| Об этом же Пахомии Иерофей утверждает, что он был человек совсем неграмотный и в доказательство приводит суждение турок, которые будто бы убедились, что патриарх (в это время Пахомий был патриархом) не умеет читать сочинений Фомы Аквината (!!). Вообще, ту часть «Истории» Иерофея, какую мы теперь анализируем, правильнее было бы назвать не историческим повествованием, а карикатурой на патриархию конца XVI в., и притом карикатурой очень аляповатой. По-видимому, Иерофей выделяет из числа других патриархов своего времени Иеремию II и считает его достойным лицом; но и тут нельзя не замечать тенденции автора чернить Константинопольских патриархов. Об Иеремии он говорит, что он не был человеком, имевшим навык в монашеском деле, а это, конечно, не похвала в устах Иерофея; далее он дает знать, что Иеремия против своей совести и церковных правил дал Митрофану священническое место и т. д. Вообще, и Иеремия (Транос) не особенно светел выходит из-под пера митрополита Монемвасийского. Собственно единственное лицо, заслуживающее всякой похвалы, — по разумению нашего автора — это он сам. В своем историческом труде, описывая рассматриваемые нами времена, Иерофей без малейшей церемонии называет себя человеком «весьма хорошим, ученым и просвещенным». Удивительный писатель! Дальше, он многократно указывает: что ни скажет он сам при каком-нибудь случае, являясь действующим лицом, или что ни сделает, — все это было чрезвычайно умно, кстати, дельно и таким признаваемо было другими. Главная фигура разбираемой части «Истории» Иерофея, без сомнения, сам Иерофей. Вот каков историк Иерофей Монемвасийский. При таких особенностях рассматриваемой части труда этого писателя нужна великая осторожность, чтобы не дал нам Иерофей вместо хлеба камень. Самым благоразумным делом было бы и вовсе не пользоваться Иерофеем при изучении вышеуказанных четырех патриархов; но беда в том, что о многом из этой эпохи митрополит Монемвасийский — единственный источник, а потому игнорировать его невозможно. Сумеем ли мы воспользоваться Иерофеем, избежав допускаемой им фальши и преувеличений, — решение этого вопроса следует предоставить другим. |
| Второе и третье чтение акростиха также не охватывает всех тропарей. Лишними в том и другом чтении оказываются богородичные тропари после третьей, четвертой, пятой, шестой и седьмой песни; а при чтении εχ еще лишний и первый тропарь после третьей песни 277 . Этот акростих не противоречит составу тропарей в их современном виде и имеет законченный смысл. Это говорит в некоторой мере за то, что и по первоначальному замыслу он мог быть в таком виде, следовательно, не все тропари и при первоначальном составлении канона могли входить в счет акростиха. Действительно, акростих разбит лишними тропарями с некоторой планомерностью, таким образом: ευχης ελαιου ψαλμος εξ Αρσενιου. Легко видеть, что акростих разбит на средине и так, что через каждые три тропаря поставлен лишний против акростиха богородичен. Отсюда акростих получился не столько испорченный, сколько закрытый, не ясный лишь для первого взгляда. С другой стороны и тропари, не вошедшие в счет акростиха, по своему содержанию и способу изложения нисколько не говорят за другого их автора. За их первоначальное существование в каноне в современном виде говорит и их устойчивое местонахождение в нем, как в греческих, так и в славянских 278 рукописях и именно в современном виде. В силу этого можно допустить, что Арсениев канон и вышел из рук автора в том составе тропарей, в каком он существует теперь. Но кто же был Арсений, творец современного канона? Из исторически известных лиц с именем Арсения, с которыми связывалось, или можно связывать современный канон в чине св. елея, должно отметить следующих: Арсения, архиеп. Корфского (9 в.); Арсения, патриарха Константинопольского (13 в.); Арсения, еп. Монемвасийского (15 в.). Всего менее мог принадлежать канон Арсению, еп. Монемвасийскому. Существование канона в 12 веке не позволяет приписывать его автору, жившему в 15 веке. Не мог принадлежать по той же причине канон и Арсению, патриарху Константинопольскому, хотя о его близком отношении к чину св. елея выразительно свидетельствует патриарх Константинопольский Никифор 2 279 . |
| В Греции получила широкое распространение и почти 200 лет была практически единственной исторической книгой, которой пользовались сами греки, «История» (Βιβλον στορικν) некоего Дорофея Монемвасийского, «содержащая различные истории, начиная от сотворения мира до падения Константинополя и далее». Она содержит информацию от начала мира, описывает историю еврейского народа, включает каталоги римских императоров, византийских царей и патриархов – вплоть до возвращения патриарха Иеремии II из путешествия в Россию 345 . Для изучения церковной истории в греческом мире в 17 в. существенную роль играют «Памятники» Жана Эймона (ум. 1712) 346 – бывшего кюре из Дофинэ, доктора права, после принятия кальвинизма, бежавшего в Швейцарию, а затем в Голландию 347 , – в которых опубликованы документы, связанные с личностью и деятельностью константинопольского патриарха Кирилла Лукариса (1621–1638), а именно – 27 не издававшихся ранее писем Кирилла и его пропротестантское «Исповедание веры». Акты Иерусалимского собора 1672 г., созванного иерусалимским патриархом Досифеем для защиты православия после опубликования Лукарисова «Исповедания веры», были изданы в Париже по–гречески и по–латыни в 1676 г. (известны также под названием «Щит православия»); еще одно издание было предпринято иезуитом Жаном Гардуэном (1646–1729) в Conciliorum collectio regia maxima 348 (т. 11), а затем – самим патриархом Досифеем в Бухаресте в 1690 г. (т.н. «Меч обличения»). Но лучшим считается издание Киммеля в его двухтомнике Monumenta fidei ecclesiae orientalis (Париж, 1850). В меньшей степени, чем «Хронографии», под влиянием византийской традиции находились произведения выдающихся церковных мужей 17–18 вв., многие из которых принадлежали к Иерусалимскому Патриархату. Длительная и напряженная борьба за Святые места нередко возводила на местный патриарший престол достойных и деятельных иерархов. Среди них стоит выделить Нектария Критского (Νεκτριος Κρς), иерусалимского патриарха с 1661 по 1669 гг. Его труд 349 , впервые опубликованный в 1677 г. в Венеции, включил историю и описание Синая, а также историю Египта вплоть до завоевания его турками. |
| Терновский отпечатал небольшой отрывок в сочинении: «Изучение византийской истории и ея тенденциозное приложение». Вып. 2, Киев 1876 г., стр. 69–70. 7 Письма п. Мелетия Пигаса в Москву от 1590–1597 г. изданы профессором И. Малышевским в втором томе его сочинения «Александрийский патриарх Мелетий Пигас и его участие в делах русской церкви». Киевъ. 1872 г. Письма п. Иеремии по частям изданы Новиковым в «Вивлиофике» т. XII, Муравьевым в «Сношениях России с Востоком» и греческим учёным К. Сафою в сочинении: «Вιογραφоν σεδιασμα περι το υ πατριαρχου Ιερεμоυ В. Афины. 1870 г., стр. 92 –98. 8 Сочинение Арсения в подлиннике на тогдашнем новогреческом языке издано в указанном выше труде Сафы на стр. 35–81. Латинский же перевод помещён в издании Старчевского: «Hismoriae Rumhenicae scripmores exmeri». Volum. II, Спб. 1842 г., стр. 367–384. 9 Рассказ Иерофея помещён в хронографе Дорофея, ближайшего преемника его по монемвасийской кафедре, и в извлечении из этого хронографа отпечатан в приложении к тому же сочинению Сафы (стр. 1–25). Указания на другие более древние издания и извлечения из сочинений Арсения и Иерофея, см. у Сафы и в статье Зернина («Арх. истор. юрид. свед.», изд. Калачевым 1855, ч. 2–я). 10 Оба документа помещены в «Собрании государ. грамот. и договоровъ», ч. II, 58 и 59. Уложенная грамота московского собора 1589 г. издана и в печатной кормчей 1653 г. при п. Никоне л. 13–20; отсюда перепечатана и в «Жезл Правления» в конце книги. 12 В славянском переводе Епифания Славенецкого документ этот издан в приложении к «Скрижали» 1656 г. л. 9–53; нередко встречается в рукописных сборниках; есть и в сборнике библиотеки С.-Петербургской духовной Академии за 27 л.71 и след.; в русском переводе он издан в «Труд. Киев. дух. Акад». 1865, октябрь. 15 Повесть Иова помещена в «летописи по Никонову списку», ч.VII, Спб. 1791г., стр.316–359 и в «Истории Российской» Татищева, кн. 5, Москва, 1848 г., стр. 494–530. 18 Одна статья проф. А. Зернина в «Архиве историко–юрид. сведений, относящ. до России», изд. Калач. Москва, 1855, стр. 1–34. Другая проф. Соколова помещена в «Прибавл. к твор. св. отецъ», m.XVIII. Москва, 1859, стр. 288–338. |
| и беречи, чтоб к двору к патриарху и к митрополиту и к архиепископу никто не приходил (изъ) гречан и турчан и иных никаких иноземцевъ, и его людей никого с двора не спущати; а что от митрополита Иова и от иных властей и от бояр почнут приходити с кормомъ, и тех людей с кормом пущати велети; а кто иноземцев учнет к патриарху проситца, а патриарх их к себе велит пущати или патриарх о которых иноземцех почнет говорити, чтоб к нему пущати, и Григорью и Семейке о том патриарху говорити, что они про то скажут государевым бояром и посольскому дьяку Андрею Щелкалову, а без боярскаго ведома таких людей и иноземцев пущати они не смеютъ, покаместа патриарх у государя будетъ; да иноземцев никаких пущати не велети без ведома, а отъсказывати бояром и дьяку Андрею; а о чем патриарх с Григорьем и с Семейкою о каких делах поговоритъ, и о том Григорью и Семейке сказывати бояром и дьяку Андрею Щелкалову» (Стат. спис. л. 35, 40–43). Такое распоряжение не могло понравиться грекам, прибывшим с Иеремией, о чём записано было и в хронографе Дорофея Монемвасийского (Сафы стр. 17, 20–21). Такой характер жизни восточных патриархов в Москве не укрылся и от внимания русского общества и был предметом толков в полемической противораскольнической литературе («Опис. рукоп. синод. библ.» Горского и Невоструева отд. II, ч. 3, стр. 385–386). 83 На стол назначалось: патриарху калач крупичатый и на 10 блюд яствы; если патриарх будет кроме того просить «в запрос», то не отказывать; архидиакону, 2 священникамъ, чернцу, казначею, келарю по 3 блюда ествы человеку, да 3 колача смесных – колач на 2 человека; толмачу и дьякону по 2 блюда и 1 колач смесный; 9–ти патриаршим служкам по 2 блюда и 4 колача; митрополиту и архиепископу по полколача белаго и по 5 блюд на день; священнику Григорию полколача и 2 блюда; служкам их полколача; архимандриту Христофору полколача и 3 блюда. А питья патриарху и его свите всего на день 2 кружки меда вишневаго, 3 малиноваго, 4 боярскаго, ведро с кружкою меда паточнаго, полведра и 2 кружки квасу щавнаго, 7 с половиною ведер меда цыженаго (Стат. |
| 100 об.–120). Подробное выполнение этого наказа описано в соловецкой рукописи (л. 65 – 90); в статейном списке о нём отмечено: «а подлинно писано патриарше поставление и действо в особных книгахъ» (л. 80–81). 114 Имя последнего в рукописях не означено; мы выставили его по указанию Строева («Списки иерарховъ» стр.602). 115 Син. рук. л. 100 об.; Солов. рук. л. 65–70. Избирательные грамоты в целом виде приведены в Соловецкой рукописи на л. 70–73 об. Грамота об избрании кандидатов в патриархи за подписью избирателей издана в II т. «Собран. Государ. грам. и договор.» за 58–м. 116 В царском наказе повелено протокол нести из собора во дворец Арсению Елассонскому, а при передачи его царю патриарх должен был взять его из рук Иерофея Монемвасийского. 117 В наказе на этот счёт характерно отмечено: Государь «тое память пред собою и пред тобою, святейшим патриархом, и пред всем вселенским собором велит прочести дьяку Андрею Щелкалову, и изберет из тех из трех одного Иева митрополита всея России в патриархи». 119 При посвящении митрополита Иоасафа в 1539 г. огненников назначалось только 4 (А. Э. И, 184, стр. 158); при посвящении Афанасия в 1564 г. и Дионисия в 1581 г. огненников было уже 8 (А. Э. И, 264, стр. 298; «Собр. госуд. грам. и догов.» т. VI, 50, стр. 70). 120 Соловец. рук. л. 83 – 85 об. В царском наказе о поставлении Иова предписывалось патриарху Иеремии после изрядно прежде поминать вселенских восточных патриархов, потом уже Иову поминать отдельно имя Иеремии. 121 Речь царя приведена в Ж. М. Н. Пр. стр. 44 и в «Снош. с Вост.» 211; обе речи царя и Иова буквально сходны с речами, сказанными при посвящении митрополита Афанасия (А. Э. И, 264, стр. 299) с тем отличием, что московская кафедра называлась теперь патриаршей, и в молитвах за царский дом по наказу вставлялось прошение о царском чадородии. 122 Дело посвящения Иова на патриаршество изложено в син. рук. л. 109–120 и в солов. рук. л. 74–90. 124 Подробное описание убранства этого царского стола сделано Арсением Елассонским (у Сафы стр. |
| Он имеет власть непредосудительно священнодействовать в своей митрополии и наставлять тамошний христоименный народ Господень в душеполезном и спасительном учении, знаменать чтецов, рукополагать диаконов, диаконов и пресвитеров, и даже поставлять епископов в епископиях, изначала подчиненных Киеву и Великой Руси (за исключением только малорусских), судить, испытывать и исправлять все, что будет учинено теми епископами в противность канонам. Все же обязаны – епископы, князья, бояре, священствующие, монахи и вся полнота христоименного народа – оказывать ему подобающее уважение, повиновение и послушание, как своему отцу и наставнику духовному, имеющему дать о них ответ в день суда. Пусть все знают, что оказываемые ему честь, повиновение и послушание относятся к нашей мерности, а чрез нас – к Богу; а кто станет противиться ему, тот подвергнется от нашей мерности заслуженному каноническому наказанию. Если же митрополит Малой Руси и Литвы Киприан скончается прежде него, то он примет в свое управление Малую Русь с Литвой и, подкрепляемый благодатью Всемогущего Бога, будет паст тамошний христоименный народ и один именоваться до конца своей жизни [митрополитом] 3505 киевским и всея Руси. А после него, на все времена, архиереи всея Руси будут поставляемы не иначе 3506 , как только по просьбе из Великой Руси. Итак настоящее соборное деяние должно находиться у него, преосвященного митрополита киевского и Великой Руси, во Святом Духе возлюбленного брата и сослужителя нашей мерности, в удостоверение о нем. Писано в июне месяце 6888 года. На подлинника честной патриаршей рукой написано: Нил, милостью Божьей, архиепископ Константинополя, Нового Рима, и вселенский патриарх. 32. 1387 г. мая 29. Соборное постановление патриарха Нила, о том, чтобы митрополит Киприан, исполнив в продолжении года царское поручение на Руси, немедленно возвратился в Константинополь на суд по взведенным на него обвинениям Из Acta Patriarchatus, t. II, p. 98–99. Месяца мая 29 дня, в среду, индикта 10, под председательством всесвятейшего владыки нашего, вселенского патриарха, в его кельях, чтó в катехуменах на правой стороне, в соприсутствии его святейшеству преосвященных архиереев и пречестных: солунского, ефесского, никомидийского, монемвасийского, амасийского, адрианопольского, серресского и ганнского, рассматривалось дело о русском митрополите Киприане, просившем державного и святого нашего государя и царя, чтобы ему сперва дозволено было идти по делу, на которое он посылается приказом его святого царского величества, а потом уже он явился бы на суд пред собором по взводимым на него обвинениям. |
| Основной источник, на который опираются исследователи первого типа, — это воспоминания митрополита Монемвасийского Иерофея, спутника Патриарха Иеремии. В них автор с недовольством и предвзятостью пишет о нравах, порядках и обычаях современной ему России. Но если внимательней вчитаться в мемуары греческого митрополита, то нетрудно заметить, что он смотрел на всю ситуацию сквозь призму своего раздражительного отношения к самому вселенскому Патриарху. Вот, к примеру, образчик рассуждений митрополита Иерофея: «Патриарх со всех сторон был окружен подозрительными людьми, которые повсюду следили за ним по пятам, умели искусно льстить ему, выпытывали его мнения и, что выслушивали, все передавали потом драгоманам, а те доносили государю; Патриарх так был увлечен этими лицами, что неосторожно высказывал им свои думы и планы; он имел такую привычку, что не слушал ничьего доброго совета, даже от преданных ему лиц» . Из этого отрывка видно, что воспоминания митрополита Иерофея не беспристрастны, в большей своей части — эмоциональны и личностны, далеки от объективности, а потому не могут быть определяющими в оценке событий. Еще одно обстоятельство, требующее пояснения. Тот факт, что и Антиохийскому Патриарху Иоакиму и Константинопольскому Иеремии со всей его свитой во время их приезда в Россию преподносились подарки, причем настолько щедрые (огромное количество золота и серебра в изделиях и церковной утвари, иконы, деньги, меха и многое другое), что обычными подарками их даже трудно назвать, послужил поводом тем же историкам-скептикам предполагать, что Москва за подарки приобрела Патриаршество (?!). Это искусственное утверждение имело бы под собой почву, если бы дары русского правительства Восточным Церквам имели место только в тот период истории. Однако основанная на документах двухтомная книга А. Н. Муравьева «Сношения России с Востоком по делам церковным», к которой мы неоднократно обращаемся в работе как к авторитетному источнику, полностью развеивает упоминаемую гипотезу, имеющую под собой весьма зыбкую почву: помощь обнищавшим восточным патриархам, во-первых, никогда не имела личного адресата, но предназначалась той или иной патриаршей кафедре и народу в целом; во-вторых, пожертвования Русской Церкви и государева двора не носили единовременный характер, они были беспрерывны — как до утверждения Патриаршества в России, так и после него — и выражали акт христианского милосердия, а не своекорыстия. Строго фактологическая основа излагаемого материала позволяет исключить тенденциозность и наиболее объективно передать сущность одного из важнейших в истории Русской Церкви событий. |
| Мы заметили несколько хронологических разностей между сочинением г. Терновского и нашим собственным сочинением: «Очерки византийско-восточной церкви в IX–XI веках» (М. 1878), и считаем нужным настаивать на правильности наших хронологических дат. Г. Терновский приписывает императору Фоке (VII в.) указ, которым воины, павшие на войне, причислялись к лику св. мучеников (352). Мы же приписываем этот указ другому императору (X века) Никифору Фоке (Очерки, 89). Основанием для г. Терновского служит история Папарригопуло, но на чем опирается этот греческий историк, неизвестно, так как в его книге не существует никаких цитат. Вообще мы находим, что Папарригопуло не принадлежит к числу тех авторитетных писателей, которым можно следовать с спокойной совестью. Он очень не критичен, в особенности по вопросам церковноисторическим. Наша хронологическая дата основывается на свидетельстве Кедрина и подтверждается некоторыми новейшими исследователями. – Событие перенесения нерукотворенного образа из Едессы в Константинополь автор относит ко временам Ираклия (VII в.), а мы ко временам Романа I (X век; Очерки, 68). Полагаем, что наша дата события правильнее даты г. Терновского. Автор опирается на непрочном авторитете, писателе жившем после падения Константинополя – Дорофее Монемвасийском (420); в нашу же пользу говорит целый ряд более древних византийских писателей, частью современников события – «Продолжатель Феофана», Симеон Магистр , Георгий монах, Лев грамматик (из новейших известный Рамбо). – По мнению г. Терновского, указ, которым изгонялись монахи Византийской империи из населенных местностей в пустыню, принадлежит императору Феофилу (IX в.; стр. 491). а но моему мнению – императору Никифору Фоке (X век; Очерки, 71) Кто же из нас двоих правее? Неизвестно, на чем основывает свое показание г. Терновский; для нас же служила основанием новелла Никифора Фоки, изданная в боннском собрании византийских писателей (Очерки ibid. Тоже допускают Гергенрётер и Краузе). Несмотря на некоторые недостатки рассматриваемого сочинения и присутствия в нем суждений, с которыми можно соглашаться и не соглашаться, сочинение это заслуживает полного внимания. Автор сгруппировал церковноисторические события в одно целое, превосходящее размерами учебники, чего еще никто не делал в отношении к периоду истории вселенских соборов в русской науке; в особенности хорошо им разработана политическая история Византии в ея взаимоотношении с церковною историею того времени; на многое он взглянул трезво и здраво, и беспристрастно; иные отделы у него изложены так обстоятельно, как не встречаем и в западной науке (напр. монашество с VI века); написано сочинение независимым языком светских историков – без схоластической шаблонности и повторения заученных фраз и оборотов. Нельзя не пожелать, чтобы автор довел свой полезный труд до конца, т. е. изложил и последующую историю византийсковосточной церкви. |
| 4 Так пишет сам Фотий в своем духовном завещании. Соф. Врем. изд. Строев. Т. 2, стр. 8. Лет. Ник. Т. 5, стр. 100. Собр. госуд. грам. и догов. Т. 2, стр. 17, «поставлен бых на великий степень святительства в лето 6917, сентября в 1-й день, индикта второго». В том-же завещании упоминает и имя своего рукоположителя Патриарха Матфея. Посему, нельзя признать правнльным в настольной грамоте Фотия показание имени Патриарха, вместо Матфея, Антония, и времени 1397 г., вместо 1408 (Акт. Ист. Т. 1, стр. 482.). Нельзя думать, чтобы Патриарх константинопольский заранее хотел приготовить в нем преемника Киприану. При таком намърении, он, посвятив Фотия, не замедлил бы послать его в Россию, или в Литву; не стал бы держать его в Константинополе, без всякой пользы, целых 15 лет; не выдал бы ему настольной грамоты так рано, с увещанием В. Князю Василию Дмитриевичу слушать новопоставленнаго Митрополита. Притом, если бы Фотий, подобно Киприану, преждевременно был посвящен в Митрополита, то литовские епископы не пропустили бы сего обстоятельства в своем объявлении против Фотия, как не опустили они сказать это о других. Наконец, из завещания Фотия ясно видно, что немного протекло времени между посвящением и отправлением в Россию. 5 В наших памятниках называется он Аморрейским, Аморским также как и Фома Палеолог, деспот морейский, отец Софии – Царем аморрейским в Синодике Монемвасийском, он называется – Μονεμβασιτης. 8 «Не зазрите смиреннию моему, яко не искусну ми сущу писанию вашему и языку», писал он лет через десять после прибытия в Россию, Дополн. к Акт. Ист. Т. 1., стр. 323 В Степен кн. ч 2. стр 29. «М. Фотию русскому языку еще не навыкшу». 9 Извлечение из сего синодика издано при описании рукописей греческих библиотеки Туринской. Codices manuscripti Bibliothecae Taurinensis. 1769. p. 422. 12 В летописях разные показания о времени прибытия Фотия в Москву. Но большая часть сходится на Апрель. 13 В духовном завещании он неоднократно говорит: «Ведомо было В. Князю Василии Дмитриевичу и всем, что как есми пришел на Москву на митрополию, после своего брата св. Киприана Митрополита киевского всея Руси, не обретох в дому церковном ничтоже» Соф Врем. 11,9. |
|
|
