| (83, 196). Творчество афонца повлияло на создание подобных «Суде» отечественных толковых словарей энциклопедического характера, объяснявших непонятные слова греческого, латинского, древнееврейского и других языков и содержавших наиболее важные категории абстрактного мышления, в том числе философского характера. «Отвлеченные философские термины с древнейших времен начали уже устанавливаться в нашем языке: будучи чужды разговорному языку, они объяснялись в словарях», – замечает ведущий специалист по древнерусской лексикографии Л. С. Ковтун (74, 257). Задолго до Грека обращались в русской среде «Толк о неразумных словесах», «Речь тонкословия греческого» и другие справочные пособия подобного рода, но только после него складываются столь обширные и систематизированные словари, какими являются Азбуковники, содержащие не только толкование терминов, нередко с анализом их этимологии, но и целые статьи о философии, извлечения из разных авторов, сведения о великих умах прошлого. Различные статьи, толкования, ответы Максима широко используются в Азбуковниках, но главным его лексикографическим сочинением является «Толкование именам по алфавиту», содержащее слова, объясненные на основе семантики и синтаксиса греческого языка (см. 73, 193). В опубликованном Л. С. Ковтун «Толковании» Грека объясняется около 300 слов, преимущественно иностранных имен. Например, Максим приводит почти сорок имен, образованных от корня ей (благо), попутно объясняя греческие слова: Евлампий- «добросветел», Евгений – «благороден», Евстратий – «добр воин», Евграф- «доброписець» и т. д. Есть среди имен и Философ – «мудролюбец», числившийся, кстати, в православных святцах. Из слов – имен философского плана можно выделить: Епистимий – «художество, ведение»; Исихий – «безмолвник, млъчателен, молчалив»; Максим – «римска пословица, а толкуется мегистос, еж есть величаиши»; Платон – «широк»; София – «премудрость»; Ипатий – «именоваху еллини великия царя» (там же, 313–349). Филологическая практика афонца и его теоретические взгляды служат основой составления обширных сводов, предпринятого Макарием в XVI в., и правки книг Никоном в XVII в. Деятельность Максима лежит также у истоков русского книгопечатания. «Тот факт, что первопечатники печатали как раз те книги, которые Максим Грек исправлял (Апостол, Псалтырь, Часослов, Триодь Цветную и т. д.), позволяет установить непосредственную историческую преемственность деятельности Максима Грека с деятельностью Ивана Федорова и его продолжателей» (54, 55). Академик А. С. Орлов и И. В. Новосадский «высокую грамотность» и орфографию Апостола 1564 г., первой – русской датированной печатной книги, объясняют большой предварительной работой, в которой «можно усмотреть следы влияния такого грамматика, как Максим Грек ». |
| В автографе стихи читаются иначе, чем в алфавитной композиции окончательного текста, где на первый план выдвигается самостоятельность, суверенность, а вместе с тем и самоценность каждого отдельного воспринимаемого стихотворения. Из авторской рукописи отчетливо видно, что Симеон писал не сборник стихов, а единую книгу. Читая здесь стихи по порядку, мы убеждаемся в существовании созданного поэтом, а затем им же перестроенного на новых основаниях большого художественного контекста. Именно автограф открыл перспективы для установления генезиса текста и более полного выявления использованных поэтом источников (см. исследование и комментарий А.Хипписли в настоящем издании). Изучение художественного контекста автографа приобретает поэтому решающее значение как для реконструкции концептуального содержания произведения, так и для понимания творчества Симеона и его мировоззрения вообще. Когда Симеон приступал к работе над «Вертоградом», он не собирался располагать стихи в последовательности алфавита, начав хотя бы со стихотворения «Адам». Он не писал азбуковника, «толкового словаря», «энциклопедического справочника» и не сочинял стихов на буквы алфавита подобно тому, как это сделал (в весьма скромных масштабах) Карион Истомин в своих «Букварях» (1692, 1694). Но позже, в процессе работы Симеон поместил несколько стихов в алфавитном порядке. В автографе можно точно определить границу, когда он решил перевести стихи на алфавит. В начале же Симеон опирался не на формальную, а на смысловую структуру. Понимая свою деятельность как повседневную работу просветителя в широком смысле, он и к писанию «Вертограда» в целом относился как к жизненно важному делу. Поэтому в самое начало книги поэт поместил программное стихотворение «Вера и дела», в котором объявил свое кредо: Мертва есть вера без дел и дела без веры, мертвым же страны живых заключенны двери. Живот веры – делеса Богу угодная, душа делес есть вера в Бога праведная (4) 41 Далее поэт перешел к созданию картины мира, всего сущего в нем, разумеется, в христианском смысле. |
| Во-вторых, это Русский орфографический словарь на 160 000 слов ответственного редактора В.В. Лопатина, 1999 года, а таккже Орфоэпический словарь русского языка под редакцией Р.И. Аванесова, 1989 года; Словарь ударений русского языка Ф.Л. Агеенко, М.В. Зарва на 82 500 словарных единиц, 2000 года, и конечно, Толковый словарь русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, 1999 года. Условные обозначения других источников поступления слов в «Словарь употребления буквы 2005 года следующие: Владимир Даль, Толковый словарь живого великорусского языка, второе издание, 1880 – 1882 гг. в четырёх томах (Даль) А.И. Солженицын, Русский словарь языкового расширения, 2000 (РСЯР) Н.М. Малеча, Словарь говоров Уральских (яицких) казаков ( СГУЯК ) «Словарь русского арго» В.С. Елистратов, М., «Азбуковник», 2000 (Е) Новое в русской лексике. Словарные материалы. Под редакцией Т.Н. Буцевой (1990) и Е.А. Левашова (1992), СПб (НВРЛ) В.М. Мокиеенко, Т.Г. Никитина, Большой словарь русского жаргона, СПб, 2001 (БСРЖ) И. Юганов, Ф. Юганова Словарь русского сленга, М., 1997 (СРСЮЮ) Л.В. Беловинский Российский историко-бытовой словарь, М.,1999 (РИБС) Ф.И. Рожанский, Сленг хиппи, СПб., 1992 (СХ) А.М. Бабкина, Е.А. Левашов Словарь названий жителей СССР (СНЖСССР) В.П. Коровушкин Словарь русского военного жаргона, Екатеринбург, 2000 (СРВЖ) Из «Литературной газеты» (ЛГ) Неологизмы Игоря Северянина (Иг. Сев.) Из романа Всеволода Иванова «У» (У) Из Бориса Пастернака (БП) Неологизмы писателя Валерия Миронова (НВМ) Из Корнея Чуковского (К.Чук.) Прислано Олегом Курихиным (ОК) От Вячеслава Майера (В. Май.) Прислано из Подольска Сергем Морозовым (САМ) Найдено или придумано В.Т. Чумаковым (ВЧ) Имеются и другие источники поступления слов, например, от поэта Анатолия Преловского, к.и.н. Евгения Пчелова, к.ф.н. Арсения Замостьянова, почётных ёфикаторов Леонида Беленького и Игоря Артёмова, из журнала «Новый Крокодил» и т.п. Собиратель Словаря приносит всем своим замечательным помощникам искреннюю благодарность с пожеланиями здоровья и счастья. |
| 3 В Новгор. соф. библиотеке есть рукопись XVII в., в которой книга «От старчества» вся изложена в картинах. См. рукоп. 1430. 4 См. выписки из синодиков и картины к ним в «Очерках рус. нар. слов.» проф. Буслаева, том. I стр. 622–623. Ср. также синодик, изд. Общ. Любит. древней письменности и объяснительную статью к нему Булгакова (Изд. 13). 7 См. его житие, написанное Пахомием – рук. Кир. библ. 1070; ср. Ключевского, Древне-рус. жития святых и пр. 1871 г. 158–160. 12 Aug.Pott, Die Personen und ihre Familien-nameu und ihre Entstehungsarten. Lpz. 1853; Miklosich, Die Bildung der Stavischen Personennamen. Wien, 1860; Славянский именослов или собрание личных славянских имен, Свящ. М.Я. Морошкина, Спб. 1867. 14 Вот еще несколько слов из нашего синодика, которых нет у Морошкина, «Именослов» которого составлен исключительно на основании печатных материалов: Иванна (встречается часто), Косолап, Ермуша, Прокуда, Кручина, Симака, Несговор, Мамельфа, Зотик и др. 15 У Морошкина этих слов нет, равно как и многих других из этого разряда имен (иноземных), встреченных нами в Кирилловском синодике. 16 Ср. Морошкин, Слав, именослов стр. 36. О происхождении личных имен в дохристианскую эпоху уже наши старые книжники имели довольно верное понятие: «прежде закона, читает в старинном Азбуковнике, и в законе неции, иже по благодати древних родов человецы, даяху детям своим имена, якоже отец и мати восхощет, или от образа отрочати, или от времени, или от вещи, или от притчи»... Сахаров, Сказ. рус. нар. Т. П. Морошкин, стр. 10. 17 Вот нисколько слов-прозвищ и имен фамильных: Сховутка, Субота, Скамешник, Трясисолома, Шевел, Дягиль, Переверниша, Шалга, Болона, Мылы, Иван Тетеря да Богдан Разногуб, Вальчак, Проселок, Кулюксы, Тюли, Шесногатов, Швал (у Морошк. чешск. Швала), Чаронец, Ба¬ловень (у Морош. польск. Балован), Осень, Кочат, Кукобойца, Горьшка, Кощевский, Самочерный, Килик, Ленина, Распута (у Мор. личное имя), Збагатуров, Божедомихин, Клеча, Шепота, Коба (князь Коба Никитич Одоевский), Латынин, Фарутин, Колиев, Коледин, Колединский, Индриков, Макошин, Турчесов, Старичинин, Яростов (у Миклошича личн. имя Ярость, Морошк. стр. 212), Очинапещиев и мн. др. |
| «Сочинение г. Мироносицкого состоит из обширного введения и двух глав исследования. Во введении, занимающем 90 слишком страниц, дается прежде всего общий очерк религиозно – нравственного состояния русского общества в XVII в. (стр. 1–74), а затем выясняются причины, способствовавшие усилению образования в России с половины этого века (стр. 74–94). В главе первой (стр. 94–150) автор рисует идеал тогдашнего русского воспитания, каким он представляется но памятникам, заключающим в себе теоретические рассуждения о воспитании; к главе же второй (150–231) он характеризует самую воспитательную практику, насколько можно судить о ней преимущественно по школьным книгам того времени – букварям, азбуковникам, прописям и т. под.». «Везде в своем исследовании автор имеет в виду собственно начальное воспитание и образование русского народа в семье и низших школах и ничего почти не говорит о школах высших, какими были так называемые братские школы, Киево-Могилянская коллегия и Славяно-Греко-Латинская Академия. Это важное упущение тем более возбуждает досаду в читателе, что введение в сочинение без нужды слишком растянуто. К менее важным недостаткам в сочинении надобно отнести далее не всегда точную цитацию (напр. «Великая педагогика» Каменского на стр. 102–103, – цитата сделана очевидно понаслышке, без надлежащей справки), а также некоторые неудачные выражения, в которых Евангелие противополагается Библии, евангельский идеал семейной жизни и воспитания противопоставляется идеалу библейскому (следовало бы сказать точнее «ветхо-заветному», см. на стр. 98:100). «Но при этих недостатках сочинение имеет и видные достоинства. В указанных двух главах исследования собрано не мало весьма интересного материала относящегося к начальному образованию русского юношества в XVII в. Материал этот в большей своей части заимствован из первоисточников, иногда даже из рукописных, неизданных еще, памятников, хранящихся в академической библиотеке и в Румянцевском —340— музее. Данные этих памятников тщательно изучены и надлежащим образом сгруппированы, при чем религиозно-нравственный элемент русского воспитания выделен и выяснен в достаточной мере, как главенствовавший и дававший направление всему делу воспитания. |
| Затем Максим Грек указывает на ошибочные мнения Луцидариуса, что до сотворения мира Бог был не один, но сотворение мира было с ним; что первый ангел назывался Сатанаилом; что он оставался на небе только полчаса; что ад сотворен в тот самый час, как диавол помыслил восстать против Бога; что прежде солнца был сотворен некоторый светлый облак, который светил на земле до солнца; что Адам был в раю не более двух часов и др. Указывая на эти и другие мнения Луцидариуса, не имеющие основания в св. Писании, Максим говорит: «Сии все ответы по внешней человечестей мудрости проходят, а не по благочестивому учению и преданию. Латыни, Георгие, много прельстилися внешними учительствы, и не подобает вам внимати их учением, ниже преводити их на русский язык, берегитеся от них, якоже от гангрены и злейшия коросты, аще хощете чиста пшеница, а не плевелы обрестися в день жатвы 108 . Держися Дамаскиновы книги и будеши велик богословец и естествословец, чужими бурями не скитайся, да не лодья твоя опровержется и погибнет». – Из этого разбора видно, что у Максима под руками был не латинский подлинник Elucidarium " а а славянский перевод сокращенной редакции; в разборе указываются такие вопросы, каких нет в латинском подлиннике, но которые находятся в славянских редакциях; славянский же перевод сделан с немецкого языка 109 . Но, не смотря на то, что Луцидариус подвергся строгому осуждению Максима Грека , он был значительно распространен в древней письменности и часто встречается в рукописях. Н. С. Тихонравов напечатал его в Летописях русской литературы (том 1, 41–46) по списку (XVII в.) Синодальной библиотеки. В Соловецкой библиотеке есть четыре очень хороших списка Луцидариуса также XVII в. под 16 (в Алфавите иностранных речей; описание его в книге А. Карпова. Азбуковники или алфавиты по спискам Соловецкой библиотеки, стр. 94–100), 110 (Диоптра), 261 и 1046 (Опис. ркп. Соловецк. библ., ч. 1, 129 и 350). Три из них, 16, 110 и 1046, сходны с напечатанным списком и содержат только несколько прибавлений; но четвертый список отличается тем, что он ближе всех подходит к подлинному латинскому тексту Elucidarium " а и представляет особую редакцию с разными изменениями и вставками. |
| «Названное сочинение заключает в себе, кроме предисловия (совершенно излишнего), семь глав исследования. Из них первая (стр. 1–48) рисует постановку учебно-воспитательного дела в древней (до-петровской) Руси – по Домострою, по памятнику проф. Лавровского, по азбуковникам и букварям. В следующей главе второй (стр. 49–85) излагаются проекты преобразования школьного дела, относящиеся к началу XVIII столетия, – проекты Посошкова, Ладыгина и других ревнителей старинного русского направления, проекты представителей нового западного направления – Салтыкова и Курбатова, также проект Татищева. Глава третья (стр. 86–140) и четвертая (стр. 141–182) посвящены характеристике учебно-воспитательного дела при Петре В. и выяснению того положения, в котором находился тогда религиозно-нравственный элемент в правительственных школах и в частном – общественном и домашнем – воспитании. Глава пятая (183–222) трактует о состоянии религиозно-нравственного образования в период от Екатерины I до Елизаветы включительно. В главе шестой (стр. 223–302) автор говорить о состоянии того же образования во вторую половину XVIII века до екатерининских школьных реформ, о влиянии тогдашней французской философии на русское общество и о деятельности Новикова. Наконец, последняя глава (седьмая, стр. 303–400) изображает заботы Екатерины II-й о народном образовании и дает оценку ее школьных реформ по отношению их к религиозно-нравственному воспитанию. В содержании своем сочинение г. Булгакова отличается полнотой исторического материала и правильными освещением отдельных фактов. Всюду автор обнаруживает внимательное и всестороннее изучение обширной литературы, относящейся так или иначе к предмету исследования, причем от внимания его не ускользнули даже новейшие журнальные статьи, появившаяся в то время, когда писалось самое сочинение. В этом видны, конечно, живой интерес —224— и любовь к ученому труду, а не простое только отбывание неизбежной повинности. – План рассматриваемой работы отличается простотой и естественностью: никакой спутанности или повторений здесь нет. Очевидно, автор не только потрудился собрать массу материала, но и сумел разобраться в нем. В одном лишь пункте возникает у читателя недоуменье: почему школа Глюка выделена у автора из разряда правительственных школ и поставлена в разряде частных образовательных заведений, тогда как Владимирский-Буданов с достаточною основательностью разъяснил, что эта школа была «вполне правительственным учебным заведением», да и сам наш автор (на стр. 159) прямо говорит, что эта школа «была учреждена Петром В.». Но это – незначительная подробность. |
| В Хорватии глаголица использовалась даже в XIX веке. Под влиянием западноевропейского письма она трансформируется: округлые буквы стали угловатыми и походят на готический шрифт. В фондах РНБ несколько глаголических книг, в основном богослужебных. Хорваты " оторвали " глаголицу от имени святого Кирилла, чтобы она могла невозбранно существовать в землях, находящихся под влиянием Римской Церкви. Создание азбуки было приписано святому Иерониму. Поэтому глаголические книги не уничтожались и дошли до нас. Следующий раздел рассказывает об азбучных молитвах. Одна из них создана учеником святого Кирилла - епископом Константином Преславским. Это одно из первых славянских поэтических произведений. Традиция азбучной молитвы распространялась среди славян, известны десятки рукописей XVI-XVII веков. На каждую букву приводится стихотворная строка. В молитве епископа Константина первая строка - " Аз словом сим молюся Богу " , вторая - " Боже, всея твари Зиждителю " . В тексте содержатся просьбы к Богу поддержать славянское племя, которое только пришло к крещению. Молитвы могли быть посвящены полемике с иноверцами, в частности, с иудеями. Одна из азбук рассказывает о событиях библейской истории: А - " аз наречется Адам " , Б - " Бог благослови его " , В - " введи его в рай " и так далее. Распространенную молитву при обучении детей " Аз есмь всему миру Свет " приводит букварь Ивана Федорова. Азбука со временем развивается, меняется фонетический состав, начертания букв. Интересны приписки к рукописям. Начиная работу, писцы что-то писали на пробу, проверяя, хорошо ли заточено перо, достаточно ли густы чернила. Такие надписи есть на первых и последних страницах рукописного текста. Иногда надпись гласит: " Попытаю перо и чернила " , но чаще воспроизводился алфавит, в том числе варианты начертания букв. Интереснейший экспонат - поздний, XIX века, старообрядческий сборник с крюковыми нотами. Восемь гласов распеты на последовательность букв алфавита: первый - на " аз, буки, веди " , второй - на " глаголь, добро, есть " и так далее. |
| Вытеснив постепенно слово «играние» из русского языка, слово «мусикия» или «музыка» полностью сохранило профанное и даже демоническое значение, свойственное прежде слову «играние». На это указывает еще одно разъяснение слова «мусикия», помещенное в том же азбуковнике: «Мусикия — в ней же пишутся бесовские песни и кощунства» [Там же, с. 153.]. Таким образом, слово «музыка», вобрав в себя все элементы значения слова «игра», превращается в понятие, противоположное понятию «богослужебное пение». Вот почему столь привычное для нас словосочетание «церковная музыка» в рамках древнерусской традиции было абсолютно немыслимо и абсурдно. Утверждаемое Кореневым единство понятий богослужебного пения и музыки (или, что то же самое, игры и пения) являлось неслыханной новацией и шло вразрез со всей древнерусской традицией. С момента появления кореневского трактата в России начинают существовать две противоположные друг другу концепции. Традиционная концепция противопоставляла понятия пения и игры, богослужебного пения и музыки, новая же концепция объединяла эти понятия. С течением времени традиционная концепция была предана полному забвению, новая же концепция превратилась в единственно возможную, само собою разумеющуюся и неоспоримую истину. Именно с позиции этой истины современные ученые-медиевисты осуществляют свои исследования древнерусской системы богослужебного пения. В результате традиционная певческая система рассматривается сквозь призму концепции, отрицающей как традиционную концепцию, так и саму традицию. Разумеется, такое положение дел не может привести к правильному пониманию изучаемой системы. Вот почему изучение древнерусской певческой системы должно начаться с преодоления концепции, заложенной в трактате Коренева. Первым шагом на пути к пониманию древнерусского богослужебного пения будет признание того, что древнерусское богослужебное пение не есть музыка и что пение это нельзя исследовать при помощи музыкальных законов. Но, сделав такой шаг, мы сталкиваемся со следующим вопросом, а именно: если древнерусское богослужебное пение не есть музыка, то что же оно такое и в чем, собственно, заключается различие между богослужебным пением и музыкой, пением и игрой? Теперь уже недостаточно простой констатации того факта, что оппозиция богослужебного пения и музыки есть оппозиция сакрального и профанного, — необходимо показать, в чем именно заключается сакральность богослужебного пения и профанность музыки. |
| 784 Своё дозволение епископу ставить священников и диаконов в новгородскую епархию Фотий даёт спустя 8 с половиной месяцев после того как избран был новгородцами преемник Евфимию (Евфимий 2-й, избран 13 Ноября 1429 года): ясно, что он не торопился ставить этого преемника (которого и не поставил до своей смерти, случившейся 1 или 2 Июля 1431 года). 785 Событие относят к 1375 году все летописи, за исключением 3 Новгородской, которая относит его к 1376 году. Карпа называют простцом летописи 3 Новгородская, 1 Софийская и Воскресенская, диаконом – 4 Новгородская летопись и списание на Стригольников св. Стефана Пермского, о котором ниже. По Никоновской летописи, казнь состояла в том, что еретики брошены были в воду (с моста в Волхов, что у новгородцев соответствовало римскому сбрасыванию с Тарпейской скалы). 787 В старое время не брили у нас бород (за исключением некоторых людей, служивших разврату педерастии, т. е собственно андрорастии, мужеложства), но цирюльники нужны были для подстригания волос на голове и для подбривания затылков (как у щёголей в простом народе это делается и до настоящего времени). В Москве в XVII веке был в торговых рядах особый стригольничий (стригый) ряд, – Забелина Домашний быт русских царей, I, 434 и 496. В конце XVI века упоминается придворный стригольник, – Дополнение к Актам Истории т. I стр. 195 col. 1 (В Азбуковнике, помещённом у Калайдовича в Ио. Экзархе, стр. 193: жидовское слово «бритва» по-русски значит «стригольник».– Название Вшивых горок, существующих у нас по городам, как даёт знать Олеарий, происходит от того, что летом цирюльники занимались на них своим ремеслом и что они устилались толстым слоем волос, в которых скрывались давшие название горкам насекомые, – Чтения Общества Истории и Древностей 1868 года 1868 года книга 3, стр. 111). Как мы сказали, Карп мог заниматься ремеслом стригольничества и будучи диаконом, ибо в то время взгляд на занятия приличные и неприличные для лиц духовных был иной, чем теперь, и далеко не столько строгий. А могло быть и так, что он поставлен был в диаконы из стригольников и что после того он удержал название стригольника, как прозвание. (А, наконец, могло быть, как это принимается иными за вероятнейшее, что он был стригольником или цирюльником только духовным, для выстрижки у лиц духовных темени, о чём см. 1т. 1 половина, стр. 476. Электронная версия – абзац сноски прим. корр.). |
|
|
