| 32. Великий стратопедарх рассказал следующее: «Когда мы были в пути и оказались близ города Василеи, то узнали это участники Собора и отправили к нам епископов и некоторых других архонтов. Они встретили нас у города на расстоянии около половины дневного пути от него и проводили с великой честью до жилища, которое нам приготовили. Там мы отдохнули. Затем они пришли, взяли нас с честью, и мы предстали перед Собором. Там мы передали соответствующие приветствия от твоего святого царского достоинства и от господина моего святого Патриарха. Мы вручили твои божественные письменные повеления и честные патриаршие грамоты. Итак, они приняли нас с радостью, беседовали дружественно и показали себя расположенными к единству. Затем мы сообщили, что имеем слова и предложения в отношении этого дела и выскажем их, как только они этого пожелают. С этими словами они отправили нас в гостиницу, и мы отдохнули. Они выбрали некоторых из участников Собора, среди которых были кардиналы и епископы. Определили место и дни и сообщили это нам. Мы вместе собирались, высказывали то, что имели сказать об этом деле, и слушали то, что говорили они. Итак, они рассматривали вопросы и давали нам на них ответы. Если это представлялось нам достаточным, то они рассматривали их вместе со всем Собором и таким образом подтверждали и сообщали это нам. Также и мы рассматривали то, что они нам говорили или предлагали. Все, что единогласно нравилось нам троим, на это мы давали ответ и это принимали. Так было со всеми вопросами и предложениями, которые мы имели, и, слава Богу, мы не расходились ни в чем. Если кто имел сказать что-то отдельное, то он говорил, не смущаясь. Я свидетельствую с откровенностью, что мы там следовали именно этому. Когда мы получили ответы на определения и предложения, которые мы имели, то мы утвердили это с согласием, что и содержится в декрете. Об этом они попросили с нас клятву. Присутствующий с нами честнейший священник кир Исидор отслужил литургию. Поклялся он сам и мы, что если они исполнят все то, о чем мы договорились, то без промедления придет туда император с Патриархом и собором восточных [архиереев]. С этими словами мы вручили хрисовул твоего святого царского достоинства. Они также поклялись и, устроив соборный праздник, дали нам завершенный декрет. |
| Мы также просим вас давать ответ и возражения по главам, разделяя их на части, как это принято в диспутах. Таким образом наши опровержения на них будет проще составить и удобнее воспринимать. Как вы знаете, мы не отличаемся ни хорошей памятью, ни способностью к разделению и счету и не хвалимся тем, чтобы на всякое возражение казаться имеющими ответ. Но есть в нас одна простая и благородная черта: мы, как сказал еще кто-то из древних, всякую правдивую речь с радостью готовы принять; а что нам покажется ложным, то мы немедленно и со всей очевидностью опровергаем и отвергаем. Кардинал Джулиано. Милостивейший император, зачитанный нами Символ Седьмого Собора содержится в очень древней книге, так что невозможно заподозрить в ней какого-либо подлога. Кроме того, есть у нас и древний историк, муж мудрый, который писал о многом ином, но упоминает и о том, что Символ именно так был изложен и зачитан Седьмым Собором, так что мы утверждаем это с опорой на его слова. Что же до вашей просьбы, почтеннейшие отцы, чтобы наш ответ был кратким и разбитым по главам, мы тоже это одобряем. Однако, чтобы мы могли ясно ответить на каждое [из озвученных вами положений], нам нужно перечитать все то, что было сказано сегодня и записано нашими нотариями. После же того, как мы таким образом освежим все это в памяти и согласуем, на следующем же заседании дадим исчерпывающий ответ. Частное заседание Восемнадцатого числа того же месяца в храме святого Франциска частным образом состоялось еще одно заседание. К. Дж. Мы хотим, чтобы вы предоставили нам в письменном виде зачитанное на прошедшем заседании. Что же до сказанного устно, то запишут нотарии. Философ Гемист. Пусть дело мира совершается в мире и согласии. К. Дж. Мы просим дать нам те из ваших книг, которые могут быть нам полезны; мы же по необходимости предоставим вам наши. В. Н. Мы настолько далеки от того, чтобы скрывать истину, что будь она сокрыта, мы бы старались ее изыскать. К. Дж. Чтобы все исполнить в совершенстве, зачитайте сразу по порядку и иные изречения святых, которые, как вы говорили, у вас имеются, чтобы наше обсуждение не прерывалось, и мы могли таким образом ответить на все [одновременно]. |
| 7 В феврале 1246 года, возвращаясь из Орды, Карпини увиделся с князем Даниилом в Донских степях. Даниил Романович вступил в переговоры с папой Иннокентием IV об организации крестового похода против монголо-татарских полчищ вместе с европейскими государствами, на условиях подчинения местных епархий римской юрисдикции. Но, убедившись в безнадежности этих. замыслов, князь прервал отношения с Римом и около 1248 года отказался принять присланный ему королевский венец: «Рать татарская не престает зле живущи с нами, то како могу прияти венец без помощи твоей», – велел он передать Папе. 8 Князь не желал связывать себя обязательствами, которые осложнили бы отношения с монголо-татарами. Тогда же Даниил Романович направил на утверждение к Патриарху Мануилу II в Никею – Кирилла, своего кандидата на возглавлена Русской Митрополии. Около 1254 года Папа (через своего нунция в Ливонии Опизо) вторично предлагает Даниилу королевскую корону и скипетр, обещая организовать крестовый поход против монголо-татар. Летописец повествует: «Опиза же прцде, венець нося, обещеваяся яко помощь, имети ти от Папы, оному же однаково не хотящу». 9 Даниил неохотно и не без сомнений принял в Дорогичине (на Западном Буге) корону короля Галичско-Волынского княжества и обещания от папского легата помощи венгерского короля и польских князей против татар. Однако никаких изменений в церковных отношениях, существовавших в Галичской Руси, и в настроениях соседей-католиков это событие не вызвало. Окончательно убедившись в том, что ожидать помощь от Рима бесполезно, Даниил Романович порвал с ним всякие отношения. Таким образом, отношения Рима с князем Галичским Даниилом строились не на идее вероисповедного единения Русской Церкви с Римской. Переговоры возникали по инициативе Рима. Как и во всех подобных случаях, к согласию, на унию вынуждалась сторона, испытывавшая политические затруднения и надеявшаяся на поддержку Рима. Поэтому униатскому историку опять пришлось признать тот факт, что «уния Даниила на галичско-волынской Украине не удержалась, так как основана была на мотивах чисто политических, а их при религиозных реформах недостаточно». 10 Исключительно политическими, только мирскими побуждениями руководствовались византийские императоры и Римские первосвященники, создавая Лионскую унию 1274 года и Флорентийскую унию 1439 года. «Временно и, разумеется, частично восстанавливалось единение с Римом в период Латинской, империи (1206–1261) и после Лионского, собора 1274 года, а также еще раз после Ферраро-Флорентийского собора. Да это воссоединение и не могло быть продолжительным потому что народ не желал его, а императоры соглашались на него только из страха перед турками». Так оцениваются эти унии на католическом Западе. 11 Действительно, народ в Православной Церкви, сроднившийся со своей исконной традицией, всегда и везде противился чуждой ему римской унии. Поэтому она обычно подготавливалась тайно от народа и навязывалась насильственно. |
| Последнее для него даже занимает по значимости первое место, так что сочинение Сиропула посвящено скорее даже не истории Флорентийского собора как такового, а истории византийской делегации на нем. При том, что Сиропул имел доступ ко многим документам, вероятно, что он и сам делал какие-либо записи по ходу самих событий. Но и после Собора, когда он уже занялся написанием самого текста, вокруг было много живых участников тех событий, так что у него всегда была возможность общаться и работать с очевидцами и действующими лицами тех событий. В. Лоран, как мы будем говорить об этом ниже, предполагал, что Сиропул писал свое сочинение как раз в те годы, когда он много работал вместе со Схоларием. В таком случае, Схоларий – так же участник Собора в качестве императорского чиновника – мог быть незаменимым свидетелем в том, что касалось императора и его окружения. Важный вопрос, когда были написаны «Воспоминания». Тексты, посвященные Собору и полемике с латинянами, составлялись со времени самих событий – 1438–1439 гг. – и вплоть до падения Константинополя. К какому из этапов борьбы с Флорентийской унией относится описание ее истории Сиропулом? Французский исследователь М. Жюжи, учитель В. Лорана, в своей небольшой статье 1939 г. предлагал датировать «Воспоминания» 1451–1452 гг. 24 Он сделал это на основании схолии основной рукописи «Воспоминаний», Paris, gr. 427. Переписчик, говоря о речи Схолария во время подготовки к Собору еще в Константинополе, отмечает в схолии (33v), что речь идет περ το συμβουλευτικο λγου Σχολαρου, νν δ κατονομαθντος Γενναδου το φιλοσφου κα διδασκλου (о слове Схолария, сейчас названного Геннадием, философа и учителя). Т. е. это написано после 1450 г. (год пострига и, соответственно, изменения имени Схолария) и до падения Константинополя в 1453 г. Но дело в том, что эта рукопись, действительно написанная в начале 50-х гг., не является автографом Сиропула, как считал М. Жюжи: она была переписана Феодором Агаллианом, тогда как сам текст и его протограф был составлен раньше. |
| Но поскольку все это с легкостью опровергается, если устранить основание, мы обратимся непосредственно к нему. Итак, мы открыто заявляем, что, поскольку нужно всегда судить не по оболочке, а по содержанию, и обращать внимание на замысел древнего законодателя, а не на слова или букву — это тряпки (δυσειμονα), в которые этот смысл завернут, — следовательно, и этот запрет, который также для Церкви является неким законом, должен пониматься в том смысле, который имели в виду изложившие и утвердившие этот закон. А эти отцы запрещают собственно и в первую очередь исповедание веры, которая была бы противоположна вере отцов и не согласовалась с нею. Поэтому Бонавентура и говорит , что это определение этого первого отеческого запрета простирается только на противящихся [изначальной вере] и растлевающих ее, на тех, кто сознательно хочет портить, искажать и делать мерзкой и скверной веру отцов, посредством изменения или прибавления слов, выражений или буквы. Когда епископы собрались в Эфесе и Несторий не явился, будучи вызван, они сказали по каноническому обыкновению: «Да прочтется символ веры, изложенный 318 святейшими отцами и епископами, сошедшимися в Никее, так чтобы, по сравнении учения с этим изложением, согласное было утверждено, а несогласное отвергнуто» . Отсюда очевидно, что замысел Собора состоял в том, чтобы воспрещалась не вера, согласная с отеческой, но [только] противоречащая ей. Из этого очевидно, что означают слова: «не позволять никому произносить иную веру», кроме установленной в Никее , — то есть несогласную и противоречащую. Затем был зачитан Символ Никейских отцов: «Веруем во единого Бога … » и далее. Затем было зачитано послание Кирилла к Несторию, в которое он включает слова Никейского Символа, излагает и разъясняет их, доказывая, что Христос есть Бог и Человек, в единой ипостаси, а не в двух, рожденный от Марии Девы; и доказывает, что Она есть Богородица, приводя свидетельства от Священного Писания, дабы убедить Нестория содержать [сказанное] в послании и мыслить [в согласии с ним] . |
| 30. Вместе с теми, кто пришел из Италии, вернулся и упоминавшийся Христофор Коронский, имевший от папы разрешение и власть на то, что все, что он делает, будет им одобрено. Папа был извещен Собором, чтобы он через кого-нибудь своего либо соглашался и следовал за тем, что делают участники Собора в отношении единства, либо, если он желает чего-то другого, они будут делать то, что кажется правильным этому Собору. С этим и был прислан Христофор: внешне, чтобы следовать и содействовать посланникам Собора, а на самом деле – чтобы по возможности им противодействовать, если сможет. Итак, он тайно действовал в этом направлении в отношении императора и по большей части – в отношении Патриарха, так что в то время Патриарх был весьма дружественно расположен к нему и к папе: он обещал, что папа устроит Собор здесь. Патриарх очень содействовал этому делу, но император совершенно не принимал его. 31. После возвращения сюда наших послов пошли слухи, будто они там разделились и что архонты почти все сделали, пренебрегши игуменом. Это и сам он говорил Патриарху и некоторым своим друзьям. Из-за этого Патриарх тяжело принял результаты посольства. Император, узнав, что слухи распространяются, повелел архиереям, настоятелям и духовникам собраться у Патриарха. Пришел император и воссел вместе с Патриархом на правых катехумениях 83 . Сели также упомянутые люди, ставрофорные архонты Патриарха и немногие из сенаторов. Император заявил: «Я слышу, что наговаривают против того, что наши послы сделали в Василее. Говорят, что говорившееся и сделанное там не всегда было угодно всем троим, но если один из них был не согласен, то двое других оставляли его в стороне и сами делали то, о чем договорились. Из-за этого я и пришел, чтобы исследовать все это с откровенностью и чтобы знать нам, как мы будем поступать в дальнейшем». И повелел он послам, чтобы они подробно рассказали то, что там происходило. А затем, обратившись к слушателям, сказал: «В соглашениях имеются вещи внешние и государственные. И не будь они сокрыты, они могли бы причинить нам вред. Какая польза вам здесь слушать о кораблях, арбалетчиках и прочих вещах, предполагаемых для безопасности нас и Города? Чтобы это вышло отсюда, стало известно врагам и было направлено против нас самих? Поэтому мне представляется верным, – сказал он, – чтобы об этих делах они ничего не говорили, как о не нужных для нас и не способствующих делам церковным. Пусть говорят об их работе и переговорах, посредством которых они достигли соглашения». |
| [Митрополит] Кизика после праздничных дней Пасхи вышел из дома без мантии и, пересекая площадь и улицы Феррары, так взошел во дворец и искал быть представленным императору. За ним следовали два монаха и держали архиерейскую мантию. Архонты, увидев его и решив, что такая одежда недостойна его, просили его надеть мантию. Он же говорил: «Я не хочу больше быть архиереем, так как Монемвасийский [митрополит] оказался впереди меня. Я хочу увидеть императора и оставить здесь свою мантию». Архонты сказали ему, что «ты не можешь увидеть императора. Он в гневе, и даже мы не видели его». Но тот обещал, что не уйдет из дворца, пока не увидит его. Архонты вознегодовали, и после многих просьб, уговоров, советов и обещаний, что с их помощью император окажет ему подобающую заботу, они позднее и с трудом устыдили его. И он ушел домой, впрочем, без мантии. Такое вот вступление к готовящемуся объединению предоставило нам провозглашение Вселенского собора. Ведь вместо того чтобы положить начало единства с теми, с кем мы были в разногласии, это для нас самих оказалось началом разделений и раздоров. Часть V В которой [говорится] о том, как [митрополит] Эфесский написал папе, и с каким негодованием воспринял это Патриарх; о состоянии дискуссий по поводу чистилища; о том, как эмир готовился напасть на Город, и папа ничего не сделал для помощи Городу, хотя его многократно просили; и о том, что произошло по ходу дискуссий о чистилище Воспоминание пятое 1. Итак, когда все это, как сказано выше, было совершено, папа сразу же приказал переписать грамоту провозглашения [Собора] и послать ее ко всем латинским народам, что и было сделано. Послом во Францию он отправил епископа Критского Фантино 148 – одного из его советников и ближайших к нему людей, с тем, чтобы, как казалось, позвать и приготовить к прибытию оттуда посольство, подходящее и соответствующее такому Вселенскому собору. Патриарх, видя, что [митрополит] Сардский заболел к смерти, стал просить храм, чтобы похоронить его в нем, или же кого другого, если случится [кому] умереть. После многих его просьб с трудом выделили ему маленький храм, названный в честь св. Юлиана 149 . Когда митрополит скончался, то, воспев над ним внутри храма все, что подобает, похоронили его снаружи напротив стены храма. Было это 24 апреля. Мы совершили над ним одну заупокойную службу, но не служили в нем [т. е. в храме] литургию. [Незадолго до этого], когда наши, занятые лечением [митрополита] Кизического, увидели, что [митрополит] Сардский при смерти, то они сказали ему, и он своей грамотой передал местоблюстительство, каковое имел, Монемвасийскому [митрополиту], поскольку и это содержалось в грамотах Патриархов. Когда это было сделано и тот принял грамоту, упокоился и [митрополит] Кизический. |
| 24. Император пришел к Патриарху, собрались и мы там по его приказу. Папа послал трех кардиналов – камерария 196 , Юлиана и Фирмана, – и десять епископов. Юлиан начал, и от начала до конца обращался к императору с дерзновением, красноречием и риторическим умением. Пусть будет из его слов передано то, что осталось в нашей памяти, если невозможно изложить их дословно. Итак, он сказал, словно от имени папы 197 , что «блаженнейший папа послал галеры, согласно договоренности, которые и пришли туда к вам в сентябре месяце. И хотя вы могли прибыть на них сюда в течение всего ноября, вы прибыли в феврале, и потому произошли очень большие расходы из-за такой задержки. Затем, когда вы прибыли в Феррару, мы сказали, что надо устроить провозглашение Вселенского собора, и вы потратили на это больше месяца. Мы просили перейти к дискуссиям, и вы Ionяmь] не захотели, а попросили отсрочку в четыре месяца с тем, чтобы [только] после нее вы говорили. Вместо четырех месяцев прошло семь, и вы [снова] не захотели перейти к дискуссиям. Но и по ходу четырех месяцев вы согласились, что будете встречаться с нашими дважды в неделю и что мы будем говорить о различиях между нами. И вы дали нам об этом грамоту. Тем не менее, вы встретились восемь раз, а затем прекратили. Было установлено, что мы будем говорить на Соборе трижды в неделю неопустительно, но вы и это не соблюли, но встречались с промежутками, а потом и от этого отказались. Показалось правильным, чтобы нам отправиться во Флоренцию. Зная ваши отсрочки и промедления, мы попросили, еще будучи в Ферраре, и вы письменно обещали, что мы неопустительно будем дебатировать трижды в неделю, и что никакая причина, или же болезнь императора или Патриарха, или оратора, не воспрепятствует определенной и установленной встрече и собеседованию. Если оратору воспрепятствует болезнь, то другой пусть восполнит его речь. И если значительный святой праздник придется в установленный день, то чтобы на следующий день произошло собеседование, дабы мы скорее пришли к общему решению. Вы же не соблюли даже письменного соглашения, но после немногих встреч остановились, не придя к заключению. Блаженнейший же Отец исполнил и исполняет то, о чем было договорено, а скорее даже – гораздо больше. Вы же не сохранили ни первого соглашения, о чем письменно обещали на провозглашении Собора, ни второго, когда перешли к собеседованиям, ни третьего, которое дали письменно при переезде во Флоренцию. И сейчас, после прошедших здесь собеседований, что другое вы любите, кроме праздности, придерживаясь ее, будто бы для вас полезной? Итак, мы утверждаем, что наши доказали блестяще и достаточным образом, что то, о чем мы говорим, является истинным учением Церкви и ее святых учителей. Если вы убеждены тем, что услышали, то приходите к заключению; если же вы еще сомневаетесь, то возвращайтесь вновь к дискуссиям». |
| Итак, он часто говорил Патриарху: «Нехорошо нам сидеть праздными. Надо нам думать и советоваться о церковных делах». И в конце собеседований о прибавлении он сказал Патриарху в присутствии [митрополита] Никейского и меня: «Прошу, чтобы мы вовсе не сидели праздными, но если ты прикажешь, хорошо нам было бы размышлять и советоваться. Так, мне кажется нужным знать, можем ли мы применять икономию, или нет. Если мы имеем от святых [отцов] позволение и дерзновение применять икономию, чего, как я считаю, нам не дано, то все же, если это окажется так, пусть нами соблюдается неукоснительно. Если же мы не имеем права следовать икономии, к чему и я скорее склоняюсь, то пусть это будет отсоветовано и императору, дабы и он был извещен, что не найдет с нашей стороны икономии, чтобы знал, как устроять дело, больше не дерзая устроять дела Собора по икономии. Итак, если ты прикажешь, то пусть здесь соберутся пять или шесть лучших, способных хорошо все рассмотреть. И пусть через строгое исследование и поиск они посоветуют и постановят, что нужно делать». Патриарх на это ответил, что «нам не стоит советоваться в отсутствии императора, поскольку кажется, что может быть несогласие между нами и им. К тому же император хорошо влияет на дела Собора, так что необходимо и его присутствие». Духовник сказал: «Делом Церкви является рассуждать и советоваться о церковных делах. Твоя великая святость должна созвать наиболее знающих, исследовать необходимое и принять решение. Так твоя великая святость должна поступать в церковных делах согласно канонам. И не будет из-за этого никакого несогласия, ведь это является делом Церкви, и она сама заботится о себе всякий раз, как принимает решение о церковных делах. Я же боюсь еще и другого, – говорил [духовник], – поэтому и обращаюсь к тебе. Слышно, что папа собирается переехать в другое место. Я думаю, что и император имеет об этом какую-то информацию. Так, если папа переедет и увлечет и нас дальше, то из этого не произойдет ничего хорошего для нашей Церкви, но они сделают все, что только латиняне захотят. Поэтому умоляю тебя – рассуди хорошо об этом и о том, что я сказал прежде. Ведь если ты отсоветуешь эти две вещи императору: первое – относительно икономии, что он не найдет ее у нас, так как мы, как я думаю, не имеем на нее позволения от святых [отцов], второе – о переходе [папы в другое место], что мы не переедем глубже, что бы ни произошло. Если это будет сообщено императору как единогласное и не подлежащее изменению решение, то он вновь позаботится о нас, освободит нас отсюда и вернет на родину. Ведь император – самый рассудительный и находчивый из всех, кто пришел оттуда в эти места, и благодаря своему удивительному знанию он изыщет способы и средства, чтобы вернуть нас благополучно домой». |
| Они же ответили на это, что «не произошло это от излишнего усердия, но просто было написано так секретарем. Но никто из нас никогда не говорил так о вас, и сейчас мы не говорим, будто есть у вас ересь. Мы можем подтвердить это и свободно возвестить во всеуслышание, если вы хотите. Мы считаем, что это будет достаточным врачеванием для вас, и не стоит соблазняться из-за ошибки секретаря». На это месадзоны сказали, что «не будет для нас врачеванием то, что вы хотите сделать нам на словах. Каким будет словесное врачевание, или какое оно будет иметь для нас значение, если мы примем декрет, как он есть, и предложим в качестве нашего оправдания то, что ставит нас в один ряд с богемцами, имеющими многие и наихудшие ереси? Какой смысл нам принимать это?» Когда они услышали это, то встали, отошли немного вперед и достаточно обсуждали это наедине. Затем, вернувшись и рассевшись, они сказали: «Мы клятвенно утверждаем, что не произошло это с коварством или по убеждению, но является оплошностью и ошибкой. По большей части эта ошибка лежит на ваших послах, ведь они присутствовали на Соборе и видели декрет и до его завершения, и после. Если бы они сказали что-нибудь об этом и искали исправления, то это исправили бы сразу и безусловно. Поскольку же там они ничего не сказали, и мы пришли сюда с этим декретом, то мы не знаем, какое другое можно предложить врачевание. Мы просим вас: подумайте и скажите нам о другом врачевании, достаточном для вас, которое и мы могли бы осуществить. И мы это сделаем». На этом собрание было распущено. 38. Когда мы вышли, то наши послы сказали нам наедине, что «эти люди имеют от Собора большую власть. Мы думаем, что есть у них и буллы. Если вы будете сильно настаивать, то они могут изменить декрет и передать его запечатанным». На второй встрече это опять обсуждалось с большим напором со стороны наших. Те ответили, что «ни мы, ни участники Собора в Василее не придерживаемся о вас такого мнения, как, вы утверждаете, говорит декрет. И не было это написано с целью, которую вы предполагаете. |
|
|
