| От родственников мы переходим теперь к продолжению начатого нами повествования о том, – как высокопр. Филарет в бытность свою в Казани радел вообще о людях духовного звания, которое он именовал своим родным сословием». «Милосердое сердце его, по свидетельству официальных сведений, успокаивалось только тогда, когда Господь помогал ему обеспечивать бедствовавшие, так или иначе, семейства в духовном сословии, которое он и именовал не иначе как родным своим сословием». И в только что приведенном факте вполне открывается, что это наименование духовного сословия «своим родным» было не одним лишь термином. Родственник Хорошилов, как дальний родственник, и особенно отдалившийся и отчуждившийся от него и своего духовного звания и рода обстоятельствами жизни и самою долговременностью, – был уже едва ли не более чужим, чем родным для него лицом; но мы видим, как он отнесся к нему. Понятно, что будь он для него и совершенно чужой, он поступил бы точно также – чему пример мы уже видели в лице, упоминавшегося прежде, старца иеромонаха Разумника, который сам; свидетельствовал об этом. Нельзя не заметить при подобных фактах, – в отношении ли к родственникам или вообще к лицам духовного сословия, признаваемого им родственным для себя, – что высокопр. Филарет по самому званию своему как Архипастырь, а в рассматриваемых отношениях как отец отцов духовных в среде их пасомых и самых семейств их, желал видеть главнейшим образом чувства и отношения мира, снисхождения и согласия в духе христианской любви друг к другу, как братьев о Господе и как членов единой семьи, составляющих целое сословие, каково по преимуществу сословие духовное, как избранное достояние Божие – и где по преимуществу должны осуществляться слова Пророка Псалмопевца: се что добро, или что красно, еже жити братии вкупе!! ( Пс. 132:1 ) и еще более, слова Самого Пастыреначальника Господа Иисуса, изреченные Им св. Апостолам, составлявшим для Него истинную, так сказать, родственную семью, а в лице их и всем верующим, но паче преемникам Апостольского служения – служителям Церкви: о семь разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою... Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не якоже мир дает, Аз даю вам. ( Ин. 13:35 ; Ин. 14:27 ). В чем же и как желал достигнуть и действительно достиг высокопр. Филарет такого, как бы родственного союза между подчиненными духовными лицами своей Казанской паствы?! |
| Но с другой стороны, так как мы видели, что высокопр. Филарет собирается в путь и приготовляется с особенною озабоченностью к возможно скорому выезду, то эта решимость его объясняется еще одним обстоятельством, значущимся в тех же его записках. «На пути в С.-Петербург заезжал в Воронеж, хотя и не по дороге, по обету, данному в Казани во время сильной болезни, от которой получил выздоровление» 275 . Значит, если и допустить прежде сказанную мысль, что высокопр. Филарет мог озабочиваться даже и состоянием своего здоровья, особливо в отношении Петербургского климата и условий тамошней жизни, то вдруг открывшийся ему случай исполнить свой обет за прежнее исцеление, и вновь излить свои молитвенные чувства и прошения перед самою св. ракою Новоявленного Угодника Божия об укреплении сил телесных, естественно, должен был показаться высокопр. Филарету, особенным даже знамением в путях Божиих для него. Нет сомнения, что остававшийся без исполнения обет его, нередко смущал его дух, и тем более, чем менее он мог предвидеть для себя возможность иметь свободное время, чтобы побывать в Воронеже. Принимая же в этом смысле настоящую поездку, понятно, высокопр. Филарет мог примириться с мыслию и о том, что не настала, значит, еще пора для его успокоения на месте пустынножительства, а потому он и стал озабочиваться в последние дни приготовлением к возможно скорейшему выезду в предлежащий путь, дабы в случае заезда в Воронеж, не продлить чересчур время явки в Петербург. Последуем же и мы за путешествующим – в Воронеж. В тех же записках сказано: «дорогой был в Воронеже, и много содействовал открытию Монастыря (Святителя Митрофана» 276 . Спрашивается, – каким же образом и в чем оказалось потребным это содействие и зависело ли оно именно от рассматриваемого случая? Посмотрим, в каком положении находилось дело о предполагавшемся учреждении упоминаемого здесь Монастыря. «Опытная мудрость высокопр. Антония, (бывшего тогда архиеписк. Воронежского), пишет жизнеописатель сего блаженного Святителя, его живая вера, его благочестие, его человеколюбие и благость легко собирали под кроткое его правление людей, ищущих душевного спасения. |
| Последние сказывались в его любви к храму Божию, к службам церковным, к коим он при всяком удобном случае неопустительно хаживал. Во всё время, пока Филарет находился в г. Калуге, Яша жил при нём почти неотлучно и от сего времени он стал его питомцем, духовным сыном; и здесь-то отеческие отношения с одной стороны и сыновние с другой ещё сильнее и глубже повлияли и воздействовали на развитие в юном питомце религиозно-аскетического настроения» 39 . Мне самому открывался преосв. Антоний, что в ту пору он, видя как дядя Владыка совершал, бывало, свои самые продолжительные ночные моления, тоже вставал тихонько с постели и начинал молиться, доколе сон окончательно не одолевал его, – хотя дядя, заметив эту ревность, благомудро ограничивал её порывы. Когда же пришла пора учиться грамоте, тот же Филарет сам, по преимуществу, обучал его, а с поступлением в училище руководил при изучении данных уроков, с утешением видя его открывавшиеся отличные дарования. Такое же внимательное участие во всём дальнейшем обучении любимца-племянника со стороны Филарета продолжалось и заочно через письма, когда Филарет служил в Рязани и Казани. Вообще на долю любимца племянника выпало всё то, что можно представлять обыкновенно в обстановке и условиях жизни в архиерейских покоях. Покойный владыка Антоний и сам говаривал, что когда он обучался в училище и потом находился в семинарии, товарищи иногда втихомолку, а то и вслух, давали ему разные наименования, как то: неженка, барчук или выражались так: «привык-де к архиерейским подушкам»... или – «привык кататься в карете». Последнее выражение составилось потому, что владыка Филарет, когда племяннику его Якову было лет 6–7, назначил его быть посошником при богослужении; поэтому нередко брал его с собою в карету отправляясь на служение, а равно и возвращаясь из церкви, если не имел в виду куда-либо заехать. Само собою подобные выражения были вообще не более, как школьнические выходки, вызывавшиеся, быть может, отчасти завидливостью или представлениями, что при постоянной ласке дяди архиерея и при комфортной обстановке, естественно можно поизнежиться и, пожалуй, отчасти поизбаловаться. |
| Судя по нынешнему порядку, представляется странным, что лицо, бывшее уже в трёх Семинариях Ректором, назначается Инспектором, хотя бы то и Академии. Но, во-первых, Архимандрит Филарет был Ректором Семинарии ещё старинного характера, и потому служба при Академии, в её новообразованном состоянии, была выше. Далее нужно отдать справедливую честь тогдашнему времени, что благо просвещения предпочиталось личным служебным интересам. В доказательство можно указать на тот, невероятный почти, пример, что в число профессоров новообразованной Санкт-Петербургской Академии не стеснился поступить даже Архиепископ Рязанский Феофилакт, и при том без всякого вознаграждения за труды 178 , имевши впрочем при себе помощника в звании бакалавра, которого сам же он и рекомендовал впоследствии на своё место. Наконец назначение Ректора Семинарии Архимандрита Филарета в Инспекторы Академии составляло не первый и не единственный опыт. Оба предместника Филарета были Инспекторами из Ректоров же Семинарий, и тоже вызванных на чреду, а именно: Архимандрит Иона, бывший прежде Ректором Калужской Семинарии. Вызванный на чреду в 1810 г. он тогда же был определён Инспектором Академии и вместе даже экономом, а вскоре затем хиротонисан в Епископа Тамбовского 179 . После Ионы был Инспектором Ректор Вологодской Семинарии Архимандрит Амвросий, на место которого в начале 1814 г. и поступил Архимандрит Филарет 180 . Впрочем эти лица, назначаемые инспекторами, не имели занятий по преподаванию предметов. Комиссия духовных училищ, при определении в инспекторы первого из сказанных ректоров – Архимандрита Ионы, рассудила так: «по многим уважительным предметам, в состав должности инспектора входящим, и для ближайшего надзора за студентами, признаётся нужным определить к её исправлению такого человека, который бы не был отвлекаем никакими учебными упражнениями» 181 . О всех этих преемственно бывших инспекторах читаем, между прочим, в «Обозрении пятидесятилетнего существования СПб. Академии», следующие строки: «Устроителями нравственной жизни и внешнего поведения первых воспитанников были знаменитые впоследствии пастыри нашей Церкви: Евгений, Архиепископ Ярославский, Митрополит Иона, и Филарет, Митрополит Киевский. Редкое сочетание имён, так чтимых целой Россией» 182 . |
| Кроме председательствования в археологическом Обществе пр. Филарет, во время своего ректорства, состоял главным редактором журналов, издававшихся при академии – Воскресного Чтения и Трудов киевской академии. Первый журнал, существующей при академии с 1837 года, успел прибрести ко времени поступления о. Филарета на должность ректора, почетную известность и широкую распространенность в обществе, благодаря знаменитым именам основателей и сотрудников этого издания. Всем, интересовавшимся Воскр. Чтением, было известно, что в нем помещались статьи преосвященных – Иннокентия, Димитрия, Антония, Я.К. Амфитеатрова, И.М. Скворцова и др. Профессора академии принимали постоянное участие в этом журнале, хотя некоторые из них занимались преподаванием наук, имеющих мало общего с Воскр. Чтением. По крайней мере, в 1859 и 1860 г.г., пред открытием Трудов академии и во время первоначального их существования, в Воскр. Чтении помещали свои статьи, кроме профессоров, доселе служащих в академии, следующие лица: П.Д. Юркевич и М. М. Троицкий (преподаватели философии), А.Д. Граников (преподаватель гражданской истории), Ив. П. Максимович (преподаватель еврейского языка), Д.А. Подгурский и И.М. Бобровницкий (преподаватели древних языков), Н.А. Фаворов (преподаватель гомилетики), К. И. Скворцов (преподаватель патрологии), Н.И. Щеголев (преподаватель библейской истории) и И.С. Гуляев (преподаватель Св. Писания) 175 . С основанием при академии (в 1860 г.) ученого журнала – Трудов многие из профессоров стали работать преимущественно для этого издания, хотя и не переставали помещать своих статей в Воскр. Чтении. Пр. Филарет сначала принимал живое и близкое участие в издании Воскр. Чтения, просматривая в качестве главного редактора статьи, предназначавшиеся для печати, исправляя и дополняя их в корректуре и поощряя лиц, трудившихся для этого журнала 176 . Но с преобразованием академии (в 1869 г.), когда ученая деятельность наставников расширилась по разработке преподаваемых ими наук, когда профессора и сам ректор были заняты составлением обязательных для них докторских диссертаций и не имели свободного времени для приготовления статей в Воскр. Чтение, – пр. Филарет видимо охладел к этому изданию и даже сам содействовал закрытию его в 1871 году 177 . |
| преосвященный Кирилл из викариев московских был переведен в Вятку, а через год Преосвященнейший Филарет из архиепископов рязанских переведен был в Казань. Обе эти епархии, как известно, с многолюдным инородческим населением; и в той и в другой из них инородцы были в самом жалком религиозном положении. В казанской – в 1827 г. обнаружились сильные отпадения крещеных татар в мухаммеданство; в вятской – крещеные черемисы предавались языческой прежней вере. Таким образом, у архипастырей была настоятельная потребность взаимной переписки. Оба иерарха были сильно озабочены инородцами. В письмах своих Высокопреосвященнейший Филарет просит у преосвященного Кирилла ума: «дайте мне ума, – говорит он, – как быть и что делать с сею нивою, совершенно заросшею тернием». И насколько Высокопреосвященнейший Филарет, архиепископ казанский, хотел действовать согласно с преосвященным вятским Кириллом в трудном деле миссионерства, настолько же преосвященный Кирилл старался, кажется, к тому же делу привлечь и Высокопреосвященнейшего тобольского Евгения Казанцева, в епархии коего находились также инородцы: остяки, вогулы и татары 2 . Но Преосвященнейший Евгений не сходился с ними в миссионерских мероприятиях. Между всеми ними происходило живое общение и обмен мыслями относительно св. дела распространения проповеди евангельской среди инородцев. Преосвященный тобольский Евгений в одном из своих писем к архиепископу Кириллу писал: «мысль ваша об обращении язычников едва ли сходна с моей. Я никак не принимал на себя подвига апостольского, превышающего мои силы, а только так протолковано мне». Расскажу вам мою историю. Вскоре по моем приезде пишет губернатор, что остяки, вогулы, уже крещеные, но во время промыслов продолжают идолопоклонство; то не угодно ли мне принять меры? Я тотчас понял, что предписать духовенству, каково оно есть, значит дать им в руки способ притеснять сих бедных промышленников. Потребовал справку: нашел, что сии дела всегда оканчивались злоупотреблениями. Между тем прочел (прочтите и вы) в сибирском учреждении, там велено обращать, и с обращенными обращаться весьма осторожно. |
| В таких условиях, среди самых разнообразных влияний вырос и развился Филарет – прямой, честный, самостоятельный, с глубокими богословскими знаниями, но без всякой схоластической темноты и тяжеловесности, в то же время с крепкой, настойчивой волею и, прежде всего, с сильно развитым «рвением к духовным подвигам». Много можно было ожидать от человека, так счастливо развившегося и получившего такое доброе направление. Но за порогом школы Филарета ждала жизнь, а успех в жизни, к сожалению, далеко не всегда отвечает нравственной ценности и талантам человека: со своею упорною косностью, со своими постоянными низменными расчетами, она не особенно жалует людей именно слишком идеальных и прямых. Наперед можно было сказать, что Филарету, при его прямоте и искренности, не пройти жизненного поля спокойно, ровно, без борьбы и страданий. Чрез год по окончании семинарии, т. е. будучи всего только 20-ти лет, Филарет принял монашество. Мысль об иноческих подвигах постоянно преследовала Филарета, она была присуща ему, когда было лишь четырнадцать лет. Обучаясь еще в риторике, Филарет почувствовал в себе столь пламенное стремление к монашеской жизни, что собрался было скрыться или в Площанскую или в Белобережскую пустынь, которые известны были ему только по слуху, но которые действительно, как тогда, так и в нынешнее время отличаются особенною строгостью иноческого устава и жизни. В первый раз решился он уйти тайно из родительского дома, но был возвращен уже с пути старшим братом, Василием; в другой раз собрался с одним из жителей гор. Орла. Дело было таким образом: «Однажды как-то пришел Феодор 15 от вечерни к себе на квартиру и говорит своим товарищам: «что мы, братцы, живем на свете в такой суете житейской. То ли дело удалиться от мира и водвориться в пустыни! Уйду в какую-нибудь далекую-далекую пустынь! Вот, говорят, есть у нас какая-то Белобережская или Площанская пустынь; поселюсь там и посвящу себя на молитву Господу» 16 . Говорил он это так решительно и с таким чувством, что не трудно было догадаться, как бы в самом деле не вздумал он уйти в пустынь. |
| Феденька нс пропускал пи одной утрени и обедни. Такой был, Бог с ним, усердный к церкви и богомольный. Бывало, соберутся, сойдутся все и сядут, Феденьки, смотришь, нет за столом. Где же, спрошу, Федя? Верно, скажут, на пчельнике. Другие братья скучают сидеть па пчельнике и смотреть за пчелами, а он за всех их отвечает, по не проводит там времени праздно: сядет на скамеечке и читает книгу жития святых или четь-минею. Так любит он эту книгу, что и про обед забудет. А то иногда посижу за столом, подожду его, да и пойду посмотреть, что он делает. Что же, вы думаете, где найду его? На дворе нет, в саду также нет. Взойду на поветь, на соломенную крышу и смотрю оттуда вниз. А он, мой драгоценный, стоит в коноплях на коленях и молится Богу» 12 . Этот рассказ, переданный самим отцом высокопреосвященного Филарета, ясно свидетельствует о том, что уже в раннее время замечались в Филарете проблески того высокого аскетического настроения, которое «однажды возжегшись в душе его, во все время его жизни не угасало никогда, а по временам разгоралось таким ярким, светоносным пламенем, который не мог не быть приметен и для других, при всем его смирении и сокровенности святоподвижнической жизни» 13 . С таким духовным наследием, вынесенным из родительского дома, поступает Филарет прежде всего в духовное училище, а затем преемственно в семинарию 14 . Что же дала Филарету наша духовная школа? Она, прежде всего, не убила в нем ни одного из его богатых природных дарований, не охладила его благородных, идеальных, юношеских стремлений, не помешала свободному развитию тех здоровых и добрых начал, какие заложены были в нем семьею. Уже за одно это Филарет мог бы остаться благодарным ей, потому что, к сожалению, далеко не всякая школа даже нашего времени может похвалиться и этой отрицательной добродетелью. Но из духовной школы Филарет вынес и то, чрезвычайно важное, положительное приобретение, которое он всегда так высоко ценил потом, уже выработавши свой взгляд на учебно-воспитательное дело школы. При всей своей скудости в воспитательных и учебных средствах, совершенно не ведая ни о каких тонкостях дидактики, представляя своих учеников во все внеклассное время самим себе, без хороших учебных руководств и пособий, наша духовная школа описываемого времени, тем нс менее, достигала одной заветной для всякой школы цели: ее питомцы в стенах своего заведения научались главному – уважать науку, любить знание, стремиться к самообразованию, но вместе с тем и благоговеть пред вопросами религии, и с таким направлением шли в высшие учебные заведения и в жизнь. |
| 13 Из надгробного слова, сказанного бывшим инспектором К. Д. А. арх. Иоанникием, нынешним митр. Киевским. См. сочинение арх. Сергия: «Высокопр. Филарет м. Киевский и его время» т. 3, стр. 355. 14 Насколько заботливо велось дело воспитания Филарета в семье, об этом говорит уже сам по себе один факт поступления его прямо во второй класс училища. 18 Про суровость Августина в среде духовенства сложилась далее рифмованная поговорка, – или так называвшаяся горемычная песенка: «коли Августин на кого напустил, – так тому ух не стать – сдобровать; хоть горюй, хоть тулии, хоть молебны служи; будет все понапрасну; Августин – архиерей, страх, ужасный».. (См. сочинение арх. Сергия «Высокопреосвященный Филарет, митрополит Киевский и Галицкий и его время», стр. 108 т. 1). 24 Приведен еще один факт, в котором вполне отразилось незлобие Святителя. «Во время одной из поездок по обозрению Казанской епархии, Высокопреосвященный Филарет, пред самым возвращением в Казань, остановился в Услоне – селе, находящемся как раз против самой Казани на другой (правой) стороне Волги. Остановка продолжалась весьма значительное время оттого, что, по случаю сильного ветра, никак нельзя было переезжать чрез Волгу. Во время этой остановки, когда собралось большое множество народу из православных ради принятия благословения от Владыки, оказались тут же и многие из раскольников, явившихся собственно из любопытства. Не заметить и не отличить последних, само собою, было невозможно... Владыка пожелал воспользоваться этим случаем для личной беседы с раскольниками. Последние стояли в своей толпе поодаль, но Владыка, преподавая каждому из православных благословение, постепенно приближался и к раскольникам, и, находясь в нескольких шагах от них, громко обратился к ним со словами: «А что же вы, люди, стоите зряще и отступивши от своих же односельчан?! Ведь все они русские, а не татары или черемисы, как в вы сами, что видно по всему»... Ответа не было никакого, – а только говор между собою во всей толпе... |
| Время же, разумеемое историческое, и есть лучший и пробирщик и оценщик... даже самых исторических сказаний и, в особенности, тех в них взглядов, какие установляются по ближайшим только соображениям и с одной феноменальной стороны, а не в цельной, так сказать, панораме всех, и предшествующих и последствующих, данных, более или менее непосредственно относящихся к самим предметам повествования, как неотъемлемых, так называемых, атрибутов и аксессуаров, личных ли, или фактических; – одним словом – когда установляются указываемые взгляды вне времени – в значении его духа и status-quo и притом, простирающихся на целый, более или менее целостно сложившийся и определившийся в своём характере и значении, период, повременно переживаемого «бытия человека» ( Быт. 5:1 ). И вот в силу этого-то, так сказать, аксиоматически-исторического требования мы и вели свой труд не иначе, как в указываемом смысле и виде, – а потому и озаглавили наше биографическое повествование так: «Высокопреосвященный Филарет, в схимонашестве» Феодосий (Амфитеатров), Митрополит Киевский и Галицкий, и его время». Благословившись издать в свет настоящий свой посильный труд, мы питаем одно всеискреннейшее чувство желания и упования, «дабы, – скажем поучительнейшими, прежде приводимыми, словами нашего, знаменательно долгоденствующего Маститейшего Первосвятителя Царственного града, – в Бозе почивший достоблаженный Святитель и Отец наш, как во всём житии своём оправдал на себе слово Господне – »Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии небеснем» ( Мф. 5:19 ) 560 , поучая житием своим, так и по блаженном успении своём, да наставляет на путь истины и спасения всех, ревнующих шествовать по благим стезям жития и всех деяний его, какие кто узрит и найдет приложимыми и благоисполнимыми для себя и по званию, и состоянию своему в предлагаемом для назидания подробном жизнеописании его. В этих собственно, Богу свидетельствующу, чувствах и помышлениях, и целях, был принят на себя и выполнен нами настоящий труд наш, весь посильный успех в котором мы приписываем, по вере нашей, благословению и молитвам самого же достоблаженного в Бозе Почившего Первосвятителя, предстательством и ходатайством которого пред Престолом Всевышнего да управится и прочее время живота нашего по стезям его, столько назидательным и богоспасительным, насколько могли мы чувствовать и воспринять это в глубине души нашей во всё продолжение труда нашего. |
|
|
