| 2) Свердлов и большевистское руководство в целом, не будучи в состоянии напрямую отказать немцам, было вынуждено согласиться на перевоз Царской Семьи в Москву или иное подконтрольное немцам место. Но Свердлов при этом имел свои собственные намерения в отношении Царской Семьи и, воспользовавшись германским указанием, решил перевезти Царскую Семью в подконтрольный именно ему город. 3) Яковлев выполнял особое задание Свердлова, состоящее в том, что он должен был, создав видимость отправки Царской Семьи в Москву, на самом деле перевезти ее в Екатеринбург и сдать местным властям. Таким образом, нельзя не признать, что следователь Соколов ошибался, когда считал, что «Яковлев пытался увезти Царскую Семью далее Екатеринбурга, выполняя возложенное на него поручение». Яковлев прибыл в Тобольск 22 апреля 1918 года. Он изо всех сил старался быть не просто любезным и предупредительным, а почтительно преклоняющимся перед Государем. Яковлев продолжал играть свою роль – роль делегата какой-то могущественной силы, стремящейся освободить Царя. Сын доктора Е.С. Боткина Г.Е. Боткин писал в своих воспоминаниях: «Я поражен состоявшимся разговором Яковлева с Императором, – рассказывал мой отец. – Этот человек, Яковлев, одет в форму простого матроса, но это скорее всего маскарад. Он выглядит, как человек культурный. Что еще более потрясающе, что он разговаривал с Императором, стоя во время всего разговора по стойке «смирно» и несколько раз повторил: «Ваше Величество». Можешь ли ты себе представить, чтобы Панкратов говорил Императору «Ваше Величество»? Я не знаю, но быть может Яковлев закамуфлированный германский агент».36 Последние слова доктора Боткина говорят о том, что Яковлев прекрасно справился со своей ролью. В «Доме Свободы» его восприняли не как большевика, а как представителя иностранной силы, или, по меньшей мере, интеллигентного человека. Этим Яковлев чрезвычайно озадачил недалекого Авдеева. «Николай подошел к Яковлеву, – вспоминал тот, – протянул ему руку, и, к нашему удивлению, тот подал ему в свою очередь руку, и они обменялись приветствиями».37 |
| Яковлев отвечал, что это дело секретное. – Тогда я не поеду, – сказал государь. – Если вы не поедете, – ответил Яковлев, – то я должен буду: или принять меры принуждения, или сложить с себя обязанности. Прошу вас подумать об этом: ведь для вас же будет хуже и в том, и в другом случае». Государь спросил: – «Что же, я один должен буду уехать»? – «Да, вы один и никто больше». Государь посовещался с императрицей. Государыня сказала Яковлеву: – «одного государя, без себя, я ни за что не пущу». Такое же желание, не расставаться с отцом, выразила желание и великая княжна Мария Николаевна. Яковлев согласился с желанием императрицы и великой княжны уехать вместе с государем. Согласился он также на то, чтобы отъезжающих сопровождали д-р Боткин, кн. Долгоруков, камердинер государя Чемодуров, комнатная девушка Демидова и лакей Седнев. До разговора с государем, Яковлев дважды приходил к наследнику, который в это время был тяжело болен гемофилией. Вместе с доктором Деревенько, он осматривал больного. После этих посещений, Яковлев вел телеграфные переговоры. Только после этого он пришел к государю объявить о необходимости отъезда. После известия о предстоящем отъезде, государыня находилась в тяжелом смутном душевном состоянии. Ведь она уезжала с мужем, оставляя опасно больного горячо любимого сына. Ровно в 4 часа утра 13–26-го апреля подали обывательских лошадей. Из них только одна подвода была пароконная и получше, остальные же были одноконные. Стали усаживаться. Государыня и Мария Николаевна сели в пароконную подводу, в которую принесли соломы и подушки и покрыли ковром. Императрица хотела пригласить к себе в повозку и государя, который сидел уже в отдельной повозке. Я доложил о желании императрицы государю, но Яковлев, сидевший рядом с государем, воспротивился, сказав: «нам и здесь хорошо». Несмотря на холодную погоду, государь был одет легко. Яковлев спросил: – «Разве вы так и поедете»? – «Да, мне тепло», – ответил государь. – «Это невозможно», сказал Яковлев, соскочил с повозки, вбежал в подъезд, снял с вешалки пальто, и положил его в тележку. – «Если сейчас не нужно, то пригодится в дороге», – сказал он. |
| Заславский с Хохряковым, действуя от центральной власти, стараются запрятать Царскую Семью в тюрьму. Яковлев, действуя от той же власти, имеет определенное приказание — вывезти в Москву. Не чувствуется ли во всем этом действие двух разных сил центральной власти, не однородных в путях достижения целей, не единомышленных в руководящих ими идеях? Одна из сил, более лживая, темная, злобная и фанатичная, как бы прячется за другой силой, действующей явно, пользуясь для проведения своих планов не органами управления второй силы, а лишь специальными своими агентами, вкрапленными во все органы. Вечером в день приезда Яковлев виделся с евреем Заславским, Хохряковым и прочими упоминавшимися выше главарями местного совдепа и, казалось, не усмотрел в них людей другого лагеря и какой-либо опасности для выполнения своей задачи. Но на другой день положение совершенно изменилось. Дело в том, что после беседы с солдатами охраны Яковлев отправился в губернаторский дом и здесь узнал, что Наследник Цесаревич болен настолько серьезно, что нельзя было думать о перевозке его в Москву, особенно приняв во внимание необходимость тяжелого пути в распутицу на лошадях до Тюмени. Было ясно, что вывезти всю Царскую Семью, как это было поручено Яковлеву, он не сможет, что создавало опять неблагоприятную обстановку для замыслов еврейских изуверов центра. Когда вечером Яковлев сообщил об этом главарям местного совдепа и заявил, что он намерен вывезти хотя бы часть Семьи, то Заславский и Хохряков, поддержанные евреями Дуцманом, Пейселем и Дислером, резко стали в оппозицию Яковлеву, грозили ему силой не допустить выполнения такого замысла и создали настолько острую форму прений, что Яковлев почувствовал серьезную опасность, угрожавшую ему и Царской Семье со стороны упомянутых лиц. Яковлев сильно заволновался; привезенной с собой охраны у него было слишком мало, чтобы противопоставить ее местным силам Заславского и Хохрякова, особенно если им удалось бы перетянуть на свою сторону и охрану, состоявшую при Царской Семье, для чего теперь обстановка складывалась благоприятно в пользу Заславского. Не подозревая, что последний мог действовать по тайным указаниям из центра, Яковлев решил прежде всего получить подтверждение от центральной власти своего намерения везти часть Семьи, а затем, насколько возможно, обезвредить влияние Заславского в охране и обеспечить себе этим возможность выезда из Тобольска. На Заславского и Хохрякова он смотрел лишь как на местных деятелей и считал их поведение проявлением самоуправства местных совдепистов, пользующихся физической силой, находящейся в их распоряжении, и не желающих считаться с распоряжениями центральной власти. |
| Освободившись от Заславского, Яковлев все же не успокоился; предчувствие недоброго его не покидало, но он не сознавал, откуда надо ждать опасности. Ему все же продолжала представляться угроза со стороны местных тобольских сил, местных влияний. Только поздно вечером 24-го, когда все уже было подготовлено к отъезду, он снова собрал охрану и тут объявил, что увозит из Тобольска бывшего Государя и сопровождавших Его Государыню Императрицу, Великую Княжну Марию Николаевну и доктора Боткина, причем просил солдат сохранить это в секрете. Последнее несколько смутило солдат, но примирились они на том, что выбрали из своей среды товарищей: Матвеева, Карсавина, Шикунова, Лунина, Лебедева и Набокова, которые должны были сопровождать Государя до места нового назначения. Отъезд состоялся в 4 часа утра 25 апреля. Яковлев никому не объявил пункта, куда он должен доставить бывшего Царя, но не переставал торопить и в дороге, как бы допуская возможность погони. Нигде не останавливались, перепрягали на станциях лошадей и мчались дальше; даже чай пили не выходя из повозок. Дорога была ужасная, так как распутица испортила путь, а разлившиеся речки имели глубокие броды. Тем не менее к вечеру 25-го Яковлев привез арестованных в Тюмень и здесь, перейдя в приготовленный классный вагон, в тот же вечер двинулись в Екатеринбург. Яковлев вздохнул свободнее, но… тут-то его и поджидала опасность, совершенно для него неожиданная. Ночью на 25 апреля в Камышлове он узнал, что екатеринбургские главари решили его не пропускать на Москву и задержать. Выбитый совершенно из колеи своих «чрезвычайных полномочий» его тобольскими инцидентами, ничего не понимая в происходящем, Яковлев повернул назад на Омск, дабы оттуда взять направление на Москву через Челябинск, Уфу и Самару. Однако в Куломзине перед самым Омском поезд опять задержали, и местные железнодорожные служащие объявили ему, что из Омска приказано никуда поезд не выпускать впредь до получения указаний. Яковлев пошел к аппарату с Омском, чтобы узнать в чем дело, и оказалось следующее: Екатеринбург, предупрежденный будто бы Заславским и телеграммой Хохрякова, сообщил Омску, что Яковлев объявляется вне закона, так как намеревался вывезти бывшего Государя Императора в Японию. Тогда Яковлеву ничего не оставалось делать, как, отцепив паровоз, ехать самому в Омск и переговорить по прямому проводу с Москвой. Он вызвал центральный исполнительный комитет, который уполномочивал его на перевозку Царской Семьи в Москву, и получил от Янкеля Свердлова приказ… везти бывшего Государя в Екатеринбург… |
| Все зависело от настроения императора, которое отличалось В 1803 г. Хвостова сменил А. А. Яковлев, который исполнял должность всего 9 месяцев (с 9 января по 1 октября 1803 г.). Это краткое пребывание на посту обер-прокурора он подробно описал в своих мемуарах Любовью к порядку и законности Яковлев напоминает князя Я. П. Шаховского. Первым делом Яковлев принялся за изучение «Духовного регламента». Но в своем стремлении применить «Духовный регламент» на практике он натолкнулся на сильное сопротивление членов Святейшего Синода, и прежде всего митрополита Амвросия Подобедова. В течение своего краткого обер-прокурорства Яковлеву, по его собственным словам, приходилось «обороняться противу ядовитых стрел духовенства». В упомянутом «Журнале» он пишет: «При первом шаге доложил я чрез него (Н. Новосильцева, покровительствовавшего Яковлеву.— И. С.) государю, что усматриваю в Синоде и по епархиям великие запущения, требующие скорейшего восстановления порядка и правосудия». Большой беспорядок (возникший вследствие упущений митрополита Амвросия) нашел Яковлев и в Московской синодальной конторе. По словам Яковлева, Амвросий пытался склонить его на свою сторону сперва путем уговоров, а затем угроз, но ему не удалось переубедить законолюбивого обер-прокурора. Новые неприятности возникли, когда по распоряжению Яковлева был напечатан «Духовный регламент», причем «гражданскими литерами». Остается неясным, что собственно вызвало возмущение митрополита Амвросия против Яковлева: то ли, что Яковлев снова издал «Духовный регламент», или же то, что книгу напечатали «гражданскими литерами». Надо думать, что первое. Дело дошло до образования двух партий: с одной стороны — обер-прокурора, с другой — Амвросия. При посредстве Новосильцева Яковлев добился от молодого царя (Александра I.— Ред.) некоторых уступок, которые были отменены усилиями митрополита Амвросия, действовавшего через Д. П. Трощинского. В конце концов Яковлев пал под «ядовитыми стрелами» епископов. В своем «Журнале» он пишет по этому поводу: «Всяк может сообразить, легко ли мне было при слабом кредите моем открывать сокровенные пружины мрачных деяний духовенства, узнавать мою должность ока государева, обязанного все проницать, не останавливая течения дел, восстановлять правосудие, удерживать со всех сторон расточение государевой казны и пр. |
| Мячин вступил в РСДРП в 1904 году и был членом Боевой Дружины, действовавшей на Урале. На счету этих дружин – десятки убитых и ограбленных людей, терактов, «эксов» и других насилий. О том, каким методами пользовался Мячин и ему подобные в борьбе «за светлое будущее народа», хорошо видно из собственных слов самого Мячина: «…по отношению к врагу все средства были хороши и беспощадны, и его мнение о нас было безразличным».28 Возглавлял эту террористическую деятельность Яков Свердлов, известный под псевдонимом «товарищ Андрей». Таким образом, Мячин и Свердлов знали друг друга с давних пор, причем первый выполнял прямые приказы второго. После подавления революции 1905-1907 годов Мячин переходит на нелегальное положение и живет по поддельному паспорту на имя Василия Васильевича Яковлева. По этому паспорту в 1908 году Яковлев ездил в Женеву, где участвовал в совещании боевиков. В 1910 году Яковлев организует и осуществляет ограбление почтового отделения в г. Миассе. В ходе вооруженного налета было убито несколько полицейских, похищены ценности на десятки тысяч рублей. Яковлева усиленно ищет полиция. Сам Яковлев в это время встречается с ангажированным адвокатом А.Ф. Керенским, и тот обещает ему всяческое содействие в случае ареста. Во время Мировой войны находится за границей, по некоторым данным в Германии. После Февральской революции в марте 1917 года Яковлев через Стокгольм возвращается в Россию. Яковлев принимает активное участие во всех акциях большевиков. Он выполняет важные и ответственные поручения во время Октябрьского переворота. 25 октября 1917 года Троцкий дает ему следующее поручение: «Тов. Комиссару Яковлеву. Военно-Революционный Комитет приказывает вам немедленно занять центральную станцию Штаба воздушной обороны и принять меры к контролю и распоряжению средствами связи этой станции. Председатель Троцкий».29 После создания ВЧК Яковлев – член ее президиума, один из ближайших помощников Ф.Э. Дзержинского. В его удостоверении ВЧК за говорится: «Предъявитель сего Яковлев Василий Васильевич, товарищ Председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Председатель Комиссии Дзержинский»30. |
| – Есаков. Есаков был тихий мальчик с румянцем во всю щеку, застенчивый, с особой походкой: он ходил вразвалочку, поматывая головой. Он очень любил Кюхлю и, после Дельвига, был первым его другом. Яковлев сжался, крякнул, стал меньше ростом, как-то особенно покорно начал поматывать головой и вдруг прошелся той особой застенчивой походкой, которая была у Есакова. Есаков улыбнулся. – Броглио. Это был быстрый номер. Яковлев скосил правый глаз, прищурил его, откинул назад голову и стал вертеть пальцами у борта мундира: он как бы искал ордена. (Броглио привезли недавно из Италии какой-то орден, он был итальянским графом.) – Будри. Яковлев выпятил вперед живот, щеки его надулись и обвисли, он нахмурил лоб, глаза полузакрыл и начал тихонько завывать, потряхивая головой. Давид Иваныч де Будри, учитель французского языка, любитель декламации, стоял перед лицеистами. – Попа, попа! – Дьячка с трелями! Яковлев вытянул шею, глаза его стали унылыми и при этом быстро и воровато забегали по сторонам, щеки втянулись, и дьячок, очень похожий на лицейского, начал выводить «трели»: – Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, по-милуй. – Обезьяну. Для Яковлева этот номер был легче всего. Он и сам был похож на обезьяну. Он присел на пол, раскорячив ноги, и начал быстро, не по-человечьи, почесывать под мышками. Глазки Яковлева забегали по всем сторонам с тем бессмысленным и спокойным выражением, которое он уловил у обезьяны странствующего итальянца, как-то заглянувшего в Лицей. – Теперь новый. – Новый, – сказал Яковлев, – это Минхен и Кюхля. Вильгельм растерялся. Это была тайна, которую он доверил только Дельвигу: обручение с Минхен. Он смотрел на Яковлева. Яковлев стал выше ростом. Шея его вытянулась, рот приоткрылся, глаза выпучились. Вихляя и вертя головою, прошел два шага и, брыкнув ногой, остановился. Верная и злая копия Кюхли. Лицеисты покатились со смеху. Пушкин хохотал отрывисто, лающим смехом. Дельвиг, забыв все на свете, стонал тоненьким голосом. Яковлев присел теперь таким образом, как будто под ним была скамеечка. Он сделал губки бантиком, поднял глазки к небу, головку опустил набок и начал перебирать пальцами воображаемую косу, свесившуюся на грудь. Потом «Кюхля» тянет шею, как жираф, вытягивает губы и, свирепо вращая глазами, чмокает воздух, после чего, неожиданно брыкнув, отлетает в сторону, точно обжегшись. «Минхен» вытягивает губки самым жалостным образом, тоже чмокает воздух и, дернув головкой, закрывает личико руками. |
| Возможно ли допустить, что подобная телеграмма была отправлена за несколько часов до отъезда? Тем более что, по словам Кривошеина, «спустя короткое время» была получена вторая телеграмма из Тобольска: «необходимо подчиниться врачам». Вторая телеграмма служила как бы откликом на ответ, посланный из Москвы. «Смысл полученной из Тобольска первой телеграммы тогда для нас был совершенно неясен, но, несомненно, тревожен, – добавлял Кривошеин, – наш ответ был примерно такого содержания: «Никаких данных, которые могли бы уяснить причины подобного требования, к сожалению, не имеем. Не зная положения больного и обстоятельств, высказаться определенно крайне трудно, но советуем поездку по возможности отдалить и уступить лишь в крайнем случае только категорическому предписанию врачей " » 312 . Со своей стороны Жильяр записал 10 апреля: «Все обеспокоены и ужасно встревожены. В приезде комиссара чувствуется неопределенная, но очень действительная угроза», и на следующий день после приезда Яковлева: «Выходя, он спросил у коменданта – много ли у вас багажа? Не идет ли дело о каком-нибудь отъезде». Наконец, 12 го: «Мы все ужасно встревожены. У Вас чувство, что мы всеми забыты, предоставлены сами себе, во власти этого человека. Неужели возможно, чтобы никто не сделал ни малейшей попытки спасти царскую семью? Где же, наконец, те, которые остались верными Государю? Зачем они медлят?» Первые два дня в Тобольске центром внимания московского комиссара был отряд особого назначения. 10-го Яковлев выступил перед отрядом. «Совершенно ясно было, – показывал офицер Мундель, – что Яковлев подделывался к нашим стрелкам… чтобы достичь одного: чтобы они не оказали какого-то противодействия». Яковлев говорил, что привез новые суточные деньги, восхвалял советскую власть, порицал Временное Правительство и намекал, что скоро все солдаты будут распущены по домам, но не открывал, в чем заключалось возложенное на него поручение особой важности». Солдаты отнеслись с некоторым подозрением к прибывшему комиссару, их делегаты пошли в совдеп, где председатель Хохряков, по словам присутствовавшего Мунделя, разъяснил им, что он хорошо знает Яковлева как видного деятеля революции на Урале. Болезнь «маленького» вызвала колебания у московского комиссара, и он, по словам Авдеева, склонен был поездку отложить. Но на партийном совещании, созванном по этому поводу, Хохряков, поддержанный уральцами, высказался за немедленную эвакуацию в надежное место ввиду того, что трудно предусмотреть последствия отсрочки, если вскроются реки, когда монархисты «безусловно попытаются освободить бывшего Царя». Яковлев переговорил по прямому проводу с Москвой и получил предписание, ввиду болезни Алексея, оставить семью в Тобольске и выехать с одним Царем. По утверждению Авдеева, Яковлев тогда сказал, что повезет Царя в Екатеринбург. Вечером в 11 часов Яковлев собрал отрядный комитет. Ему он «секретно» открыл цель своего приезда. |
| 22 и 23 апреля Он прибыл в Тобольск 22 апреля. Он назывался Василием Васильевичем Яковлевым и держал себя как высокое лицо. При нем был отряд красноармейцев в 150 человек. В его свите был даже особый телеграфист, через которого шли сношения по телеграфу. Яковлев прибыл в Тобольск вечером и остановился в доме Корнилова. Было уже поздно. Комиссар ничем себя не проявил в этот день. 23 апреля утром он явился к полковнику Кобылинскому, отрекомендовался ему «чрезвычайным комиссаром» и предъявил свои документы. Их было три. Все они исходили из ЦИКа и имели подпись председателя ЦИКа Свердлова. Первый документ был удостоверением о личности Яковлева. В нем говорилось, что он – член ЦИКа, что на него возложено поручение «особой важности». Второй документ был предписанием на имя Кобылинского, третий – на имя отряда. В них ЦИК требовал беспрекословного исполнения приказаний Яковлева и предоставлял ему право расстрелять неповинующегося на месте. Ни в одном из документов не было ни малейшего указания, в чем же именно состояло возложенное на Яковлева поручение «особой важности». Ни одним словом не обмолвился об этом и Яковлев в беседе с Кобылинским. Сам же Кобылинский не спросил его об этом, так как принимал его за комиссара, присланного в Тобольск на постоянное жительство из центра. После беседы с Кобылинским Яковлев отправился вместе с ним в губернаторский дом. Там не все было благополучно. Наследник был болен. Он ушибся. Ушиб повлек за собой паралич обеих ног. 12 апреля он был уже в постели и в момент прибытия Яковлева сильно страдал. Яковлев обошел снаружи дом, осмотрел нижний этаж и поднялся наверх. В коридоре, вблизи комнаты Наследника, он встретился с Государем. Они познакомились. Государь тут же повел Яковлева в комнату Наследника. Около него в ту минуту был Гиббс. Он показывает: «Яковлев смотрел на Алексея Николаевича. Государь сказал Яковлеву: «Мой сын и его воспитатель». Они вышли, но почти тут же Яковлев снова вошел в комнату Наследника. Гиббс показывает: «Он смотрел на Алексея Николаевича и ничего не говорил». |
| Яковлев Максим Леонидович. Фрески - маленькие рассказы и стихотворения в прозе Завет.ru - православный информационно-просветительский проект главная библиотека родителям сомневающемуся новоначальному вопросы заметки общество Максим Яковлев Начало сборника Проза М.Яковлева Обсудить сборник М. Яковлев на lib.ru Раздел " Крохотки " Фома-центр ЦЕРКОВНЫЙ ГОД РАССКАЗЫ ИЗ ЦИКЛА " ФРЕСКИ " Максим Яковлев Маленькие истории и стихотворения в прозе СОДЕРЖАНИЕ: Они сидели на заднем сиденье автобуса Слава Богу Идиот " Человека расстроил " Разговор Не забуду я этот Таганрог Конь Сушки Собачье сердце Они столкнулись у булочной Мой отец Странная Белянка Снег Средь бела дня Император Разговор Исповедь В детстве " Сюрприз " В электричке Шмель Сказка Первомай Вот если бы я был богом Весна Кот Воскресение Евангелие от Марка Бесноватый День заканчивался как обычно Рань Калитка В сердце Соавтор Экклесиаста Обратите внимание За десертом Шум дождя Потом Ничего " Человек не склонен к добру " ... Звезда Март Каждое утро... Лето Ноктюрн В тамбуре Приблизилось Эпитафия Не знаем Про соль про табак... про все Дом Могуч Когда смеюсь Кино Он помнил... Аудиозаписи некоторых фресок можно послушать здесь > > " Фрески - это когда пишут прямо по свежей штукатурке; по свежей, впитывающей образ основе… по свежей памяти, ибо память - источник всякого искусства: живописец наносит на холст пятно или линию всегда по памяти; композитор торопится зафиксировать в нотных знаках мелодию, которую удерживает в памяти; так и писатель, являясь частью речи, немыслим без памяти. Фрески - это когда целое пишется частями: то здесь, то там… Писать надо стараться быстро, пока всё живо " ... Номинировано в литконкурс Тенета-2002 в номинации " Сборники рассказов " . Обсудить " Фрески " можно в гостевой книге М.Яковлева в " Тенетах " или авторском разделе журнала " Самиздат " . [ < < назад вперед > > к оглавлению ] [ в библиотеку ] [ Постоянный адрес текста: http://www.zavet.ru/krohi/ym/fr/ ] [ zip книга (HTML) ] © Copyright Яковлев Максим Леонидович, журнал " Самиздат " Личный раздел Максима Яковлева в библиотеке Мошкова Книга издана в издательстве храма Трех Святителей на Кулишках совместно с " Фома Центром " в 2002 г. главная библиотека родителям сомневающемуся новоначальному вопросы заметки общество Copyright © Zavet.Ru Православное чтение, 2001-15 гг. |
|
|
