| Вторая глава – это наиболее важная и существенная часть сочинения архиепископа Феофана. Несомненно, главной задачей было определить значение Имени, и он, использовав все имевшиеся в его распоряжении научные ресурсы, обнаружил при этом и тонкость филологического анализа, и ясность философского мышления. В III главе «О происхождении тетраграммы», автор излагает и критикует попытки западной науки опровергнуть происхождение Имени Яхве из еврейского языка и из круга представлений, составляющих библейское мировоззрение, и доказать заимствование евреями этого Имени от языческих народов. На первом месте среды таких попыток стоят теории, производящие Имя Божие из Египта. История народа еврейского во времена Моисея была тесно связана с Египтом, а Моисей был тем, кто открыл это Имя. Естественно, что мысль о происхождении Имени из Египта была высказана уже в древности. Рассматривая свидетельства древних авторов о том, что египтяне воспевали богов семью гласными, опровергается утверждение о том, что эти семь гласных составляют имя IEHΩOVA. В эллинистической магической литературе Имя Божие часто ставилось в связь с этими семью гласными, которые выражали семь тонов. По мнению архиепископа Феофана, семь гласных египтянами употреблялись в качестве семи нотных знаков. А на имя IEHΩOVA повлияла уже сама библейская тетраграмма, особенно в её эллинизированной форме Ιαω. Кроме этого, египтологические теории того времени обращали внимание не только на произношение, а на значение Имени Яхве, и старались доказать заимствование евреями из Египта самой идеи самосущего Бога. Эти теории сближали значение Имени Божиего с изречением саисской надписи, относимой Плутархом к Изиде: «я есмь то, что было, есть и будет», с подобным же выражением египетских надписей об Озирисе: «Я есть я» и с таинственным именем верховного божества, употреблявшимся илиопольскими жрецами: Cherpa. Архиепископ Феофан указывает на невозможность заимствования евреями у египтян при существовавшем между ними антагонизме священного Имени национального Божества. |
| Потому воодушевись мужеством, не почитай сего помышления происходящим от тебя, не давай ему надолго оставаться в душе, и особенно не допускай до сердца. Спеши изгнать его ясным представлением о безрассудстве и опасности отлагательства; будь уверен, что это малое требование есть сокращение всего, есть прелестное представление рабства в виде свободы, есть льстивое дружество, скрывающее непримиримого врага. Воодушевись: поразив сего врага, ты приобретешь решительную победу. Скажи: «готово сердце мое... восстав, иду...» «Трудно!!.. Но что же бывает без труда? С тех пор как проклята для человека земля в делах своих, – человек в поте лица достает себе благо телесное, тем более – духовное. Зато сколько бывает наконец утешений в приобретении! Жена, егда раждает, скорбь имать, но за радость рожденного дитяти забывает все прежние скорби ( Иоан. 16:21 ). Недостойны и страсти нынешнего времени к хотящей славе явитися в нас – ( Римл. 8:18 ) – явитися и здесь в духе, и там, во всем нашем существе. И что еще особенно может служить нам в утешение? То, что труд самоисправления не столько тягостен на деле, как нам кажется с первого раза. Он представляется необъятным только со стороны, только дотоле, пока мы не вступили в него. – И здесь, как в обыкновенных делах, все зависит от воодушевления, с каким кто приступает к делу. Спросите у всякого нелицемерно деятельного человека, спросите его о тяжести трудов: он тоже скажет вам, что труды его могут исчислять и взвешивать только другие, а для него их нет, он не замечает их. Воодушевление, приводя в быстрое движение все его силы, поглощает все беспокойства, возносит его над всеми препятствиями и среди неудобств – он идет, как по гладкому и пространному пути. – То же в деле спасения: тесен путь к царствию, тяжким представляется иго Христово: но только до тех пор, пока мы стоим еще вне, соображаем, обдумываем ход новой жизни. Но когда зародится и образуется в сердце спасительная решимость, – она приносит с собой и воодушевление на благое делание. |
| «И как-то приглушенней, – замечает один современный историк, – без акцентов, «досказывается» обычно история о том, как царский духовник впал в немилость из-за своего «протеже» 47 . Наша же цель в рассмотрении данного пункта биографии будущего архиепископа состоит в том, чтобы на основании различных, порой противоречивых, свидетельств внести необходимые черты в составление объективного портрета его незаурядной личности, что, несомненно, поможет понять и его богословие. Все современники тех событий единодушно указывают на одну причину, послужившую основанием известной дружбы архимандрита Феофана с Распутиным; «он всегда искал каких-нибудь «святых» – живых» 48 , И ему, как человеку «высокой подвижнической жизни, Распутин показался религиозно-значительной, духовно-настроенной личностью» 49 , так что сам «он говорил, по словам бывшего министра финансов В.Н. Коковцева, что Распутин «доходил до такого глубокого молитвенного настроения», которое архимандрит Феофан «встречал в редких случаях среди наиболее выдающихся представителей нашего монашества» 50 . При этом другой очевидец замечает, что нет данных утверждать, чтобы слава Распутина, как подвижника, раздувалась бы в этот период времени искусственно… Распутин…, вероятно, обладал действительно какими-либо качествами и особенностями, выдвинувшими его на поверхность и заставившими говорить о нем. Этот слух дошел и до столицы России» 51 . Есть несколько несогласующихся до конца свидетельств о том, как произошло знакомство архимандрита Феофана с Распутиным. По одному из них, инспектор С.-Петербургской Академии «не раз» ездил к нему на родину в Сибирь, «почитая его за праведника» 52 . Но об этом ничего не говорил близкий в ту пору к отцу Феофану митрополит Вениамин (Федченков) . Напротив, он утверждает, что Григорий Распутин, побывав в Казани, «познакомился с монахами-профессорами и студентами Духовной Академии и произвел на них сильное впечатление. Они порекомендовали ему отправиться в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где тогда ректором был епископ Сергий, а инспектором – известный по своей подвижнической жизни и учености архимандрит Феофан. |
| Иннокентий обладал дивной способностью неотразимо влиять и воздействовать на всех окружающих его и высоко поднимать дух воспитываемых. Особенное внимание обращал он на способность студента быстро схватывать умом предмет, ясно, речисто излагать свои о нем мысли, на умение скоро и вместе толково, обстоятельно решить данный вопрос, менее давая цены трудолюбию и кропотливости в ученой работе, нежели этим качествам. Поэтому и на экзаменах, едва скажет студент два-три слова из билета, он тотчас начинает ему делать возражения, давать разного рода вопросы, переходя от одного предмета к другому по соприкосновенности их между собой, и т.д. И относительно домашних, внеклассных занятий студентов ректор иногда вдруг присылал своего келейника в студенческие комнаты с темами для сочинений или проповеди и с требованием по возможности скорее выполнить работу. Выигрывал в оценке своей успешности при этом тот, кто скорее и лучше выполнял работу 16 . Это, без сомнений, весьма сильно способствовало развитию умственных дарований, быстроты соображения и дара слова, поощряло даровитых, держало всех студентов в постоянном умственном напряжении и, так сказать, наэлектризовывало их, особенно в виду живого и блестящего примера всего этого в самом ректоре, перед умом, красноречием и другими необыкновенными способностями которого невольно преклонялись не только студенты, но и сами наставники академии. Впрочем, это, несколько одностороннее и определявшееся чисто личными особенностями богато одаренной природы самого ректора, влияние последнего в академии умерялось и уравновешивалось влияниями других, также достойных всякого уважения, хотя и не обладавших такими особенностями, лиц, призванных к ближайшему воздействию на ход жизни академической, на ее характер и направление. Таков, за время обучения преосв. Феофана в академии, был, прежде всего, сам первостоятель церкви Киевской и главный начальник академии митрополит Киевский и Галицкий Филарет Амфитеатров , известный своим строгим благочестием и подвижничеством столько же, сколько и строгостью православного образа мыслей, не допускавшего никакого вольномыслия, и твердостью правил жизни и действования 17 . |
| 195 Ib. 2, 271–273. κα πρτος εϑς ερϑης δετερος οτω νομζων ευτυχς προεκτρχειν κ σο σκιλισϑεις δυστυχς υποστρει 300–302... λιον... ν τ παρατξει τς μχης εναντον. 198 Георгий Писидаговорит только о затмении, не указывая даты (2, 368); но она вычислена; Oppolzer. Canon der Finsternisse, стр. 353. 202 Pernice,o. с. р. 121, приурочивает увеличение дани и выдачу заложников к этому именно времени. Позволю себе высказать предположение, что к этому времени относится осада славянами Фессалоники, о которой сохранился подробный рассказ в «Чудесах св. Димитрия». – Acta Sanct. Aprilis, IV. 203 Дата отъезда Ираклия дана у Феофана (306, 18) – 15 марта индикта 11; в Пасхальной Хронике – 25 марта индикта 12, с замечанием, что Пасху император встретил в Никомедии. 12-й индикт соответствует 624 году, а Пасха приходилась на 27 марта в 623. Это противоречие объясняется погрешностью в нашем тексте Пасхальной Хроники насчет даты аварского набега на Константинополь, который переставлен на 623 г. вместо 617, как доказал это Бейнз. Очевидно, автор хроники в согласии с Феофаном помещал выезд Ираклия на 623 год. 207 Theoph.301., 23–24. – С 6 до 9 года правления Ираклия хронология у Феофана спутана и одно событие передвинуто на целый индикт. 208 Pernice,o. с. р. 122 – заставляет Ираклия ехать морем в Трапезунт. Веские возражения против морского пути сделаны в статье Gerland» a. Byz. Zeitsch. III, 345. 211 Географический термин «Мидия» обнимал всю горную область к востоку от горных цепей Эльбруса и Загроша до течения реки Аракса. Северо-западная часть этой страны называлась Мидия-Атропатена от фамильного имени Atropates, которое носил один род Ахеменидов, владевший этой страной при Селевкидах. – Ср. Kiepert. Lehrbuch der alten Geographie, § 73, стр. 71. 212 Georg. Pis.Heracl. 2, 167–230. – Быстроту набега поэт сравнивает с молнией: λλ’ ατς λϑν σπερ αστραπς τχος (v. 204). 213 Raw li nson.On the Site of the Atropatenian Ecbatana, Jour, of the R. Ceorg. Soc. 1841, p. 86, – читает это имя Dar Artesis, т. e. дом Ардашира. – У персидских царей было в обычае давать свое имя как местам, так и людям в виде отличия. |
| Святитель Феофан Затворник считал для себя рукоделие обязательным, занимался им регулярно и очень сетовал, когда с возрастом ухудшение зрения и общего здоровья стали мешать этому: «Очень жалел и жалею, что у меня из моих рукоделий ничего не было готоого; и заготовить теперь уже трудновато… Везде глаз нужен, а у меня в этом недостаток» 946 . В женских рукоделиях он разбирался хорошо и считал обучение им необходимым для каждой девушки. Еще в годы пребывания святителя Феофана Затворника на Святой Земле, он беспокоился о достойном преподавании вышивания арабским девочкам в школе, которую опекала Русская Миссия 947 . В Олонецкой епархии ради противостояния расколу он предлагал учредить общину сестер диаконис для обучения деревенских ребятишек чтению, письму, молитвам, катехизису и рукоделию 948 . В России урокам рукоделия отводилось важное место в епархиальных женских училищах. Это соответствовало педагогическим и духовным воззрениям нового времени, а также старинной практике сватовства. Во всех социальных слоях особо преуспевающая в шитье и вышивке девушка традиционно считалась гораздо лучшей невестой, чем ее менее искусные подруги. После отъезда из Тамбова святитель Феофан Затворник продолжал ревниво следить за своим детищем – Тамбовским Епархиальным женским училищем. Небезразличны ему были и брачные партии выпускниц. В апреле 1882 г. в письме к священнику Михаилу Хераскову – инспектору Владимирского Епархиального женского училища он писал: «Процветанию училища очень рад. Хозяйство надо, да рукоделье, да кухонное дело… А то выдут никуда не гожи. Слышал, что тамбовских красавиц студиозисы не хотят брать, потому что там пошло на белоручество» 949 . Красавицами в письмах он называл всех девочек и девушек, а под студиозисами шутливо имел в виду семинаристов. Главной целью женских епархиальных училищ было воспитание будущих матушек. Поэтому святителя встревожило, что наметившаяся тенденция подражания училищ институтам благородных девиц, выпускниц которых готовили к светской жизни и управлению богатыми домами, пагубно скажется на судьбах епархиалок. Последних ждал, в основном, небогатый приход, скромное жилье и собственноручное ведение хозяйства. В институтах благородных девиц преподавались только изящные рукоделия (вышивка и низание бисером и лентами, вышивка шелком по шелку, вязание челночком кружев фриволите и т.п.), которые не требовались в небогатом доме многодетного священника, и лишь теоретически знакомили с азами кулинарии. Поэтому, учитывая замечания святителя Феофана Затворника , со временем в епархиальных женских училищах главное внимание стали уделять обслуживающему труду: кройке и шитью белья, одежды и церковных облачений, а также практической кулинарии. Учитывая дороговизну хороших цветных ниток для вышивки, будущих матушек учили вышивке белым по белому и мережкам. Улучшение подготовки девочек к реальной роли хозяйки дома священника быстро увеличило число брачных союзов семинаристов и епархиалок. |
| В начале своего исследования архиепископ Феофан приводит длинный список из 80 книг и статей на немецком, английском, французском и латинском языках. Есть две работы на голландском языке и одна на итальянском. Стоит отметить, что в многочисленных примечаниях автор ссылается и на другие книги и статьи, не упомянутые в основном списке. Более того, он дополняет даже отличающиеся своею тщательностью и полнотой списки литературы немецких учёных с. 408]. Такая огромная библиография свидетельствует не только о начитанности автора, но и о его скрупулёзности в исследовании. По воспоминаниям митрополита Вениамина (Федченкова ; 1880–1961 гг.), для написания своей работы архиепископ Феофан читал книги на 11 языках . Можно сказать и о научной новизне работы, т.к. до архиепископа Феофана было написано всего несколько статей об Имени Божием с. 3–32]. При этом работа Гордия Семёновича Саблукова (1804–1880 гг.) защищала неправильное чтение. В диссертации архиепископа Феофана пять глав. В I-й он пишет о произношение Имени Божиего, во II-й – о её значении, в III-й – о происхождении, в IV-й – о её древности, и наконец, в V-й – об употреблении Имени Божиего в Ветхом Завете. Последние страницы книги – это приложения, в основном филологические экскурсы, например, объяснение Имени [Эль Шаддай]. В начале своего исследований архиепископ Феофан разбирает общепринятое чтение «Иегова» и объясняет откуда появилось это чтение. Еврейский алфавит имеет консонантный характер, т.е. в нём есть только буквы для передачи согласных звуков. Конечно, это вызывало трудности при чтении, поэтому для гласных были разработаны особые подстрочные знаки в виде маленьких точек и чёрточек (некудот), которые подписывались под согласными буквами. В еврейском консонантном тексте личное Имя Божие записано четырьмя буквами: (йод) (хей) (вав) (хей) – . Отсюда пошла традиция называть Имя Божие священной тетраграммой или тетраграмматоном (τετραγρμματον, от τετρα, «четыре», и γρμμα, «буква»). Латинскими буквами тетраграмму в библейской литературе обычно транскрибируют как JHWH. Встречается также вариант транслитерации YHWH или IHVH. |
| Поэтому редко кто выходил из академии с православным настроением. В своем большинстве студенты оканчивали академический курс с нецерковным и даже противоцерковным миросозерцанием. Такие-то студенты после окончания академии рассылались церковною властью по всему лицу русской земли преподавателями в наши многочисленные духовные семинарии. Оторванные от живительных, благодатных источников просвещения – от св. отцов Церкви, большинство преподавателей наших семинарий вместо истинного святоотеческого богословия преподавали семинаристам убивающую дух схоластику или богословский либерализм. Этим они отталкивали воспитанников духовных семинарий от Православной Церкви и от веры в Бога. Вот почему способные из них по окончании семинарского курса уходили в университеты; немногие из них поступали в Духовные академии, а малоспособные становились чиновниками, сельскими и городскими священниками. К этому надо добавить, что самая главная богословская наука – патрология, которая знакомила бы семинаристов с дивною жизнью и благодатным учением св. отцов Церкви, давным-давно была исключена из числа семинарских наук. Вот где корень церковного модернизма с его стремлением к уничтожению наших св. канонов, к искажению православной веры и к ослаблению чистоты и строгости истинной христианской жизни. Вот где корень того модернизма, который причинил, и так еще недавно, столько бедствий нашей Русской Церкви и который продолжает наносить величайший вред в жизни других Православных Церквей. Будем верить, возлюбленные, что пророческое вразумление епископа Феофана о наказании нас Богом войною с Германией окажет на нас спасительное воздействие и наши богословы престанут наконец преклоняться перед инославными богословскими авторитетами и в своем богословии как высшим авторитетом будут руководствоваться только святыми отцами Церкви. И тем более надо отметить, что данное пророчество епископа Феофана было за двадцать лет до первой войны с Германией, а мы пережили уже вторую с ней войну. Правда, всероссийские и мировые бедствия не смирили гордых умов профессоров Парижского богословского института. Там даже свила себе гнездо ужасная по своей пагубности софианская ересь, которая быстро распространилась по всему миру посредством издания ее основателем, протоиереем о. Сергием Булгаковым, огромных печатных его софианских трудов. Мы считаем эту ересь самой ужасной ввиду ее безумного учения о Софии как о втором Боге, даже высшем, чем Сама Божественная Троица. |
| —157— закипела при этом государе-работнике кипучая работа – и на море, и на суше, и в общественных учреждениях. Русская жизнь под влиянием этого великого человека стала так быстро меняться, что скоро многие перестали ее узнавать. Мало того, многим стало казаться, что на Руси везде и всюду запахло антихристом, и великий Преобразователь был даже окрещен этим нелестным титулом. Реформа глубоко коснулась и церковной жизни. Вот обстоятельства, которые в достаточной мере объясняют, почему автор взял на себя труд проследить судьбы проповеди в данный период хотя бы по трудам одного человека. Работа его важна в смысле выяснения того, как церковные деятели отвечали на эти запросы времени, где они были правы, где глубоко ошибались. В ответе на эти вопросы каждый читатель может почерпнуть немало назидательного для себя, и современные церковные деятели немалому могут поучиться здесь. В истории часто можно встречать почти аналогичные явления, однородные условия деятельности, с одной стороны, с другой, отрицательные явления жизни всегда останутся отрицательными, в какое бы время мы ни жили. Сочинение автора состоит из следующих частей. В кратком введении (1–4) автор говорит о плане своего сочинения, методе, источниках и пособиях. В первой главе вниманию читателя предлагается биография Феофана Прокоповича , написанная с необыкновенной тщательностью. Автор по временам сообщает мельчайшие подробности из жизни этого человека, при этом он иногда указывает целый ряд писателей, высказывавшихся так или иначе по какому-либо частному спорному биографическому вопросу. Во второй главе изображает состояние проповедничества до Феофана Прокоповича и отчасти в его время. В это время русская проповеедь носила схоластический характер. Русские так научились проповедовать, что, кажется, опередили своих западных учителей и их многому в этом искусстве могли бы поучить. Автор дает весьма обстоятельную характеристику проповедничества в рассматриваемый период. Он не отделывается в данном случае только общими фразами, взятыми наскоро из первого учебника или шаблонной книжки, а все свои положе- |
| Второй оппонент - архим. Феофан (Быстров), характеризуя труд З., писал: «Из этого сочинения можно было бы получить 3-4 магистерских сочинения, так что оно заслуживало бы не только магистерской, но и докторской степени» ( Троицкий. 1907. 17. С. 558). Однако проф. МДА М. М. Тареев подверг сочинение З. резкой критике и обвинил его в научной несостоятельности. З. защищал от нападок работу и научный подход в «Ответе на критику профессора М. М. Тареева». Среди отечественных церковных авторов, оказавших влияние на З., особое внимание он уделял личности и трудам свт. Феофана Затворника , к-рый, по мысли З., создал богословско-аскетическую систему, лишенную всякой схоластичности, лейтмотивом которой явилось «учение об усвоении каждым человеком в отдельности спасения, совершенного Иисусом Христом» (Православное учение о спасении. 1928. С. 3). Даже в определении основного положения «Аскетизма» З. использовал высказывания свт. Феофана: «Высшая цель и конечный результат спасения, сущность и содержание вечной жизни заключаются в ближайшем живом и непосредственном общении с Богом». Человек, чтобы стать «причастником Божеского естества», очищаясь от всего чувственно-греховного и приобретая состояние святости - «богоподобия», постепенно, через добрые дела по вере реализует эту высшую цель богообщения (Там же). I. З. определял аскетизм как «планомерное употребление, сознательное применение целесообразных средств для приобретения христианской добродетели, для достижения религиозно-нравственного совершенства… путем напряжения всех телесных и душевных сил христианина, посредством неустанной борьбы с различными препятствиями» (Аскетизм. 1907. С. VI). Понятие «аскетизм» включает в себя как процесс подвижничества в целом, так и способы его осуществления, взятые или во всей полноте, или в отдельности, - напр., молитву, телесные подвиги и лишения (Там же). Аскетизм обязателен в деле спасения как «необходимый момент религиозно-нравственного христианского совершенствования», как «условие достижения богоуподобления в целях богообщения» (Там же. |
|
|
