| Борцов (пошатываясь). Где же мне лечь? Тихон . На бродягино место! Чай, слыхал, уступает тебе! Борцов (подходит к уступленному месту). Я тово… опьянел… Это… что же? Тут мне ложиться? А? Тихон . Тут, тут, не бойся, ложись… (Растягивается на прилавке.) Борцов (ложится). Я… пьян… Все кругом… (Открывает медальон.) Свечечки у тебя нет? Пауза. Ты, Маша, чудачка… Глядишь на меня из рамочки и смеешься… (Смеется.) Пьяный! А разве над пьяным можно смеяться? Ты пренебреги, как говорит Счастливцев , и… полюби пьяного. Федя . Ветер-то как воет! Жутко! Борцов (смеется). Какая ты… Разве можно так кружиться? Тебя не поймаешь! Мерик . Бредит. На партрет загляделся. (Смеется.) Комиссия! Образованные господа всякие машины и лекарства повыдумывали, а нет еще того умного человека, чтоб нашел лекарство от женского пола… Ищут, как бы все болезни лечить, а того и вдомек не берут, что от бабья народа пропадает больше, чем от болезней… Лукавы, сребролюбы, немилостивы, никакого ума… Свекровь изводит невестку, невестка норовит как бы облукавить мужа… И конца нет… Тихон . Натрепали ему бабы вихор, вот он и топорщится. Мерик . Не я один… Спокон века, пока мир стоит, люди плачутся… Недаром и не зря в сказках да песнях черта с бабой на одну линию ставят… Недаром! Хоть наполовину да правда… Пауза. Барин вон дурака ломает, а я нешто от большого ума в бродяги пошел, отца-мать бросил? Федя . Бабы? Мерик . Тоже как вот и барин… Ходил, как окаянный, завороженный, счастьем похвалялся… день и ночь как в огне, а пришла пора, открыл глаза… Не любовь была, а одно только обманство… Федя . Что ж ты ей сделал? Мерик . Не твое дело… Пауза. Убил, думаешь? Руки коротки… Не то что убьешь, но еще и пожалеешь… Живи ты и будь ты… счастлива! Не видали б только тебя мои глаза, да забыть бы мне тебя, змея подколодная! Стук в дверь. Тихон . Кого-то черти принесли… Кто там? Стук. Кто стучит? (Встает и подходит к двери.) Кто стучит? Проходи, заперто! Голос за дверью . Впусти, Тихон, сделай милость! Рессора в карете лопнула! Помоги, будь отцом родным! Веревочкой бы только обвязать, а потом уж как-нибудь доехали бы… |
| Львов . Что «слушаю-с»? Я говорю серьезно… Анна Петровна . А вы постарайтесь говорить несерьезно. (Кашляет.) Львов . Вот видите, вы уже кашляете… Львов, Анна Петровна и Шабельский. Шабельский (в шляпе и в пальто выходит из дому). А где он? (Быстро идет, останавливается перед Ан Петров и гримасничает.) Гевалт… Вей мир… Пэх… Гевалт… Жвините пожалуста!.. (Прыскает и быстро уходит.) Львов . Шут… Пауза. Слышны далекие звуки гармонийки. Анна Петровна (потягивается). Какая скука… Вон кучера и кухарки задают себе бал, а я… я как брошенная. Евгений Константинович, где вы там шагаете? Идите сюда, сядьте… Львов . Не могу я сидеть… Пауза. Анна Петровна . Доктор, у вас есть отец и мать? Львов . Отец умер, а мать есть. Анна Петровна . Вы скучаете по матери? Львов . Мне некогда скучать. Анна Петровна (смеется). Цветы повторяются каждую весну, а радости нет. Кто это мне сказал эту фразу? Дай бог память… Кажется, сам Николай сказал… (Прислушивается.) Опять сова кричит… Львов . Ну и пусть кричит… Пауза. Анна Петровна . Я, доктор, начинаю думать, что судьба меня обсчитала. Множество людей, которые, может быть, и не лучше меня, бывают счастливы, ничего не платя за счастье, почему же я одна должна платить так дорого? За что брать с меня такие ужасные проценты? (Живо.) Что вы сказали? Львов . Ничего я не сказал… Анна Петровна . И начинаю я также удивляться несправедливости и жестокости людей. Почему на любовь не отвечают любовью? Почему за правду платят ложью? (Пожимает плечами.) Вы, доктор, не семейный и не можете понять многого… Львов . Вы удивляетесь… (Садится рядом.) Нет, я… я удивляюсь, удивляюсь вам!.. Ну объясните, растолкуйте мне, ради бога, как это вы, умная, честная, почти святая, позволили так нагло обмануть себя и затащить вас в это совиное гнездо? Зачем вы здесь? Что общего у вас с этим холодным, бездушным – но оставим вашего мужа!.. что у вас общего с этой пустой, пошлой средой? О господи боже мой… Этот вечно брюзжащий, заржавленный, сумасшедший граф, этот пройдоха, мошенник из мошенников Миша со своей гнусной физиономией… Объясните же мне, к чему вы здесь? Как вы сюда попали? |
| Кто из нас решится похвастаться, что в нем возобладал человек новый, а ветхий так немощен и слаб, что, кажется, и нет его вовсе? Нет, он, к сожалению, есть, и он силен и крепок, и постоянно заявляет о своих правах или даже привиллегиях, в то время как новый еще только-только нарождается, фактически несформирован. И потому получается, что непосредственные реакции наши есть реакции именно этого — ветхого человека, и оттого мы сами такие же «ветхие». Вот и выходит, что непосредственность, сама по себе ни в коем случае не будучи грехом, то и дело толкает нас на грех. И мы приходим раз за разом на исповедь и с недоумением признаемся: — И как это опять получилось, ума не приложу, как-то так, само собой вышло... И что же с этой несчастной и вместе замечательной непосредственностью делать? Отказываться от нее напрочь, тоже становится расчетливыми, искусственными, тоже фальшивить? Нет, конечно, но и не быть ее постоянным заложником. Есть очень важная функция, которой мы постоянно пользуемся, имея дела с различной записывающей или, наоборот, проигрывающей техникой: пауза. Вот она-то, функция эта, и должна прийти к нам на помощь. Я очень хорошо помню, что удивило и заставило задуматься меня, совсем еще юного журналиста, когда мне пришлось впервые, а потом снова и снова общаться с представителями советской партийной элиты: они в большинстве своем не отвечали на заданный им вопрос сразу. Они брали паузу, которая позволяла обдумать ответ (или же прийти к выводу, что отвечать в принципе не стоит), и только после нее говорили. И неудивительно: они были политиками, причем такими, которым еще свойственно было полагать, что политических ошибок в нашей стране не прощают. Вот они и делали то, что необходимо, чтобы этих ошибок избежать. За сказанные слова ведь обязательно надо было впоследствии отвечать. Помню, безусловно, еще лучше и другое: когда мне довелось впервые общаться с людьми высокой духовной жизни, то я увидел практически то же — паузу перед тем, как ответить. Только причины и наполнение ее были уже совершенно иными. Ключевым моментом тоже было ощущение ответственности, но уже перед Богом, а «наполнялась» эта пауза молитвой. |
| Эстель (кладет руку ему на плечо). Там не было ошибки. Вы... Инэс (продолжает с иронией).... герой. А ваша жена, Гарсэн? Гарсэн. Что жена? Я вытащил ее из ручья. Эстель (к Инэс). Вот видите! Инэс. Вижу. (Пауза.) Для кого вы ломаете комедию? Здесь все свои. Эстель (надменно). Свои? Инэс. Да, мы все убийцы. Мы в аду, детка, ошибок здесь не бывает и людей не осуждают на муки ни за что ни про что. Эстель. Замолчите. Инэс. В аду! Прокляты, прокляты! Эстель. Замолчите. Можете вы замолчать?! Я вам запрещаю ругаться. Инэс. Проклята, маленькая святоша. Проклят, безупречный герой. У нас были счастливые мгновения, не правда ли? Люди страдали из-за нас до самой нашей смерти, и нам это нравилось. А сейчас надо расплачиваться. Гарсэн (замахнувшись). Да замолчите же! Инэс (смотрит на него без страха, но с глубоким удивлением). Ха! (Пауза.) Погодите! Я поняла, я знаю теперь, почему нас собрали вместе. Гарсэн. Подумайте, прежде чем говорить. Инэс. Смотрите, как просто. Просто, как дважды два. Физической пытки нет, а все-таки мы в аду. И никто больше не придет. Никто. Мы навсегда останемся здесь, все вместе, одни. Так? Здесь не хватает только палача. Гарсэн (вполголоса). Да, это так. Инэс. Они просто экономят на обслуживающем персонале. Вот и все. Как в столовых самообслуживания — клиенты все делают сами. Эстель. Что вы имеете в виду? Инэс. Каждый из нас будет палачом для двоих других. (Пауза, раздумье.) Гарсэн (мягко). Я не хочу быть вашим палачом. Я не желаю вам ничего дурного и мне до вас совсем нет дела. Все очень просто. Давайте договоримся: каждый будет в своем углу. Вы здесь, вы там, а я тут. И давайте молчать: ни слова, ладно? Это не так уж сложно. У каждого из нас есть свои мысли. Что до меня, я могу десять тысяч лет не разговаривать. Эстель. Я должна молчать? Гарсэн. Да. И тогда мы спасены. Молчать, самоуглубляться, никогда не поднимать головы. Договорились? Инэс. Договорились. Эстель (неуверенно). Договорились. Гарсэн. Тогда прощайте. Гарсэн идет к своему дивану и закрывает лицо руками. |
| Мама входит в комнату дочки и видит беспорядок. МАМА: Нина, ты все еще не убралась в своей комнате? ДОЧЬ: Ну, мам, потом. МАМА: Тебе очень не хочется сейчас убираться. ДОЧЬ (неожиданно бросается на шею матери): Мамочка, какая ты у меня замечательная! Другой случай рассказал папа семилетнего мальчика. Они с сыном торопились на автобус. Автобус был последний, и на него никак нельзя было опоздать. По дороге мальчик попросил купить шоколадку, но папа отказался. Тогда обиженный сын стал саботировать папину спешку: отставать, смотреть по сторонам, останавливаться для каких-то «неотложных» дел. Перед папой встал выбор: опаздывать нельзя, а тащить сына насильно за руку ему тоже не хотелось. И тут он вспомнил наш совет. «Денис, – обратился он к сыну, – ты расстроился из-за того, что я не купил тебе шоколадку, расстроился и обиделся на меня». В результате произошло то, чего папа совсем не ожидал: мальчик миролюбиво вложил свою руку в папину, и они быстро зашагали к автобусу. Не всегда, конечно, конфликт разрешается так быстро. Иногда ребенок, чувствуя готовность отца или матери его слушать и понимать, охотно продолжает рассказывать о случившемся. Взрослому остается только активно слушать его дальше. Приведу пример более длительного разговора, в котором мама несколько раз «озвучила» то, что она услышала и увидела, беседуя с плачущим ребенком. Мама занята деловым разговором. В соседней комнате играют ее пятилетняя дочка и десятилетний сын. Вдруг раздается громкий плач. Плач приближается к маминой двери, и со стороны коридора начинает дергаться ручка. Мама открывает дверь, перед ней стоит, уткнувшись в косяк, плачущая дочь, а сзади – растерянный сын. ДОЧЬ: Уу-уу! МАМА: Миша тебя обидел… (Пауза.) ДОЧЬ (продолжает плакать): Он меня урони-и-ил! МАМА: Он тебя толкнул, ты упала и ушиблась… (Пауза.) ДОЧЬ (переставая плакать, но все еще обиженным тоном): Нет, он меня не поймал. МАМА: Ты откуда-то прыгала, а он тебя не удержал и ты упала… (Пауза.) Миша, который с виноватым видом стоит сзади, утвердительно кивает головой. |
| 4) Заимословия, и тексты, влагаемые в уста действительных или приточных лиц Библейских, должны быть произносимы сообразно характеру сих лиц. Примеры: Лк.15:29–32, 27:13, 28:4–5, 19:8 . и проч. 5) Все тексты, имеющие простые формы риторические, могут быть, и произносимы просто, только с большею медленностью и акцентом против собственных мыслей. § 389. Вступление обыкновенно советуют произносить тоном простым, ровным, и не слишком громко, – что очень естественно; потому что очень не естественно возопить в такие минуты, когда мы не успели ещё утвердить стопу свою на кафедре. Впрочем, говорить вступление не громко, не значит – говорить не слышно, напротив значит – не слишком возвышать голос в отношении к модуляции, но усиливать его в температуре и такте. Простой и ровный тон, оставаясь главным для всякого приступа, может, однако же, изменяться по различию риторических форм, по тону мыслей и чувств, какие находятся в самом приступе. Вот образцы: 1. Св. Златоуста против зрелищ. «Можно ли это снести? Можно ли это стерпеть? Вам самим хочу жаловаться на вас. Так Сам Бог поступил некогда с Евреями. Жалуясь им на них же самих, Он говорил: Людие Мои, что сотворих вам, или чим оскорбих вас, или чим стужих вам? Отвещайте Ми ( Мих.6:3 ). И ещё: Кое обретоша отцы ваши погрешение во Мне ( Иер.2:5 )? Подражая Ему, опять спрашиваю вас: можно ли это снести? можно ли стерпеть?» и проч. Как произнесём это вступление? Риторическая форма его, по-видимому, требует тона сильного и гневного, выговора быстрого: но когда обратим внимание на трогательные тексты, на мягкий нрав Св. Златоуста, на тон и характер целого слова, можем предполагать, что Св. беседовник начал дело не горячась, тоном более тихим, нежели громким, более печальным, нежели обличительным, и потом возвышался постепенно. 2. Феофана Прокоповича о памятовании смерти. «( Тон выше обыкновенного, но вообще тихий и задумчивый, выговор неспешный, пауза ) – Что-то значит разлучиться души с телом? – Что там за мир? что за образ жизни будет? … ( тон ниже ). Ты ещё не испытал сего, ( тон выше, выговор выразительный ) но тебе должно узнать и испытать все это непременно – пауза (можно немного понизить тон и потом возвышать ). Принуждай, сколько можешь, мысль не заниматься ничем, кроме того, как перейти на тот свет, но ты никогда не постигнешь, куда тебе перейти должно: что там за жизнь? какие занятия? Какие предметы»? – ( большая пауза ). |
| Герцог (Фокуснику). Как мило с вашей стороны, что вы согласились подождать, Профессор. Я полагаю, доктор Гримторп уже объяснил наше маленькое затруднение гораздо лучше, чем это могу сделать я. Для научного описания нет ничего лучше медицинского ума. (Задумчиво). Взгляните на Ибсена. Пауза. Доктор. Конечно, Профессор в данном случае испытывает немалые сомнения. Он сказал, что его тайны — важнейшая составная часть его ремесла. Герцог. Конечно, конечно. Трюки на продажу, да? Совершенно справедливо, разумеется. Вот поистине случай noblesse oblige. (Пауза). Но рискну сказать, что мы сумеем найти выход из этого положения. (Оборачивается к Фокуснику). Сейчас, мой дорогой сэр, я надеюсь, вы не станете возражать, если я скажу, что перед нами деловой вопрос. Мы просим вас поделиться вашими профессиональными навыками и знаниями, и если я могу компенсировать это, подписав чек… Фокусник. Благодарю, Ваша светлость, я уже получил свой чек от вашего секретаря. Вы обнаружите запись об этом в расходной книге рядом с упоминанием о чеке, который вы так любезно выдали Обществу по запрещению фокусов. Герцог. Я не хочу, чтобы вы так все воспринимали. Я хочу, чтобы вы взирали на вещи шире. Свободнее, знаете ли. (С выразительным жестом). Современно и прочее! Чудесный человек, Бернард Шоу! Пауза. Доктор. (С легким вздохом, подводя итог). Если вы испытываете такое смущение, чек не обязательно выписывать лично вам. Я в данном случае уважаю ваши чувства. Герцог (с достоинством). Совершенно точно, совершенно точно. У вас есть какие-то организации? У всех теперь есть организации, знаете ли. Вдовы фокусников или что-то в этом роде. Фокусник. (Сдержанно). Нет; у меня нет вдов. Герцог. Тогда нечто вроде ежегодного пенсиона для любой вдовы, которая у вас может… появиться. (Радостно открывает чековую книжку и начинает говорить на жаргоне, чтобы выразить добрые чувства). Обзовем-ка мы это вашей парочкой. Фокусник берет чек и смотрит на него серьезно, с сомнением. Пока он разглядывает документ, в комнату медленно входит священник. |
| Смит. Чувствую, что должен закрыть окно или распахнуть его… Только не знаю, какое. Снова долгая пауза. Смит. (Неожиданно выкрикивает в темноту). Во имя Бога, прочь! Доктор. (Подскакивая, с дрожью в голосе). Сэр, я не привык, чтобы со мной так… Смит. Я не к вам обращался. Доктор. Нет. (Пауза). Но думаю, что мне стоит уйти. Эта комната просто ужасна. (Идет к двери). Герцог. (Энергично двигается и вертится, смешивая на столах карты, документы и т. д.). Комната ужасна? Комната ужасна? Нет, нет, нет. (Начинает быстрее носиться по комнате, взмахивая руками, как плавниками). Только слегка переполнена. Слегка перенаселена. И я, кажется, не всех знаю. Нам не все нравятся. Эти большие вечеринки… (Падает в кресло). Фокусник. (Снова появляется у садовых дверей). Отправляйтесь в ад, откуда я вас вызвал. Это последний приказ, который я отдаю. Доктор. (Встает, дрожа). И что вы собираетесь сделать? Фокусник. Я собираюсь солгать бедному парнишке. Я нашел в саду то, чего он не сумел там найти. Я нашел естественное объяснение этого трюка. Доктор (тронут). Думаю, вы в своем роде великий человек. Могу ли я сейчас же передать ему ваше объяснение? Фокусник. (Мрачно). Нет, спасибо. Я передам его сам. (Выходит в другую комнату). Герцог. (Таинственно). Все мы сейчас чувствуем что-то дьявольски странное. Чудесные вещи творятся в мире. (После паузы). Подозреваю, что это все электричество. Пауза, как обычно. Смит. Я думаю, что все это куда больше, чем электричество. Входит Патриция, еще бледная, но уже воодушевленная. Патриция. О, Моррису уже гораздо лучше! Фокусник рассказал ему такую чудесную историю о том, как проделал последний трюк. Входит Фокусник. Герцог. Профессор, тысячи благодарностей! Доктор. В самом деле, вы превзошли себя в оригинальности! Смит. Гораздо невероятней объяснить чудо, чем его совершить. Каково было ваше объяснение, кстати? Фокусник. Я вам не скажу. Смит. (Удивленный). В самом деле? Почему нет? Фокусник. Потому что Бог, демоны и Вечная Тайна, отвергнутые вами, были сегодня в этой комнате. Потому что вы знаете, что они здесь были. Потому что вы их чувствовали. Потому что вы знаете духов и боитесь их точно так же, как я. |
| Пленных избивали, лишали еды и воды, чтобы сломить их волю. Под угрозой смерти предлагали отречься от веры во Христа и перейти на сторону боевиков. Требовали осудить политику России на Северном Кавказе. «Обработка» велась практически непрерывно. Он вспоминал потом: «Казалось, что уже не выдержу, сил нет. Молился: “Господи, укрепи мой дух, укрепи мое тело, дай мне силы преодолеть всё это!” И вроде силы сразу прибавлялись!.. В сельском доме, который был разбит и куда нас завели, я нашел Евангелие. Это было настоящим чудом…» Только через месяц состоялся обмен пленными и двое товарищей Александра Петровича были переданы российским войскам. Самого Жукова боевики продолжали удерживать еще почти три недели, передавая из банды в банду. Всего в плену он провел 47 дней. 20 марта 2000 года российскими войсками был начат штурм населенного пункта, где находились боевики. Оттесненные, уходя через минное поле, боевики гнали перед собой пленных. Впереди одной группы шел Александр Петрович. В ночной темноте, каждое мгновение ожидая смерти, он шел и молился все 400 метров заминированного участка. Минное поле прошли, но, спустя некоторое время, были заблокированы федеральными силами. Отряд боевиков был уничтожен. В перекрестном огне Александр Жуков был ранен четырьмя пулями в оба предплечья, в левую ногу и в грудь. Упал на спину в холодную воду, что спасло от болевого шока, и его, едва находящегося в сознании, обнаружили наши военные. «“Этого в Рай!” Потом пауза. “Этого в ад!” Моя душа начала трепетать: “А куда же меня?”…» Полуживого, уже в бессознательном критическом состоянии, его вертолетом доставили в полевой госпиталь. В госпитале сердце Александра Петровича остановилось. Вот его личное свидетельство об этом моменте: «Я оказался в освещенном тоннеле в очереди. Находящиеся передо мной “оболочки” продвигались вперед в сторону большого зала, где очередь приостанавливалась и выносилось какое-то решение. “Этого в Рай!” Очередь продвигалась. Потом пауза. “Этого в ад!” И так моя душа начала трепетать: “А куда же меня?” Когда дошла очередь до меня, моя “оболочка” продвинулась в этот огромный зал, тоже освещенный. Наступила пауза, и потом прозвучал Голос: “ЭТОГО В РЕЗЕРВ”. Из зала было три тоннеля. Когда моя “оболочка” продвигалась по тоннелю, видимо предназначенному для тех душ, которые оставляли в резерве, из стен ко мне тянулись руки и пытались схватить меня. Это были изуродованные люди с гримасами от боли… Скрежет…» |
| Первое место… А за что?.. (Опускает руку.) Не смешно?.. Что-то не очень, верно? (Бросает венок, садится на постель так, что его лицо обращено к окну.) А может, и в самом деле мы с тобой перестали понимать шутки? Пауза. Тебе надо идти? МАЛЬЧИК. Да… надо уроки готовить… ЗИЛОВ. Да… Уроки дело серьезное… А как тебя зовут? МАЛЬЧИК (не сразу) . Витя. ЗИЛОВ. Да? Оказывается, ты тоже Витя… А тебе не кажется это странным? МАЛЬЧИК. Я не знаю. Маленькая пауза. ЗИЛОВ. Ну ладно, Витька, иди, занимайся. Заходи как-нибудь… Зайдешь? МАЛЬЧИК. Хорошо. ЗИЛОВ. Ну иди. Мальчик уходит. Маленькая пауза. Так… Значит, пошутили и разошлись… Зилов сидит на своей тахте. Взгляд его устремлен на середину комнаты. Звучит траурная музыка, звуки ее постепенно нарастают. Свет медленно гаснет, и так же медленно зажигаются два прожектора. Одним из них, светящим вполсилы, из темноты выхвачен сидящий на постели Зилов. Другой прожектор, яркий, высвечивает круг посреди сцены. При этом обстановка квартиры Зилова находится в темноте. На площадке, освещенной ярким прожектором, сейчас возникнут лица и разговоры, вызванные воображением Зилова. К моменту их появления траурная музыка странным образом преображается в бодрую, легкомысленную. Это та же мелодия, но исполняемая в другом размере и ритме. Негромко она звучит в продолжение всей сцены. Поведение лиц, их разговоры в этой сцене должны выглядеть пародийно, шутовски, но не без мрачной иронии. Появляются Саяпин и Кузаков. САЯПИН. Да нет, что ты. Не может этого быть. КУЗАКОВ. Факт. САЯПИН. Да нет, он пошутил, как обычно. Ты что, его не знаешь? КУЗАКОВ. Увы, на этот раз все серьезно. Серьезнее некуда. САЯПИН. Спорим, что он распустил этот слух, а сам сидит в «Незабудке». Кузаков и Саяпин исчезают. Появляются Вера, Валерия, потом Кушак. ВАЛЕРИЯ. Вы только подумайте, вчера он собирался на охоту, шутил… Еще вчера! А сегодня?!. ВЕРА. Такого я от него не ожидала. Он был как алик из аликов. КУШАК. Какое несчастье! Я бы никогда не поверил, но, знаете ли, последнее время он вел себя… Я далеко не ханжа, но должен вам сказать, что он вел себя весьма… мм… неосмотрительно. К добру такое поведение не приводит. Вера, Валерия и Кушак исчезают. Появляется Галина, за ней Ирина. ГАЛИНА. Я не верю, не верю, не верю… Зачем он так сделал? |
|
|
