| – Нет, нет, я же сказал вам – он промахнулся. – И взять себе в попутчики коммуниста! Рассуждать с ним о политике… – Да нет же, нет. Мы дискутировали на более серьезные темы, чем политика. Хотя, должен признаться, я до тех пор понятия не имел, что Маркс столь благородно защищал Церковь. – Маркс? – В высшей степени непонятый человек, ваше преосвященство. Уверяю вас. – Какие же книги вы читали во время этой… необычайной… экспедиции? – Я всегда беру с собой святого Франциска Сальского. На сей раз, чтобы доставить удовольствие отцу Эррере, я взял с собой и отца Герберта Йоне. А мой друг дал мне почитать «Коммунистический манифест»… Нет, нет, ваше преосвященство, это совсем не то, что вы думаете. Конечно, я не могу согласиться со всеми мыслями, которые там изложены, но Маркс крайне трогательно воздает должное религии – он говорит о «священном трепете религиозного экстаза» [Маркс К., Энгельс Ф., «Манифест Коммунистической партии», I]. – Не могу я больше сидеть тут и слушать бред больного человека, – произнес епископ и поднялся. – Я слишком надолго задержал вас, ваше преосвященство. То, что вы приехали ко мне в Эль-Тобосо, было великим актом милосердия с вашей стороны. Доктор Гальван заверит вас, что я вполне здоров. – Телом – возможно. Я думаю, вам нужен врач совсем другого рода. Я, конечно, проконсультируюсь с доктором Гальваном, прежде чем писать архиепископу. И буду молиться за вас. – Я очень благодарен вам за ваши молитвы, – сказал отец Кихот. Он заметил, что епископ перед уходом не протянул ему для поцелуя руки с перстнем. Отец Кихот покорил себя за то, что слишком вольно с ним разговаривал. «Огорчил я бедного человека, – подумал он. – С епископами, как и с людьми очень бедными и необразованными, следует быть особенно осторожным». Из коридора за дверью донеслось перешептыванье. Затем в замке повернулся ключ. «Значит, я – пленник, – подумал отец Кихот, – совсем как Сервантес». ГЛАВА II Второе путешествие монсеньора Кихота Отца Кихота разбудил звук клаксона – ту-ту-ту. Даже во сне он узнал голос «Росинанта», который ни с чем не спутаешь, – жалобный звук, не имеющий ничего общего с нетерпеливым, гневным, раздраженным зовом большой машины, – звук, просто возвещающий: «Я тут, если я вам нужен». Отец Кихот тотчас подошел к окну и выглянул на улицу, но «Росинант», должно быть, стоял где-то вне поля его зрения, ибо он увидел лишь ярко-синюю машину, а не ржаво-рыжую. Он подошел к двери, забыв, что она заперта, и потряс ручку. Голос Тересы откликнулся: |
| Прежде чем отойти ко сну, отец Кихот решил немного почитать, потому что все никак не мог отделаться от воспоминаний о своем сне. Он по обыкновению раскрыл наугад святого Франциска Сальского. Еще до рождения Иисуса Христа люди прибегали к sortes Virgilianae [определение судьбы по Вергилию (лат.)] как к своеобразному гороскопу, отец же Кихот больше доверял святому Франциску, чем Вергилию, этому несколько вторичному поэту. То, что он обнаружил в «Любви к Господу», несколько удивило его, но в то же время и приободрило. «Размышления и решения полезно прерывать беседами, обращаясь то к господу нашему, то к ангелам, то к святым, то к себе самому, к своей душе, а то к грешникам и даже к неодушевленным созданиям…» Отец Кихот, подумав о «Росинанте», сказал: – Прости меня. Слишком я тебя загнал, – и погрузился в глубокий, без сновидений, сон. ГЛАВА VI О том, как монсеньор Кихот и Санчо посетили еще одно святое место – Я рад, – сказал мэр, когда они выехали на дорогу, ведущую к Саламанке, – что вы наконец согласились надеть свой слюнявчик – как вы его называете? – Pechera. – Я боялся, как бы нам не оказаться в тюрьме, проведи эти жандармы проверку в Авиле. – Почему? За что? – Причина не имеет значения, важен сам факт. Во время гражданской войны мне пришлось познакомиться с тюрьмами. Так вот в тюрьме, знаете ли, всегда живешь в напряжении. Друзья отправлялись туда – и больше уже не возвращались. – Но теперь-то… теперь же нет войны. Стало куда лучше. – Да. Пожалуй. Правда, в Испании почему-то лучшие люди всегда хоть немного сидели в тюрьме. Возможно, мы никогда бы и не услышали о вашем великом предке, если бы Сервантес не оказался там, причем не однажды. Тюрьма дает человеку больше возможности думать, чем даже монастырь, где беднягам приходится вставать в самые непотребные часы на молитву. А в тюрьме меня никогда не будили раньше шести и вечером свет выключали обычно в девять. Конечно, допросы – штука довольно мучительная, но их вели в разумное время. Случая не было, чтобы в часы сиесты. Важно помнить, монсеньор, что, в противоположность настоятелю, следователь хочет спать в привычные часы. |
| Вошел мэр и следом за ним – отец Леопольдо. Профессор Пилбим остался стоять в дверях. – У вас что-нибудь болит, монсеньор? – осведомился отец Леопольдо. – Пожалуйста, не зовите меня монсеньером, доктор Гальван. Я ведь не имею теперь права даже служить мессу. Епископ запретил. Он бы с удовольствием даже сжег мои книги. – Какие книги? – Мои любимые. Святого Франциска Сальского, святого Августина, сеньориту Мартен из Лизье. Боюсь, он не оставит мне даже апостола Иоанна. – Он поднес руку к забинтованной голове. – Я рад, что вернулся в Эль-Тобосо. Но, может быть, как раз в эту минуту на улице отец Эррера сжигает мои книги. – Не волнуйтесь. Через день-другой… отче… вы снова почувствуете себя самим собою. А сейчас вам нужен покой. – Это трудно – лежать в покое, доктор. Столько всего в моей голове просится наружу. Вы во всем белом… вы не собираетесь меня резать? – Конечно, нет, – заверил его отец Леопольдо, – только дадим вам еще одну таблетку, чтобы вы спали. – Как, Санчо, это вы? Рад вас видеть. Вы, значит, сумели добраться домой. А как «Росинант»? – Очень устал. Отдыхает сейчас в гараже. – Какие мы с ним оба старые. Я вот тоже устал. Он без возражений проглотил таблетку и почти тотчас заснул. – Я посижу в ним, – сказал Санчо. – А я побуду с вами. Я не смогу заснуть после всех этих волнений, – сказал отец Леопольдо. – А я ненадолго прилягу, – сказал профессор Пилбим. – Вы знаете мою комнату. Разбудите меня, если я вам понадоблюсь. Часов около трех утра отец Кихот что-то произнес и вывел их обоих из неглубокого сна. Он сказал: – Ваше преосвященство, агнец, возможно, и способен усмирить слона, но я очень вас прошу, помяните коз в ваших молитвах. – Он видит сон или бредит? – поинтересовался отец Леопольдо. Санчо сказал: – Я что-то припоминаю… – Вы не имеете права жечь мои книги, ваше преосвященство. Умоляю вас, пусть я погибну от меча, но не от булавочных уколов. – Последовала короткая пауза. Затем: – Пернуть, – сказал отец Кихот, – можно и мелодично. – Боюсь, – прошептал отец Леопольдо, – что он в куда худшем состоянии, чем сказал нам доктор. |
| Итак, согласно святителю Феофану, человек есть существо незавершенное, ищущее своего завершения и упокоения в Боге, после грехопадения, однако, утратившее способность к самостоятельному творению добра. С тех пор человечество стало единым «греховным телом». Однако благодать дает каждому почувствовать сладость небесной любви, уравновешивающую тем самым сладость, порождаемую наслаждениями похоти, и возвращая человеку его свободу. Отныне человек может любить Бога чистой любовью, жертвуя ему теперь уже добровольно свою свободу и добровольно обращая себя в ничто перед лицом благодати ради подчинения своей воли воле Божией, иными словами, ради Божией славы. Теперь можно сопоставить учение блж. Августина и учение свт. Феофана. 1. Очевидно, что некоторые существенные черты «христианской психологии» восприняты свт. Феофаном у епископа Иппонийского: таковы мысли о существенной несамодостаточности человеческого существа, о ничтожности человека и о всесильности благодати, о том, что только сладость небесных благ может стать противовесом сладости греха, о цели любви, как упокоении в Боге. 2. В то же время свт. Феофана от крайностей августинизма отделяет учение о свободе, обязательно содействующей благодати непрестанно возобновляющимся актом предания себя Богу. Эта жертва свободы есть обязательное условие любви. Последний тезис становится особенно значительным, если вспомнить о тех бурных спорах о «чистой любви», которые велись в XVII в. в Европе, а в начале XIX в. и у нас, и в основе которых лежало различное прочтение знаменитого Августинова определения любви как «наслаждения вещью ради нее самой». Главным пунктом полемики был тогда вопрос, возможно ли любить Бога ради Него самого, то есть чистой и бескорыстной любовью, и в то же время видеть в Нем источник собственного блаженства. Что святитель Феофан не прошел мимо этих споров, свидетельствуют по меньшей мере два фрагмента: один – из «Писем о духовной жизни», где он повторяет принадлежащую Франциску Сальскому или Фенелону классификацию родов любви, подкрепляя ее, впрочем, ссылкой на Иоанна Лествичника 33 ; другой – из «Начертания христианского нравоучения», где он оговаривает, что когда в основу нравственного действия полагается слава Божия, то мыслью об обретении вместе с тем вечной жизни «при сем не представляется ничего корыстного, наемнического, а только полагается на вид существенная черта христианства и христиан, кои еще здесь становятся гражданами небесными и живут, чая и воздыхая о своем отечестве» 34 . В то же время святитель предложил и собственное разрешение вопроса о «чистой любви», показав, что реальное богообщение немыслимо без абсолютной жертвы свободы, становящейся таким образом свидетельством чистоты и бескорыстия любви. |
| Первоначально процедура Б. не выделялась как самостоятельная и входила в прерогативы местного епископа. Однако папа Александр III (1159-1181) запретил почитание святого без утверждения его папским престолом. Учрежденная папской конституцией Сикста V «Immensa aeterni Dei» от 22 янв. 1588 г. Свящ. Конгрегация обрядов была призвана упорядочить процедуру канонизации и Б. Папа Урбан VIII четко разграничил понятия Б. и канонизации, к-рой должно предшествовать причисление к лику блаженных, и присвоил право Б. Римской кафедре (апостольские послания «Coelesmis Hierusalem cives» от 5 июля 1634 и «Decreta servanda in canonizatione et beatificatione Sanctorum» от 12 марта 1642). Александр VII в 1662 г. предписал проводить церемонию причисления к лику блаженных только в базилике св. Петра (первой стала Б. Франциска Сальского 8 янв. 1662). Наиболее полно теория Б. и канонизации разработана в трактате кард. Просперо Ламбертини (буд. папа Бенедикт XIV ) «О беатификации слуг Божиих и канонизации блаженных» (De servorum Dei beatificatione et Beatorum canonisatione. Bologna, 1734-1738), в течение 2 веков остававшемся базовым документом для Свящ. Конгрегации обрядов. Основные положения, касающиеся практики Б., были закреплены в Кодексе канонического права 1917 г. (каноны 1999-2141); канон 2101 разрешал начинать процесс Б. лишь по прошествии 50 лет после смерти подвижника. Повышение требований к критическому анализу отбираемого во время дознания материала повлекло за собой учреждение Пием XI исторической секции при Свящ. Конгрегации обрядов ( motu proprio «Già da qualche tempo» от 6 февр. 1930) и публикацию «Норм проведения ординарных процессов в исторических случаях» (Normae servandae in construendis processibus ordinariis super causis historicis) от 4 янв. 1939 г. В 1949 г. при Свящ. Конгрегации обрядов была учреждена медицинская комиссия для удостоверения чудес, происшедших по заступничеству святых и блаженных. Папа Римский Павел VI провел частичную реформу процедуры (motu proprio «Sanctitas clarior» от 19 марта 1969) и учредил вместо Свящ. Конгрегации обрядов Конгрегацию канонизации святых и Конгрегацию богослужения (апостольская конституция «Sacra Rituum Congregatio» от 8 мая 1969). Следуя принципу коллегиальности, утвержденному Ватиканским II Собором , папа Иоанн Павел II провел реформу законодательства в этой области (апостольская конституция «Divinus Perfectionis Magister» от 25 янв. 1983, «Normae servandae in inquisitionibus ab Episcopis faciendis» и декрет «De Servorum Dei causis quarum iudicium in praesens apud Sacram Congregationem pendet», оба от 7 февр. 1983), призванную усилить роль епископов-ординариев в процессе канонизации. На основании этих документов Конгрегация канонизации святых 21 марта 1983 г. приняла новое «Положение», рассчитанное на 3 года, однако остающееся в силе и по сей день. В наст. время процедура Б. регулируется Кодексом канонического права 1983 г. (канон 1403; см. Codex juris canonici ). |
| Крестный ход в римском Колизее впервые был проведен в Страстную пятницу 1970 года по инициативе Папы Павла VI. Размышления, которые звучат во время процессии, всегда посвящены Страстям Христовым и, в частности, тому, какое значение они имеют для современного мира. Павел VI возглавлял Крестный путь девять раз. В 1970 году во время несения креста читались отрывки из Библии, а в последующие годы его понтификата – из творений древних и средневековых святых: Льва Великого в 1971, блаженного Августина в 1972, Франциска Сальского в 1973, Амвросия Медиоланского в 1974, Павла Креста в 1975, нескольких Отцов Церкви в 1976, Терезы Авильской в 1977 и Бернара Клервосского в 1978. Иоанн Павел II на первую Страстную неделю после вступления на папский престол, в 1979 году, благословил составить текст размышлений на основе речей своего предшественника Павла VI. В 1980 во время процессии в Колизее звучали отрывки из монашеского устава св. Бенедикта, в 1981-83 – отрывки из творений трех других виднейших представителей западного монашества: св. Екатерины Сиенской, св. Бонавентуры и блаж. Анджелы да Фолиньо. В 1984 году польский понтифик сам составил текст размышлений, а начиная со следующего года, поручал их написание видным деятелям Церкви и культуры. В 1985 автором текста стал итальянский писатель польского происхождения Итало Алигьеро Кьюзано, в 1986 – французский писатель Андре Фроссар, в 1987 – никарагуанский кардинал Мигель Обандо Браво, в 1988 – швейцарский богослов Ханс Урс фон Бальтазар, в 1989 – польский писатель Марек Сварницкий. В 1990 автором медитаций впервые стал уроженец Ближнего Востока – латинский патриарх Иерусалима Мишель Саббах. В 1991 текст был составлен монахами ордена Служителей Марии (сервитов) – испанец Игнасио Калабуиг и итальянец Сильвано Маджани. В 1992 участники процессии могли услышать размышления архиепископа Пражского Милослава Влка. В 1993 году написание текста было впервые поручено женщине – аббатисе бенедектинского аббатства св. Юлия матери Марии Канопи. |
| Церковь Майлза названа в честь Святого Франциска Сальского и находится в Пёрселлвилле, штат Вирджиния. Священника звали Отец Майкл Келли. В новогоднюю ночь,, когда отец Майкл остановился, чтобы подвинуть упавшее на дорогу дерево, он был убит другим падающим деревом. Харрисон не знает, как интерпретировать это событие; в его жизни в последнее время разваливается всё, кроме, к его изумлению, его брака. Детская комната Чейза в доме Кэрол и Майлза Харрисона остаётся нетронутой. Вокруг много фотографий ребёнка. — Иногда мы смотрим вместе на его фотографии, — говорит Харрисон, — и я вижу, что она плачет. Она старается, чтобы я этого не заметил, но я вижу, и испытываю такую боль, такое чувство вины. Харрисон знает, что им вряд ли разрешат усыновить другого ребёнка. Он наклоняется вперёд и его голос вновь срывается на всхлипывающий фальцет, как тогда, в суде, в худший момент его стыда. — Я лишил её материнства. Посетители Старбакса поворачивают головы. — Она была бы лучшей матерью на свете. В первый раз кто-то берёт трубку, но ничего не говорит. На заднем плане слишком громко гудит телевизор. Через какое-то время раздаётся щелчок – повесили трубку. Через несколько дней он отвечает на звонок, но не приглушает телевизор. Перезвоните попозже, говорит. И только на третий раз соглашается говорить. Вы в порядке? — Я даже не знаю. Как-то живу, день за днём. У Эндрю Калпеппера безжизненно-монотонный голос, будто он находится в трансе. Он говорит короткими, обрывистыми предложениями. Это тот самый электрик отдела санитарии из города Портсмута, которому повезло. Ему, в отличие от Майлза Харрисона, не предъявили официальных обвинений. У него не возникло никаких проблем с законом. — Вы сейчас один? — Ага. — Она от вас ушла? — Ага. Она страдает и вообще. Справляется с этим как умеет, я думаю. — Вы благодарны за то, что вас не привлекли к суду? Молчание. — Эндрю? — Разве что из-за родителей. Мне всё равно, что сделают со мной. Ничего такого, что я сам с собой не делаю – каждый день. — Вы уверены, что вы в порядке? |
| 7. ПРИЧАЩЕНИЕ. День сугубого благодарения. Приносим Богу обет исполнить нечто во имя Его, в знак нашей благодарности. ВТОРАЯ СЕДМИЦА (Неделя Православия) В эту неделю, кроме духовных упражнений, обязуюсь сделать что–нибудь для Церкви (уборка, пение, дела духовного просвещения). ТРЕТЬЯ СЕДМИЦА (Память св. Григория Паламы) Эта седмица посвящена святому–исихасту (молчальнику). Даю обещание в эту неделю не произносить ни одного лишнего слова. В христианских семьях здесь должен быть уговор. Кто одинок, пусть постарается осуществить это как может. Никаких бесед, даже хороших, не говоря о ненужных, только то, что необходимо в быту. Говорят, когда наступает минута молчания, «пролетает ангел». Так вот, не отпускай его всю неделю. Некоторым это будет трудно, но это преимущественно от того, что мы слишком говорливы. Кому очень трудно будет, пусть примет как крест и епитимью. ЧЕТВЕРТАЯ СЕДМИЦА (Неделя крестопоклонная) Посвящена размышлению о Кресте и о значении нашего крестоношения. Всякая тягота, если она встречает с нашей стороны отчаянный протест, не является крестом. Крестом она становится тогда, когда мы стараемся нести ее «с согласия», если не добровольно. ПЯТАЯ СЕДМИЦА (Неделя Иоанна Лествичника) На духовной лествице самое опасное — это оглядываться и проверять, далеко ли поднялся. Никакое «подведение итогов» здесь недопустимо. Ибо, если преуспел, то немедленно закрадывается самодовольство, которое тут же сводит на нет все усилия. Надо считать себя всегда на первой ступени. Бог в любой момент может перенести на десятую. Симптомами полной неудачи являются постоянно подавленное настроение или резкие колебания от экстазов к упадку. ШЕСТАЯ СЕДМИЦА Посвящена Марии Египетской. Это образ покаяния. Попытаемся собраться и написать покаяние за всю жизнь. Будем строги к себе, ничего не пропустим, заглянем повсюду. Лазареву субботу хорошо посвятить размышлению о смерти, провести подготовку к смерти по святому Франциску Сальскому. СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ Все эти дни читаем соответствующие части Евангелия. Если есть, хорошо читать главы из книг Иннокентия Херсонского, Фаррара, Гейки и других. В Великий Четверг общая исповедь и причащение. Помнить, что это есть особое участие в Тайной Вечере. В Великую Пятницу следуем мысленно за Христом. |
| И все же есть это «почти»… И когда о. Александр все же касался православно-католических отношений, он был далек от объективности. По мягкому замечанию прот. Иоанна Мейендорфа, “о. Александр приобрел несколько идеализированный взгляд на католичество” Отец Александр сам ясно понимал своеобразие своей точки зрения: «Пишу очерк Единство Церкви, прокатолический» По его же рассказам о своем пути, в основу своей духовной жизни он, будучи еще юношей, положил «Руководство к благочестивой жизни» католического святого Франциска Сальского; «со св. Франциском Сальским установился молитвенный контакт, и Александр обращался к нему за помощью в делах духовного просвещения» Когда желают доказать, что о. Александр Мень был выразителем православного, а не католического мировоззрения, напоминают, что он не одобрял переходов из православия в католичество. Но русская церковная история знает примеры, когда католические миссионеры холодно относились к попыткам присоединения к ним. Например, экзарх католиков восточного обряда в России Леонид Федоров так определял задачи католической миссии в нашей стране: “Прозелитизм и обращение отдельных лиц не должны составлять главной задачи нашей миссии, так как это мало поможет унии. Когда приходится нам выбирать между эфемерным успехом в приобретении новых душ и основными задачами миссии, мы, не колеблясь, жертвуем первыми для второй цели” Честное обсуждение предполагает и честное обозначение своей позиции. Католичество должно быть названо католичеством, униатство –– униатством, а не “открытым христианством”. То обстоятельство, что писатель Александр Мень является униатом, никак не означает, что его книги надо изъять из библиотеки православного человека. В книжном собрании любого богослова, студента, семинариста есть немало христианской литературы, написанной неправославными авторами. Эти книги читаются, ценятся, используются. Но всегда удобнее заранее знать, каких конфессиональных взглядов придерживается писатель. Это позволит легче отделять сообщаемые им факты или бесспорно христианские суждения от того, что вызвано к жизни конфессиональной пристрастностью. Можно дать человеку почитать книгу католического богослова, но при этом лучше заранее предупредить его, что автор этой замечательной книги — католик, и что поэтому с некоторыми его суждениями о месте папы не стоит безоглядно соглашаться. Читая книги о. Александра, просто имейте в виду, что читаете прокатолические книги. |
| Итак, мы видим, что Эразм, этот живущий в миру монах (покинувший монастырь, отметим, во имя благородной любви к науке), придававший огромное значение нравственной реформе Церкви, прежде всего оценил в Лютере человека, не побоявшегося поднять голос протеста против недостойного поведения духовенства. Правда, его слегка передергивало от методов, которыми пользовался Реформатор, но он решил не акцентировать на этом внимания в надежде, что общий результат перекроет недостатки. Что касается богословия, то он предпочел (он, доктор и ученый!) не вдаваться слишком глубоко в теологические дебри. Этот факт, конечно, немало говорит нам о ценности университетских дипломов того времени. Спустя еще некоторое время гуманист, публикуя своего «Светония», посвятил его курфюрсту Саксонскому с пожеланием оградить августинца «от людской злобы». Высокое покровительство Эразма льстило Лютеру, и он, конечно, захотел извлечь из него пользу. В 1518 году, в очередном письме к Ионасу, он снова заговорил об Эразме: «Я очень высоко ценю его и изо всех сил защищаю (интересно, от кого? – И. Г.), хотя от меня не укрылось, что в его сочинениях слишком много такого, что отнюдь не способствует познанию Иисуса Христа». Поскольку хвалы, расточаемые ему «королем гуманистов», показались Лютеру слишком сдержанными, он решил сделать шаг навстречу Эразму. Из осторожности он вначале попытался снестись с ним через Меланхтона, который послал философу письмо следующего содержания: «Лютер искренне восхищается вами и будет счастлив услышать от вас одобрение своим выступлениям». Прошло два месяца, однако «петиция» осталась без ответа. 28 марта 1519 года Лютер решился и написал Эразму лично. В своем письме он называл его естественным союзником лютеран, подчеркивал, что у них общие враги, а главное, они оба испытывают взаимное уважение и единодушие. Как раз в эту пору великий гуманист переиздал своего «Энхиридиона», который несмотря на мудреное название на самом деле представлял собой руководство для образцового рыцаря-христианина, в некотором роде предвосхитившее «Введение в благочестивую жизнь» Франциска Сальского. Это было набожное, вполне ортодоксальное сочинение, проникнутое духом Виндешайма. Правда, автор обильно цитировал языческих мыслителей, однако превыше любой античной мудрости провозгласил простое правило, согласно которому «главной целью наших творений, речей и молитв должен быть один Иисус Христос». |
|
|
