| Я видел Университет – прекрасное здание. После обеда пойду опять в книжную лавку, осмотрю еще некоторые достопамятности, и пойду в 6 ч. в театр. Завтра, может быть, буду я писать и читать, – только, смотря по расположению. Погода скверная: дождик и довольно холодно, а месяц июль!.. Уже билет взят, милые, дражайшие родители, и завтра я отправлюсь в Веймар, оттуда – в Рудольфштадт, а там, если можно прямо, так прямо, а то пробуду там дня три, и – вдоль по Рейну; наконец, в Швейцарию, в Базель, оттуда в Люцерн и Берн. Если мне понравится какое-нибудь место около этих двух городов, я найму себе загородный домик или комнату в загородном домике, – и, наконец, буду у себя и расположусь. Вот стихи, которые написались у меня, милые, дражайшие родители: Далеко, далеко желанный приют Под темной, древесною тенью. —29— Там тихо, там волны так мирно идут, Покорны родному влеченью. И домик красивый стоит над рекой, Вдали, на краю небосклона. Высокие горы туманной грядой Земли опоясали лоно. И в домике комната. Солнце давно С полудня на запад свернуло. Вот вечер спустился; раскрыто окно; Вот чем-то далеким дохнуло… И кресло, и стол небольшой у окна, А в комнате – жизнь и движенье, – И мысли и чувства – жилище она, И тихий приют наслажденья. Вот как представляется мне мое уединение в Швейцарии. Дай Бог кончить мне первую часть моей грамматики; тогда я бы смелее воротился и в отношении к тем людям, которые спросят: „Ну, что привезли вы из своего путешествия?“ Несутся, мелькают одно за другим Виденья в неясном тумане, И сердце трепещет, и мчится в след им, И плачет о тяжком обмане... Далеко... Но память сроднилась с душой, И счастья былого мгновенья Живут и теперь благодатной семьей, Даруя мне грусть в утешенье. Вот сейчас нечаянно написались еще стихи, милые, дражайшие родители мои. Сумрачно небо. Пасмурный день. О, если только, пойдут мои занятия дома, то, я думаю, никогда не оставлю своего отечества, разве опять на короткое время. Дай Бог, чтобы вы были здоровы, милые, дражайшие родители, и, я думаю, в октябре или ноябре я опять буду с вами в Москве; это будет еще осень; вероятно, еще и снегу не будет. Итак, я приеду к вам из Петербурга еще в летнем дилижансе. |
| Оставив университет в 1884 г., Штейнер стал учителем четырех сыновей Паулины и Ладисласа Шпехтов в Вене. Один из мальчиков страдал водянкой мозга и отставал в психическом развитии. Штейнер шесть лет довольно близко общался с этой семьей, и учительский опыт помог разработать ему теорию лечебного обучения, которая легла в основание его школ и духовной педагогики. Штейнер обнаружил, что концентрация ребенка и его способность к восприятию были чрезвычайно ограничены; его следовало надлежащим образом подготовить к тому, чему предстояло обучить. Эта подготовка занимала больше времени, чем сам процесс обучения. Их отношения представляли забавный контраст к обучению Ледбитером Кришнамурти, которого многие – в том числе и сам Кришнамурти считали умственно отсталым. К сожалению, Штейнер не уделял особого внимания тому, чтобы фиксировать свои методы, хотя, как кажется, они состояли в основном в расположении к себе ученика и установлении с ним близкого психологического контакта. Важным открытием для самого Штейнера явилось, во-первых, то, что учитель должен учитывать связь между телом, умом и душой; и, во-вторых, осознание неповторимости и уникальности каждого ребенка. Эти открытия, как кажется, каждый великий педагог должен делать заново, хотя они имеют исключительно важное значение в эпоху механической зубрежки, когда старая гуманистическая педагогика пришла в упадок, не оставив после себя хоть сколько-нибудь последовательной и всесторонней теории образования. На протяжении шести лет Штейнер работал в тесном сотрудничестве с матерью детей – Паулиной, влияние которой заметно способствовало прогрессу ребенка и самого Штейнера. На протяжении жизни он не раз встречался с сильными волевыми женщинами, начиная с жены своего профессора в Вене, и, хотя он любил настаивать на абсолютном несоответствии между его собственным развитием и духовными откровениями, очевидно, что здесь можно заметить некоторую связь. Каждая стадия его карьеры знаменуется знакомством с новой женщиной. В 1890 г. он дал согласие переехать из Вены в Веймар для работы с архивом Гете по приглашению Великого Герцога Саксонии. Саксонское правительство собиралось выпустить полное собрание сочинений Гете и предложило Штейнеру стать редактором его научных трудов. В Веймаре он не только вошел в круг людей, интересовавшихся культурой и социальными проблемами, но встретился с третьей женщиной, сыгравшей немаловажную роль в его жизни – Анной Эвникой. В 1897 г. он последовал за овдовевшей фрау Эвникой в Берлин, где, снимая квартиру в ее доме, зарабатывал на жизнь журналистикой и преподаванием. |
| 68 Krause T. Fr. Tabea… Weimar, 1859. Разумеется, проповеди произносились и по поводу других событий в жзни великой княгини, например, при рождении наследного герцога Карла Алексадра: Predigt nach der glucklichen Entbindung Ihro Kaiserlichen Hoheit der Durchlauchtigsten Furstin und Frau Maria Paulowna, von Sachsen-Weimar-Eisenach geborenen von uber Phil. IV, 5, 6 , gehalten von Johann Christian Gottfried Heusinger, Adjunct und Oberpfarrer zu Creuzburg, Eisenach (1818), gedruckt bey J. C. Mullers Wittwo. 24 S. 69 Milde N. von. Maria Pawlowna. Ein Gedenkbild… S. 3. Приведем его здесь в подстрочном переводе: Как говорит газета, смерть извлекла пронзительный диссонанс из лиры, вторгшись в праздник! Мария Павловна мертва! Она, коронованная по праву, похищена в утлый челн теней! Жившая в любви народа и блеске славы, царская дочь, княгиня, прародительница королей! Пусть прозвучит хвала нашего великого поэта, как знамя Веймара, развевающееся ей навстречу! 70 Воспоминание о великой княгине Марии Павловне, великой герцогине Заксен-Веймар-Эйзенахской. СПб., 1860 (отд. отт. из “Журнала российского императорского Министерства внутренних дел”). 72 Schorn A. von. Das nachklassische Weimar. Bd. 2. Unter der Regierungszeit von Karl Alexander und Sophie. Weimar, 1912. S. 158. 73 Язвинская Е. К истории группового портрета семьи Павла I в Павловском дворце/Памятники культуры. Новые открытия 1981. М., 1983. С. 248. 74 См, например, Weimar zur Goetheszeit. Bilder, Drucke und Handschriften aus der Sammlung Edwin Redslobs. Stuttgart, 1961. S. 41. 79 Goethes Werke. Bd. 49. Weimar, 1900. S. 238–239; Wahl H. Goethes zur russischen Ikonenforschung 80 Jagoditsch R. Goethe und seine russischen Zeitgenossen/Germano-slavica. 1931–32. Jg. 1. H. 1–2. S. 358; Handbuch der Ikonenkunst. Munchen, 1966. S. 60. Впрочем, мы придерживаемся мнения (согласно высказанному Германом Гольтцем), что первым исследователем в данной области может считаться немец Й. А. Дёдерлайн, издавший обширный труд о православной иконе великомученика Феодора Стратилата (См. Doderlein J. A. Slavonisch-russisches Heiligtum mitten in Teutschland; Das ist: Der Heilige und Martyrer Pheodor Stratelat, oder Theodor Dux… Nurnberg, 1724; Lohse H. Die Ikone des Hl. Theodor Stratilat zu Kalbensteinberg. Eine philologisch-historische Untersuchung |
| В 1843 году в Голландии и Бельгии побывал известный российский литератор Николай Иванович Греч. В своих заметках он уделил внимание событиям 1830 года; его рассказ о причинах отделения Бельгии весьма интересен, хотя и несколько субъективен, — ведь Греч был лютеранином, и его симпатии были на стороне протестантской Голландии 36 . В записках Н. И. Греча содержится примечательный эпизод. Путешествуя по Бельгии, он в один из дней отправился в дилижансе из Брюсселя в Гент. Его спутником в этой поездке оказался “седой человек высокого роста, воинственного вида”. «Гляжу, в петлице у него лента с цветами владимирского, аннинского ордена, парижской медали, — пишет Николай Иванович. — Я заговорил с ним по-русски. Он с удовольствием отвечал мне, не чисто, но довольно хорошо и понятно. Оказалось, что это был полковник Ротиерс, долго служивший в России, преимущественно на Кавказе, и вышедший в отставку в 1822 году. Мы тотчас познакомились и разговорились: тридцать пять минут пути до Мехельна, куда ехал полковник, показались мне тремя. Он расспрашивал меня о разных почтенных особах, с которыми был знаком в России, и сердечно радовался, слыша о них доброе. О почивших вспоминал с искренним сожалением. “Я родом голландец, — сказал он мне, — живу в Брюсселе потому, что у меня тут есть дом, но несколько раз ежегодно езжу в Гаагу, чтобы поклониться королеве Анне Павловне. Она моя государыня, и когда я гляжу на нее, мне кажется, что я еще в русском мундире”» 37 . И, наконец, тот же Н. И. Греч упоминает о своем визите в королевский дворец, находящийся в Амстердаме. “В 1808 году, по превращении Голландии в королевство, здание сие сделалось дворцом Лудовика Наполеона, — сообщает Николай Иванович. — И ныне пребывает в нем королевская фамилия, когда посещает Амстердам” 38 .Перечислив наиболее ценные произведения искусства королевского собрания, Н. И. Греч особо отметил одну скульптуру: “В одной комнате, на половине короля, стоит изящный мраморный бюст Ея Величества королевы Нидерландской Анны Павловны, чтимой и любимой всею Голландией за христианские и царские ее добродетели, — пишет отечественный литератор. — Дщери нашего Императорского Дома составляют повсюду и счастие семейств своих, и благоденствие подвластных им народов. Веймар, Виртемберг, Нидерланды с восторгом повторят и подтвердят слова мои” 39 . |
| Дядя вечно кряхтел, жаловался на огромные траты и вместе с Фетом осуждал расточительность Тургенева (а Тургеневу не нравилась дядина бестолковость, что и привело к тягостному разрыву). Постройка шла медленно, более трех лет. Пока-же тургеневско-виардовская жизнь сосредоточивалась в доме Полины. Романсы ее в Петербурге напечатали, и вероятно, кем-то они пелись. Но сама она не только сочиняла их: в Бадене создала изящный музыкальный центр. В саду у ней был павильон с роялем, висели картины, собранные мужем. По воскресеньям здесь устраивались музыкальные утра. Пела хозяйка, пели ея ученицы, выступали известные музыканты. Все это — очень модно, блестяще, с избранной публикой. Позже, когда заканчивался дом Тургенева (1867-68 г.), 172 собрания перенесли в его музыкальную залу: там все получилось еще наряднее. Мудрая Полина придумала удачную вещь: чтобы давать возможность ученицам исполнять легкие партии, ставила небольшие оперетки. Тургенев тут оказался кстати — некий русский Бембо при дворе герцогини урбанской: сочинял текст. Поэт, слава которого продвигалась уже в Европу, писал для спектаклей Виардо фантастические бeздeлyшku: Le dernier des sorciers», «L , ogre», «Trop de femmes» — музыку к ним сочиняла Полина. Пьески содержали много женских ролей. Сама Виардо пела какого-нибудь принца, ученицы — гаремных жен, и т. п. Людоеда, колдуна, пашу изображал Тургенев. Выходило тонко и художественно. Король Вильгельм, королева Августа, великий герцог баденский, принцы, принцессы, дамы общества, знатные иностранцы, артисты, русские князья, развлекавшиеся в Конверсационсгаузе и гулявшие по Лихтенталевской аллее — все это заседало в зрительной зале. Утра проходили успешно (одно представление перенесли даже в Веймар, в настоящий театр — как бы восстанавливая времена Гете. Музыку Полины обрабатывал Лист). Попасть на эти собрания — честь. Послушать Виардо, светских девиц — приятно. Поглядеть извесного русского писателя, некоего белого медведя в роли колдуна — забавно. Награда Полины, кроме рукоплесканий и рекламы школы — королевские подарки. Она получила, например, браслет. Луи Виардо прекрасную вазу. Тургенев наград не получает. Иногда ему весело, смешно. Всегда радостно содействовать успеху Полины. Но случается, что и тоскливо. «Должен сознаться, |
| Дядя вечно кряхтел, жаловался на огромные траты и вместе с Фетом осуждал расточительность Тургенева (а Тургеневу не нравилась дядина бестолковость, что и привело к тягостному разрыву). Постройка шла медленно, более трех лет. Пока же тургеневско-виардовская жизнь сосредоточивалась в доме Полины. Романсы ее в Петербурге напечатали, и вероятно, кем-то они пелись. Но сама она не только сочиняла их: в Бадене создала изящный музыкальный центр. В саду у ней был павильон с роялем, висели картины, собранные мужем. По воскресеньям здесь устраивались музыкальные утра. Пела хозяйка, пели ее ученицы, выступали известные музыканты. Все это – очень модно, блестяще, с избранной публикой. Позже, когда заканчивался дом Тургенева (1867–1868 годы), собрания перенесли в его театральную залу: там все получилось еще наряднее. Мудрая Полина придумала удачную вещь: чтобы давать возможность ученицам исполнять легкие партии, ставила небольшие оперетки. Тургенев тут оказался кстати – некий русский Бембо при дворе герцогини урбинской сочинял текст. Поэт, слава которого продвигалась уже в Европу, писал для спектаклей Виардо фантастические безделушки: “Le dernier des sorciers”, “L’ogre”, “Тгор de femmes” [ “Последний колдун”, “Людоед”, “Слишком много жен” – фр. ] – музыку к ним сочиняла Полина. Пьески содержали много женских ролей. Сама Виардо пела какого-нибудь принца, ученицы – гаремных жен, и т. п. Людоеда, колдуна, пашу изображал Тургенев. Выходило тонко и художественно. Король Вильгельм, королева Августа, великий герцог баденский, принцы, принцессы, дамы общества, знатные иностранцы, артисты, русские князья, развлекавшиеся в Конверсационсгаузе и гулявшие по Лихтенталевской аллее – все это заседало в зрительном зале. Утра проходили успешно (одно представление перенесли даже в Веймар, в настоящий театр – как бы восстанавливая времена Гете. Музыку Полины обрабатывал Лист). Попасть на эти собрания – честь. Послушать Виардо, светских девиц – приятно. Поглядеть известного русского писателя, некоего белого медведя в роли колдуна – забавно. |
| В этом случае " религия может быть преобразована в политическую повестку дня " . Автор отмечает, что использование светских идеологий, заимствованных у Запада, не приводят к разрядке во взаимоотношениях с западным христианским миром. Особый акцент ставится на необходимости самокритичного отношения Запада к себе самому. " Уважение других культур является дополнительным измерением глобального распространения его модели современного общества. Это особо справедливо в отношении мусульманских стран, которые столь чутко реагируют на изменение своей позиции в мире " . Рассматривая вопрос взаимосвязи ислама и современности, автор отмечает, что " в дискуссии последних десятилетий об " исламском " порядке как альтернативе западному строю тема " секуляризации " была табуизирована. И поднята только в Иране, начиная с середины девяностых годов. В эмоциональной и мужественной дискуссии об отношениях между исламом и демократией стали громче слышны голоса тех, кто, наблюдая за реформами в системе Исламской Республики, считает необходимым открытие светских пространств свободы действия... Иранский президент Хатами во время своего визита в Веймар 12 июля 2000 года говорил о необходимости критики традиции и современности: нельзя подчинять себя ни традиции, ни современности, но нельзя и жертвовать одной ради другой. " […] " В поле зрения части арабских исламистов попадает – наряду с другими вариантами – прежде всего демократия как порядок, очерчивающий рамки жизненного и политического пространства, следовательно, такая демократия, которую до сих пор отвергали как " западный " , чуждый кусочек в " исламистском " устройстве общества " . С точки зрения автора, мусульманам России свойственно сразу три идентичности: этническая, конфессиональная и российская. " Полная гармония двух первых с третьей не достигнута и находится в трудном процессе становления, на что негативное воздействие оказывают разного рода этнополитические конфликты, которые порою принимают конфессиональную окраску " . С 1991 по 1999 год количество мусульманских общин увеличилось более чем в три раза. |
| P.S. Если в следующем письме ко мне скажете слово благодарности ее императорскому Высочеству за подарок, то пишите его так, чтобы можно было показать Ваше письмо ей. Она не совсем хорошо слышит. _________ Высокопочтеннейший благоприятель, Милостивый Государь Вячеслав Вячеславович! Не могу выразить Вам на словах того, как много Вы обрадовали меня присылкою Юнгманнова Словника. Извините меня, что я давно уже не выслал Вам за него денег. Это произошло от того, что один чиновник, обещавший мне австрийских бумажных гульденов для пересылки к Вам, не сдержал своего слова и заставил меня наконец послать Вам прусские ассигнации. Если бы я знал, что Словник Юнгманна так дешево продается у вдовы его для членов Чешской Матицы, я бы не заставил Вас договариваться с Чешским Музеумом о доставке его мне каким бы то ни было образом. Я искал его несколько лет по антикварам и не мог получить его за гораздо большую цену, нежели какую я плачу за него теперь. Если бы я знал это прежде, я бы давно сделался членом Чешской Матицы. Итак, посылаю Вам пятнадцать талеров прусскими ассигнациями, и надеюсь, что они составят 23 гулдена и 40 крейцеров. Ваше письмо, в котором Вы изволите благодарить ее императорское Высочество за пожалованные Вам часы, я показывал ей, и она осталась им очень довольна. Еще писал я к Вам через одного музыканта Лаубе 57 , но не знаю, отдал ли он Вам мое письмо, или нет. Если он отдал его Вам, то я надеюсь получить чрез него скоро ответ. Ваш пр. С. С. Веймар 14/29 марта 1853 г. _________ Высокопочтенный Благоприятель, Милостивый Государь, Вячеслав Вячеславович! Г. Лаубе давненько уже возвратился из Праги и доставил мне желаемое мною Сазаво-Эммаусское святое Благовествование и с ним краткое Обозрение истории чешской литературы, а я до сих пор не собрался еще написать Вам драгоценный для меня подарок. Прочие письма мои, посланные между тем временем, как Г. Лаубе был в Праге, Вы конечно уже получили. Теперь благодарю Вас от всей души за Сазаво-Эммаусское святое Благовествование и за Обозрение истории чешской литературы и вместе посылаю Вам поклон от г-на Лаубе; он время от времени посещает мой дом и занимается музыкою с моими дочерьми. |
| За проявленное на войне мужество награжден орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, двумя медалями “За отвагу”, медалями “За оборону Ленинграда”, “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, другими наградами. После демобилизации в ноябре 1945 года поступил и в 1950 году с отличием окончил исторический факультет Ленинградского Государственного университета. В 1957 году успешно окончил аспирантуру при Государственном Эрмитаже и защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата искусствоведения. С 1949 года работает в Государственном Эрмитаже. Вначале был экскурсоводом. В 1955 году становится научным сотрудником одного из ведущих научных отделов — отдела западноевропейского искусства, где продолжает успешно трудится более 50 лет. Н.Н. Никулин — один из самых близких и талантливых учеников известного ученого-эрмитажника В.Ф. Левинсона-Лессинга. Совместно с ним он работал над первым научным каталогом фламандских примитивов, вышедшим в Брюсселе в 1965 году. Много лет Н.Н. Никулин занимался организацией выставок. В Эрмитаже им были организованы выставки и изданы соответствующие каталоги: “Немецкий пейзаж XVIII века”, “Немецкая живопись XVIII века”, “Антон Рафаэль Менгс”, “Якоб Филипп Хаккерт”, “Картина Мартина де Фоса из Таллинского музея. История реставрации”, “Западноевропейский портрет” (в соавторстве с Ю.А. Русаковым). В его активе организация многочисленных передвижных выставок картин Эрмитажа в городах СССР и за рубежом, в том числе: “Картины Ангелики Кауфман” — Австрия, “Искусство эпохи Коперника” — Польша, “Лукас Кранах” — Берлин и Веймар. Николай Николаевич принимал участие в организации выставки фотографий Даниила Онохина в Музее города — “Боевой путь 311й стрелковой дивизии”. Н.Н. Никулин — автор свыше 160 статей, книг, каталогов, учебников и учебных пособий. Наиболее важные среди них: “Нидерландское искусство в Эрмитаже” (очерк-путеводитель), “Нидерландское искусство XV–XVI веков в музеях СССР” (1987), “Немецкое искусство в Эрмитаже” (1987), “Золотой век нидерландской живописи” (1981), “Антон Рафаэль Менгс” (1989), “Якоб Филипп Хаккерт” (1998) и др. Его перу принадлежат многочисленные статьи в научных журналах России, Италии, Польши, Венгрии, Германии, Бельгии и Голландии. |
| волосы II, I0 зубы IX, 5-6 ладонь VIII, 3 нога V, 7, 9; палец XI, 7 «пузырь» V, 11 пупок XI, 8, 9 рука VIII, 1, 3 слюна XI, 6 шея V, 6 см. также Жесты, позы, телодвижения Терпение XIV, 8-9 Философия и мифология II, 3 и педагогика XIII, 3 Ходьба XV, 4-6 Чуковский, Корней («Сказки») XI, 5 Шекспир, Уильям («Король Лир») IV, 5 Эмбриология II, 3 Этическое ГХ, 6; XVI, 1 Юность X, 4 «Я» II, 1; VII, 1-2; XIII, 4, 8 Об авторе Михаил Наумович Эпштейн — философ, культуролог, литературовед, эссеист. Родился в Москве в 1950 году, окончил филологический факультет МГУ в 1972 году. Член Союза писателей с 1978 года. Член российского Пен-центра и Академии российской современной словесности. Профессор теории культуры и русской литературы университета Эмори (Атланта, США) и Даремского университета (Великобритания). С 2012 года возглавил в Даремском университете Центр гуманитарных инноваций. Автор 30 книг и более 700 статей и эссе, переведенных на 18 иностранных языков. Отец четверых детей. В настоящее время живет в Великобритании. Основные темы исследований: методология гуманитарных наук, постмодернизм, поэтика, философия модальностей, семиотика повседневности, проективная лингвистика, перспективы развития мышления и языка, религия в современном обществе. Лауреат премии Андрея Белого (1991), премий журналов «Звезда» (1999) и «Знание — сила» (2011), международного конкурса эссеистики (Берлин — Веймар, 1999), премии Liberty за вклад в русско-американскую культуру и развитие культурных связей между Россией и США (2000). Создатель нескольких известных сетевых проектов, таких как «Дар слова», «Слово года», «ИнтеЛнет», «Книга книг (Интерактивная антология альтернативных идей)», «Веер будущностей». Печатается на русском и английском языках. Основные издания на русском: «Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков» (1988). «Природа, мир, тайник вселенной...». Система пейзажных образов в русской поэзии (1990). «Новое сектантство: типы религиозно-философских умонастроений в России. 1970-1980-е годы» (1994). |
|
|
