| Арабский язык – язык Корана Язык каждого народа служит выразителем его духовной жизни: это художественный образ, вызванный жизнью народа и окружающей его природы и служащий для выражения и сохранения в памяти мыслей и чувствований народа, его верований, поэзии и проч. Наш отечественный поэт, князь Вяземский, высказал это в следующем прекрасном стихе: «Язык есть исповедь народа: в нем слышится его природа, его душа и быт родной». По словам покойного арабиста Холмогорова, в языке народа всего более отражаются его мысль, его дух и его своеобразный взгляд на окружающую природу; в языке мы найдем более прямое доказательство умственных сокровищ народа и его способности к самосовершенствованию. Если сам народ беден понятиями, то скуден и язык его, как орган для выражения этих понятий: тогда необходимость заставляет прибегать к заимствованию чуждых слов, чтобы вознаградить недостаток, заметный в собственном языке, и много лет требуется для того, чтобы в замену пришлого явилось и выработалось самородное слово. Всего этого успел избежать арабский язык, уже с древнейших времен являющийся как бы во всеоружии, чуждый всякого постороннего влияния, и до того обильный, что при переводе, например, с греческого языка, он, за немногими исключениями, мало принял в себя научных терминов, довольствуясь собственными средствами. Прошли целые ряды столетий пока сильная воля одного человека, в связи с историческими обстоятельствами, успела выдвинуть арабов – мусульман за пределы их прежде мало известной родины, доставила им преобладание в значительной части древнего мира, как в политическом, так и в религиозном смысле, особенно в последнем; настало новое время и с ним поднялись новые жизненные вопросы, иные деятели, иные стремления, – но язык арабский остался цел и невредим в устах народа, им говорящего, невредим, как живой родник, который выделяет из себя мелкие, разбросанные ручьи, мало отдалившиеся от своего первообраза 349 . В виду этого, нам представляется необходимым сказать об отличительных особенностях арабского языка, на котором обнародован Мухаммедом Коран 350 . |
| По примеру Петра Великого, с того же французского перевода, при Императрице Екатерине II, в 1790 г. издан был русский перевод Корана, сделанный Веревкиным. В настоящем столетии появлялись и продолжают появляться на всех языках переводы Корана, как с подлинника, так и с европейских языков. В России до последнего времени был в обращении перевод К. Николаева, сделанный им с французского перевода Казимирского, и в 1876 г. был издан в С.-Петербурге уже третьим изданием. Не говоря уже о том, что перевод Николаева, как не самостоятельный, не может иметь научного значения, он страдает большими недостатками и как перевод с французского. Между тем перевод г. Саблукова отличается и внешними, и внутренними несомненными достоинствами. Не говоря о первых, мы считаем необходимым указать на последние. Г. Саблукову , вследствие его многолетнего и редкого по добросовестности изучения ислама вообще и Корана в частности, в переводе своем удалось удержать дух и букву арабского языка подлинника, что удавалось далеко не многим арабистам. В его переводе, кроме повсеместной ясности и точности, одинаковые выражения подлинника переданы одинаковыми русскими выражениями, а это весьма важно и в научном, и в практическом отношениях. Но кто знает, что арабский язык не имеет ничего общего с русским, тот поймет, каким глубоким арабистом был г. Саблуков и какую неоцененную услугу оказал он нам русским своим переводом Корана. Своим переводом он доказал фанатикам мусульманам, что Коран можно вполне удобно переводить на другие человеческие языки, и что учение их законодательной книги нам теперь доступно даже более чем тем мусульманам, которые не понимают арабского языка. А подробный, систематический указатель к переводу Корана, составленный тем же г. Саблуковым, дает нам полную возможность отыскать в Коране все то, что в нем есть, и проверить каждое предположение о том, чего в Коране нет. Все отличительные особенности арабского подлинника характерно переданы в переводе и притом так, что русская речь от этого не пострадала. |
| Нам известно несколько примеров обаятельного действия стихов Корана на современников автора его. В Сирате, например, рассказывается, что, когда Отба, посланный членами своего колена сделать Мухаммеду мирные предложения, услыхал от него в ответ на эти предложения 41 главу Корана, возвратившись к своим сказал: „Боже! я слышал от него такую речь, подобную которой я никогда не слыхал. Это не простая поэзия, не просто очаровательный язык, но что-то было потрясающее“. Из того же Сирата мы узнаем, что некоторые враги Мухаммеда, запретивши другим слушать его, сами нарушали это запрещение и тайком ходили слушать его ночью. В одну ночь случилось так, что у дома Мухаммеда сразу встретились Абу Джагль, Абу Софиан и Ахнас, сын Шорейка, и начали друг друга укорять за излишнее любопытство, обещавшись впредь не ходить сюда, но на другой день повторилась та же история и враги Мухаммеда должны были дать друг другу клятву в том, что вчерашнее обещание и более раннее постановление они нарушать не станут 169 . Что Окба однажды так же увлекся чтением Корана и вызвал тем неудовольствие со стороны своего друга Обея ибн Халяф, – мы говорили. О Валиде, сыне Могейры, рассказывают почти такую же историю. Он несколько раз заслушивался Мухаммеда. Абу Джагль его укорил за это и затронул его больное место, сказавши, что народ хочет собрать ему денег, чтобы он не ходил к Мухаммеду. „Разве вы не знаете, что я самый богатый человек? – возразил самолюбивый Валид, сын Могейры, – ведь почему я слушал Мухаммеда? Из вас знает ли кто лучше меня разные стихотворения? Клянусь Богом, его слова непохожи на наши стихотворения, потому что в его словах какая-то необыкновенная сладость и полнота, трогающая сердце 170 . Известно также, что Омар, пораженный решительностью своей сестры, был тронут прочитанной ею сюрой Корана. Даже более или менее компетентные судьи в деле поэзии удивлялись звучным стихам Корана. Лебид ибн Рабия, например, поэма которого превосходила все, что могла представить современная Мухаммеду арабская поэзия, и потому была выставлена при храме меккском как образцовое произведение, – этот Лебид был так поражен первыми стихами 2-й сюры, что снял с показанного места свою поэму, принял ислам и сделался, так сказать, придворным поэтом Мухаммеда, отписывая на сатиры и брань, распространяемые в Мекке на проповедника ислама 171 . |
| Но в продолжении времен от каждого из соседних народов складывалось по нескольку понятий в сумму религиозных понятий Аравии. Считаем нужным перечислить эти слова, вошедшие в Коран, и сравнить из первоначальные понятия с теми, какие получили они у мохаммедан. Эти слова в известной мере раскрывают начала, из которых сложились религиозные понятия как самого автора Корана, так и его одноплеменных арабов; учитель ислама, встретив их в своем отечестве, усвоил их или переиначил и выдал в Коране, как откровение Бога. Эти слова дают нам основание верно определить качество мусульманской экзегетики Корана. Мусульманские учителя, ограничиваясь в филологическом толковании Корана знанием одного арабского языка и не знал истинного источника иноязычных слов, дали многим словам смыслы нелепые, выдумали события небывалые, делали суждения детские, вместо истины представили вымыслы уродливые, дикие. Отношение арабского языка к еврейскому и сирийскому Прежде было сказано, что арабский язык по лексиконному своему составу один с еврейским и сирийским, и все три принадлежат к семейству семитической речи; но это единство в лексиконом элементе не должно простирать до единства в значении слов, общих всем языкам. Каждый из этих народов, евреев, сирийцев, арабов, в своем развитии неодинаково условливаясь географическим положением, житейским бытом, религией, разрознился в понятиях так, что слова, принадлежащие всем трем языкам, получили у одного народа особенное значение, другой смысл, какого нет в том слове у другого односемейного с ним народа. Считаем полезным пояснить это несколькими словами, общими трем языкам, но получившими особенные значения в каждом, потому что они дают основу для правильного суждения о развитии религиозных понятий в арабском народе, о причинах, которыми установилось известное понятие в известном слове. Берем слова, относящиеся к религии, потому что развитие религиозных понятий Аравии составляет единственную задачу нашего исследования. Объясним это для себя следующими еврейскими словами: Указывая на еврейские и сирийские слова, вошедшие в арабский язык а из него в Коран и в мохаммеданское вероучение, берем не те слова, которые общи этим языкам, как родственным по единству лексиконного своего корня, каких у них много, а только те, которые, при самостоятельном развитии двух народов, евреев и сирийцев, в литературе каждого получили определенный смысл, составляют собственность того народа, и в арабский язык перешли только заимствованием, удержавши за собой понятия, какие получили они у народа, от которого взяты, и если что придал к ним заимствовавший народ из собственного понимания, то выработал уже на основе готового понятия. |
| Во-первых, в Заравшанском округе и Ходжентском уезде находятся поселения таджиков, говорящих по-персидски. Во-вторых, все вообще туземцы Туркестанского края имеют уважение к персидскому языку: говорить по-персидски есть даже в глазах сарта признак человека интеллигентного, мыслящего, развитого. Все сделки у туземцев пишутся на персидском языке, как языке развитом, с богатой литературой». Само собой понятно, что учителю в поселении таджиков нужно пользоваться местным языком. Небесполезно знать этот язык и для того, чтобы читать написанные на нем документы. Но в рассматриваемом отношении указывается еще особая точка зрения на персидский язык – его высшее литературное превосходство. «В высшей степени (сказано здесь) полезно учителю начальной школы, как деятелю среди туземцев, знать этот (персидский) язык. Это нравственное оружие, которому добровольно подчинятся туземные массы». Далее еще большее, гораздо высшее, как бы магическое обаяние приписывается языку арабскому, о котором сказано: и таджики и сарты, и киргизы, и вообще все туземцы-мусульмане преклоняются окончательно пред арабским языком, как священным языком Корана, – верх человеческой мудрости, и к какой бы национальности они ни принадлежали, они восторженно признают и поклоняются одной только идее святости и мудрости в пределах Корана. Все остальное они считают лишним, ненужным, негодным. Идея культурного и литературного священного престижа проходит чрез все рассуждение о туземных наречиях и арабском языке и составляет главный нерв доказательства. Сартовский язык доминирует над киргизским, как язык интеллигентного населения; выше сартовского языка персидский, – нравственное оружие, которому добровольно подчиняются туземные массы; наконец, все разноплеменные туземцы-мусульмане окончательно преклоняются пред языком арабским, как священным. Таким образом, постепенно выступает все большая и большая надобность сказанных языков для начального учителя, как народного деятеля. Но это рассуждение, приняв такую искусственную постановку, подверглось внутреннему противоречию, напр.: прежде о сартах говорилось, как о народе интеллигентном, о языке их, как развитом и богатом, о языке персидском, как об особенно изящном и литературном, которому добровольно подчиняются туземцы, а теперь, когда речь дошла до персидского языка, оказалось, что все туземцы, к какой бы национальности ни принадлежали, восторженно поклоняются одной только святости и мудрости арабского Корана, считая все остальное лишним, ненужным, негодным. |
| Изложенные Рахматуллой-Ефендием доказательства превосходства языка и стиля Корана искусственны, преувеличенны новейшей мусульманской апологетикой и невольно обращают на себя внимание. В основе этого преувеличения лежат своеобразные красоты арабского языка, не всегда понимаемые европейцами, но для восточных жителей кажущиеся несравнимыми. Появление же сочинения «Изгаруль-Хакк» в переводе на французский язык указывает на желание автора Рахматуллы-Ефендия распространить свои взгляды на Коран и среди европейцев и тем уверить последних, что богословствующая мысль и полемическая тенденция не умерли среди современных мусульман, а возрождаются с новой силой под влиянием европейской образованности и религиозной индифферентности европейцев. Пережитые годы последнего десятилетия должны убедить каждого в реальном осуществлении нескрываемой тенденции передовых мусульман – занять если не первое, то и не последнее место в ряду культурных народов старого и нового света, причем, арабский язык выдвигается на первый план, как язык классического периода отжившей свой век мусульманской образованности. Об этой тенденции современных мусульман можно читать в мусульманских газетах и журналах последнего времени 379 . 349 Очерк истории арабской литературы. Арабский язык и до-мусульманская литература арабов (Всеобщая история литературы: составленная под редакцией В. Ф. Корша. Выпуск 13. Спб. 1882 г. стр. 270). 351 Ренан. О происхождении языка. Перевод с французского А. Н. Чудинова. Воронеж, 1866 г. стр. 96. См. также в Энциклопед. Словаре Брокгауза и Ефрона (том 1) под сл. «Арабский язык и арабская литература». 352 См. Энциклопедический словарь, составленный русскими учеными и литераторами. Том 5. С.-Петербург, 1862 г. стр. 217 и след. Цитированное сочинение Ренана «О происхождении языка» и М. Мюллера «Лекции о науке и языке». 353 Четырехбуквенные глагольные корни так малочисленны в арабском языке, что общего правила не нарушают. 354 Гласный звук а, соответственно характеру соединенной с ним согласной, смягчается при произношении в я. |
| (Сура 92:18–21) И хотя Аллах сейчас невидим, а вселенная видима, в конце времен все, что видимо, окажется временным, и только его лик останется неизменным (сура 28:88). Все истинно верующие будут удовлетворены видом его славы, а все остальные будут забыты и брошены. Реальность Аллаха, единственного Бога, опять выходит на передний план и становится центральной темой всего учения Корана. Исчезнет все, что суще на земле. Навек останется лишь Божий лик – благочестив, и щедр, и величен! (Сура 55:26–27) Если спросить, что означает понятие «лик Аллаха», Коран даст следующее определение: это величие его добродетельной щедрости при встрече с нуждами всех созданий на небесах и на земле (сура 55:29). Оно также трактуется как его целостное восприятие: куда бы человек ни повернулся, существует лик Аллаха, поскольку Аллах вездесущ, всезнающ (сура 2:115). Каждый, кто стремится получить вознаграждение от своего Господа, должен выполнить основную обязанность мусульманина – подчиниться лику Аллаха и всегда совершать праведные и добродетельные поступки (сура 2:112). Выражение это очень распространено в Коране (сура 30:38 и др.) и формулируется как важнейшая цель всех тех, кто не видит в данный момент Аллаха, но надеется встретиться с ним лицом к лицу и быть принятым им. Характер истинного верующего очень четко формулируется в Коране. Истинный мусульманин – тот, кто верит только в Аллаха, кто стремится исполнить его волю, кто присоединяется к группе верующих и поворачивается лицом к тому, кто в настоящий момент невидим, но обращен ликом к своим слугам. Это единственный путь, который ведет к вознаграждению и наслаждениям рая. Глава 4. Происхождение и источники Корана Иностранные элементы в тексте Корана Примеры неарабских слов в Коране Много раз Коран объявлял, что ниспослан как арабское Писание (суры 12:2, 13:37, 42:7), поэтому его учения будут понятны тем, кто слышал их на родном языке. Во всех мусульманских странах арабский язык глубоко почитается как язык Книги Аллаха, и все переводы Корана на другие языки считаются по качеству ниже арабского оригинала. Одна из исламских легенд заходит настолько далеко, что объявляет арабский языком небес. Поскольку считается, что эта Книга является откровением Аллаха, ниспосланным Мухаммаду, то предполагают, что она – совершенное Священное Писание, основанное на всеведущей воле и знании. В ней нет ничего от человека и ничего, что было почерпнуто пророком из иных источников. |
| Мы стараемся расширять кругозор учениц: у нас есть занятия, на которых мы говорим с девочками на разные темы повседневности – например, как обеспечить себя в будущем, выбрать работу, противостоять насилию, которое продолжает в нашем обществе негласно быть. – Сестра Марфа, вы упомянули, что при общении с родителями и вышестоящими организациями системы образования вам нередко приходится прибегать к восточным хитростям… – Нам приходится искать, например, не всегда логичные пути воздействия. С Министерством образования мы долго спорили по поводу количества часов преподавания в нашей школе Корана. Я часы срезала, а чиновники приказали увеличить. Они даже хотели закрыть школу, потому что большая часть наших детей – мусульмане и должны изучать Коран в том объеме, в котором это предписывает Министерство образования. Выход из положения нашла преподавательница Корана, наша бывшая ученица. Мы с ней послали наших учеников на конкурс по чтению Корана. И ученицы нашей христианской школы заняли на этом конкурсе второе место. Я показала Министерству образования результаты и плоды нашего обучения с меньшим количеством часов преподавания Корана в неделю. Я даже предложила им прийти в нашу школу и провести экзамен в любых классах на их усмотрение. А мы должны будем выбрать школу в округе и провести экзамен там и сравнить результаты. Пока к нам никто не приходил. Такая вот «арабская логика», арабская манера общения. При общении с родителями тоже иногда приходится в интересах детей хитрить и вести себя очень гибко. Монашество «с кучей детей» – А как отражается работа в школе и интернате на вашей монашеской жизни? – Мы с детьми стараемся подстраиваться друг под друга, а сами жить той жизнью, которую выбрали. Раньше в интернате работали арабские нянечки. Они помогали воспитывать не всегда нам понятных арабских детей, заботились о них, и у сестер была возможность больше времени уделять монашеской жизни. Сейчас нянечек нет. Мы остались с детьми один на один, и нам приходится справляться с этой ситуацией. Чтобы с нами общаться, девочкам пришлось выучить русский язык, а нам – пересмотреть свое представление о монашестве в рамках нашего послушания, тем более что работали мы с детьми другой культуры и другого темперамента. |
| Христианство в истории европейской культуры 386 За два часа лекции исчерпать ее темы мы не можем. Вместо этого я попытаюсь поговорить о подводных камнях, содержащихся в вопросе как таковом, в самом соединении понятий. Я попробую рассуждать о том, как можно соединять понятие христианства с понятием европейской культуры. Стало быть, уже целых три понятия: «христианство», «Европа» и «культура». Прежде всего мы ставим вопрос о присутствии христианства в той культурной традиции, в которой оно было действенно в течение целого ряда особенно продуктивных для этой традиции столетий. Мы ведь не можем, однако, отождествлять христианский мир и Европу, – хотя был длительный период, когда это казалось само собой разумеющимся; немецкий поэт и мыслитель Новалис написал даже труд, который озаглавлен: «Христианский мир, или Европа» (1799). Первое, что нам приходит в голову, когда мы думаем о судьбах христианства внутри истории, в пространственных и временных параметрах истории, в судьбах ее, истории, этнического субстрата, – это резкий контраст между судьбой христианства и судьбой, скажем, ислама – другой мировой религии, монотеистической «авраамитической» религии, как говорят иногда. (Иудаизм, христианство и ислам называют «авраамитическими» религиями, поскольку все они ссылаются на бывшее в начале призвание Богом Авраама, и все они исповедуют веру в Бога Авраама.) Так вот, судьбы ислама в географическом пространстве истории отличаются очень большой стабильностью. Все так, как мы бы ожидали. Ислам явился среди арабов, и арабский язык – это язык Священного Писания ислама, язык Корана. А каким же еще быть языку Корана? И арабский язык до сих пор – священный язык Корана. Ислам произвел в течение нескольких веков, начиная с VII в., широкие завоевания. А что было потом? Какие-то земли были захвачены исламом еще позднее: скажем, турки завоевали Византию. Какие-то земли были отняты у ислама: скажем, Испания или Греция, или страны южных славян. Но в целом, географический регион ислама в течение более чем тысячелетия очень стабилен. И с этим связано особое исламское отношение к земле. Вся земля для ислама делится на «землю ислама» и «землю войны». И земля – это как бы глубоко укорененный в самых центральных догматах ислама императив: земля, которая однажды стала землей ислама, не должна перестать быть таковой. Священный долг мусульманина – защищать для веры именно землю. |
| Табут значит ящик. Слово это образовалось по форме фаглют (табут) от глагола таба, которого неопределенное наклонение тавбун, возвратился; потому что в него опять укладывается то, что из него берется. Но не по форме фагул, потому что в арабском языке весьма редки слова, в которых была бы тождественна первая коренная буква с последнею Некоторые читают это слово с буквой на конце; они, кажется, понимают эту букву как окончание женского рода, которое имеет общим с окончанием женского рода, мягкость звука и наращение этимологическое. Табут здесь значит ковчег Закона». Необходимость толковников, по убеждению мохаммедан, для понимания Корана Мохаммеданин, читая Коран, как при молитвословиях, по уставам их закона, так и при частных случаях, в которых чтение зависит от его собственного произвола, не сознает потребности вникать в смысл читаемого; он считает для себя спасительным и один только процесс чтения. Так обыкновенно поступают не только те из мохаммедан татар, которые, не зная арабского языка, необходимо должны довольствоваться одной декламацией непонятных слов Корана, но и те, которые достаточно изучив язык, понимают значение каждого порознь слова, произносимого в тексте его. Как же скоро мохаммеданин захочет или будет иметь нужду определить для себя смысл читанного, тогда он не иначе читает его, как с толковником, которого авторитет в изъяснении Корана признан уже мохаммеданскими учеными. Веря только объяснениям его, даже боится понимать его. Весь мохаммеданский мир, и неученый и ученый, руководится в этом преданием, т. е. словами Мохаммеда, в которых он строго осудил в своем последователе покушения на толкование своей книги. «Пророк – мир ему – сказал: если кто будет изъяснять Коран по своему разумению и изъяснит его правильно, тот уже согрешит; а кто, изъясняя Коран по своему разумению ошибется, тот совсем сделается неверным». Этот хадись носит в себе ощутительные признаки позднее составившегося мохаммеданского взгляда на Коран, стоя в прямом противоречии с некоторыми стихами Корана, но принимается ныне как несомненное пророческое повеление, и сокрыт в основании той осторожности, с какою ученые татары, или вообще грамотные между ними, при беседе с христианином, отказываются давать пояснения на слова Корана, хотя бы для этого достаточно было сделать только перевод слов на свой язык. |
|
|
