| Аннотация В статье впервые подробно исследовано учение о материи апологета Афинагора. Подчеркнуто богословское новаторство Афинагора, выраженное в мыслях о распространении свойства тленности на все части космоса и, в тоже время, о восстановлении в нетление разложившихся человеческих тел. Апологетом заложены основы христианского учения об иерархическом положении и богословском значении материи в мироздании. Анализ текстов Прошения и О Воскресении с акцентом на учение о материи дал дополнительные свидетельства в пользу единства обоих трактатов, как в плане богословского содержания, так и принадлежности к александрийской богословской традиции. Афинагор первым их христианских авторов подробно занимается вопросом о природе материи в связи с христианским учением о воскресении тел. Ему традиционно приписывалось два трактата – Прошение о христианах и О воскресении мертвых (Legatio sive Supplicatio pro Christianis и De resurrectione mortuorum). Малоизвестные в древней церкви, сохранившиеся, по-видимому, в малоазийских церквях, эти трактаты стали достоянием всего христианского мира в X веке. 1 В источнике V века под именем Филиппа Сидского (Сидета), приведенном Никифором Каллистом (XIV в.), сообщается, что Афинагор был основателем знаменитого «огласительного училища» в Александрии и учителем Климента Александрийского . Однако, по замечанию архим. проф. Киприана (Керна) , поскольку «ни Евсевий, ни блаж. Иероним не сохранили нам никаких сведений о нем», то упомянутые факты «не могут иметь серьезного и достоверного значения». 2 Обзор мнений западных ученых XIX века о свидетельстве Сидета приведен у П. Мироносицкого (1894, 14–35). Подробно разбирая аргументацию немецких и французских ученых, а также сами исторические внешние и внутренние свидетельства памятника, этот исследователь был убежден, что Афинагор был автором обоих трактатов, жил во II веке, и, возможно, основал в Александрии «частную философскую школу на христианских началах», которую, однако, нет оснований отождествлять с позднее возникшей знаменитой Александрийской дидаскалией (Мироносицкий 1894, 31–32, 34–35). |
| Глава 3. Представления о материи и теле человека в Александрийской школе доникейского периода 3. 1. Представления о материи и теле человека в сочинениях Афинагора 3. 1. 1. Свидетельства источников и обзор литературы Афинагор первым из христианских авторов подробно занимается вопросом о природе материи в связи с христианским учением о воскресении тел. Ему традиционно приписывались два трактата: Прошение о христианах и О воскресении мертвых. Малоизвестные в древней Церкви, сохранившиеся, по-видимому, в малоазийских Церквях, эти трактаты стали достоянием всего христианского мира в X в. 419 В источнике V в. под именем Филиппа Сидского (Сидета), приведенном историком Никифором Каллистом (XIV в.), сообщается, что Афинагор был основателем знаменитого «огласительного училища» в Александрии и учителем Климента Александрийского . Однако, по замечанию архим. Киприана (Керна) , поскольку «ни Евсевий, ни блаж. Иероним не сохранили нам никаких сведений о нем», то упомянутые факты «не могут иметь серьезного и достоверного значения» 420 . Обзор мнений западных ученых XIX в. о свидетельстве Сидета приведен у П. Мироносицкого 421 . Подробно разбирая аргументацию немецких и французских ученых, а также сами внешне исторические и внутренние свидетельства памятника, этот исследователь был убежден, что Афинагор был автором обоих трактатов, жил во II в. и, возможно, основал в Александрии «частную философскую школу на христианских началах», которую, однако, нет оснований отождествлять с позднее возникшей знаменитой Александрийской «дидаскалией» 422 . Долгое время, начиная с Р. Гранта (R. Grant) 423 , в науке оспаривалось или, наоборот, подтверждалось авторство Афинагора по отношению ко второму трактату. Этот исследователь считал О воскресении произведением более поздней антиоригенистической литературы III в. (или даже начала IV в.). Однако, на наш взгляд, аргументация, приведенная в этой статье в пользу направленности трактата против взглядов Оригена на воскресшее тело, не основательна 424 . |
| Третий период (231–405) характеризуется творческой переработкой наследия Оригена , в доктринах которого постепенно стали выявляться мотивы, не совместимые с общим Преданием Церкви. Причины, по которым они не были заметны ранее, принадлежат к числу исторических: слава Оригена прежде всего как учителя широко распространилась раньше, чем его сочинения. Она предшествовала им, как знамя полководца предшествует армии. Когда же сами сочинения были прочитаны и явились их ревностные последователи, само имя Оригена стало значить не то, что оно значило в III в. по Р. Х. Оно вошло в прочную ассоциацию с перевоплощением душ и отрицанием вечного наказания. Дальнейшая преемственность учителей Дидаскалиона довольно часто, но не систематически пересекается с той, которую называли «апостольской»: Иракл (215–232), святитель Дионисий Великий (232–265), священномученик Петр (295–311) и святитель Афанасий Великий (после 328 г.) были епископами. Прочие, как правило, носили сан пресвитеров. Их череду замыкает дидаскал Родон (390–405), при котором необратимость «заката» школы стала уже очевидной. В 405 г. он переселился в Сид Памфилийский, где был учителем историка Филиппа Сидета, оставившего самый полный, но во многом неточный список ее учителей. Но почему Александрийская школа пришла к своему концу, тогда как византийское богословие, воспитанное в ее стенах, продолжило развиваться? Этот вопрос до сих пор является проблемой для историков средневековой мысли. Мы видим только, что отношение к Александрии тех, кого не без основания специалисты по патрологии называют «новыми александрийцами», было более чем сдержанным. Именно она, по мнению Григория Богослова , в какой-то момент стала причиной отпадения от веры самой столицы, когда славный град Великого Константина «погряз в бездне погибели», так как «легкомысленный и исполненный всех зол город Александрия – эта безумная кипучесть – послал от себя мерзость запустения – Ария …» 43 . Но не собственно арианство явилось причиной дискредитации древней Александрийской школы, равно как не оригенизм как таковой был поводом для отъезда Родона из Египта. Причина, как думается, лижет глубже. Всю александрийскую систему философско-богословского умозрения, начиная с учения Филона, сделал неприемлемой для эпохи Вселенских Соборов ее дух эллинистического синкретизма, который по природе своей должен был ставить отвлеченное категориальное мышление выше востребованной в новых условиях преемственности религиозной веры. Во второй половине IV в. по Р. Х. и далее уже не спрашивали о том, согласуются ли заповеди Христа с учением «внешних», а спрашивали об аутентичности того или иного толкования слов Христа. И вот Александрийская школа, пережившая период наивысшего расцвета в годы гонений, когда она готовила полемистов и апологетов, со своим поиском оптимальной рациональности для проповеди Воплощенного Логоса, не смогла ответить на вопрос нового века: должна ли память, сохраняющая традицию, быть шире и глубже рассудка, ее интерпретирующего? |
| Во второй половине своего цитата (II–II, III–III, IV–IV) Мефодий делает свободный перифраз из слов Афинагора, хотя очень близкий к подлиннику. Отступления от последнего у Мефодия объясняются, по-видимому, его главною целью – представить учение о диаволе (Τ ον δβολος " λξεται;). Поэтому, например, слово νβρισαν, относящееся у Афинагора ко всем падшим ангелам, Мефодий относит лишь к диаволу, и оно стоит у него в единственном числе: νβρισε (III–III). Поэтому же, у него мы встречаем новую, в сравнении с Афинагором, мысль о зависти диавола к людям (III–III). Мы не будем вдаваться в более подробное исследование отношения текста Мефодия к Афинагору в рассматриваемом нами месте. Думаем, что и на основании сказанного можно определить, какое значение имеет для нас цитат Мефодия, как историческое свидетельство об Афинагоре и его сочинениях. 1) На основании этого свидетельства мы можем заключить, что в конце третьего века существовало сочинение, известное теперь под заглавием –,,Πρεσβεα περ χριστιανν«, и притом приписывалось Афинагору, которому и теперь приписывается. Если сочинение это не было известно всей церкви вселенской, то по крайней мере в церквах Малой Азии (во Фригии, Лидии) сохранялось. 2) Мефодий, еп. патарский, ссылаясь на Афинагора, знал о нем и его учении не по преданию или по слуху, но, без всякого сомнения, имел под руками список „Прошения за христиан», и притом с именем автора; иначе нельзя объяснить буквального сходства цитата Мефодия с подлинником. 3) Свидетельство св. Мефодия имеет значение лишь для сочинения Афинагора „Прошение за христиан» и совершенно не имеет отношения к его трактату „О воскресении " 5 ). II. Свидетельство об Афинагоре Филиппа Сидета Второе по времени историческое свидетельство об Афинагоре принадлежит Филиппу Сидету. Это свидетельство уже не случайного свойства, как ссылка св. Мефодия, а специальное историческое сообщение о нашем апологете. К сожалению, сообщение это, как увидим ниже, не обладает всеми свойствами исторического памятника, а потому и достоверность его далеко не бесспорна. |
| Такими лицами, положившими начало научному развитию христианских истин и изъяснявшими откровенные истины по началам разума, были апологеты II века: св. Иустин Философ , Татиан Афинагор, св. Феофил епископ антиохийский и друг. Первое место между ними занимает св. Иустин Философ , не только по времени своей жизни и деятельности и по своему влиянию на последующих апологетов, но главным образом по своему глубокому философскому взгляду на историю человечества до христианства и на самое христианство . За его глубокие и широкие воззрения на христианство его по всей справедливости называют отцом и творцом христианской философии и св. Церковь только его одного назвала именем «философа». Но эти упомянутые апологеты, поставившие себе, задачей защитить ( πολογεσθαι) христианскую религию от разных нареканий против нее, показать иудейско-языческому миру разумность ее и превосходство перед прочими религиями, были людьми глубоко и всесторонне образованными, знакомыми как с религиозными, так и с философскими системами древнего мира. Так об Иустине, мы узнаем из его «Разговора с Трифоном иудеем», что он прошел все философские школы, ища истины, пока, наконец, не нашел ее в христианстве (гл. 1–8). Татиан много путешествовал с научной целью, изучил мифологию, литературу, философию и историю, так что вследствие своих многосторонних познаний приобрел себе почетное имя между образованными людьми 3 . Афинагор, по свидетельству Филиппа Сидета, был философом и написал много сочинений, о чем он и сам говорит в своем трактате «О воскресении мертвых». Св. Феофил Антиохийский так же получил высокое научное образование 4 . Все они, не удовлетворившись языческой философией, но в то же время, имея сильное стремление познать истину, нашли себе полное удовлетворение в христианской религии, на защиту которой они посвятили все свои умственные силы. Защита их состояла, с одной стороны, в опровержении тех не справедливых обвинений, какие были возводимы на христиан, а с другой стороны, в раскрытии высоких христианских истин и в показании превосходства христианства перед язычеством. Но, так-как главным пунктом христианского учения служит, как мы уже сказали выше, учение о втором Лице пресвятой Троицы и великом деле искупления Им человечества, то апологеты, говоря о христианстве, необходимо должны были говорить о Боге-Слове, Его отношении к своему Отцу и к миру и о совершенном Им деле искупления человечества. Изложение этого учения о Боге-Слове у восточных апологетов II века: св. Иустина Философа , Татиана, Афинагора и св. Феофила Антиохийского и составляет предмет настоящего исследования. |
| Не упоминает об Афинагоре и Фотий в своей „Библиотеке», и таким образом все, так называемое, „великое предание» древней церкви хранит глубокое молчание об изучаемом нами писателе. Мы можем пользоваться в данном случае только источниками второстепенного достоинства, а именно: а) цитатом из Афинагора у св. Мефодия епископа патарского, сохраненным Епифанием кипрским и Фотием, и б) свидетельством об Афинагоре церковного историка Филиппа Сидета. Этим источникам мы усвояем второстепенное значение потому, что один из них, именно цитат св. Мефодия, имеет случайный характер, а потому не обстоятелен, а другой, именно свидетельство Филиппа Сидета, сбивчив и сомнителен. Пользуясь ими, историк не в состоянии разрешить той загадки, какую представляют из себя в истории древней христианской литературы сочинения Афинагора: он вынужден постоянно оставаться на зыбкой почве предположений и догадок. Ввиду такого несовершенства внешних свидетельств о сочинениях Афинагора, лучшим и незаменимым источником наших сведений об этом апологете остаются до сих пор внутренние свидетельства самих сочинений и особенно адрес и надписание сочинения, под заглавием – „Πρεσβεα περ χριστιανν». Мы критически рассмотрим все указанные нами внешние и внутренние свидетельства об Афинагоре и его сочинениях, и кроме того, в кратких чертах коснемся, как отдельного и самостоятельного источника для изучения избранного нами предмета, тех древних рукописных кодексов, в которых упоминаются Афинагор и его творения. I. Свидетельство об Афинагоре св. Мефодия патарского Древнейшее свидетельство об Афинагоре находится в сочинении св. Мефодия, епископа патарского († 311–312), под заглавием – „Περ ναστσεως«, которое было написано им против Оригена . К сожалению, сочинение это не дошло до нас в целом виде, а сохранились лишь отрывки из него у св. Епифания кипрского и у Фотия. Для нас отрывки эти важны потому, что между ними находится то место из Мефодия, где он цитирует слова Афинагора из его сочинения „Πρεσβεα περ χριστιανν». Фотий в своей „Библиотеке» между прочими противооригенистическими мнениями Мефодия приводит следующее: „он (т. е. Мефодий) говорит, что диавол есть дух (обращающийся) около материи, сотворенный Богом, – подобно тому, как и у Афинагора сказано, – также, как Им сотворены и другие ангелы» 1 ) и т. д. |
| В слав. переводе есть жизнь св. Антония, описанная «учеником его Серапионом» 222 ; а на коптском языке есть жизнь св. Макария, описанная Серапионом 223 . 207 Св. Епифаний, говоря о времени, предшествующем смутам Ария, пишет (Haeres. 69, 2): Διονυσου καλουμνη κκλησα κα το Θεων κα Πιερου κα Σεραπινος. По словам Филиппа Сидета, Серапион был начальником училища после Феоктиста и прежде св. Петра. 208 Афанасий в жизни Антония § 82, 91 Письмо к Драконтию, учеником св. Афанасия Серапион навивается в копт. ркп. (Maii specil. rom. Т. 9, ρ. 744; Иероним: carus Antonio monacho. 213 Epistola ad. monachos, ed. а Maio specil. roman. T. 4, p. LX1V-LXV. Maio справедливо замечает, что Макарий, упоминаемый у Серапиона вместе с Антонием и Аммуном, разумеется старший из трех Макариев (см. ниже о Макарии Египетском ). На тот же год кончины Серапиона указывает и то, что он в том же письме упоминает о жизни Антония, описанной Афанасием в 365 г. В Римской Церкви память св. Серапиона издревле празднуется 24 Марта. 215 Иероним de vir illustr. § 99. Епифаний Haer. 76, § 21; Фотий Bibl. Code. 85. Contr. Manich. libr. 4, § 44, Wolfii anecdot. par. 36. 216 Это сочинение Серапиона напечатано у Бонажа in nov. Thesauro Т. 4, р. 37, in М. Bibl. Patr. Lunduni T. 4, p. 460. В лучшем виде у Голланда в 5-м томе его библиотеки и у Миня. 217 По словам Иеронима, Серапион писал кроме сочинения против манихеев трактат о надписях псалмом и полезные письма к разным лицам. (De vir illustr. 99). Толкования Серапиона приводятся в своде толкований а) на осьмикнижие in 50 cod. Taurinensi, in 7. Vindobenensi, in 15. Veneto S. Marci; б) на книгу Бытия in cod. 4, Vindobenensi. 218 Это письмо недавно издано Майем: Class, auct. T. 5, p. 364– 366, у Мика Patr. 40, 924 – 926 с латинским переводом. Читать далее Источник: Историческое учение об отцах церкви : [В 3-х т.]/[Соч.] Филарета, архиеп. Черниговского и Нежинского. - Санкт-Петербург : тип. II-ro Отд-ния собств. Его. Имппер. Вел. Канцелярии, 1859./Т. 2. – VIII, 384 с. (В 1-м изд. т. 2 напеч. в тип. Акад. наук; Т. 3 - в тип. В. Безобразова и К°). Вам может быть интересно: |
| Первый вопрос, который предстоит нам решить, состоит в том, есть ли приведенный нами выше отрывок об Афинагоре подлинная цитата из „Истории» Филиппа Сидета? Что касается всего открытого Dodwell " ом отрывка об александрийских катехетах, то сам же Dodwell высказывается о нем в том смысле, что он есть лишь сокращение из „Христианской Истории», – реферат, сделанный анонимным автором 9 ) Нельзя сказать, чтобы это мнение ученого не имело оснований. В самом деле, трудно думать, чтоб у многоречивого Филиппа, – каковым аттестуют его Сократ и Фотий, – так немного и чрезвычайно сжато было сказано о целой богословской школе, и притом о той школе, где получил образование Родон, учитель самого Филиппа Сидета. С другой стороны, из самого отрывка видно, что между читателем и Филиппом находится третье лицо, которое передает слова из „Христианской Истории» своими словами, – в обороте косвенной, а не прямой речи. Так, в одном месте читаем: „τοτ Ρδωνι λγει μαϑητεσαι Φλιππος, т. е. Филипп говорит, что он учился у этого Родона». Точно также в конце вышеприведенного места отрывка об Афинагоре читаем: „τοτου μαϑητην γενσθαι φησιν Φλιππος τον στρωματα Кλμεντα κα Πντενον το Κλμεντος«. Опять – речь косвенная, пересказ, а не прямая цитата. Итак, несомненно, что открытый Dodwell-oм отрывок об александрийских катехетах составлен по Истории Ф. Сидета, а не выписан из нее. Но при всем том мы думаем, что та часть отрывка, которая говорит об Афинагоре, есть подлинная цитата, а не пересказ из „Христианской Истории». На это указывают уже слова анонимного автора отрывка: κα φησι Φλιππος, Σιδ., v λγ μδ. После φησι далее следует прямая речь, а не косвенная, как это мы только что отметили в других местах отрывка. Эта прямая речь внезапно переменяется в косвенную, когда автор, покончив речь об Афинагоре, начал говорить о Клименте и Пантене. Что анонимный автор отрывка только слова Филиппа об Афинагоре помещает в подлинном виде, это весьма понятно: без сомнения, он был знаком с древней церковно-исторической литературой и нигде, кроме Истории Филиппа Сидета, не встречал сведений об Афинагоре; тем важнее, поэтому, должны были представляться ему слова Филиппа об Афинагоре, и он выписал их в свой отрывок буквально. |
| Считаем нужным предварительно сказать несколько слов о самом Филиппе Сидете. Довольно обстоятельные сведения о нем находим у Сократа и Фотия 6 ). По свидетельству Сократа, он происходил из памфилийского города Сиды (Σδη), принадлежал к константинопольскому клиру, где был пресвитером. По смерти еп. константинопольского Аттика (420 г.), он домогался епископской кафедры, но не был избран: епископом сделался другой пресвитер Сисинний. „Зато на долю Филиппа выпало первенствовать в слове», – не без иронии замечает по этому поводу Фотий. Главным его словесным богатством была „Христианская История» (Хριστιаνικ στορα), – весьма обширный труд. По свидетельству Сократа, она была разделена на 36 книг (βιβλους), и каждая книга, кроме того, была разделена на множество отделов (τμους); всех отделов было около тысячи 7 ). К сожалению, из всей тысячеглавой „Истории» Филиппа Сидета до нас сохранились одни только отрывки, и между прочим весьма важный для нас отрывок, дающий сведения о катехетах александрийского огласительного училища. История этого отрывка такова. В одном древнем рукописном кодексе, известном под названием Codex Baroccianus CXLII, английский ученый Dodwell на листе 216-м открыл отрывок, содержащий сообщение о наставниках александрийской школы. Началу отрывка предпослана фраза: „κα φησ Φλιππος, Σιδτης v λγ μδ«, и таким образом неизвестный составитель кодекса и списатель отрывка считает автором этого последнего Филиппа Сидета. Dodwell напечатал этот отрывок в своем труде „Dissertationes in Irineum (Append. 488 sq.) – в 1689 году, и с тех пор он сделался достоянием ученого мира под именем отрывка из „Христианской Истории» Филиппа Сидета. Для нас отрывок этот важен тем, что он говорит, между прочим, и об Афинагоре. Вот что именно читаем мы там в самом начале. „Филипп Сидет в слове 44 говорит: Александрийским училищем первый управлял Афинагор, славившийся во время Адриана и Антонина, которым он и представил прошение за христиан, – муж, исповедовавший христианство в тоге философа и бывший начальником академической школы. В намерении писать против христиан еще прежде Цельса, он обратился к свящ. писанию, чтобы вернее бороться, но так был пленен благодатию Св. Духа, что, подобно великому Павлу, вместо преследователя сделался учителем той веры, которую преследовал». „Учеником его, говорит Филипп, был Климент, автор „Стромат», а учеником этого Климента был Пантен» 8 ). |
| а) Что касается Dodwell»a, то мы весьма хорошо понимаем его увлечение отрывком из „Христианской Истории» Ф. Сидета. Он первый открыл этот отрывок, и ему же первому пришлось сделать его оценку: немудрено, что оценка эта вышла несколько пристрастной ко вновь открытому памятнику, тем более, что в нем оказалась такая важная церковно-историческая новость, как рассказ об Афинагоре. В самом деле, только пристрастием и увлечением можно объяснить предпочтение, оказываемое Dodwell’oм Филиппу даже пред Евсевием и Иеронимом в вопросе об александрийской школе. „Я не стал бы отрицать мнения Dodwell’a, говорит Маран, если бы оно ограничивалось таким смыслом: „всему, – хотя бы это были слова Ф. Сидета, – должно верить, что не идет в разрез с свидетельством лучших памятников». Но Dodwell никогда не докажет, что незначительный по авторитету (non magni ponderis) современник Прокла и Сисинния, диакон Иоанна Златоуста , может быть предпочтен Евсевию, который и гораздо раньше его жил, и гораздо выше его, как историк, и гораздо больше его видел памятников александрийской школы и весьма многих мужей, или получивших в ней образование, или бывших ее начальниками» 20 ). К этим словам Марана мы присоединим от себя еще следующее замечание. Dodwell, в оправдание своего взгляда на авторитет Ф. Сидета в вопросе об александрийской школе, ссылается на то, что Филипп был учеником Родона, а этот последний был сам александрийским катехетом 21 ). Но этот довод уже потому не может иметь решающего значения, что сведения о катехете Родоне мы получаем лишь из того же отрывка из „Христианской Истории»: нигде больше они не встречаются. Далее, Филипп Сидет положительно не может быть предпочтен Евсевию и Иерониму потому, что у него в кратком рассказе о катехетах александрийской школы мы встретили несколько грубых ошибок. Правда, происхождение этих ошибок Dodwell усиливается объяснить в благоприятном для Филиппа смысле; но даже Герике, согласный с Dodwell " ом в других случаях, в данном случае признает его объяснения натянутыми и не сомневается в ошибке самого Ф. Сидета. |
|
|
