| О. Христофор вдруг что-то вспомнил, прыснул в стакан и закашлялся от смеха. Мойсей Мойсеич из приличия тоже засмеялся и закашлялся. — Потеха! — сказал о. Христофор и махнул рукой. — Приезжает ко мне в гости старший сын мой Гаврила. Он по медицинской части и служит в Черниговской губернии в земских докторах… Хорошос… Я ему и говорю: “Вот, говорю, одышка, то да се… Ты доктор, лечи отца!” Он сейчас меня раздел, постукал, послушал, разные там штуки… живот помял, потом и говорит: “Вам, папаша, надо, говорит, лечиться сжатым воздухом”. О. Христофор захохотал судорожно, до слез и поднялся. — А я ему и говорю: “Бог с ним, с этим сжатым воздухом!” — выговорил он сквозь смех и махнул обеими руками. — Бог с ним, с этим сжатым воздухом! Мойсей Мойсеич тоже поднялся и, взявшись за живот, залился тонким смехом, похожим на лай болонки. — Бог с ним, с этим сжатым воздухом! — повторил о. Христофор, хохоча. Мойсей Мойсеич взял двумя нотами выше и закатился таким судорожным смехом, что едва устоял на ногах. — О, Боже мой… — стонал он среди смеха. — Дайте вздохнуть… Так насмешили, что… ох!.. — смерть моя. Он смеялся и говорил, а сам между тем пугливо и подозрительно посматривал на Соломона. Тот стоял в прежней позе и улыбался. Судя по его глазам и улыбке, он презирал и ненавидел серьезно, но это так не шло к его ощипанной фигурке, что, казалось Егорушке, вызывающую позу и едкое, презрительное выражение придал он себе нарочно, чтобы разыграть шута и насмешить дорогих гостей. Выпив молча стаканов шесть, Кузьмичов расчистил перед собой на столе место, взял мешок, тот самый, который, когда он спал под бричкой, лежал у него под головой, развязал на нем веревочку и потряс им. Из мешка посыпались на стол пачки кредитных бумажек. — Пока время есть, давайте, отец Христофор, посчитаем, — сказал Кузьмичов. Увидев деньги, Мойсей Мойсеич сконфузился, встал и, как деликатный человек, не желающий знать чужих секретов, на цыпочках и балансируя руками, вышел из комнаты. Соломон остался на своем месте. — В рублевых пачках по скольку? — начал о. Христофор. |
| " Вот и маскарад,-думал он с горечью и странной неж- ностью, идя в кабинет.- Вот уж и я - не я! " - Принц и нищий,- сказал он с улыбкой Ретизанову, войдя в кабинет. Ретизанов одобрил. Сговорились так, что в день маскарада, к одиннадцати, Христофоров зайдет к нему, и вместе они пойдут. Уже в передней, провожая его, Ретизанов впал в задумчи- вость. - А скажите, пожалуйста,- вдруг спросил он,- что, по- вашему, за человек Никодимов? - Я не знаю,- ответил Христофоров. Через минуту прибавил: - По-моему - тяжелый. - А по-вашему - он на многое способен? Христофоров несколько удивился. - Почему вы... так спрашиваете? - Нет, ни почему. Я его нынче встретил. Вы знаете, что он мне сказал? Что непременно будет на этом маскараде, хотя его и не звали. Нет, невыносимый человек. Я его ощутил сегодня знаете как? Мертвенно. По-вашему, он зачем туда идет? Христофоров ничего не мог сказать. Ему подали лифт, он поехал вниз плавно и вдруг тоже вспомнил Никодимова, как спускались они утром, летом, в этом же лифте. " А действительно, тяжелый человек " ,- подумал он. Вспомнил, как боялся Никодимов лифта. Ему стало даже жаль его. Через несколько дней, в назначенное время, Христофоров вновь входил в знакомую квартиру. Ретизанов брился. Он был повязан салфеткой, одна щека гладкая, чуть синеватая, другая вся в мыле. Он оставил острую бородку лицо его стало еще худее и бледней. Увидев Христофорова, кивнул, улыбнулся с тем жалким видом, какой имеют бреющиеся люди. - Как по-вашему,- спросил он, стараясь не порезаться,- ничего, что я бородку оставил? Или сбрить? На него напала нервная нерешительность. Сбрить или не сбрить? Он смыл лицо одеколоном, попудрил, так что большие синие глаза еще лучше оттенялись на белизне, и все колебался. - Нет, не брить,- тихо сказал Христофоров. - Так вы думаете-оставить... А знаете...-он вдруг захохотал,- я сегодня, по морозу, ходил мимо дома, где живет Лабунская, и выбирал момент, когда народу меньше. Осмотрюсь, и сниму шапку, иду непокрытый. Это было страшно радостно. Вы меня понимаете? |
| - Говорят, из хорошей семьи, и вначале подавал надежды. Но потом какая-то темная история по службе... Его фамилия Никодимов. Нет, не моего романа. Ведет предосудительную жизнь. Настоящий...- она засмеялась.- Un deprave1 . Не понимаю Анну Дмитриевну. И, видимо не желая продолжать, она свела разговор на то, о чем порядочные люди в Москве говорят каждый апрель и каждый май: кто куда едет на лето. Христофоров узнал, что нынче они будут под Звенигородом, сняли имение, что там красиво, тихо, хотя есть и соседи - Анна Дмитриевна, например. Тут же она добавила, что есть свободная комната: будет отлично, если он к ним приедет - лучше бы надолго. 1 Развратник (франц.). Христофоров благодарил. О лете совсем он не думал, считал, что само как-нибудь выйдет, как и все почти в жизни. Но сейчас ему было приятно, что именно Вернадские его зовут. Много раз уже, в его бродяжной, нескрепленной жизни, приходилось ему гостить и жить у разных людей. Он знал, как берут свой чемоданчик и являются под благосклонный кров. Но кров Вернадских был особенно приятен. Било два, когда Христофоров выходил из подъезда. Вернадские уже уехали. Вслед за ними выходили Анна Дмитриевна, Никодимов и еще целая компания. Автомобиль ждал их. Ехали за город, встречать рассвет. Когда Христофоров шагал уже по переулку, машина, тяжело шурша, обогнала его. - Прощайте! - крикнула Анна Дмитриевна.- Дитя, не сердитесь! Он снял шляпу и помахал. Автомобиль умчался. Христофоров шел с непокрытой головой. Ночь была синяя, прозрачная и теплая. На востоке светло. Там виднелась крупная, играющая звезда. Христофоров поднял голову. И тотчас увидел голубую Вегу, прямо над головой. Он не удивился. Он знал, что стоит ему поднять голову, и Вега будет над ним. Он долго шел, всматриваясь в нее, не надевая шляпы. В дни начала июня дом Вернадских принял тот вид, какой имеют многие дома с наступлением лета: мебель в чехлах, гардины убраны, портреты, картины на стенах затянуты кисеей. Это значит, что Машура с Натальей Григорьевной после долгой, сложной уборки выехали наконец на Брестский вокзал, и в купе первого класса, сдав многочисленный багаж, катят мимо разных Кунцевых и Филей к станции, откуда извозчичья коляска отвезет их в новое летнее пристанище. |
| На северо-западе от Эвсигмена есть гора Самари 536 .– Там уединялся инок Дамиан. Старец дал ему заповедь – никогда не оставаться на ночь в чужой келье. По особенной нужде Дамиан ходил к соседнему брату и так как тот на то время отлучился куда-то, дожидался возвращения его до вечера. Наконец брат является и Дамиан, выполнив дело, за которым пришёл, поторопился воротиться в свою келью. Напрасно друг упрашивал его остаться у него на ночь и указывал ему на опасность ночного пути, притом пути под дождём начавшимся. Дамиан, верный заповеди, ушёл. Дорогой он точно сбился в темноте с пути и не знал, где идёт и куда надобно идти.– Господи! спаси меня,– возвал он к Богу и вслед за тем очутился он близ своей кельи. Пораженный тем, что с ним было, Дамиан немедленно идёт к пр. Козме и рассказывает о случившемся. «Храни, брат, заповедь старца, и Бог сохранит тебя от смерти»,– сказал преп. Козма. Раз преп. Козма сильно заболел и ему захотелось покушать рыбы. Питавший Илию посылает и пустыннику Козме нужную пищу. Неожиданно пустынный орёл спускается к келье Козмы и кладёт рыбу. Козма поблагодарил Господа и велел сварить рыбу. Но когда подана была рыба, тайный голос говорит ему: отложи половину для гостя. На следующий день приходит соседний пустынник Христофор. Козма ласково принимает его;– добро пожаловать, дорогой гость,– говорит Козма,– у меня готово угощение для тебя – и подаёт рыбу. Тогда Христофор с улыбкою рассказывает, что вчера мыл он пойманную рыбу и спустившийся орёл унес её и вот принёс её к тебе, любя тебя. Оба радостно благодарили Бога. Предсмертные дни были весьма тяжелы для преп. Козмы. Но он извещён был Господом об ожидающем его подвиге. Приходит Христофор к келье Козмы и слышит, что Козма говорит с кем-то. Войдя в келью и не видя никого, спрашивает Козму: с кем говорил он? После некоторого раздумья преподобный, по духовной дружбе к Христофору, открывает ему о дивном посещении. «Посетил меня Христос,– говорит он в смиренной простоте,– и возвестил, что по тайному устроению спасения нападет на меня сатана с полчищем и измучит мою плоть; это знак близкаго перехода моего в ту жизнь; теперь оставь меня, брат, а в такой-то день навести меня». Христофор грустный удалился. Когда наступил назначенный день, Христофор пришёл к Козме и нашёл его полумёртвым.– Что с тобой?– спросил Христофор. «Вчера с вечера напал на меня сатана с полчищем,– говорил преподобный,– и рыкая злобою кричал на своих: лентяи! глупцы! не умели совладеть с одним. Он бил меня с неистовою злобою и ты видишь, как изуродовал он тело мое». Недолго страдал преподобный. На третий день после сатанинских побоев причастился он св. таин и с молитвою на устах мирно предал душу свою Господу, сентября 22, 1323 г. 537 24 ч. Память о св. Стефане, первовенчанном крале, племяннике его Давиде и сыне кор. Владиславе. |
| Священномученик Христофор родился в 1871 году в селе Нижний Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии в семье священника Алексея Надеждина. В 1889 году окончил Рязанскую Духовную семинарию и был определен учителем пения и чистописания в Донское Духовное училище. 20 ноября 1891 года он был назначен на должность надзирателя училища. В 1892 году Христофор Алексеевич поступил в Московскую Духовную академию; ему была предоставлена стипендия Высокопреосвященного Макария, архиепископа Донского и Новочеркасского. Усиленное занятие учебными предметами, а также желание глубокого их изучения и одновременно изучение материалов для кандидатской диссертации, начатое им почти сразу же после поступления в академию, привели к резкому расстройству здоровья, и врач академии настоял на том, чтобы Христофор Надеждин был отправлен на лето 1895 года в Самарскую губернию для лечения кумысом. В 1897 году Христофор Алексеевич окончил Московскую Духовную академию и защитил сочинение на степень кандидата богословия. Исполняющий должность доцента Московской Духовной академии Илья Михайлович Громогласов писал в отзыве на эту работу: «Обращаясь к оценке рассматриваемого сочинения, нельзя не отозваться с большой похвалой прежде всего о замечательном научном трудолюбии автора: его интерес и усердие к делу далеко превышают мерку обычных требований, предъявляемых к кандидатской диссертации… Признавая необходимым дать своему исследованию возможную полноту в подборе изучаемого материала, он не только собрал и обследовал в библиографическом отношении все известные в печати полемические памятники взятой эпохи… но и успел отыскать частью в академической библиотеке, а главным образом в различных книгохранилищах Москвы и Петербурга, иногда в нескольких списках, немалое число новых источников, доселе остававшихся совершенно неизвестными исследователям». Учась в академии, Христофор Алексеевич подружился с Иваном Васильевичем Успенским 11 , взгляды которого на аскетический подвиг, на непрестанную борьбу с помыслами, на ревностное служение Богу были близки ему. |
| Из-под брички послышался глубокий вздох. Это проснулся Кузьмичов. Он быстро поднял голову, беспокойно поглядел вдаль, и по этому взгляду, безучастно скользнувшему мимо Егорушки и Дениски, видно было, что, проснувшись, он думал о шерсти и Варламове. – Отец Христофор, вставайте, пора! – заговорил он встревоженно. – Будет спать, и так уж дело проспали! Дениска, запрягай! О. Христофор проснулся с такою же улыбкою, с какою уснул. Лицо его от сна помялось, поморщилось и, казалось, стало вдвое меньше. Умывшись и одевшись, он не спеша вытащил из кармана маленький засаленный псалтирь и, став лицом к востоку, начал шёпотом читать и креститься. – Отец Христофор! – сказал укоризненно Кузьмичов. – Пора ехать, уж лошади готовы, а вы ей-богу… – Сейчас, сейчас… – забормотал о. Христофор. – Кафизмы почитать надо… Не читал еще нынче. – Можно и после с кафизмами. – Иван Иваныч, на каждый день у меня положение… Нельзя. – Бог не взыскал бы. Целую четверть часа о. Христофор стоял неподвижно лицом к востоку и шевелил губами, а Кузьмичов почти с ненавистью глядел на него и нетерпеливо пожимал плечами. Особенно его сердило, когда о. Христофор после каждой «славы» втягивал в себя воздух, быстро крестился и намеренно громко, чтоб другие крестились, говорил трижды: – Аллилуя, аллилуя, аллилуя, слава тебе, боже! Наконец он улыбнулся, поглядел вверх на небо и, кладя псалтирь в карман, сказал: – Fini! Через минуту бричка тронулась в путь. Точно она ехала назад, а не дальше, путники видели то же самое, что и до полудня. Холмы всё еще тонули в лиловой дали, и не было видно их конца; мелькал бурьян, булыжник, проносились сжатые полосы, и всё те же грачи да коршун, солидно взмахивающий крыльями, летали над степью. Воздух всё больше застывал от зноя и тишины, покорная природа цепенела в молчании… Ни ветра, ни бодрого, свежего звука, ни облачка. Но вот, наконец, когда солнце стало спускаться к западу, степь, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись, попытались сбросить с себя иго. Из-за холмов неожиданно показалось пепельно-седое кудрявое облако. Оно переглянулось со степью – я, мол, готово – и нахмурилось. Вдруг в стоячем воздухе что-то порвалось, сильно рванул ветер и с шумом, со свистом закружился по степи. Тотчас же трава и прошлогодний бурьян подняли ропот, на дороге спирально закружилась пыль, побежала по степи и, увлекая за собой солому, стрекоз и перья, черным вертящимся столбом поднялась к небу и затуманила солнце. По степи, вдоль и поперек, спотыкаясь и прыгая, побежали перекати-поле, а одно из них попало в вихрь, завертелось, как птица, полетело к небу и, обратившись там в черную точку, исчезло из виду. За ним понеслось другое, потом третье, и Егорушка видел, как два перекати-поле столкнулись в голубой вышине и вцепились друг в друга, как на поединке. |
| Когда Косма рассказал Христофору, каким образом Бог даровал ему рыбу, и когда взаимно Христофор поведал ему о хищничестве орла, они возвеселились духовно и прославили Бога, так дивно пекущегося о них. Предсмертные дни святого Космы были для него последним и самым тяжелым из всех земных искусов, потому что сатана, попущением Божиим, окружил его своим полчищем и до такой степени избил и изранил, что страдалец едва мог прийти в себя. Впрочем, и в самом страдальческом своем положении отшельник имел утешение и залоги будущего блаженства: незадолго пред тем являлся ему Сам Господь, предсказав то, что с ним сделает сатана и, между прочим, обещал ему за то венец Своего Царствия. И это явление ему Господа он передал своему другу, соседственному пустыннику Христофору. Христофор, придя раз к его пещере, слышит, что кто-то беседует с ним. Когда кончилась беседа святого Космы с таинственным посетителем, Христофор с обычной молитвою постучал в дверь. Отворилась пещерная дверь, и друзья взаимно приветствовали друг друга, вошли в пещеру и, помолившись, сели. Христофор, не видя никого у преподобного, спросил его, с кем он разговаривал. По некотором раздумье святой Косма, побуждаемый чувством дружеского расположения к старцу и не имея возможности скрыть от него посещение Господне, смиренно отвечал: – Меня посетил Христос, Бог наш, и между прочим, подкрепляя немощь мою, известил, что, по Его попущению и по тайным судьбам спасения, ведомым Ему единому, нападет на меня сатана со своими полчищами, измучит мою грешную плоть, и это будет предвестием и залогом скорого моего отшествия в наследие Царствия Его. Для этого, собственно, ты и послан ко мне. Итак, мы теперь расстанемся, потому что я чувствую необходимость в уединении и тишине, а в такой-то день ты навести меня. Тронутый этим извещением, Христофор печально удалился от преподобного Космы в ожидании назначенного дня, когда ему будет можно посетить его. Когда же наступило то время, старец Христофор приходит к святому Косме и находит его полумертвым. |
| 5 . Так как, согласно с отзывом Св. Синода, упомянутые в 4 пункте описи не заключают в себе полного перечисления всех предметов, составляющих движимость Миссии, то предложить о. Христофору составить дополнительные тем из них, которые при сдачах оказались бы излишними против описей, обратив при том внимание сего духовного лица на то, что, по отзыву Св. Синода, в 1858 году пожертвована бывшим в составе прежней Иерусалимской Миссии, ныне преосвященным Владимирским Феофаном, библиотека, принятая Вашим Преосвященством. При этом не оставить сообщить о. Христофору, что, по желанию Св. Синода, составление этих дополнительных описей отнюдь не должно задерживать Ваше Преосвященство в Иерусалиме. Вообще же обязанность консула в Иерусалиме будет заключаться в содействии о. Христофору при исполнении возложенного на него Св. Синодом поручения. Исполняя полученное мною приказание, имею честь уведомить Ваше Преосвященство о вышеизложенном, сообщаю Вам вместе с тем желание Министерства иностранных дел, дабы Вы сдали консулу в Иерусалиме архив Духовной Миссии нашей и переписку Вашу с имп министерством, а также и суммы, находящиеся в заведовании означенной Миссии. Поручая себя святым молитвам Вашим, с отличным почтением и таковою же преданностью и т. д. АВП РИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517/2, д. 1809, л. 19–21. 140. Расписка епископа Кирилла о сдаче библиотеки РДМ члену Миссии иеромонаху Христофору (Яновскому) Иерусалим 31 марта 1864 г. Копия Библиотеку Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, составившуюся из книг, пожертвованных в 1857 г. иеромонахом прежней Миссии, ныне преосвященным епископом Владимирским и Суздальским , – из книг и повременных духовных журналов, высылавшихся из Хозяйственного управления при Св. Синоде, и, наконец, из книг и журналов, оставляемых мною, – сложенную в двух шкафах, нарочито для нее устроенных, сдал под своею печатью иеромонаху Христофору. Марта 31-го дня, 1864 г. /Подписал:/Епископ Мелитопольский Кирилл С подлинным верно: А. Карцов АВП РИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517/2, д. 1809, л. 30. 141. Отношение посланника в Константинополе Н.П. Игнатьева к консулу в Иерусалиме А.Н. Карцову |
| — Эх, кабы знатье, что Черепахин даст такую цену, — говорил он вполголоса, — то я б дома не продавал Макарову тех трехсот пудов! Такая досада! Но кто ж его знал, что тут цену подняли? Человек в белой рубахе убрал самовар и зажег в углу перед образом лампадку. О. Христофор шепнул ему что-то на ухо; тот сделал таинственное лицо, как заговорщик — понимаю, мол, — вышел и, вернувшись немного погодя, поставил под диван посудину. Иван Иваныч постлал себе на полу, несколько раз зевнул, лениво помолился и лег. — А завтра я в собор думаю… — сказал о. Христофор. — Там у меня ключарь знакомый. К преосвященному бы надо после обедни, да, говорят, болен. Он зевнул и потушил лампу. Теперь уж светила одна только лампадка. — Говорят, не принимает, — продолжал о. Христофор, разоблачаясь. — Так и уеду, не повидавшись. Он снял кафтан, и Егорушка увидел перед собой Робинзона Крузе. Робинзон что-то размешал в блюдечке, подошел к Егорушке и зашептал: — Ломоносов, ты спишь? Встань-ка! Я тебя маслом с уксусом смажу. Оно хорошо, ты только Бога призывай. Егорушка быстро поднялся и сел. О. Христофор снял с него сорочку и, пожимаясь, прерывисто дыша, как будто ему самому было щекотно, стал растирать Егорушке грудь. — Во имя Отца и Сына и Святаго духа… — шептал он. — Ложись спиной кверху!.. Вот так. Завтра здоров будешь, только вперед не согрешай… Как огонь, горячий! Небось в грозу в дороге были? — В дороге. — Еще бы не захворать! Во имя Отца и Сына и Святаго духа… Еще бы не захворать! Смазавши Егорушку, о. Христофор надел на него сорочку, укрыл, перекрестил и отошел. Потом Егорушка видел, как он молился Богу. Вероятно, старик знал наизусть очень много молитв, потому что долго стоял перед образом и шептал. Помолившись, он перекрестил окна, дверь, Егорушку, Ивана Иваныча, лег без подушки на диванчик и укрылся своим кафтаном. В коридоре часы пробили десять. Егорушка вспомнил, что еще много времени осталось до утра, в тоске припал лбом к спинке дивана и уж не старался отделаться от туманных угнетающих грез. Но утро наступило гораздо раньше, чем он думал. |
| Средства мои скоро оскудели. Платить рабочим – нечем… Следовательно, нельзя было и продолжать работы. Но и остановить последнюю было крайне нежелательно. Я понимал, что как только работа остановится, так все и запустеет. Иное рассохнется и рассыплется, иное зарастет травой и т.д. А когда работа опять возобновится, – сказать было бы трудно. Посему, – думал я, – пусть работают хотя бы 4 лишь человека. Но наступал срок уплаты мастерам денег за месяц. По недостатку средств, имевшихся в моем распоряжении, уплата производилась с большими обычно затруднениями. Рассчитав рабочих, я, бывало, и говорю Христофору, что испытываю недостаток в деньгах, почему-де и приостанавливаю работу на время. Вы уходите, и ищите себе дела в другом месте. Христофор же, бывало, отвечает: работа есть в Сухуми или Боржоме, но нам не хотелось бы уходит из монастыря. По сравнению с Сухуми, мы получаем здесь – с Вас на 20 коп. меньше в день, – говорил Христофор, – но, тем не менее, жит у Вас нам все же выгоднее, чем в городе: там невольно расходуешь деньги совершенно напрасно, встретившись, напр., со знакомыми и пр., – а здесь у пас нет никаких расходов, почему и не хотелось бы уходить отсюда, да, кроме того, у Вас и дела много… Дела-то много, говорю я ему, но денег на уплату рабочим у меня – увы! – нет. Христофор уйдет в свое помещение… Рабочие наденут, бывало, на себя свои сумочки с инструментами… и, по-видимому, уходят. Придет пароход, даст уже второй свисток, – а Христофор снова идет ко мне и спрашивает: что же? Ехать нам на пароходе или остаться еще па месяц? Подумаю, бывало, и… соглашусь оставить рабочих на следующий месяц. Месяц этот проходит. В конце его опять с большим трудом отыщу денег для расчета. Рассчитаюсь… И снова, бывало, предложу рабочим, чтоб уходили… Христофор не прекословил, но, при отходе парохода, опять придет проститься и опять предложит остаться и… остается. Хотелось, чтоб работа понемногу подвигалась вперед. Она и подвигалась…. грозя ежеминутно оборваться. И таким-то образом из месяца в месяц, изо дня в день тянулись работы более двух лет. |
|
|
