| иером. Иаков (Цветков) Св. Священномученику Афиногену 211 (Июля 16 го). Кондак, глас 2-й. Восходив на гору, как свет предтекал ты (ученикам своими); оттуда сошедши в обитель, ты не обрел чад своих, и вопиял, блаженне, ко кресту: «где чада мои, кресте всечестне? 212 Так изливал пред Господом глубокую печаль свою, ты, многострадальный Афиногене. Посему умоляй за нас Господа. Икос: Процветши, как финик, прежде в постничества, а после в страданиях своих возвысившись чрез сие славою, как кедр, своими божественными учениями ты превел ко Христу целое собрание (μιλν) мучеников, блаженне, вместе с которыми мы с верою почитаем тебя, священномучениче, Афиногене мудре. Светильны. 1. Десяточислленный лик подвигоносцев Твоих, не убоявшись угроз мучителевых, проповедует о Тебе, Христе Боже, претерпевая смерть, лютыя мучения (στρεβλσεις), жженья огнем и бичевания; ибо он преисполнен был божественною силою руководителя своего, преславнаго Афиногена; вместе с ними и с Тобою, Христе, он в царствии Твоем. 2. Ты, премудрый отче, о делах Христовых воспел велеречиво в прекрасных песнопениях своих 213 , и увенчал плененными похвалами подвиги и жития всех святых: но воспоминай еще и о нас Афиногене блаженне. 211 Переведено из Anal, sacra к. Питры, которым заимствовано, как сам он выражается, ex unico et raro borolog. crypt., a 1677. Творенье одного из подражателей св. Феодору Студиту ; пот. что кондак составлен по образцу кондака Ф. Студита св. Николаю, а икос – по подобию 1-го икоса его же (Ф. Студ.). Антонтю Великому. В Афон. кондакарий сих кондака и икосов нет. «Свитый священвомученик Афиноген, по сказанию слав. Ч.-Минеи, был епископом в Армении, в области Пидахеонсхощ он был начальником обители; имел под смотрением своим 10-ть иноков, учеников своих, с которыми, между прочим, он трудился в распространении веры христианской во всей окрестной стране. С учениками своими он был приведен на судище, пред лице жестокого мучителя, военачальника Филомарха, собственно потому, что, когда сей последний пожелал совершить в Севастии торжественное всенарадное поклонение идолам, то, в это время, все множество собравшагося народа объявило, что они все христиане, и с радостию все шли на мечное посечение. По сему – то и взят был в мученический подвиг св. Афиноген с учениками своими, как главный противник и разоритель языческого идолослужения, усердно, с ними вместе, предав душу свею Господу. Это было в царствование Диоклитиана. |
| — Будем лучше всегда держаться самоукорения — это верный и безопасный путь. — Но и в последнем письме есть опять прикровенная затея непостоянства и своеволия, именно не являться в некоторые дни за трапезою, ради поста. — Подражай лучше преп. Феодору Студиту, который ежедневно был за трапезою, но между тем был постник. — Да кроме сего тебе прежде потребно и нужно обратить внимание на главную твою немощь — на неверие, часто тебя борющее и на оное прежде всего ратовать. — Св. Лествичник говорит: долго сомневаться и пребывать без извещения есть признак славолюбивой души. — И Господь во Евангелии: како можете веровати, славу друг от друга приемлюще, славы же от Единаго Бога не имуще. — Правда, в тебе нет грубаго искания славы земной, но есть затаенное желание преимущества; и немощь эта обнаруживается завистию, неуступчивостию и настойчивостию до упрямства, недовольством, гневом и скорым смущением. Если когда ты и решаешься презирать славу, то-это сопровождается вместе и презорством в отношении некоторых людей, особенно когда что-либо представится тебе мнимополезным, и захочешь сделать по-своему. — Но главный признак славолюбия, как сказано выше, есть неверие, долгое сомнение и долгое или перемежающее недоумение о том же — На все это указано врачевство Самим Господом: научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим, — а не сказал: поститеся и обрящете покой души. — Пост похвален и нужен в свое время и в своем месте; лучше держись умереннаго употребления пищи и пития, избегая сытости, которой признак малое отягощение, и, с другой стороны — излишняго и неуместнаго воздержания. Обе крайности нехороши и вредны. Умеренность же и среднее из них делает человека более способным к духовному деланию. Для молитвы прочти и у преп. Исихия две главы 2 и 20 и запомни их, особенно о смирении, так как дело имеешь с гордыми бесами. 104. Нужно учиться различать козни вражии Мир тебе, мать N! поздравляю тебя с новолетием и сердечно желаю тебе обновления в духе, особенно желаю и советую тебе оставить изменчивость и непостоянство — то берешься за чрезмерное безмолвие и подвиги и непрестанную молитву, то опять оставляешь все недели на две или немного менее или, немного более, как видно из писем твоих (которыя получены мною и которыя все читал я, хоть и не зараз по получении; напрасно ты в этом сомневаешься). |
| Если алчность вывела нас из рая, то ее противоядие, пост, вернет нас в него. «Адам был изгнан из рая за непослушание и отринут от наслаждения, прельщенный речами женщины, и сел нагой подле того места, сокрушаясь и вопия: “Горе мне!” Потщимся же и мы все подъять время поста, повинуясь Евангельским преданиям, дабы ими соделаться угодными Христу и вновь стяжать райское селение» . Пост – это уничтожение смерти, явившейся следствием греха. Человек, который постится, освобождается (пока частично, конечно) от законов мира падшего. Он разрывает инфернальный круг диалектики похоти и наслаждения, голода и насыщения, устремляя свое желание на созерцание райских реалий. Как девство является образом ангельской жизни и восстановлением невинности и бесстрастия Адама, так и пост открывает человеку райское жительство и предвкушение жизни вечной, где избранные явятся сущими ангелами во плоти, ибо сила их желания будет целиком направлена от плоти к духу. Православный пост глубоко проникнут этой эсхатологической атмосферой. Он остается, конечно же, средством стяжания добродетели, но уже сам обожествлен. Можно сказать, он сам по себе уже является целью. Например, правила, запрещающие вкушение мяса во время Великого поста, нацелены, конечно же, на ослабление плоти, но, соблюдая их, верующий усваивает и новый способ существования: он восстанавливает в себе самом, здесь и сейчас, состояние Адама, который до грехопадения не питался мясом, и предвкушает образ жизни грядущей, где, согласно святому Феодору Студиту, избранные более не будут повиноваться нуждам плоти. Пост – это восстановление естества Пост – это «насилие над естеством», необходимое для того, чтобы разум вернул себе господство над чревом и неразумной частью души Пост – это «насилие, совершаемое над естеством», но насилие, необходимое для того, чтобы разум снова вернул себе господство над чревом и неразумной частью души. В то время как пища порождает страсти, пост является «матерью добродетелей» и всех добрых дел. Он – «царский путь очищения», хранитель чистоты и «матерь бесстрастия». Он подобен мечу, отсекающему от сердца всякое зло, он усмиряет страсти, как львов, которых пророк Даниил укротил благодаря своему воздержанию; отгоняя демонов, он помогает нам избежать огня геенского, дарует нам заступничество ангелов и оживляет нашу душу, умерщвленную страстями. |
| Феодору Студиту , вторая – в местностях, державшихся устава Иерусалимского. Поэтому, когда в самой Греции, а потом и в России устав Студийский уступил своё место Иерусалимскому, явилась и окрепла почти повсеместно практика второго рода. Кирик спрашивал еп. Нифонта (см. 144 стр. печатного оригинала) о том, как поступить с Агнцем запасным в том случае, если не доведётся служить преждеосвященную литургию в какой-либо день недели, а между тем св. Дары приготовлены для пяти дней (Рус. ист. библ. VI, 51); отсюда следует, что у нас в России в XII в. преждеосвященная литургия совершалась 5 раз в неделю, согласно с практикой Студийского устава. В древних славянских списках уставов до XV в. предписана та же практика, и сверх того положена преждеосвященная литургия в среду и пяток. Но с XIV–XV в. начинается поворот к практике Иерусалимской. Преждеосвященная литургия в среду и пяток Сырной недели отменяется, как это видно из ответов Константинопольского собора (1276–1301) на вопрос Сарайского епископа Феогноста. Вместе с тем отменяется служение преждеосвященной литургии в Великую пятницу и по понедельникам, вторникам и четвергам великопостных недель. Последовательность требовала, при этом, отмены преждеосвященной литургии и в первые дни Страстной седмицы, что было бы вполне согласно с Иерусалимским уставом; однако этого не случилось; уцелело одно из преданий Студийского устава. Отсюда ведёт своё начало господствующая у нас в настоящее время практика. Нельзя сказать, чтобы эта практика не допускала исключений. По свидетельству Льва Алляция, даже в XVII в. христиане острова Хиоса и других островов моря Эгейского и Ионического совершали преждеосвященную литургию сообразно с требованиями Студийского устава. Такова же и практика Киево-Печерской Лавры, где преждеосвященная литургия совершается во все седмичные (кроме субботы и воскресенья) дни Великого поста; эта практика представляет собою остаток первоначальных Студийских порядков, насаждённых основателями Лавры, – остаток, уцелевший даже и после повсеместной замены Студийских порядков Иерусалимскими 94 (Ц.В. |
| Оставаясь на той понятной и общедоступной точке зрения, что иконная живопись и почитание св. икон – изначальный обычай св. Церкви, весьма полезный, душеспасительный и богоугодный, они не захотели сделать решительного шага к тому, чтобы обратить против иконоборцев ту ссылку на христологическое учение Церкви, которой так самоуверенно пользовались составители иконоборческого ороса для своих догматических построений. Поэтому в начале второго периода иконоборческих волнений, при имп. Льве Армянине, догматическая система иконоборцев продолжала импонировать своей внешней стройностью и кажущеюся несокрушимостью, так что защитникам православия, действовавшим в это время, патр. Никифору и преп. Феодору Студиту необходимо было принять на себя нелёгкий труд нового разбора этой системы с целью окончательного ниспровержения её и создания, в противовес ей, вполне законченной системы православных воззрений на иконопочитание. Патр. Никифор в противоиконоборческих своих сочинениях (1, 2, и 8 «антирретики против Константина Копронима», «Апологетик в защиту св. икон» 613 , с большим успехом обращает против иконоборцев обвинение в разных ересях. Он весьма обстоятельно показывает не только полную нелепость учения иконоборцев о «неописуемости» Христа по плоти и явно неразумную, фанатическую привязанность их к этому термину – «περγραπτος», дающую основание называть их «γραπτοδοκετα», «φιζαπεργραπται» 614 и считать ономатомахами (νοματομχοι) 615 , – но также и несомненное сходство основных принципов их догматики с докетизмом, арианством, несторианством, евтихианством и другими христологическими ересями 616 . Вместе с тем патр. Никифор выясняет также внутреннюю связь идеи иконописного изображения Спасителя с основными догматами православного учения о двух естествах в Иисусе Христе и, в зависимости от этого, не только полезность, но и необходимость икон в экономии нашего спасения, как «святых и поклоняемых символов домостроительства нашего Искупителя» 617 , и иконопочитания, как непререкаемого свидетельства нашей веры в Богочеловека Иисуса Христа 618 . |
| —212— вый тако. Вниди в радость Господа своего, к Которому ты стремился в течение своей жизни, ради Которого ты порвал теперь связи с мipoм. Но, возлюбленный брат, отречение от мipa составляет одну только сторону благодатной жизни. Другая сторона состоит в усвоении тех благодатных даров, которые должны наполнить содержание жизни облагодатствованного человека. Эти духовные дары, по Апостолу, следующие: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание ( Гал.5:22–23 ). Как усвоить их, – пусть научат тебя словом и житием подвижники древнего и нового времени. Я же считаю благопотребным, в настоящие важные минуты твоей жизни, сказать несколько слов, не столько в назидание, сколько в предостережение, применительно к тем жизненным условиям, среди которых ты будешь находиться. Вольным своим разумом и вольною своею волею ты стал в ряды воинов Христовых, которые хотят и должны быть отборными воинами Христовыми. Вот тебе от нас братское благожелание и внушение в напутствие новой жизни: не изменяй своему знамени. Везде, во всяком положении измена знамени, под которое человек становится вольною волею и вольным разумом, есть позорное преступление. Измена же иноческому знамени есть сугубое преступление, так как инок пред Богом и Церковью дает обет быть подвижником высшего христианского совершенства. Признавая круг общих всем христианских обязанностей поприщем недостаточным для себя, инок желает быть избраннейшим передовым воином Христовым, предшественником, предводителем своих бpamuй-мipяh, храбрейшим ратоборцем на диавола. «Монах, по Феодору Студиту , есть тот, кто на единого взирает —213— Бога, Бога единого желает, Богу единому прилежит, Богу единому угодить старается, мир имеет к Богу, и мира между другими виновником бывает» (Доброт., т. IV, 502). Вот знамя истинно монашеской жизни: сознание Богообщения и постоянное стремление к Нему. Не изменяй же, Бога ради, этому великому знамени! Ты имел время и разум обдумать путь, на который теперь вступил; имел свободу выбрать знамя, под которое стал. |
| (Твор., ч. I, стр. 301–3; ibid. col. 1094–1096). 2004 Возможно, впрочем, предположить, что словом «молитва» препод. Феодор обозначает в данном случае целое чинопоследование, состоящее из нескольких молитвословий. Под заглавием: Εχ ες γμους в древнейшей из известных доселе записей брачного чинопоследования – барбериновской (в Cod. Barberin. s. Marci, – см. Goar, Εχολγιον, sive rituale graecorum, p. 394–5. Lut. Paris. 1647), относящейся, по общепринятому мнению, к VIII-IX в., мы находим, кроме произносимой диаконом ектении, три молитвы, читаемые священником. Из них одна, предшествующая возложению венцов и начинающаяся словами: Θες γιος..., есть 3-я молитва нашего современного чина венчания первобрачных; другая, которая читается по возложении венцов на брачующихся и соединении их рук (Κριε Θες μν, ν τ σωτηριδει...), соответствует 4-й молитве того же чина; третья же, помещенная в рукописи, по замнчанию Гоара, quasi separatim, носит название: Εχ το κоινο ποτηρου и также читается в современном чине непосредственно пред «общей чашей». Но, без сомнения, и барбериновский список, несмотря на свою древность, содержит чин браковенчания не в самой первоначальной его редакции, которая могла состоять действительно из одной молитвы. В этой-то именно редакции и мог быть известен чин браковенчания препод. Феодору Студиту . А той единственной молитвой, из которой состоял этот чин, судя по замечанию св. отца о ее содержании, скорее всего могла быть первая молитва барбериновской редакции: Θες γιος, так как в ней именно упоминается о «создании первого человека и сочетании с женою, происшедшею из ребра его». 2006 Письмо 201 к Филофею ктитору, – Твор. ч. 2, стр. 523; – Patr. gr. t. XCIX, col. 1616; Cp. еще письмо 191 к тому же лицу и два письма (21 и 22) к Симеону. В последнем из указанных писем, обличая беззаконное повенчание второго брака имп. Константина, вопреки неокесарийскому правилу, св. отец признает виновного в этом священника подлежащим тяжкому церковному наказанию: «Не мало ли, может быть, и низложения? Если же это останется ненаказанным, то божественные предметы обратятся в шутку, а правила – в ничто» (Твор. ч. 1, стр. 176; ibid. col. 977). |
| Мы (как бы говорят иконоборцы-богословы) согласны склониться перед голосом Духа Святого, говорившего устами Соборов, и согласны признавать, что «Христос в себе» именно таков, каким они (Соборы) его определили; но мы в таком случае отказываемся составить себе об Нем как о явлении какое бы то ни было наглядное представление; и всякое наглядное изображение Его считаем в полной мере – еретическим. «Аще убо и разумехом по плоти Христа, ныне к тому не разумеем» – если и разумели Христа по плоти, то ныне уже не разумеем ( 2Кор.5:16 ). Всякое такое представление как нами постижимое, как доступное нашему глазу, уху, осязанию – предполагает как свою причину некоторую постижимую для разума вещь в себе: значит, всякий, кто верует в изобразимость (или, что то же, в вообразимость) Христа, тем самым показывает, что о существе Его он имеет, то или другое, но непременно постижимое для разума представление; какое – мы (иконоборцы) не знаем, любое из возможных (и они старательно перечисляют все такие представления: слияние естеств, разделение Ипостасей, необожествленность плоти, особую ипостась плоти), но никак не представление сверхрациональное – не халкидонское, не православное. Теперь посмотрим, что же отвечали иконоборцам православные. Гефеле (католик) находит, что отцам Седьмого собора «удалось энергично отразить нападки еретиков»; напротив, Шварцлозе (протестант) «позволяет себе сильно в этом сомневаться». Разница впечатлений зависит тут, полагаю я, от того, что Гефеле разумеет богословское, а Шварцлозе диалектическое опровержение. В самом деле, с богословской точки зрения, опровержение еретика должно состоять собственно в уличении его еретичества. Если полемисту удалось привести противника, исходя из выставленных им положений, к выводам, очевидно несогласным с каким-либо несомненным, признанным Церковью, догматом веры, то дело полемиста сделано; с точки зрения верующего православного, это равносильно reductio ad absurdum в обыкновенном споре. Эта главная задача несомненно удалась православным полемистам: Седьмому собору, Никифору, Феодору Студиту и др.; это, вероятно, и разумеет Гефеле. |
| Аскетическое и мистическое направления богословского знания достигли в Византии IX-XV bb. большого развития. Главный их источник заключался в монашестве, которое в нашу эпоху имело наивысший расцвет во внешнем своём распространении и во внутреннем росте. Вся Византия была покрыта монастырями и представлялась как бы одним большим монастырём, казалась монашеским царством. Внешний рост византийского иночества находился в соответствии и с внутренним его развитием, которое проявлялось в новом и своеобразном мировоззрении, отлилось в оригинальные формы, выразилось в идеалах, свойственных лишь православной Византии. Идеология византийско-восточного монашества и создала аскетическое и мистическое направление местной литературы, в которых она и была выражена как в своём существе, так и в отдельных реальных проявлениях. Тогда как аскетика трактовала преимущественно о многоразличных внешних обязанностях истинно христианской жизни и раскрывала учение о добродетелях, которые её украшают, а с другой стороны – о пороках, которые препятствуют нравственному совершенству, то мистика сосредоточилась на внутренних религиозно-нравственных движениях человеческой души, исследовала сокровенные мотивы её развития и указывала пути и средства таинственного общения человека с Богом. Византийская аскетическая литература имела своим родоначальником св. Василия Великого и через посредство аскетических творений Марка и Исаии, Макария, Нила, Диадоха и Исидора Пелусиота восходила к св. Феодору Студиту , и в дальнейшем своём движении она находилась в зависимости от святоотеческой аскетики, на основе которой и совершала своё развитие, углубляя сущность аскетических требований и расширяя анализ положительных и отрицательных условий для нравственного совершенства. Мистика же византийская получила своё начало в таинственных творениях Дионисия Ареопагита , у которого она имела своеобразный характер, выразившись в символическом истолковании богослужения. Максим Исповедник устранил из мистического учения Дионисия некоторые не вполне церковные идеи, в него привнесённые, и сообщил ему истинно православный характер. |
| Эти последние четыре (46-49) правила взяты из второго сборника правил св. Никифора, где, судя по нумерации некоторых этих правил в Афинской Синтагме, было гораздо большее их число (во всяком случае, не менее 66 правил), однако они в полном своем составе еще не напечатаны В Афинской Синтагме за вышеприведенными правилами следует послание св. Никифора в 17-ти вопросах и ответах, заглавие которого (послания) мы привели выше (m.I, стр.43) Древние писатели приписывали это послание патриарху Никифору. Нужно полагать, что таковым, подлинным, считали его и издатели Аф. Синтагмы, ибо не сделали никакого замечания о его происхождении. Между тем доказано, что означенное послание принадлежит не патр. Никифору, а его современнику Феодору Студиту (†826), почему мы здесь и печатаем перевод этого послания особо и иначе, нежели прочие подлинные правила св. отцов. В Афинской Синтагме не сказано, кому настоящее послание адресовано, но это сказано в издании Миня (Migne), где оно напечатано под а именно: оно адресовано монаху Мефодию. Это нужно иметь в виду, иначе начало и конец послания были бы непонятны. Вот это послание Феодора Студита к монаху Мефодию Сколько твое достоинство желает видеть наше смирение, столько же, будь уверен, и мы желаем личнаго собеседования, но так как написано: ни хотящаго, ни текущаго, но милующаго Бога (Рим.9:16), то надобно Ему предоставить это желание и на Него возложить попечение; и Он сотворит, когда будет Ему угодно, волю боящихся Его (Пс.144:19). А теперь нужно отвечать надлежащим образом на вопросы, предложенные духовными братиями нашими Иларионом и Евстратием, при посредстве твоего благочестия. Но чтобы имеющее быть сказанным было удобопонятнее, пусть наряду с каждым из предложенных вопросов помещается и ответ. Вопрос 1. О пресвитерах, рукоположенных в Риме, Неаполе и Лангобардии без извещения и отпущенных: следует ли принимать таких и иметь общение с ними, вместе вкушать пищу и вместе молиться? Ответ. Во время ереси, по необходимости, не все бывает непременно по правилам, установленным во время мира. Так, мы видим, поступали и блаженнейший Афанасий и святейший Евсевий, которые оба совершали рукоположение над лицами не своей области. И теперь, видим, совершается то же самое при настоящей ереси. Итак, упомянутые, если явно не осуждены, отнюдь не должны быть отвергаемы за то, что рукоположены таким образом, а должны быть принимаемы с соблюдением четырех предложений (κατ τς τσσαρας προτσεις). |
|
|
