятвою: бегать клятвы». „Самый лучший способ соблюдать святость клятвы – это прибегать к клятве и не часто, и не легкомысленно, и не во всякого рода делах и обсто-ятельствах, и не для восполнения речи, и не для подтверждения верности рассказываемого, но приберегать ее употребление для тех случаев особенной необходимости и важности, в которых оказывается невозможным никакой другой способ спасения, кроме заверения истины клятвою». (Философ Гиерокл). |
| - Что ж ты забыла про твою подругу - кондукторскую дочку! " Нюрочку! Пригласить Нюрочку! - обрадовалась я. - Как это не пришло мне в голову раньше! Как я могла забыть про нее! " И тут же я попросила позвать к нам на вечер маленькую дочь Никифора Матвеевича. - С удовольствием, девочка, - согласился дядя, который всегда был ласков со мною в память своей покойной сестры, то есть моей мамочки, - напиши письмо твоей подруге. Пусть приходит... Все пишите приглашения вашим друзьям, - обратился он к детям, - а я сам приглашу только одну-единственную гостью, а кого - не скажу... - заключил он с лукавым видом. - Скажи, скажи, папочка! - облепили его со всех сторон Жюли, Жорж, Нина и Толя. - Ну ладно, так и быть, скажу. Это дочь моего начальника, прелестная маленькая барышня, очень образованная и начитанная. Я бы хотел, чтобы вы подружились с ней. А теперь пустите меня. Надо ехать за покупками к балу. До свиданья! - И, перецеловав всех нас, дядя поспешил уйти. Матильда Францевна принялась было снова за книгу, но никто не хотел знать, чем кончилась печальная повесть благонравного мальчика с шишкой на носу. Жорж первый прервал чтение, вскричав: - Могу себе представить эту дочь начальника: фря какая-нибудь! Говорит все время по-французски и ходит, как утка, переваливаясь на высоких каблуках. Остроумно! - Ну, эта уж в тысячу раз лучше, нежели солдатская дочка! - протянула, презрительно сморщив носик, Ниночка. - Очень приятно быть знакомою с дочерью какого-нибудь министра. А то вдруг - Ню-роч-ка! Мужицкое имя. Стыдно сказать! - Нюрочка, Курочка, Подфуфырочка, не все ли равно! Я с мужичкой танцевать не стану. И Тольке не позволю! Да! - вскричал Жорж. - А я буду! - неожиданно пропищал мой милый Пятница и торжествующе посмотрел на старшего брата. - Молчи! Как ты смеешь! - рассердился Жорж. - Клоп, а еще разговаривает! Остроумно! Тоже! Молчать! - Сам молчать! Тут произошло нечто неожиданное. Жорж ударил Толю, Толя - Жоржа. И оба полетели со стула прямо под стол на ноги Баварии. У Баварии болели мозоли, она лечила их каждое утро какой-то жидкостью из зеленой баночки. Жорж ударился головой о мозоль Баварии, Бавария закричала от боли и расставила мальчиков по углам. |
| Но если никто не будет обещать этого, то какая польза посылать (детей) к учителям, где они научатся прежде красноречия порокам, и, желая приобрести менее важное, потеряют важнейшее — силу души и все доброе настроение. Так что же? Разрушить нам, скажут, училища? Я не говорю этого, но (говорю) о том, как бы нам не разрушить здание добродетели и не заглушить живой души. Когда душа целомудренна, тогда не будет никакой потери от незнания красноречия; а когда она развращена, тогда бывает величайший вред, хотя бы язык был весьма изощрен, и тем больший, чем больше это искусство; ибо порочность в соединении с искусством в слове производит гораздо худшие беды, чем необразованность. А если, скажешь ты, они, удалившись туда, при необразованности языка не будут иметь и добродетели? А если, скажи мне, они, оставаясь в городе, при развращении души, не приобретут в школе никакого красноречия? Мне позволительнее будет сказать это, нежели тебе твое. Почему? Потому что, хотя то и другое, как будущее, не известно, но твое более сомнительно. Как и почему? Потому что для надлежащего занятия красноречием нужна добрая нравственность; а добрая нравственность не нуждается в пособии красноречия. Можно быть целомудренным и без этого знания, но никто никогда не приобретет силы красноречия без добрых нравов, проводя все время в пороках и распутстве. Таким образом, чего ты боишься там, того же должно бояться и здесь, и здесь тем больше, чем чаще неудачи и чем высшему угрожает опасность. Там нужно заниматься только одним, а здесь предстоит овладеть двумя предметами, так как невозможно приобрести одного без другого, — без благонравности изучить красноречие. Но, если хочешь, предположим, невозможное возможным: что будет нам доброго от знания красноречия, когда у нас будет поражено самое существенное? И что худого от незнания, когда у нас, исправно самое важное? И это признано не только у нас, которые смеемся над внешнею мудростью и почитаем ее буйством (1 Кор. 3:19), но даже у самих внешних философов. |
| Поставляя себя пред небесной Царицей в благолепном чине благоговейных рабов, в деятельной правоте, потщимся привести себя в расположение детей. Известно же, что дети – от горячего расположения – готовы излить пред материю всю душу, обнаружить все чувствования о самих себе, высказать и то, что есть в положении их приятного и то, что есть неприятного. И с кем дети лучше могут разделить приятное для них, как не с материю, и кто больше порадуется о добре их, как не мать? Но искренние дети не таят пред материю и того, что имеют неприятного в положении своем. Рассказывают не только о том, что повстречалось с нами неблагоприятного от себя и от других; но открывают и то, что они сделали неодобрительного, и что, не смотря на ощущаемый стыд, они открывают матери, желая лучше сами предупредить о проступке своем, нежели скрытностию причинить большую скорбь матери своей, а себя подвергнуть гневу ее; благонравные дети знают, что никто скорее не простит вины, никто лучше не исправить проступка их, как мать. Итак, если мы не можем порадовать Божественную Матерь, как верные сыны и дщери, нашею правотою, не можем порадовать преданностию Богу, благотворительностию ближним, непорочностию в отношении к самим себе: та не оскорбим Материнского сердца Пресвятой, если, как дети виновные, с сокрушенным сердцем и слезящим взором припадем к Ней, и будем всею крепостью веры и любви молить Ее, чтобы Она не прогневалась на нашу неправоту, и ведая слабость нашу, как Благоутробная, благоволила прийти к нам с милостию Сына Своего, Христа Бога нашего, и покрыт оною множество грехов и прегрешений наших, благоволила придти с благодатию Его, и озарить оною наш омраченный ум, оросить хладное сердце, укрепить к исправлению немощную волю; благоволила придти с небесною благостию, и, по благоутробию Своему, даровать нам блага нужные по коегождо потребе и избавить нас от належащих бед и скорбей. Так, возлюбленные, кроме особенных нужд, Которых у каждого из нас много и которые должны составлять предмета частных наших молитв и прошений к Богоблагодатной, есть у нас общие нужды и скорби, которые требуют общего прилежного моления к общей нашей Заступнице. |
| Тогда-то, свыше вдохновенный, Раздался звучный глас Петра... Действительно, бывают мгновения, когда кажется, будто человек действует по волшебному вдохновению и о нем можно сказать лишь с пушкинской твердостью: " Он прекрасен... " Он прекрасен. В прекрасном все: правда, любовь, вдохновение: Правда сама по себе прекрасна, любовь сама по себе прекрасна. Но у прекрасного своя роль: оно служит проводником добра и правды, оно приводит высшие стремления в наши сердца. Не каждый способен к отвлеченным мыслям о величии мира, не все любят размышлять о высших вопросах жизни, но каждому человеку, поскольку у него есть совесть, доступно чувство прекрасного, наслаждение прекрасным и стремление к прекрасному. Секрет в том, что у совести и у искусства одна природа. Совесть - моя, личная, и она же - общечеловеческая. Но и художественный образ - личное творение, он единичен, индивидуален, и в то же время он содержит в себе общечеловеческое, " типичное " , как говорят литературоведы. Какой-нибудь Собакевич - просто Собакевич, человек с грубым нравом и смешной фамилией, но он же еще и тип, в нем, в неясной форме, вся мировая история, можно сказать, заключена. Совесть и художественный образ - одной природы, они существуют одним и тем же способом. Поэтому искусство так сильно влияет на человека с развитой совестью и не влияет на бессовестных, хотя и может доставить удовольствие. Если мы не заботимся о совести ребенка, он никогда не поймет искусства, сколько лекций ему ни читай и по каким музеям его ни води. Впрочем, искусство и само пробуждает совесть. Обычно наши обращения к совести - это укор, стыд, боль. Когда же на совесть действует прекрасное, оно приносит радость. Оно и обостряет совесть, и лечит ее, оно примиряет с жизнью, укрепляет надежду тем, что само есть образец мастерства. В жизни правда и неправда переплетены, искусство же показывает нам чистую, высшую, гармоническую правду. Но как развить стремление к прекрасному? Это все тот же вопрос о сущности и форме. Можно хорошо учиться в школе и не знать тяги к правде. Можно благонравно вести себя и не знать, что такое любовь к людям. Можно наслаждаться искусством и даже создавать нечто, похожее на произведения искусства, играть на фортепьяно, рисовать, вышивать и танцевать в ансамбле - и не знать стремления к прекрасному. Суть прекрасного все-таки в гармонии. Главное слово в мире прекрасного - вкус. Гармонично развитых и гармонично сложенных людей не так уж и много, но еще реже встречаются люди гармоничного, прекрасного духа. Они поражают с первой встречи. Они несут покой - но не покой застоя, а покой внутреннего напряжения, живую тишину. Когда-нибудь появятся педагоги, которые, соединив древнее искусство добиваться гармонии с современной активностью, соединив упражнения с просвещением сознания, достигнут новой гармонии и научатся возбуждать ее в детях; тогда-то и появится человек, в котором, по мысли Чехова, " все прекрасно " . |
| На склоне лет отставной министр Державин усердно предавался воспоминаниям… Прошлое оживало в его душе. Он стал одним из лучших русских мемуаристов, хотя современному читателю нелегко продраться сквозь заросли архаичной допушкинской прозы. О себе Гаврила Романович почти всегда (за исключением оговорок) писал в третьем лице – так оно смиреннее… Откроем «Записки» Державина, в которых он писал о себе «он», а не «я» – из политесной застенчивости: «Отец его служил в армии и, получив от конского удара чахотку, переведен в оренбургские полки премьер-майором; потом отставлен в 1754 году полковником. Мать его была из рода Козловых. Отец его имел за собою, по разделу с пятерыми братьями, крестьян только 10 душ, а мать 50. При всем сем недостатке были благонравные и добродетельные люди. Помянутый сын их был первым от их брака; в младенчестве был весьма мал, слаб и сух, так что, по тогдашнему в том краю непросвещению и обычаю народному, должно было его запекать в хлебе, дабы получил он сколько-нибудь живности». Это случилось в воскресенье, 3 июля 1743 года. Тёплый хлеб не подвёл: родившийся хилым, Державин до седых волос почти не жаловался на здоровье. Рослый, энергичный, подтянутый – он всю жизнь был способен терпеть перегрузки, работать за троих, сворачивать горы. Возможно, сказывалась первоначальная закалка: вместе с отцом-офицером Державин скитался по городам и избам, а жили они всегда более чем скромно. Державин считал своей родиной Казань. «Казань, мой отечественный град, с лучшими училищами словесности сравнится и заслужит, как Афины, бессмертную себе славу…» – писал он профессору Городчанинову, приветствуя процветание Казанского университета – третьего в России. Эти слова казанцы никогда не забудут. Казань Но академик Яков Карлович Грот (1812– 1893), исследователь поэзии и биограф Державина, утверждал: настоящим местом рождения поэта была одна из деревушек Лаишевского уезда Казанской губернии – по разноречивым сведениям то ли Кармачи, то ли Сокуры. Это примерно в сорока верстах от древней татарской столицы. В Сокурах Державин провёл немало счастливых месяцев в детские годы. Вот вам и первая загадка Державина: точное место, где он появился на свет, неизвестно. Только – край, Казанский. |
| Для русского человека такой основой является Православие с его нетленными Божиими заповедями. Некнижность и необразованность никогда не были необходимым условием для веры евангельскому учению; Господь Сам посылал мудрых и книжников: Мф, 23, 34. Апостолы Павел и Иосиф из Аримафеи были учёные… Будем помнить, что научно-образовательная методология русской дореволюционной школы сочленяла и делала органично совместимыми Православие, духовную культуру и в целом весь образовательный процесс как в светских школах, так и сугубо религиозных. И дело тут вовсе не в якобы догматически навязываемой Церковью богобоязни и нагоняющем страхе безбожникам вечно «гореть в аду» за безверие, как говорят яростные противники Православия либеральные методологи. Дело не в богобоязни, хотя и богобоязнь сама по себе является необходимой преградой от всевозможных дурных соблазнов, а во внутреннем духовном богоуважении и преклонении перед Его высшими морально-нравственными принципами и устоями, которые внушались питомцам с первого дня, как они перешагнули порог учебного класса. Однако непонятную архиосторожность, а порой и вовсе недопустимое резкое неприятие религии проявляют наши «верховные» наставники и методологи относительно вопроса введения в общеобразовательные школы уроков, связанных с постижением великих и мудрых христианских заветов. Нередко оные методологи ссылаются на некие «возмущения» граждан, якобы очень недовольных введением в светские общеобразовательные школы религиозного компонента. Весьма сомнительный довод – ведь каждый родитель хочет видеть своё дитя благонравным, морально и нравственно подготовленным к суровым жизненным испытаниям. И Божии заветы испокон веку помогают каждому стать именно такой сострадательной, развитой духовно и физически личностью. Больше того, на наш взгляд, юные поколения призваны учиться умно и тонко вглядываться в глубину веков нашей многострадальной и вместе с тем героической истории, чтить её святую память и хорошо понимать, что Православие сыграло исключительно выдающуюся роль в становлении и развитии нашего государства, в культурно-нравственном окормлении формирующейся русской нации. |
|
|
