| Сообразно вышеизложенному пониманию смысла и значения Херувимской Песни, композитор должен озаботиться, чтобы музыкальное её содержание приводило дух молящегося в успокоительное настроение. При медленном темпе (adagio, lento) и ограниченной силе звука, доходящей местами до pianissimo, мелодия Херувимской Песни, долженствующая выразить собою равноангельское бесстрастие, пусть довольствуется, в своем тематическом развитии, самым незначительным движением (ходом), причем гармонизация этой мелодии пусть отличается светлым и ясным характером. Слова текста: ,,всякое ныне житейское отложим попечение» в их музыкальном освещении пусть выразят едва слышимый, отдаленный отзвук земной суеты. По мере того, как постепенно замирает для слуха (morendo) этот отзвук земной суеты, душа молящегося, в своем настроении, должна все более и более освобождаться от житейских попечений и плотских привязанностей – для того, чтобы иметь силу всецело устремить свои духовные взоры на грядущего (в великом входе) по пути на Голгофу Агнца Божия, вземлющего грехи мира. Во время перерыва Херувимской Песни на великом входе (при перенесении Даров – с поминовением Царствующего Дома, св. Синода, местного епископа и всех православных христиан), присутствующие во храме богомольцы, отложив всякое житейское попечение мысленно обращаются к грядущему на Голгофу Господу Иисусу Христу с молитвою покаявшегося разбойника: «помяни мя, Господи, во царствии Твоем 21 , и как бы в ответ на их тайную молитву получают молитвенное же обещание священнодействующего: «всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог во царствии Своем» (разбойнику обещано было Господом: «днесь со мною будеши в раю»). После своего перерыва (по великом входе) пение Херувимской Песни продолжается не в прежнем, спокойном и медленном (adagio или lento), а в восторженно – живом и ускоренном (allegro) музыкальном темпе, долженствующем выразить торжественное подъятие и триумфальное несение Агнца при невидимом содействии бесплотных сил. Вся Херувимская Песнь заканчивается пением Аллилуйя. Так как по смыслу Песни, пение этого Аллилуйя, как бы происходит одновременно и на небе (ангельскими чинами), и на земле (людьми), то композитор мог бы гармонизовать восьмигласно (при смешанном хоре) Алиллуию, чтобы ее можно было одновременно исполнять и полным мужским (1 и 2 теноры, 1 и 2 басы), и полным детским (1 и 2 дисканты, 1 и 2 альты) хорами. |
| Приступая теперь к характеристике церемониальных цепей, какими являются для нас цепи кладов Михайловского монастыря и Житомирской улицы, повторим, что русские известия еще неопределённее византийских по вопросу о цепях, а памятники только в последнее время стали появляться на свет. Когда, например, летописец, под 1147 г. говорит, по поводу убиения князя Игоря Ольговича: «отторгоша на нём крест и чепь, в гривну золота», то мы остаемся в недоумении: разумеется ли здесь крест на дорогой цепи, весивший гривну золота, или же крест на обычной цепочке (тонкой, весившей менее гривны, т. е. 37 золотников, следовательно из цепей служебных, о которых, мы говорили выше) особо упоминается, а цепь церемониальною, из блях и тяжелою, названа отдельно. Под 1213 г. упоминается кратко: «Главу его сосекоша, трои чепи сняша золоты». Диакон Игнатий, при #короновании императора Мануила 212 видел «иноземцев, стоявших на два лика», «Римлян, Немцев, Фрязов, Зеновиц, Венейцев, Угров: на персех ношаху овии жемчужен, овии обруч злат на шее, овии чепь злату на шее и на персех». Приводя это известие, граф А. С. Уваров выразил догадку 213 , с которой мы никак не можем согласиться, что оно указывает на иноземное, не родное, и в частности западное происхождение таких церемониальных цепей в-древней Руси. Во-первых, общая история стилей и украшений для XII – XIII столетий говорит нам слишком ясно в пользу восточного источника их, которого следует, конечно, по преимуществу, доискиваться в древностях русских, а во- вторых, чтобы не ходить далеко, наши церемониальные цепи в тех образцах, кои уже есть на лицо, носят столь определённый византийский характер, что с наибольшею настойчивостью требуют, от нас руководиться формою, коль скоро мы ищем содержания, иначе, основываться на науке истории искусства, если работаем по археологии. Иное дело цепи обрядовые или церемониальные: в Московской Руси, при венчании царя было в обычае возлагать на царя цепь после херувимской песни и у нас давно сопоставляли этот обычай с возложением на греческого императора, с наступлением херувимской песни, в алтаре, священной фелони 214 . Но фелонь явно заменила в поздней Византии оплечье или маниакий, а шитое оплечье, в свою очередь, заступило место древнего металлического маниака, или гривны (torques), которую варварские дружины возлагали на своего «императора» случаем даже в цирке, подымая его над войсками, на щите 215 . Самое любопытное соответствие церковной песни и древнего народного акта выражено было именно воинскими эмблемами – гривною, цепью, оплечьем и фелонью или пенулою, колоколообразною одеждою с капюшоном. И потому сделанные прежде догадки, что возложение цепи в древней Руси составляет будто бы «подражание западному обычаю, по которому императоры и короли возлагали на себя орденские цепи» 216 , плод недоразумения: и русский, и западный обряд ведут свое начало от той же Византии. |
| У одних облачение отличалось таким сиянием, блеском и чистотой, что не описать простыми словами, не понять умом человеческим: потому что как земное поймет небесное? Другие носили облачение молниевидное, которое сверкало словно молния. И одни из них находились по правую сторону от Архиерея, а другие – по левую. Все стояли с великим благоговением и скромностью. А этот блаженный Архиерей был столь славен, настолько выделялся среди других и превосходил их своей славой, светлостью и красотой, как превосходит солнце другие светила. Стоя же прямо и глядя на восток, сей чудный Архиерей громко и чисто, пел одну удивительной красоты мелодию. Священник же тот, видя эти непостижимые вещи, изумлялся и, слушая сладчайшую гармонию и чрезвычайно приятную мелодию, удивлялся. От крайнего восхищения он позабыл, что пел тот небесный Архиерей, и не смог удержать в памяти ни одного услышанного слова, несмотря на то, что прилагал к этому все свое внимание, ибо знал, что будет отлучен от сего блаженнейшего «видения» и что эти слова очень пригодятся ему в настоящей жизни. Он смог удержать в памяти всего лишь одно изречение, которое в конце громко произнес тот небесный Архиерей. Сказал же он следующее: «Насколько человек любит Бога и помнит о Нем, настолько и Бог любит того человека и помнит о нем, и даже больше». И тотчас священник пришел в себя и рассказал, что в тот час чувствовал в своем сердце некий огонь, который опалял сердце подобно зажженной свече. И тогда он вспомнил то, что сказали два апостола, когда пришли в Эммаус: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» 338 После сокрушенной молитвы Херувимской песни, во время пения Херувимской песни, начинается 50-й псалом. Этот псалом не только является псалмом покаяния, но и включает ряд богословских истин: Первая: Провозглашается учение о первородном грехе: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя». Вторая: Открывается, что грех поражает всего человека и делает душу отвратительной и смрадной перед Святым Богом. |
| Священник (возглас): «Яко Ты еси Воскресение и Живот…». В это время диакон с кадилом входит южной дверью в алтарь, отдает кадило пономарю и северной дверью выходит на амвон. Хор: «Аминь». Диакон: «Помолитеся, оглашеннии, Господеви» и другие прошения ектении об оглашенных. По сложившейся практике, во время прошения «Открыет им Евангелие правды» священник открывает последнюю, верхнюю часть антиминса. Священник тайно читает молитву «Господи Боже наш, Иже на высоких живый…» и возглашает: «Да и тии с нами славят...». Во время произнесения этого возгласа священник берет лежащую внутри антиминса плоскую губку и, осенив ею крестообразно антиминс, целует губку и кладет ее в верхнем правом углу развернутого антиминса. Хор: «Аминь». Диакон: «Елицы оглашеннии, изыдите… да никто от оглашенных, елицы вернии, паки и паки миром Господу помолимся» . Хор: «Господи, помилуй». §3.5. Литургия верных Священник тайно читает 1-ю молитву верных «Благодарим Тя, Господи Боже Сил…» . Диакон: «Заступи, спаси…» . Хор: «Господи, помилуй». Диакон: «Премудрость». Священник (возглас): «Яко подобает…» . Хор: «Аминь». Диакон: «Паки и паки миром Господу помолимся» и другие прошения ектении 286 . Священник тайно читает 2-ю молитву верных «Паки, и многажды Тебе припадаем…». Хор (на каждое прошение): «Господи, помилуй». Диакон: «Заступи, спаси…» . Хор: «Господи, помилуй». Диакон: «Премудрость» и сразу уходит в алтарь. Священник (возглас): «Яко да под державою Твоею ...». Хор: «Аминь» (протяжно). §3.5.1. Великий вход Хор поет первую половину Херувимской песни «Иже Херувимы тайно образующе, и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение». Диакон входит южной дверью в алтарь и, поклонившись горнему месту и священнику, отворяет царские врата. Взяв кадило и получив благословение на каждение, диакон, читая про себя 50-й псалом, кадит престол с четырех сторон, жертвенник и далее алтарь по чину. Затем диакон кадит створки царских врат и царскими вратами выходит на солею и кадит иконостас; входит в алтарь, кадит священника и служителей в алтаре; опять выходит на амвон и кадит лики и народ, святые врата, местные иконы, входит в алтарь, кадит престол спереди, священника, поклоняется, становится справа от священника, держа кадило в левой руке. Священник во время каждения тайно читает молитву Херувимской песни «Никтоже достоин…». |
| Священник: Всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Священник: Всех вас, православных христиан, пусть вспомнит Господь Бог в Своем Царстве, постоянно, теперь и всегда, и во веки веков. Хор: Аминь. Хор: Аминь. Священнослужители входят в алтарь; хор поет окончание Херувимской песни: Яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми. Аллилуия, (трижды). хор поет окончание Херувимской песни: Ибо мы принимаем Царя всяческих, Которого незримо сопровождают ангельские полки. Аллилуия, (трижды). Диакон, обращаясь к священнику, говорит: Да помянет Господь Бог священство твое во Царствии Своем, всегда, ныне и присно, и во веки веков, – и встает у святого престола на одно колено. Диакон, обращаясь к священнику, говорит: Священство твое пусть вспомнит Господь Бог в Своем Царстве, постоянно, теперь и всегда, и во веки веков, – и встает на одно колено у святого престола. Священник отвечает: Да помянет Господь Бог священнодиаконство твое во Царствии Своем, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Священник отвечает: Священнодиаконство твое пусть вспомнит Господь Бог в Своем Царстве, постоянно, теперь и всегда, и во веки веков. III. Поставление даров на святой престол Священник поставляет потир на святой престол, а затем берет дискос у диакона и также поставляет его на святой престол. Диакон встает и кадит свещеносцев, а священник снимает с Даров покровцы и читает тропари на поставление Даров на святой престол: Текст литургии Русский перевод Благообразный Иосиф, с Древа снем Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и благоуханьми во гробе нове покрыв, положи. Именитый Иосиф, сняв с [Крестного] Древа Пречистое Тело Твое [и] обвив [его] чистой плащаницей с благовониями, положил [его] в новом гробе. Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог , в рай же с разбойником, и на Престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй неописанный. Во гробе – телесно, а во аде – с душой, как Бог, в раю же – с разбойником, и на [Небесном] Престоле Ты находился, Христе, со Отцом и Святым Духом, исполняя всё, неописуемый. |
| Если священник служит без диакона, то он произносит только первое прошение: «Паки и паки...» и последнее: «Заступи, спаси, помилуй...», тайно читая вторую молитву верных. Диакон: Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию. Хор: Господи, помилуй. Диакон произносит: Премудрость, благоговейно поклоняется и входит в алтарь северной дверью. Священник по окончании второй молитвы верных возглашает: Яко да под державою Твоею всегда храними, Тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Хор: Аминь; и поет Херувимскую песнь: Иже Херувимы тайно образующе и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение. Во время возгласа священника «Яко да под державою Твоею...» отверзаются царские врата. Диакон, взяв кадильницу и получив на каждение благословение от предстоятеля, кадит, читая про себя 50-й псалом, престол с четырех сторон, жертвенник, алтарь, затем царскими вратами выходит на солею и кадит иконостас; входит в алтарь, кадит священника и предстоящих; опять выходит на амвон и кадит лики (хоры) и молящихся. Окончив каждение, по обычаю, становится рядом со священником, молящимся пред престолом. Это каждение, совершаемое диаконом во время пения Херувимской песни, выражает молитвенное стремление верующих к Богу и желание их принять благодать Святаго Духа. Священник во время каждения читает тайно молитву Херувимской песни (она – одна и та же для обеих литургий), в которой, сознавая всё свое недостоинство, просит Господа соделать его достойным священнодействия, причем исповедует, что он, священник, есть лишь видимое орудие, чрез которое невидимо тайнодействует Сам Господь Иисус Христос: Никтоже достоин от связáвшихся плотскими похотьми и сластьми приходити, или приближитися, или служиси Тебе, Царю славы, éже бо служити Тебе велико и страшно и самéм небесным Силам. Но обаче, неизреченнаго ради и безмернаго Твоего человеколюбия, непреложно и неизменно был еси Человек и Архиерей нам был еси, и служебныя сея и безкровныя Жертвы священнодействие предал еси нам, яко Владыка всех. Ты бо един, Господи Боже наш, владычествуеши небесными и земными, Иже на престоле Херувимсте носимый, Иже Серафимов Господь и Царь Изрáилев, Иже Един Свят и во святых почивáяй. |
| Бортнянский установил для своих «Херувимских» определенную форму (хотя она уже была раньше намечена в «Херувимских», распетых по образцу канта): три строфы одинакового музыкального строения и мелодии, 4 такта – половинная каденция, 4 такта – полная каденция. После третьего повторения музыкальных периодов, для окончания второй фразы периода, дается полная, распространенная каденция на словах «отложим попечение». Здесь делается перерыв для Великого входа, и после «Аминь» «Херувимская» продолжается в маршеоразном стиле, причем слова «ангельскими невидимо дориносима чинми» поются трио двухдискантов с альтом, а заключительное «Аллилуия», написанное в особенно бравурном духе, исполняется громогласным тутти. Из-за такого построения разрывается смысл текста, так как логическое подлежащее («иже херувимы») находится в первой части «Херувимской», до входа, исполняемой обычно в медленном темпе, а логическое сказуемое («яко да Царя вчех подымем») – во второй части, после входа, и притом написанной в совершенно другом движении и складе, нежели первая часть. Кроме того, полные каденции в конце 8-го такта каждой строки первой части логически разрывают текст и как бы ставят точку в то время, как ткст далеко еще не кончен. В этом случае текст совершенно подчиняется музыке. А во второй части («яко да Царя...») получается, что все призываются поднять Царя, а не что мы призываемся поднять Царя всех, – громадная разница в смысле! Такая форма «Херувимской» стала со времени Бортнянского образцом для сочинения музыки на текст «Херувимской песни» всеми последующими композиторами до самого последнего времени, несмотря на противоречие между такой музыкальной формой и смыслом текста. Однако эту форму Бортнянский взял, возможно, от некоторых кантов, которые были, как уже говорилось в предыдущей главе, применены к тексту «Херувимской песни». При этом Бортнянский до известной степени итальянизировал кант и изменил в маршеобразном виде вторую часть «Херувимской» (исключение составляет «Херувимская 5», в которой и вторая часть («яко да Царя») является музыкальным повторением всего хорала. |
| Так и у о. Георгия Кочеткова здесь появляется лексема «в таинстве», вероятно, со значением «в Таинстве Евхаристии»: « Херувимов в таинстве изображая …». Опять грубая неточность и искажение смысла: помимо того, что как нами было сказано выше, – тайно (μυστικς) – это обстоятельство образа действия к причастию образующе , в Херувимской песни говорится не о всем Таинстве Евхаристии, а о конкретном ее моменте – Великом Входе. Вообще делать подобные вставки – крайне опасно, ибо малейшая лишняя деталь может исказить текст до неузнаваемости. Например, автор статьи предлагает, помимо местоимения « Мы », вставить в самое начало гимна еще и местоимение « все », т. е. получается « Мы все ». Но, как мы ранее упоминали, ни в греческом оригинале, ни в славянском переводе нет местоимения «мы», а артикль о (слав. иже ) может и вовсе не переводиться, ибо, будучи лишь определенным артиклем, он подчеркивает действие причастий εκονζοντες ( образующе ) и προσδοντες ( припевающе ). Более того, причастия с артиклем о (слав. иже ) могут рассматриваться как субстантивированные, т. е. выступать в роли существительного и фактически являться в предложении подлежащим. Так, Н. Ильминский приводит примеры различных способов перевода греческих сочетаний артикля с причастием на церковнославянский язык. В числе прочих имеются случаи, когда причастие переводится как полное, но без иже , и может быть подлежащим, напр.: Ο δ βσκοντες φυγον . Пасущии же бежаша . Син. пер .: Пастухи же побежали. (Мф 8, 33) . Особенно же показательны примеры, когда причастие и артикль переводятся в поздней редакции местоимением иже + причастие , а в более древней, – просто причастием, выступающим в роли подлежащего. Напр.: Иже по мне грядый ( πσω μου ρχμενος ) предо мною бысть ( Ин. 1, 15 ). Грядый по мъне предъ мъною бысть (Остромирово, Мариинское и Галичское Евангелия). Синод. пер.: Идущий за мною стал впереди меня . Таким образом, местоимения «мы», а тем более «мы все», в начале гимна ни в коем случае быть не должно , ибо не оно сосредоточивает на себе главное внимание. Главные здесь отнюдь не мы , а херувимы . |
| По окончании литургии, когда архиерей облачится в мантию, рукоположенный подходит с правой стороны престола к архиерею, кланяется ему, принимает от него благословение на ношение рясы, выслушивает его святительское наставление и опять кланяется ему. Рукоположение во священника совершается после перенесения Честных Даров с жертвенника на престол, по «еже исполнитися Херувимской песни», для того, чтобы и рукоположенный мог участвовать в освящении Даров. Во время Херувимской песни, когда архиерей подойдет к жертвеннику, приближается к нему и рукополагаемый, наклоняет свою главу пред архиереем для возложения на нее воздуха, который он и придерживает на главе за передние концы двумя руками, имея в то же время в правой руке, по чину диаконскому, конец ораря. В великом входе он идет прежде всех, сходит с солеи и становится сзади священников. По окончании обычного поминовения, когда все священники войдут в алтарь, а диакон снимет с головы его воздух, он делает два поклона поясных и третий – как и при диаконской хиротонии, земно, идет с двумя диаконами к царским вратам и при возглашениях «Повелите», «Повели, Преосвященнейший Владыко» входит в алтарь, кланяется земно архиерею, сидящему у престола, а затем обходит за первым священником троекратно престол. Во время обхождения целует указываемые священником места престола, а после каждого обхождения делает те же поклоны и целования, которые указаны в чине рукоположения диакона. При преклонении колен на правой стороне престола он становится не на одно, как диакон, а на оба колена. По прочтении молитв архиерей подает рукополагаемому священнические одежды (епитрахиль, пояс, фелонь). Служебник и Крест. Принимая даваемое архиереем, он целует то, что получает, а затем руку архиерея, после же всего целует оба плеча его и руку, затем дает братское целование в плечо и руку каждому священнослужителю со словами «И есть, и будет», в ответ на «Христос посреде нас» и становится в ряд сослужащих священников, рядом с первым, и соблюдает порядок службы по чину литургии, положенному для священников. По преложении Святых Даров, во время пения «Тебе поем...», рукоположенный приближается к архиерею, выслушивает святительское наставление: «Приими залог сей», приемлет дискос с Агнцем обеими руками, целует руку архиерея, от- |
| Трудами Г. Галавариса 730 и Р. Нельсона 731 посвященными иллюстрациям предисловий в византийских рукописных Евангелиях XI-XV вв., установлена постоянная их тема в виде композиции, где Христос представлен восседающим на радуге или троне, в окружении серафимов и евангелистов или их символов, а также сложных форм «славы», состоящей из круга или ромба или сочетающей обе эти формы. Были раскрыты прочные связи этой композиции с Литургией. Эту связь безусловно уточняют надписи в миниатюрах, рядом с изображением ангела и божественных животных, глаголов «ЛЕГОПТА, AΔONTA, КЕКРАРОПТА, BOΩNTA» («говорят, поют, кричат, вопиют»), как и соединительного слова «KAI», являющихся цитатой литургического текста Евхаристической молитвы и Херувимской песни, где указаны ангельские чины, славящие Господа на троне. Таким образом, сама композиция «Христос во славе» может быть понята как литургическая телефония, которая во многом исходит из пророческих видений 732 . Подобные композиции, по мнению Г. Галавариса, вводят читателя в таинство Воплощения и двух природ Христа и одновременно дают образ его Второго пришествия. Эта иконография восходит, как считает исследователь, к византийским апсидальным росписям V-XI вв., образцы которых сохранились в Греции, Египте и древней Каппадокии (Турция), также содержащим надписи-цитаты из текста Херувимской песни 733 . Икона «Спас в силах» включает те же основные изобразительные элементы, что и византийская иконография «Христос во славе» апсидальных росписей 734 и миниатюр евангельских предисловий, в иконе усложняются лишь форма «славы», которая здесь состоит из внутреннего красного ромба и синего овала с монохромными изображениями небесных сил, а также внешнего красного ромба, имеющего по углам изображения символов евангелистов. Исследователь лиитургических текстов К. Фельми прямо называет икону «Спас в силах» эсхатологическнм образом и ставит ее в прямую связь с толкованием на Литургию византийского автора VII в. Максима Исповедника , в котором особенно ярко выражено эсхатологическое понимание последней 735 . «Для Максима Исповедника ,– считает Фельми, – чтение св. Евангелия (т. е. литургическое чтение) уже символизирует конец мира, а отпущение оглашенных указывает на разделение людей на Страшном Суде, который сейчас совершается. Великий вход для него... почало и прелюдия новому обучению, Которое совершается на небесах...» Лобзание мира является «прообразом и предначертанием грядущего единомыслия.., которое осуществится во время будущих неизреченных благ»... песнь «Свят, свят. свят» указывает на «наше единение и равночестпость с бесплотными силами, которое будет явлено в будущем». И возглас «Един свят. Един Господь» знаменует в конце концов «связь и соединение с единством Божественной простоты», которое когда-то совершатся сверх всякого разума и понимания 736 . |
|
|
