| Собственные религиозные воззрения алтайцев-язычников – дуалистического характера. В основе всего лежат два начала: светлое – Ульгэнь и темное – Эрлик. Каждому из этих главных божеств подчинено множество меньших, низших. Эти чистые и нечистые духи населяют всю вселенную. Отсюда обоготворение всей природы – солнца, луны, огня, гор, рек, озер, с принесением жертв их обладателям-духам. Впрочем, жертвы и общественные моления у алтайцев имеют место только в исключительных случаях, когда угрожает опасность для жизни или для имущества. Тогда выступает на сцену кам (шаман) в своем пестром наряде, с бубном, и начинается исступленная оргия с закалыванием множества животных, для умилостивления злых бесов. Шаманство – культ преимущественно злого начала и злых демонов. И в представлении алтайцев их религия есть бесовская, гибельная. Тем не менее она дорога для них, как их национальная вера, издавна предназначенная им в удел и потому не отделимая от них». Кроме этого крупного препятствия к успехам христианства среди алтайцев, последнему вредили и образ их жизни, и нравственный их характер. Алтайцы, кроме черневых татар, вели кочевой образ жизни, занимаясь скотоводством и звероловством. Но последние, при свойственных алтайцам лени и беззаботности на счет завтрашнего дня, доставляли скудные средства содержания и открывали возможность частым голодовкам. К этому присоединялась страсть к водке. Жалкое материальное положение инородцев отозвалось и на их умственных качествах, – тупость, отсутствие интереса к новым идеям и слабая способность к восприятию новых понятий и усвоению их – отличают алтайцев. Кроме дикой природы и тяжелых условий существования, на низкий нравственный и умственный уровень алтайцев влиял гнет наследственных родовых старшин – зайсанов и башлыков с их помощниками-димичами. Эти начальники управляли сородичами по личному усмотрению и страшно притесняли их, облагая большими поборами. Под их давлением алтайцы потеряли, по-видимому, и желание и способность к улучшению своего быта. Потому-то они, хотя среди них издавна жили русские, очень туго поддавались влиянию русской гражданственности и христианства 60 . |
| 27 нояб. 328 С. 1 : Мытищинские колодцы/(М. Т.) Селезнев. ((Ф)); С. 2 : Москва, 26 ноября: (Бесполезность «Бюллетеней», изд. Академией наук; «Академия должна быть русскою по своему составу и по своим трудам»)/(Г.-П.); «Господа избиратели», комедия в 5 действиях, соч. А. И. Пальма. (ТиМ); С. 3 : Из Суздаля, Владимирской губ. 16 нояб.: Пожертвование. Позабытое постановление городской Думы об открытии ремесленного класса. Открытие 2(-го) приходского училища; Из Могилевской губ. 16 нояб.: Страшная дороговизна. Холерина. Экономическое положение; Из Воронежа. 14 нояб.: Последняя сессия окружного суда. Заседание Думы о помощи горожанам. Ревизия сенатора (В. П.) Мордвинова; Из Саратова. 15 нояб.: Истощение средств. Бедственное положение крестьян. Дифтерит и скарлатина. Образцовое состояние пожарной команды; Из Тифлиса. 17 нояб.: 5000 за погребение/(А. Калманлидзе?); С берегов Камы. 1 нояб.: Последствие внезапно наступившей зимы. Колебания цен на хлеб и установление пути. Земские дела. (ВИ). 28 нояб. 329 С. 1 : Крестница герцогини: Роман Карла Мерувеля. XIXXX/О. Ш. ((Ф)); С. 2 : Москва, 27 ноября: (О письме А. А. Пороховщикова к моск. избирателям о смертности в Москве и об истории постройки серпуховских казарм)/(Г.-П.); Годовщина падения Плевны/Русский; Шестое симфоническое собрание. Второе квартетное собрание. Бенефис г. (С. А.) Черневского. Дебют г-жи (А. В.) Живокини. Спектакль и бал. (ЗиИ); С. 3 : Из Петербурга. 26 нояб.: По поводу выборов в Академию наук. Противник гласности. Самоубийство А. И. Бубнова; Из Иваново-Вознесенска. 5 нояб.: Торговля. Цены. Местная промышленность. Предстоящие выборы. Составление проекта об открытии Технического училища. Криминальная хроника. Увеселения. Погода. Некролог В. С. Каретникова/(В. Белов?). (ВИ); Из Парижа. (Без даты): Процесс (А. де) Рошфора и (М.) Лезана (обвинявших Э. Л. О. де Сиссэ в любовной связи со шпионкой бар. Кауль)/Харов; Восточные земли. Болгария: По поводу всеобщей воинской повинности. (ИИ). 29 нояб. 330 С. 12 : Из суеты житейской: На поминках купеческой фирмы. На кладбище И. А. Ковылина. Встреча с (П. П.) Петуховым. Купец (Т. П.) Прозорливый и новый салон де Варьете. Разговор с Никитой Феоктистычем. Становой пристав. Самоубийца/Это он (Н. И. Пастухов). ((Ф)); С. 2 : Москва, 28 ноября: (О письме И. С. Тургенева к фельетонисту «Рус. ведомостей» П. Д. Боборыкину с обращением к моск. обществу жертвовать на памятник Г. Флоберу на одной из площадей Руана; «галломания» и «рабство духа» у Тургенева)/+ (Ф. А. Гиляров); С. 3 : Из Киева. 22 нояб.: Впечатление известия о забаллотировке (Д. И.) Менделеева; Из Дерпта. 21 нояб.: Представление труппы гимнастов. Музыка. Увеселение. Состояние погоды/Л. Л. Л.(ВИ). |
| И некто от предстоящих стрелецких голов говорил: мы де выметем прах тот; и Никон патриарх против того говорил: да разметёт Господь Бог вас оной божественной метлой, иже является на дни многи от востока и до запада, от севера и до юга; и от того времени она божественная метла обратилась к Москве, – и то, аще и не всем, обаче многим ведомо. И мне, смиренному Никону, Божьей милостью патриарху, молить Господа Бога, чтоб Господь Бог пременил отрясенный прах во свидетельство благословения, и мир наш яко на сынах мира, по заповеди Божии, пребыл и царствующему граду Москве не быть осуждену, паче Содома и Гомора, но дабы приял Господь Бог покаяние, якож и Ниневитян кающихся, и метла она божественная дабы была в собрание и в защищение от всяких навет вражьих, а обидящим нас во отмщение. А иже без правды нам подвигли суд архиереи беззаконно чрез все божественные правила, и мне тоже прощение дать и разрешить святым молитвословием, кто о том станет каяться и прощения просить; аще ли кто не покается, и он буди под заповедью Божьей, глаголюще: имъже судом судите, осудитеся, и еюж мерой мерите – возмерится. Також и честный синклит, бояре, кои злословили нас без правды и клеветали на нас великому государю смертными винами, якож Семён Лукьянович Стрешнев, вопросами своими Газскому митрополиту и Роман Боборыкин и Иван Сытин и прочие все каждый сам свою совесть ведая, и поищут прощения, и нам и тех разрешить и благословить и молить Господа Бога, по божественной заповеди: молитесь друг за друга да исцелеете. А им, кто будет преобидел нас, всем любо житейских вещей движимых и недвижимых исправляться вправду полюбовно; аще ж и посем кто, уклоняясь от всякой божественной правды, обратится на зло какое-либо, или на досаждение или на преобидение, и на нём таж да будет божественная юза неразрешима, а нам в печалях своих прощено глаголать божественного Давида псалмы: суди, Господи, обидящия мя, возбрани борющия мя, приими оружие и щит, и востани в помощь мою, и иссуни оружие, и запрети сопротив гонящия мя; и паки: Бог отмщений. |
| Лак был в голосе миссис Дженерал, лак был в каждом ее прикосновении, лак источала, казалось, вся ее особа. Даже сны ей снились лакированные — если только она видела сны, покоясь в объятиях святого Бернара, под его гостеприимной кровлей, укрытой пушистым снегом. Глава III В пути Яркое утреннее солнце слепило глаза, вьюга утихла, туман рассеялся, и в горном воздухе, теперь легком и чистом, дышалось так свободно, словно наступила совсем другая, новая жизнь. В довершение иллюзии твердая почва под ногами как будто растворилась, и гора, сверкающее нагромождение белых глыб и круч, казалось, парила между лазурным небом и землей, точно гигантское облако. От ворот монастыря тоненькой ниточкой вилась вниз по склону тропка, то и дело обрываясь в снегу, и небольшие пятнышки, черневшие там и сям, словно узелки на нитке, указывали места, где трудились монахи, расчищавшие путь. Снег у входа уже снова подтаивал, истоптанный множеством ног. Из конюшни выводили мулов, привязывали к кольцам, ввинченным в стену, и снаряжали в дорогу: надевали сбрую с колокольчиками, прилаживали вьюки; звенели, разносясь далеко кругом, голоса погонщиков и верховых. Кое-кто, встав спозаранку, уже тронулся в путь; на плато за небольшим озером, синевшим у стен монастыря, и вдоль склона, по которому накануне поднимались наши путешественники, двигались фигурки людей и животных, казавшиеся крохотными среди необъятного снежного простора, и мелодичная перекличка голосов и колокольчиков затихала вдали. В комнате, где путешественники ужинали накануне, уже весело потрескивал огонь, разведенный поверх вчерашнего пепла, и его отблески озаряли скромный завтрак, состоявший из хлеба, масла и молока. Озаряли они и дорритовского курьера, который приготовлял для своих господ чай и закуску, пользуясь провизией, захваченной в дорогу вместе с припасами для пропитания громоздкой свиты. Мистер Гоуэн и Бландуа из Парижа уже позавтракали и прогуливались у озера, куря сигары. — Ага, его фамилия Гоуэн, — проворчал Тип, он же Эдвард Доррит, эсквайр, листая книгу записи проезжающих, покуда все семейство рассаживалось за столом. — Ну, так этот Гоуэн — ничтожный фат, если угодно знать мое мнение! Я бы его проучил, да только руки пачкать не хочется. |
| Все это пространство покрыто Алтайскими горами, которые особенно высоки на юге в собственном «диком» Алтае. Прекрасное описание последнего, представил ученик и преемник о. Макария, прот. Ландышев: «Алтай великолепен, как Афон. Повсюду грозно-величественные картины природы, в чрезвычайно разнообразном смешении с видами невыразимо приятными. То вековые льды в виде изумляющих величием шатров, возвышающихся над Алтаем и исчезающих в синеве небес, то самая роскошная флора. Как будто разноцветные ковры разосланы по горам и долинам, на свободных от леса местах. Надоблачные скалы увенчаны зеленеющими кедрами. Долины и ущелья орошают с шумом скачущие реки и речки, и никогда не замерзающие ключи. На самой высоте гор в озерах стоят воды. Красота и величие Алтая возвышает дух до восхищения. Смотря на эти горы Божии, невольно чувствуешь какой-то благоговейный ужас». Менее страшна северная часть Алтая, так называемая Чернь, горы которой не столь высоки, покрыты хвойными лесами, тополями и болотами. Но и тут, как и на юге переезды очень затруднительны и полны опасностей. Суров и неприветлив Алтай! Неприветливо и сурово по внешности и его инородческое население, состоящее из нескольких племен татарского происхождения. Общее число алтайских инородцев доходило во времена о. Макария, до 40 т. душ. Вся эта масса, за исключением Черневых татар, вела кочевой образ жизни, добывая средства скотоводством и звероловством. При таком образе жизни обычным явлением у алтайцев были голодовки, что обусловливалось и их ленью, и беспечностью насчет завтрашнего дня. Жилищами у алтайцев служили юрты, покрытые берестою и полные дыма, грязи и насекомых. Инородцы никогда не мыли ни одежды, ни посуды. Нечистоплотность юрт увеличивалась от присутствия в них скота и собак, которые часто ели из одной посуды с хозяевами. Не более привлекательны и нравственные качества алтайца-язычника. Погруженный в вековую лень, неподвижность и пьянство, он живет только настоящим, не думая о будущем. Редкое общественное собрание инородцев обходится без водки и жестоких драк. |
| Была уже ночь, когда под неистовый рев ветра мы обогнули черневшие невдалеке скалы и по утихавшим скачкам парохода могли судить, что входим на триполийский рейд. Скоро обозначился впереди добрый десяток желтых береговых огоньков. С каждой минутой работа винта замедлялась и скоро все сознали, что спокойный сон – не за горами. Как приятно такое сознание! Мы не были одиноки: по соседству обозначались треугольником огни какого-то большого иностранного парохода. Триполи, кстати сказать, посещается и французскими, и английскими, и арабскими пароходами. «Русское Общество Пароходства и Торговли» соединило его с Одессой и Константинополем, а французская компания «Messageries Maritimes» включила Триполи в линию Марсель – Александрия, связав его и с промежуточными портами: Александреттой, Ладакие, Ларнакой (на острове Кипре) и пр. Шторм Триполи – место ссылки уголовных и политических преступников Турции. Город располжен на обширном полуострове у подножия снеговых гор. Тут в сущности два города: Триполи приморский и Триполи Сирийский, находящйся в 2 1 / 2 верстах от первого. И тот и другой – типичные уголки Востока с грязными базарами и узкими переулками. Оба города соединены конно-железной дорогой, которая проходит мимо безчисленных фруктовых садов, составляющих главную прелесть Триполи. Отсюда, как и из Бейрута, расходятся по всему миру апельсины и лимоны. В вагонах здешней конки вы нередко встретите женщин, которые смело карабкаются по отвесным ступеням даже на верхнюю площадку. В Триполи сирийском красуется на холме старый замок величественного вида. Это и есть тюрьма, где содержатся сотни преступников. Замок мрачный, угрюмый, сложенный из крупных камней; под сводами его даже в жаркие дни чувствуется резкая прохлада. Очень живописен холмистый уголок около замка. Зеленый холм с одной стороны круто спускается к небольшой речке и когда по узким горным тропинкам вы сходите вниз, то до вашего слуха долетает шум воды. Кругом масса растительности; с площадки, закрытой от солнца старыми деревьями, открывается вид на водопад «Араб-Нагер»; направо видна вся долина реки, обставленная зелеными холмами. Маленькая арабская Шагара очень красива; хотя высота падения и невелика, но ширина реки значительная. Падающий поток приобретает весной, при многоводии, бурный и стремительный вид. В хороший солнечный день не налюбуешься водопадом. |
| В многочисленных публикациях, описывающих творческий путь выдающейся оперной певицы, самой яркой звезды Большого театра в 1930-50-х годах Веры Александровны Давыдовой о её детстве в Николаевске в 1920 году упоминалось лишь вскользь либо замалчивалось. Только по крупицам можно теперь восстановить тяжкий путь её бегства из Николаевска в Благовещенск, куда они с матерью, чудом вырвавшись из партизанского плена, добрались оборванные и голодные. В 1925 году в Хабаровске выходила краевая газета «Тихоокеанская звезда», крупнейшая на Дальнем Востоке, которая (что теперь кажется невероятным) имела собственных корреспондентов в Берлине, Праге, Шанхае, Харбине, Токио. Из США в газету слал свои статьи футурист Давид Давидович Бурлюк. В этой газете работал ведущим репортёром старший единокровный брат моего отца Александр Андреевич Леонов, в дальнейшем ставший незаурядным писателем (автор трилогии «Семейщина», литературный псевдоним «Илья Чернев»); он-то и устроил отца в газету курьером. А через шесть лет отец стал уже журналистом. В «Тихоокеанской звезде» служил и Дмитрий Нагишкин. Они с моим отцом были очень дружны, поддерживали друг друга. Сближала их не только учёба в одном реальном училище в Николаевске-на-Амуре, не только похожая судьба, но и общая тайна. Они были свидетелями того, о чём тогда лучше было не заикаться. В 1935-36 годах в редакции работала командированная из Москвы бригада писателей: Фадеев, Павленко, Антал Гидаш (венгр, женатый на дочери Бела Куна), Гайдар и его близкий друг Рувим Фраерман 25 . И конечно, ни моему отцу, ни Нагишкину совсем не хотелось делиться с Фраерманом, бывшим комиссаром правительства Тряпицына, воспоминаниями. Было опасно рассказывать о том, как им удалось вырваться из города, о реальном училище, взорванном и сожженном наряду с 1165 жилыми постройками разных типов - это почти 97 процентов всего жилого фонда Николаевска! Погибли храмы всех конфессий, административные и промышленные здания, магазины, больницы, библиотеки, три кинотеатра, кафе... Погибли рыбалки - рыбопромысловые артели, одну из которых организовал мой дед, Андрей Иванович Леонов, прииски, на одном из которых он стал управляющим, и проч 26 . До уничтожения Николаевск был процветающим купеческим городом - центром рыбопромышленности и золотодобычи, вторым по значению портом Дальнего Востока. |
| Главный магистрат согласился. В 1746 году Кункин объявил, что он черневому мастерству обучился, и представил сделанные им табакерки, которые оказались доброго мастерства, почему Климшин и отпущен в Устюг, а Попов еще оставлен для доучивания Кункина. Теперь в 1751 году Кункин просил, чтоб ему позволено было производить одному изделие священных вещей, сосудов, крестов, окладов, ибо другие серебряники делают эти вещи безобразно. Сенат согласился, чтоб Кункин один делал священные вещи в Москве и продавал без повышения цены, но остальным серебряных и золотых дел мастерам, которых в цеху записано было всего шесть человек, делать только вещи для домашнего убранства и для частного, а не церковного употребления. Для истории промышленности в России любопытна история одного мастера, обученного при Петре Великом. Комиссар Шаблыкин подал просьбу, что в службу взят он в 1718 году из недорослей и определен на Петербургскую шелковую и коломинковую мануфактуры в ученики, мастерству этому обучился у иноземных мастеров; в 1723 году пожалован мастером и обучил многих учеников, из них некоторые мастерами удостоены и определены в Москве на частные фабрики. Когда Петербургская фабрика была упразднена, то ученики его и инструменты отданы в Ярославль купцу Максиму Затрапезному, а ему, Шаблыкину, из той же казенной фабрики некоторая, самая малая часть для его пропитания дана в награждение: учеников два человека, инструментов и с котлами безденежно на 49 рублей да материалов с возвращением за них в казну денег 35 рублей. Он жил и работал в Новгороде; ученики его в городе и уезде во многих шляхетских и прочих домах скатерти и салфетки и прочие полотна делают, и это мастерство совершенно вкоренилось и размножается. В 1743 году определен он от Кабинета к возобновленной полотняной мануфактуре мастером, а в 1746 сделан при ней же комиссаром, но служит без жалованья, на своем коште и рангом никаким не награжден, почему просит наградить, а московских шелковых мануфактур мастера Ивков и Воделов награждены рангами поруческими. |
| У алтайцев северных рубаха гораздо длиннее и делается из пеньки 119 ; на халат (кендырь 120 ) употребляют большей частью толстый холст (рядной); воротник халата непременно вышит разноцветной шерстью. Головы у черневых татар Кузнецкого округа покрываются или картузами, или шапками с остроконечной втульей и высоким околышем; женщины шапок не носят, а повязываются платками, завязывая концы на затылке; в девичьих косах, кроме пуговиц, встречается стеклярус, бисер и маленькие, с наперсток величиной, колокольчики, возвещающие издали о шествии франтихи. Все кочевые инородцы, раз надев рубашку, никогда ее не моют и не снимают до тех пор, пока она не изорвется в ленты. Оседлые инородцы, исключая женщин в Кузнецком округе, носят костюм русский. Телеутки Кузнецкого округа отличаются синими и, преимущественно, красными чулками, а зимою высокими красного сукна острыми шапками. Кочевые инородки вместо траура носят наизнанку вывороченные шубы. Жилищами южных алтайцев служат обыкновенно войлочные юрты или конические шалаши, прикрытые корой лиственницы. Войлочная юрта красивее и предохраняет лучше от воздушных перемен, чем крытая древесной корой. Южный алтаец любит простор, и потому аулы (селения) их состоят не более как из трех-пяти юрт, принадлежащих ближайшим родственникам. В средине аула, на том месте, где ночует скот, бывает непросыхающее навозное болото. Внутри алтайской юрты грязно и поразительно бедно; нет того обилия деревянной мебели, раскрашенных божниц, деревянной и медной посуды, какие встречаются в монгольской юрте, или тех красных юфтовых сум и обитых жестью сундуков, которыми любят обставлять переднюю часть юрты киргизы. Дверью юрты служит шкура животного или кочма; пол выстлан бобовидным пометом мелкого скота; против дверей у стены навалено несколько мешков с разным имуществом. Среди юрты находится очаг, на котором поддерживается и зимой и летом, и днем и ночью неугасаемый огонь. Дым поднимается вверх и уходит в оставленное в центре юрты отверстие, конечно в то же время расстилаясь и по внутренней части юрты; от постоянного дыма вся внутренность юрты, а равно вещи и лица, в ней находящиеся, бывают закопчены. Непривычному человеку после ночи, проведенной в юрте, долго нельзя открыть глаз на свежем воздухе от сильной рези; даже и у привычных к дыму алтайцев весьма много больных глазами. Вокруг огня на корточках помещаются полунагие хозяева юрты с совершенно уже нагими роющимися в теплой золе детьми и посторонние, если есть; тут же, в юрте, помещается и молодой скот – ягнята и телята; некоторым членам семейства приходится спать ночью, прислонившись к теплой спине бычка. В юрте находятся и все вещи незатейливого обихода алтайца: грубые идолы и амулеты, ружья, капканы, кухонная посуда, конская сбруя и прочее. |
| Оседлые инородцы употребляют такую же пищу, как и русские крестьяне, хотя у них и есть некоторые национальные блюда. Образ жизни и занятия алтайцев южных и северных благодаря местным условиям не одни и те же. Южные алтайцы ведут кочевой образ жизни, и главнейшим занятием их служит скотоводство. Каждый хозяин-кочевник имеет более или менее значительные стада лошадей, коров, овец и коз. Кроме скотоводства, некоторые из них занимаются еще звероловством и в самых малых размерах хлебопашеством. Жизнь кочевников проходит однообразно. Мужчины ничего почти не делают – они едят, курят, пьют и спят; только осенью и зимой некоторые из них отправляются на охоту за соболями, маралами, козулями и другими дикими животными, и то не столько по нужде, сколько по страсти к охоте. Все домашние работы лежат исключительно на женщинах: они утром и вечером доят коров и кобылиц, поят телят, варят обед, шьют на всех домашних обувь и одежду, делают кумыс и араку, заготовляют дрова, нося на своих плечах повалившиеся от ветра деревья, оседлывают и навьючивают коней, отправляют, за отсутствием мужчин, подводы; само собой разумеется, что они же смотрят и за детьми. Надзор за скотом поручается старшему сыну или младшему брату хозяина, но это труд легкий, состоящий в том, чтобы раз в неделю посмотреть, не отошел ли табун далеко от юрт. Коровы, овцы и козы пасутся без присмотра и к ночи сами возвращаются в аул. Единственным неприятелем алтайца служит волк, наносящий ущерб стадам; конокрадство в Алтае, как и во всей Монголии, – неизвестное преступление. Главнейшим занятием северных алтайцев служит земледелие. С наступлением лета начинаются полевые работы и исполняются целой семьей, которая иногда и переселяется на место этих работ. Хлебопашество ведется самыми первобытными способами и в таких незначительных размерах, что не удовлетворяет и скромной потребности в насущном хлебе: к концу зимы черневому татарину приходится покупать хлеб для пищи, а весной на семена. Само собой разумеется, что часть хлебного запаса идет и на приготовление араки. |
|
|
