| Затем было зачитано определение того же Собора, т. е. Шестого. «Итак, после того как все сие уставлено нами со всевозможным тщанием и вниманием, определяем, что никому не позволяется проповедовать другую веру, или списывать, или составлять, или держать в уме, или иначе как-нибудь учить. А тем, которые дерзнут или составлять другую веру, или распространять или учить, или преподавать другой символ желающим обратиться к познанию истины из язычества, или иудейства, или ереси какой-нибудь, или вводить новые слова, или изобретать чтение, к превращению ныне нами определенного, — тем, если они епископы или клирики, быть чуждым — епископам епископства, клирикам клира, если же монахи, или миряне, быть под анафемой» . Затем было зачитано из книги Деяний того же Собора. Отрывок из послания к императорам ромеев святейшего Агафона, папы Римского «Мы сохраняем законно составленные определения святых и апостольских наших предшественников и досточтимых святых соборов, — определения в простоте сердца и без всякой двусмысленности отцами преданной веры, желая и стараясь всегда иметь одно и главное благо, чтобы ничто из законно определенного не убавлялось, ничто не изменялось и не получало прибавлений, но чтобы сохранялось одно и тоже, неизменным по букве и по смыслу» . Отрывок из иного послания того же святейшего Агафона, папы Римского, к императорам ромеев «Все наше знание состоит в том, чтобы всеми силами своего ума сохранять определения кафолической и апостольской веры, которые доселе апостольский престол вместе с нами содержит и передает. Мы веруем во единого Бога Отца всемогущего, Творца неба и земли, видимых всех и невидимых, и в Сына Его единородного, рожденного от Него прежде всех веков, Бога истинного от Бога истинного, света от света, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, т.е. одного естества с Отцом, чрез которого сотворено все, что на небе и что на земле; и в Духа Святого, Господа животворящего, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном споклоняемого и сславимого» . Определение святого и Вселенского Собора Седьмого, второго собравшегося в Никее |
| Кард. Дж. Я все этого говорил к тому, что уже после запрета Эфесского Собора было прибавлено нечто справедливое и разумное. А значит, не запрещено прибавлять (προσθεναι) нечто разумное и справедливое. А. Р. Запрет [Шестого Собора], преосвященнейшие отцы, не дает вашим преосвященствам никакого повода к обвинениям или нападениям на нас. Ведь отцы Шестого Собора с самого начала говорят об иной вере и ином Символе. А мы выше уже неоднократно показывали, что мы не проповедуем иной веры и не составляем иного Символа. Так что у вас, отцы, нет никакого повода к обвинениям против нас. Зачитай послание Агафона! Оттуда же был зачитан отрывок, приведенный выше. Затем архиепископ Родосский вновь продолжил: А. Р. Это письмо вновь подтверждает то, о чем мы говорили до сих пор. Ибо сей понтифик говорит, что в преданной [отцами] вере никому не позволено ничего изменять, убавлять и прибавлять, но следует пребывать в оной отеческой вере. Мы и сами превыше всего ставим это. Когда же он говорит, что и « по букве », и в словах ничего нельзя прибавлять, то и это нисколько не служит доводом против нас, поскольку эти выражения следует понимать как относящиеся к смыслу (πρς τν νον). Ведь именно так и говорит сей понтифик — не только о букве, но и смысле. Ведь, как сказано у Павла, « сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению » (Рим. 10:10). Вера состоит не только в мыслях, но и в исповедании, а это исповедание невозможно без слов. Но поскольку звук — это образ, обозначающий движения души, никак нельзя подумать, чтобы сказанное относительно буквы не относилось к смыслу. И как образ относится к своему первообразу, так и слова нужно возводить к смыслу. Поэтому мы и говорим, что нельзя прибавлять слов, содержащих противоположный смысл или обозначающих иную веру. Выше мы уже сказали, что разъяснения, сохраняющие смысл в неприкосновенности, не запрещены. Следовательно, сей понтифик запрещает только ту «букву», которая создает иной смысл. Кард. Дж. Это совершенно очевидно из Символа Агафона, который он сам приложил [к письму]. Ибо он говорит о Сыне: « Сына Его единородного », но не говорит « во единого Господа Иисуса Христа » — эти слова он исключает. Затем он говорит: « Прежде всех веков от Него рожденного », исключая « Бога истинного от Бога истинного, свет от света, рожденного, не сотворенного », зато добавляет « что на небе и что на земле » , чего нет ни в нашем Символе, ни в вашем. Такая прибавка в отношении буквы является разъяснением и никак не подпадает под запрещения. Так что если греки не обвиняли Агафона за то, что он что-то прибавил к Константинопольскому Символу, а что-то — отнял, так почему же вы обвиняете нас за прибавку «и от Сына»? Ведь она истинна, даже если и прибавлено это краткое слово! |
| Существует и в текущем столетии широко распространился взгляд на народное благочестие как на некое орудие промысла Божьего, придающее Церкви вероучительную непогрешимость. Согласно этому взгляду, хранителем и гарантом истины являются в Церкви не римский первосвященник, не церковная иерархия и не Соборы, хотя бы даже «вселенские», а «народное благочестие», т.е. общественно-церковное сознание, якобы предотвращающее утверждение и тем более господство в Церкви ересей и лжеучений. В качестве примера обычно приводится судьба объединительных решений Ферраро-Флорентийского Собора 1438 г. На этом соборе, как известно, произошло каноническое объединение Восточной и Западной Церквей, находившихся в разобщении с 1054 г. Но объединительное решение Собора, принятое всеми его участниками, за исключением одного представителя Восточной Церкви, не было реализовано, т.к. уже в 1453 г. т.е. спустя всего пятнадцать лет, Константинополь пал жертвой мусульманских полчищ, что на много столетий ослабило и изменило структуру восточного христианства, сместив его центр из Византии в Россию. Но непосредственной причиной того, что единение, достигнутое во Флоренции, осталось лишь на бумаге, явился его формальный, лишенный внутреннего содержания характер. Восточные участники Собора не могли идти на предложенный западной стороной компромисс сколько-нибудь искренно и подписывали предложенные им определения только потому, что участвовавший в Соборе император Константин надеялся на помощь Запада агонизировавшей Византии и оказывал на иерархов соответствующее давление. Возвратясь на родину, восточные отцы постарались сразу же забыть о соборных делах и решениях, в чем им очень помогло развитие политических событий: в условиях разразившегося турецкого нашествия ни духовенству, ни тем более несчастному населению было не до церковных проблем! Ни в этом случае, ни в каких-либо других миряне в своей массе не могли и не могут быть носителем, тем более гарантом правоверия. Наоборот, как показывает исторический опыт Церкви, именно миряне оказываются той питательной почвой, на которой нередко, особенно при отсутствии или даже недостатке просветительного и организующего пастырского и богословского руководства, пышным цветом расцветают обрядоверие, суеверие, начетничество, буквоедство, религиозный национализм и фанатизм, т.е. все те болезни, в условиях которых народное благочестие оборачивается злочестием, чему примеров мы в русском православии видим предостаточно. |
| А. Р. Мы исчерпывающим образом доказали, что эти слова (μριον κενο) наличествуют среди [постановлений] Седьмого Собора. Так что эта прибавка — если, конечно, это можно назвать прибавкой, была необходима и была прибавлена уже на Седьмом Соборе. В нужный момент мы скажем об этом. Теперь же осталось разъяснить всего одну вещь: ранее ваши преосвященства говорили, что Символ определен и, так сказать, запечатлен, так что никак нельзя к нему что-либо прибавить или от него отнять. В качестве примера вы привели слово «Богородица»: во времена Нестория возник спор [относительно этого слова], поскольку этот самый Несторий утверждал, что [Мария] не была Матерью Бога; по рассмотрении же [вопроса] на Святом Соборе было вынесено определение, что Она была Богородицей. Однако же, как вы говорите, это [слово] не было внесено в Символ, но только в определения Собора. Но мы отрицаем необходимость включения этого [слова] в Символ, поскольку из того, что уже содержалось в Символе, и так следовало, что Она — Богородица. Ведь в Символе сказано: « от Отца рожденного » и « единосущного Отцу »; следовательно, Он Бог, как и Отец. А затем: « воплотившегося и вочеловечившегося »; следовательно, Дева родила Бога и человека. К тому же, даже если и есть какое-то различие между Символом и определениями, между ними есть немалое сходство. Причина в том, что в определениях содержится многое, относящееся к вере; исчислять все нет нужды, но всякий, кто хочет, может найти книги, в которых заключено множество определений отцов, относящихся к вере. И вот в этом-то отношении определения и Символы равнозначны. Отцы, составляя определения, помещали их после Символа и запреты в равной мере относили и к ним, тем самым показывая, что все множество определений и Символ имеют равное значение. Можно проверить и убедиться, что это совершенно очевидно! Отсюда следует, что на множестве собраний были равно преданы анафеме преступающие как [определения], так и [Символ]. Этого было вполне довольно, так что благодаря этому ничто в христианской вере не могло уже показаться менее значимым, [чем прочее]. Поэтому-то внести слово «Богородица» в определения — это то же самое, [что и внести его в Символ]. Впрочем, если бы они и захотели внести его в Символ, это по причинам, о которых я уже говорил ранее, никоим образом не было им запрещено. Для вящей очевидности приведу пример: последующие Соборы прибавили к Символу множество слов, которые, пожалуй, были даже менее необходимы, как слово [«Богородица»]. Но все дело в том, что в том, что они сочли, что сказанного о нашем Спасителе в Никейском Символе и так довольно. |
| 6. Мы же сидели праздно и впустую, бедствуя и негодуя, и испытывая стеснения от недостатка пропитания, так как памяти о его даровании не было ни у кого. Видя, что четырехмесячное промедление [с открытием Собора] подходит к концу, мы стали говорить Патриарху: «Вот, промедление кончается. Итак, нам надо посмотреть и решить, если что нуждается в исправлении для устроения грядущего Собора». Он же ответил: «Еще не кончилось промедление, и нам не нужно ничего говорить». Когда оно кончилось, мы сказали: «Вот, промедление кончилось. Итак, нам больше не надо праздно истощать время на чужбине». Патриарх медлил, говоря в качестве предлога, что «мы не можем ничего делать, пока отсутствует император». Через несколько дней мы вновь приступили к Патриарху и просили, чтобы он сообщил об этом императору, что он и сделал. Император же ответил, что «мы ожидаем послов от королей и властителей, ждем множество епископов и кардиналов. Как мы устроим Собор до их прихода? Мы ведь пришли не для того, чтобы устраивать Вселенский собор с одними феррарцами». Итак, мы по необходимости и против воли остались сидеть. 7. Между тем, страну постигла заразная болезнь, и от бубонной чумы ежедневно многие умирали. Из страха смерти убежало большинство кардиналов и епископов. Так, если ко времени провозглашения Собора было 11 кардиналов и 150 епископов, то когда Собор начался, осталось только 5 кардиналов и 50 епископов. Все наши оставались среди умирающих, но никто не умер и не заболел во время этой смертельной болезни. И это казалось удивительным. В доме же Русского (митрополита), и только в нем, заболела и умерла большая часть русских 164 . 8. Латиняне распространяли против нас слухи, будто мы имеем 54 ереси. Записывая это в тетрадях, они предлагали их на продажу на рынках. Услышали об этом и мы, и, сочтя дело серьезным, сказали Патриарху, что «какой же Собор устроят вместе с нами те, которые говорят и пишут, будто мы имеем такие ереси? Какой мы найдем с ними общий язык? Нужно это исследовать». И все мы много говорили об этом Патриарху. В то время были там и Дисипаты, и они пытались успокоить нас, говоря, что «[все] это – дела дурных людей, ведь ни папский синод, ни кто-либо из их значимых людей не говорил против нас ничего такого, но, напротив, они почитают и восхваляют нас. А то, что вы слышали, было сказано дурными и невоспитанными людьми, и нам не следует соблазняться словами дурных людей и расстраивать дела». Но мы возражали, говоря, что «в таком случае, надо исследовать и показать, что дурными являются люди, написавшие это, и что они нуждаются в воспитании со стороны хороших». Но Дисипаты советовали нам оставить это дело, а Патриарх насмешливо отстранял нас. Мы же сказали, что «то, что ими сделано, касается не только нас, но всех греков. Но если вы отказываетесь от этого, то по необходимости будем молчать и мы, хотя и не следовало бы». 165 |
| Кардинал Джулиано. Преосвященнейшие отцы, с распоряжения блаженнейшего отца и этих преосвященнейших отцов, я объявляю, что справедливость требует, чтобы мы исполняли соглашения, заключенные нами позавчера. Поэтому, конечно, время позволяло высказаться архиепископу Родосскому, который был готов дать ответ на сказанное [на первом заседании] митрополитом Эфесским, но пусть будет так, как вы хотите. Если вы хотите зачитать определения [Соборов] и так настаиваете, пусть они будут зачитаны, но не как с нашего или всеобщего изволения. Митрополит Эфесский продолжил свою речь и сказал следующее: Мы будем зачитывать не определения целиком (это было бы слишком долго), а отрывки из них, относящиеся к обсуждаемому вопросу. Поскольку у Первого и Второго Соборов нет определений о Божественных догматах, кроме самих изложений веры — Символов, или, точнее сказать, Символа (ибо они были приняты и утверждены последующими Соборами как один Символ), мы начнем с книги деяний Третьего Вселенского Собора. В этой книге стоит на первом месте и озаряет [все своими лучами] Символ Никейских Отцов, а за ним следует определение самих Отцов, собравшихся в Эфесе, определяющих, что этот Символ должен оставаться неколебимым и неизменным. Итак, мы просим вас со всевозможным терпением выслушать слова этих блаженных мужей, столь многочисленных и столь великих в добродетели, а также наши доводы, которые мы будем приводить и во время чтения, и после его окончания, в доказательство нашего изначального утверждения, что у всех христиан должна быть одна кафолическая вера, к которой нельзя ничего прибавлять и от которой нельзя ничего отнимать. Затем был зачитан Символ I Вселенского Собора. Изложение веры 318 святых Отцов, собравшихся в Никее «Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; — и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, т. е. из сущности Отца, Бога от Бога, Свет от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Отцу единосущного, чрез которого все произошло, как на небе, так и на земле, ради нас человеков и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; — и в Духа Святого. |
| 83 Darrouzes J. Les regestes... P., 1991. Fase. VII. Les regestes de 1410 á 1453. N 3302.. Греческий текст патриаршей грамоты утрачен, русский перевод см.: РИБ. Т. 6. 40. Стб. 357–360. 84 Сохранились в рукописи ГИМ, Муз. 1209. Л. 223 об. – 225. Впрочем, по свидетельству поздней Густынской летописи, византийскому руководству, стоявшему уже на пороге катастрофы, в конце концов пришлось признать сан Григория (cm.: FijalekJ. Biskupstwa greckie w ziemiach ruskich od potowy XIV w. na podstawie zrodel greckich//Kwartalnik historyczny. Lwow, 1897. S. 51). Возможно, по этой причине во время Констанцского собора византийская делегация присутствовала на литургии, возглавлявшейся Григорием, а сам он обращался к папе Римскому не только от своего лица, но и от своего «господина Константинопольского императора... а также патриарха этого города» [см.: Ломизе E. М. Константинопольская Патриархия и церковная политика императоров с конца XIV в. до Ферраро-Флорентийского собора (1438–1499)//Византийский временник. M., 1994. Т. 55(80). Ч. 1. С. 104–110]. Это создало прецедент легитимации митрополита post factum, что впоследствии сыграло свою роль при признании митрополитом всея Руси другого Григория – Григория Болгарина, а также обнаружило желание византийского руководства использовать фактор Киевской митрополии, судьбы которой оказались переплетены с католическими Польшей и Литвой, в переговорах о предоставлении Западом экстренной помощи в борьбе с натиском османов. 86 О чем свидетельствует повторное, после 1411–1412 гг., пастырское посещение Галича святителем Фотием в 1420–1421 гг. 89 Хотя ранее – в 1367 r.– переговоры велись и с ним, в лице патриарха Филофея, который выразил согласие на созыв большого собора для обсуждения разногласий между Востоком и Западом: Ibid. Р. 216–217. См. также: Ломизе E. М. Проект унии 1367 г. в контексте политики Константинопольского Патриархата на Балканах второй половины XIV в.//Славяне и их соседи. M., 1991. Вып. 3. С. 29–40. 92 Весной 1432 г. Василию II удалось получить в Орде ярлык на великое княжение, но его противостояние с дядьями и затем двоюродным братом, претендовавшими на престол, продолжалось до 50-х гг. XV в. |
| Притом запрет этот относится ко всеобщей полноте Церкви, а не к частным лицам. Ибо что за дело Церкви до того, как тот или иной человек выразил или истолковал одну и ту же веру? Но то [исповедание], которое всенародно читается в Церквах, с которым мы крестимся, — вот о нем-то [отцы] приложили попечение, чтобы оно оставалось неизменным. Издав этот запрет первыми, они запретили перво-наперво самим себе: хотя им и было нужно прибавить слово «Богородица», бывшее столь необходимым в то время и совершенно определенно подразумеваемое в Божественном Символе, они его не прибавили, сделавшись примером для своих преемников и делом утвердив установленный ими закон, несмотря на крайнюю необходимость (ведь скверные догматы Нестория тогда поколебали всю Вселенную) — и все это при том, что это слово очевиднейшим образом подразумевалось в Божественном Символе. Ибо если сказать, что « единосущный Отцу » Сын, « сошедший с небес », воплотился « от Духа Святого и Марии Девы », это не может означать ничего иного, кроме того, что Святая Дева родила Бога. А значит, слово «Богородица» — не что иное, как раскрытие (νπτυξις), но оно не было прибавлено. Вы скажете: «Это потому, что совершенно ясно и так, что оно подразумевается Символом». Однако было немало иного, что подразумевалось в Символе не столь очевидным образом, но и это не было прибавлено. К примеру, ипостасное единение Сына Божия с воспринятой от нас природой, о котором говорили сами отцы Третьего Собора; или то, что две природы в Господе нашем Иисусе Христе сохранились без смешения и после соединения, что было предметом обсуждения на Четвертом Соборе; или то, что сохраняются два воления и два действования, чему посвятили все свои речи отцы Шестого Собора. Все это содержится в Символе не столь очевидным образом, и тем не менее раскрытия и разъяснения, которые совершались [по этим вопросам], не прибавлялись к этому знамению веры. Положим, следует прибавлять [раскрытия тех учений, которые] изложены крайне сжато, — но отцы не прибавляли сказанное неясно; или, быть может, напротив, более ясное? Но участники Третьего Собора этого не сделали. |
| 2. Ватикан поддерживает Унию Несмотря на то что Ватикан лицемерно «осуждает» Унию как метод соединения Церквей (Баламандское соглашение, §1), он подтверждает ее тем, что признает существование униатских общин (§31), всячески усиливая их присутствие и деятельность на канонических территориях Православных Церквей. Поэтому мы спрашиваем себя: до каких пор мы, православные, будем продолжать богословский диалог, терпя это чудовищно ненормальное положение вещей? Католики (не считая достойных похвалы исключений, когда они, в отличие от Ватикана, не согласны с Унией) непоследовательно осуждают Унию как метод прошлого и, в то же время, признают униатские общины. Как возможно осуждение Унии и одновременная поддержка униатских общин, которые делают Унию реальностью на сцене современной истории? Прошлая неприглядная деятельность папской Унии известна. Напомним, что, используя политическую и военную беспомощность Восточной империи после тяжелого венецианского владычества, паписты заложили первое основание Унии, подчинив православных греков решениям папского Лионского собора (1274) при императоре Михаиле Палеологе и патриархе Иоанне Векке. Вторым серьезным основанием стало известное тираническое требование Папы Евгения IV, чтобы находившиеся в затруднительном положении восточные христиане полностью подчинились Ферраро-Флорентийскому собору (1439). Кроме того, со времени Брестского собора (1596) иезуиты делали Унию великим искушением для православной Восточной Церкви подобными по своему коварству методами. Уния стоила жизни Патриарху Кириллу Лукарису, привела к низложению многих патриархов, отторжению из недр Церкви великих общин на Украине, в Трансильвании, Далматии, Антиохии и вызвала жестокие гонения на православных в этих и других областях, контролировавшихся турками . В тот же исторический период организуемая папами униатская пропаганда развивается в два этапа: сначала как деятельность отдела папской курии Propaganda Fidei (Пропаганда Веры), а затем в виде строительства школ (главенствующее место среди них занимает Коллегий св. Афанасия в Риме), руководимых папскими миссионерами с целью не столько обращения в Унию отдельных лиц, сколько изменения всего мировоззрения православных при помощи латинофильской деятельности многих выпускников таких школ. |
| Является историческим фактом, что догмат о чистилище был утвержден Римско-Католической Церковью в 1439 году в рамках Ферраро-Флорентийского собора. Автор представленной статьи иеромонах Симеон (Томачинский) выдвигает смелую теорию того, что влияние на формирование данного вероучительного положения оказала " Божественная комедия " Данте Алигьери, написанная почти за сто лет до начала собора. «Божественная комедия» итальянского поэта Данте Алигьери – одно из величайших произведений мировой литературы. Но если в России, по остроумному замечанию известного критика Льва Данилкина, Данте больше знают как защитника мюнхенской «Баварии», то для современной Италии он остается культовой фигурой. Примерно как для нас Пушкин, а точнее – значительно больше, поскольку у нас есть еще Гоголь, Толстой, Достоевский и далее по списку. В конце 2012 года по итальянскому телевидению прошла рекламная кампания мобильного оператора TIM с образами “Божественной комедии”. Это выглядело, например, так. Дискотека в аду, среди танцующих - Данте и Вергилий. У Данте звонит телефон, он говорит: " Это Беатриче! " Вергилий: " Я так и думал " . Данте, видимо, отвечая на упрек Беатриче, восклицает: " Где я? Где ты хочешь, чтоб я был? В аду, конечно " . Ну и так далее, «пользуйтесь сотовой связью», которая и в аду, и в чистилище работает. В декабре 2012 была запущена целая серия подобных роликов. Молодежь c удовольствием покупает головные уборы в виде лаврового венка, как у Данте. Осенью 2013 появилась компьютерная игра " Dante Inferno " (Дантовский Ад), затем вышел опус «Inferno» Дэна Брауна. И, конечно, появляется множество современных изданий «Божественной комедии», научных и популярных. Знаменитый актер Роберто Бенини даже осуществил в 2012-2013 годах необыкновенный проект – публичное чтение дантовской поэмы со своими комментариями, которое многие месяцы транслировалось по телевидению, получило невероятный рейтинг и было издано на CD – проект называется “Tutto Dante” («Весь Данте»). " Богословие - поэзия Бога " , - говорит Бенини в своем вступительном «Письме к Данте». |
|
|
