| И как кралевна с крыльца гусли снесла и начат размышляти, чтоб он ея не опознал, и стала ему гусли отдавати. Он же рече ей «Молю тя, прекрасная девица, пожалуй, донести до моего дворишка». И рече ему кралевна: «Боюсь, умедлю и от кралевны государыни гнев прииму. Приими зде!». Он же рече ей «Госпоже прекрасная девица! Да идеши до моего двора, имам тя дарити, якоже и прежних девиц». Она же рече ему «Приими, Василий, гусли зде! Аз дому твоего не желаю и во гневе от кралевны не хощу». Он же признав, яко усумневается, и рече к ней «Молю тя, прекрасная девица! Видишь ты и сама, яко зело пьян бысть и не могу нести гусли. Донеси еще хотя до половины двора кралевского». И рече ему девица «Не хощу, приими гусли!». Он же рече «Не прииму!». И потом донесла до половины двора кралевского и стала ему отдавать «Василий, приими гусли!». Он же рече «Не прииму! Донеси, пожалуй, прекрасная девица, до двора моего. Аз есмь пьян, боюся расшибу гусли». – «Не хощу, приими зде!». Он же рече ей «Не прииму зде! То мне и честь, яко кралевская дщерь за слугою гусли несет и государыня рабу служит». Она же, услыша от него такия речи, яко познав ю, начат ужасатися и лице ея начат изменятися. И рече ему кралевна «Аз бо несть кралевна, но простая девка, токмо к тебе не иду, понеже рабу негоже государынею называешь». И рече «Приими, Василий, гусли!». Он же рече «Не прииму! Неси за мною до двора моего!». Она же рече: «Приими гусли! Аз кину на землю и расшибу!». Он же рече ей «Аще кинеши, и аз закричу, и услышит отец твой, король, велию срамоту приимеши себе. Понеси за мною гусли безо всякого опасения, имам бо тя, государыня кралевна, кралевскими дарми дарити». Она же понесе за ним гусли, а сама во исступлении ума своего бысть и сама не ведая, что от него будет. И принесла ко вратам дому его, покушаяся ему гусли отдати, чтоб принял. Он же рече «Не прииму! Аще закричу и отец твой, король, услышит и тогда посрамлена будеши». Он же ударив во врата, и выбежали к нему преждереченныя отроки, и принимают его честно. Он же рече им: «Не мене принимайте, но сию гостью, иже ко мне не звана пришла, юже душа моя желала того». Отроки же прияша ю честно и поведоша ю за кралевичем в палату. Кралевич же Василий посадил ея честно с собою за стол, нача ю поити всякими разными питии. Она же, аще и не хотяше пити, но волю его творила, пила, боялася поругов 1016 его и порывалася от него до дому. Он же приим ю за руку, нача ю водити по палатам своим и рече ей «Прекрасная государыня кралевна! Изволь, государыня, палат моих смотреть, что по вашей кралевской милости, государя моего и твоего батюшки, за малыя дни аз построих и украсив их». И показав ей вся своя сокровища. Она же хождаше с ним по палатам, а сама вне ума своего. |
| И сия рек, мудрец возгласи «Разумееши ли сия, о цесарю?». Цесарь же рече «Проклята та буди жена, что на мужа своего сказа!». Мудрец же рече ему «Горее тебе того сбудется, что жена тебя научает на убиение смерти сына твоего». Цесарь же рече ему «Правду убо глаголеши ми. Ныне же сын мой да не умрет!». Егда же слыша цесарева, что сын цесарев еще не умрет, и приде к цесарю и глагола ему «О, беда ми, хощу убо с срамоты сама себе убити, неже жити в такой срамоте. Вижу убо аз и сама, что конец мне, моя срамота такоже и твоя, но разумей, о цесарю, что и тебе учинится, како учинися некоему кралю от рыцаря!». Цесарь же рече ей «О, всесладкая ми, молю тя, повеждь ми». Притча 7 кралевы о некоем короле, как у него увезе рыцарь кралеву, краль же ю отда ему сам и пирова с нею Цесарева же рече ему «Слыши убо, о преславный господарю мой, цесарю. Бысть некий краль, имея у себя жену вельми красну, и замыка ее в высоке тереме каменне, ключи же у себя ношаше, она же о том зело бысть во унынии великом. Бе же некоторый славный храбрый рыцарь в дальней стране, иного господарства во области, виде про ту кралеву сон, она же встречно про него виде, кабы они на единой ложи спаху. Той же рыцарь поеде ее доступати, приеде в господарство краля того и виде кралеву, в тереме седящу. Кралева же узре его и позна по сну своему, и сказаша же о нем кралю, что приеде к нему служить славный и храбрый рыцарь. Король же призва его и нача вельми жаловати, и повеле ему двор поставити близ терема, идеже бяше кралева. Он же прикорми к себе мастера хитра и вдаст ему злато довольно, и повеле ему сделати вход под той терем, а из двора своего выход в море. Егда же ему мастер сдела то, он же кину мастера в море, и входом прииде в терем ко кралеве. Кралева же рече ему «Како ты семо прииде ко мне?». Он же рече ей «Любовь твоя приведе мя к тебе», – и нача ей много глаголати о любви. Она же рече ему «Не дай того Бог, что ми с тобою сотворити». Он же взем меч и рече ей «Аще не сотвориши воля моея, скоро смертию да умреши!». Она же бояся и сотвори волю его, и спа с ним. Он же, пребыв с нею и облобызав ю, иде в дом свой. |
| Када у Европска веома често, поготово код обичних се информишу преко можемо чути низ заблуда о Европска инструмент конкурентске борбе Запада и Истока. Под Истоком овде подразумевам, рецимо, Кину, Улога тог инструмента да мобилише све снаге у Европи у главног стратешког САД. А да САД треба да буду и руководилац целог света, то задатак се мора испунити по сваку цену, и то смисао САД. Ако остану без тог смисла, САД да се распадну, они не могу да не на ту предводничку улогу. Ако би се од тог одустало, САД би нестале, или би се свеле на обичну државу. А том све Ако, рецимо, политичари народу говоре да „ми идемо у ЕУ, али не идемо у НАТО“, то наивна Ако си ушао у Европску ти си постао део те огромне машине служи интересима САД. НСПМ: Али руски званичници су до сада пута да су они против и Црне Горе у НАТО, али да ништа против уласка у ЕУ? Знате како, такав посао дипломата, ми политиколози имамо други посао. Дипломате су увек у потрази за hekakbuмmodusvivendi, за консензусом, за некаквом како би могли да основни задатак. А то су, у овом добри руско-српски односи, у сваком неопходно одржавати. То посао, и то поглед на ствари. Друго ако говоримо са тачке гледишта геополитике, из перспективе у обзир Наравно да руски дипломата не може да каже „ми смо против ЕУ“, кад ми са имамо дипломатске односе, са Немачком, итд. Наравно да „слободно, улазите у ЕУ“. Али шта тиме да управу. ЕУ управо то – управа. сам више свима досадио о томе у свим али имамо очи, и можемо да погледамо примере око нас. Ево, ушле су у ЕУ налик на мало тамо, оне су близу, скупо, карте су може се и колима скокнути. резултате 20 година европске политике! сам недавно био у и тамо се може видети Да, животни стандард тамо виши него у или али и ту. Тако и у Балтичким државама, Литванци, Летонци и Естонци се само пред Русима и како „све у реду“. А како може бити у реду, ако пола отишло Они су сада у бармени, конобари, маникирке. Из тога ништа не може да на добро, пре свега зато што нису потребне нове Западне а им не треба. |
| Капает кровь Твоя на землю, Ты стоишь и молча слушаешь меня – а я бормочу торгования, подсчитывая, во сколько мне обойдется Твое прощение и спокойная жизнь. От чего я должен отказаться, а что мне позволительно оставить, чтобы не иметь больших проблем потом… Ни прощения, ни любви не приемлю от Тебя, Господи. Опусти Свою протянутую руку, опусти вселюбящие глаза. Скрой от меня Свои раны, затми и память о них. Не верю в Тебя, не верю Тебе – чтобы с прежней легкостью можно было бросать в небо укорения и обиды. Где Ты был? Ну где же Ты был? Потому что если задохнусь верой и любовью к Тебе, вопросы, конечно, пропадут – но пропадет и бездна между нами. Я слишком хорошо все пойму, заглянув Тебе в глаза. Я пойму так много, что не кину и взгляда на остывшие радости и ценности, на сладость греха, на удовольствие обиды, на усладу упрека. Я знаю, что я потеряю, но, предчувствуя, что получу что-то взамен, не знаю – что. И откровенно боюсь, что получу мало. И отступаю в уютный обжитый мирок, куда Тебе нет ходу – ибо Ты рушишь все стены. Ты – ответ на все вопросы, а так хочется задавать их – и не получать ответ. Или Бога нет, или Он виноват передо мной. Любить, еще чего… Носивший терновый венец – Ты можешь дать все. Но как же страшно признаться себе, что, на самом деле, не нужно ничто, кроме Тебя. Распятый на кресте – как просить у Тебя что-то, кроме Тебя самого? И как же научиться понимать, что Твое Царствие, о котором Ты призывал молиться – это осознание Твоей любви в сердце. Постоянная, непреходящая память об этой любви. И радость о ней, а значит – полное Тебе доверие, а значит – любовь. Просите Царствия Небесного – говорил Ты – а остальное приложится вам. Мы перевели это, как «подай нам всего и побольше». «Ожидаем от Тебя великие и богатые милости». Ты уж не задерживай. Поделиться в соцсетях Подписаться на свежие материалы Предания — Фонд учрежден в 2009 году для сбора средств и помощи нуждающимся. © 2008-2022 Благотворительный фонд «Предание». 115162, Россия, г. Москва, улица Шухова, д. 17, корп. 2. Учётный номер в реестре НКО |
| - Кто обмыл тебе ноги и перевязал раны и царапины? - спросил Ученый. - Та женщина. - И лицо тебе тоже она умыла? Редлоу задавал эти вопросы, чтобы привлечь к себе взгляд мальчика, - он хотел заглянуть ему в глаза; и с тем же намерением взял его за подбородок и отбросил со лба спутанные волосы, хоть ему и было противно прикасаться к этому оборвышу. Мальчик зорко, настороженно следил за его взглядом, готовый защищаться: как знать, что этот человек станет делать дальше? И Редлоу ясно видел, что в нем не произошло никакой перемены. - Где все? - спросил он. - Женщина ушла. - Я знаю. А где старик с белыми волосами и его сын? - Это который ее муж? - переспросил мальчик. - Ну, да. Где они оба? - Ушли. Где-то что-то стряслось. Их позвали. И они скорей пошли, а мне велели сидеть тут. - Пойдем со мной, - сказал Ученый, - и я дам тебе денег. - Куда идти? А сколько дашь? - Я дам тебе столько шиллингов, сколько ты за всю свою жизнь не видал, и скоро приведу тебя обратно. Ты найдешь дорогу туда, откуда ты к нам пришел? - Пусти! - сказал мальчик и неожиданно вывернулся из рук Ученого. - Не пойду я с тобой. Отвяжись, а то я кину в тебя огнем! И он присел на корточки перед очагом, готовый голой рукой выхватить оттуда горящие уголья. Все, что испытал до сих пор Ученый, видя, как, точно по волшебству, меняются люди от его тлетворной близости, было ничтожно перед необъяснимым, леденящим ужасом, объявшим его при виде этого маленького дикаря, которому все было нипочем. Кровь стыла в его жилах, когда он смотрел на это бесстрастное, не доступное никаким человеческим чувствам чудовище во образе ребенка, на поднятое к нему хитрое и злое лицо, на крохотную, почти младенческую руку, замершую наготове у решетки очага. - Слушай, мальчик! - сказал он. - Веди меня куда хочешь, но только в такое место, где живут люди очень несчастные или же очень дурные. Я хочу им помочь, я не сделаю им зла. А ты, как я уже сказал, получишь деньги, и я приведу тебя обратно. Вставай! Идем скорей! - И он поспешно шагнул к двери, в страхе, как бы не вернулась миссис Уильям. |
| Любовь сердечная моя, вдыхаемый мной воздух! Свет умный и пресладостный, рачение и сила, Любовь премногочудная, желанье моей жизни! Моя надежда с верою, любовь моя, услада, Спаситель прежеланнейший, сладчайшая отрада! Приди, дыханье сладкое, приди, о жизнь святая! Приди, о свет очей моих, о сладостная радость! Утробу просвети мою, а с ней – мой ум и сердце, Бесстрастье совершенное подай моему телу, И озари мой ум Твоим божественным сияньем, Твоих преславных ведений движением светлейшим. Дай мне, о сладкая любовь, всё то, чего ищу я, Твои дай ноги обнимать и сладко лобызать их. Ищу, дыханье сладкое, прошу, что обещал Ты, Стучу со умилением, желаю, чтоб пришел Ты И со Отцом и Духом чтоб в мое вошел Ты сердце, Обитель святу сотворил, литургисал, как хочешь, И как благоугодно есть Тебе с Отцом и Духом. Сподоби присно воспевать Тебя и днем и ночью. Не разлучайся от меня, отнюдь не отвращайся: Ведь видишь, как я немощен, не ввергни в искушенье! Не вынесу, не претерплю мгновенья разлученья, Ведь весь я пламенем горю от Твоего раченья. Палим огнем, Тебя найти на Небесах стремлюсь я И чувствую, что Ты во мне, по Твоему взыгранью. Взыграние Твое палит меня, терпеть не в силах Я пребыванье на земле, носить не в силах тело. Виновен я перед Тобой: печалю, огорчаю, Но снова любишь Ты меня и не таишь обиду. Как сладостен, сладчайший, Ты, о преблагий Христе мой, Но коль оставишь Ты меня, Тебя забуду вскоре. Коль меня любишь, я люблю, и я стою, коль терпишь, Но чуть отступишь от меня – я никну, как былинка, Мое раченье – Ты еси, и Ты – любовный пламень, Стремление, и рвение, и бодрая готовность. И снова всё незыблемо, коль Ты со мною вместе, Но отдалишься хоть на миг – душа моя темнеет. Я чувствую в себе Тебя, и вне Тебя я вижу, К видению меня влечешь – дивлюсь я, видя это. Куда ни кину взор – Христос, всю землю наполняешь, Возводишь к изумлению, мне изменяешь разум. На литургию я иду, Тебе чтоб приобщиться, Назад в каливу возвращусь – и там Тебя я встречу. На части рассекаешься, и все Тебя вкушают |
| Маленький Кис замер. Он и не заметил, что самого окна почти не видно: распахнуто окно. Застыл котёнок на миг и кинулся, хорошо этаж первый, в зелень. На всё лето кинулся! Он забегал домой. Иногда. Но там, в зелёном тёплом времени года, что зовётся лето, ему было гораздо лучше. А окну? Окно не ошиблось. Котёнок забыл о нём. Правда, иногда, когда Кис дремал в зелёной траве, ему снились белые звёздочки и мохнатые новогодние лапы. Окно не обижалось. Могло ли взрослое умное окно сердиться на котёнка, который просто голову потерял. И ещё. Окно точно знало, что тепло — не навсегда, что придут холода. Окно знало, что его хозяйка замёрзнет и попросит не пускать домой холод. И окно закроется. И тогда, в этом мудрое окошко не сомневалось, подойдёт повзрослевший Кис и немного виновато посмотрит вверх. Фиалки, белые и лиловые, недовольно — они ещё не совсем простили котёнка — уступят ему место, и Кис легко прыгнет на подоконник. — Простите меня, — скажет Кис. — О чём ты? — будто бы удивится окошко. А ещё через некоторое время из дальних северных стран вернётся друг окна — Мороз. И на стекле снова появятся чудесные рисунки: то звёзды — снежинки, то волшебные кружева, а под Новый год самые настоящие пушистые лочные лапы. И Кис скажет: — Вы самое, самое красивое! Самая главная снежинка Наступил предновогодний вечер. Вся семья — мама, папа, дочка и бабушка — принялись наряжать елку. Замечательное это занятие! Веселое! Вот только бабушка посматривает в окно, за которым кружатся красивые, но одинокие снежинки, и качает головой. — Нет метели — не будет в Новый год веселья, — повторяет бабушка старую пословицу. А елка становится все краше, блестят на ней сосульки, разноцветные бусы, желтые, красные, зеленые шары. Вот только один шарик уже пять раз падал с елки. И если бы не кошка — я забыла сказать, что под елкой сидела кошка, — он бы давно разбился. А кошка каждый раз ловила лапками падающий шарик, протягивала его маме и та снова вешала его на ёл-кину ветку. А шарик был красивый: голубой с двумя снежинками на боку. Не с одной, как у других шариков, а именно с двумя. Одна снежинка была обыкновенная, а вторая — маленькая, но очень, очень серебристая. |
| — Но ведь он, он не убийца, — выговорил Боэн. — Нет, — странным голосом сказал отец Браун, — мы знаем, что убийца не он. Он помолчал и продолжил, светло–серые глаза его были устремлены вдаль. — Я знал человека, — сказал он, — который сперва молился со всеми у алтаря, а потом стал подниматься все выше и молиться в одиночку — в уголках, галереях, на колокольне или у шпиля. Мир вращался, как колесо, а он стоял над миром: у него закружилась голова, и он возомнил себя Богом. Хороший он был человек, но впал в большой грех. Уилфрид глядел в сторону, но его худые руки, вцепившиеся в парапет, стали иссиня–белыми. — Он решил, что ему дано судить мир и карать грешников. Если б он стоял внизу, на коленях, рядом с другими — ему бы это и в голову не пришло. Но он глядел сверху — и люди казались ему насекомыми. Ползало там одно ярко–зеленое, особенно мерзкое и назойливое, да к тому же и ядовитое. Стояла тишина, только грачи кричали у колокольни; и снова послышался голос отца Брауна: — К вящему искушению во власти его оказался самый страшный механизм природы — сила, с бешеной быстротой притягивающая все земное к земному лону. Смотрите, вон прямо под нами расхаживает инспектор. Если я кину отсюда камушек, камушек ударит в него пулей. Если я оброню молоток… или молоточек… Уилфрид Боэн перекинул ногу через парапет, но отец Браун оттянул его назад за воротник. — Нет, — сказал он. — Это выход в ад . Боэн попятился и припал к стене, в ужасе глядя на него. — Откуда вы все это знаете? — крикнул он. — Ты дьявол? — Я человек, — строго ответил отец Браун, — и значит, вместилище всех дьяволов. — Он помолчал. — Я знаю, что вы сделали — вернее догадываюсь почти обо всем. Поговорив с братом, вы разгорелись гневом — не скажу, что неправедным, — и схватили молоток, почти готовые убить его за его гнусные слова. Но вы отпрянули перед убийством, сунули молоток за пазуху и бросились в церковь. Вы отчаянно молились — у окна с ангелом, потом еще выше, еще и потом здесь — и отсюда увидели, как внизу шляпа полковника ползает зеленой тлей. В душе вашей что–то надломилось, и вы обрушили на него гром небесный. |
| Она же рече ему «Страшливе, не боися, токмо твори повеленное мною», – и посла по рыцаря. Рыцарь же приде к ней и злато принесе с собою, и хоте с нею пребыти, муж же ея отсече ему главу. Тако и другим двум рыцарем такоже главы отсече. Потом же рече рыцарь жене своей «О, любезная, уже мы так сотворихом, притчею 687 у нас их вымут – нам погибнути». Жена же его рече ему «Есть убо у меня брат, аз же умолю его, он их спрячет», – и повеле к себе брату быти. Брат же ея приде, она же сказа ему, что муж ея уби рыцаря, сам пьян спит, и моли его, дабы схоронил и положи его в мех. Вечеру убо приспевшу, он же взем его и отнесе в море, в воду, и паки приде к сестре своей и нача от нея просити, дабы ему дала доброго вина пити. Она же иде положи другого рыцаря в мех и, облия водою и взем скляницу, иде и будто запяся, и возвалися, и воскрича, и скляницу пролия. Брат же ея приде к ней и подня ея, она же рече ему «О, беда ми, опять мертвый прииде!». Брат же ея, его взем, и отнесе вверже в воду, и паки прииде к сестре, и прося у нее вина пити. И сестра же его в то время приготови третьего рыцаря, положи в мех, иде взя вино и паки зацепися, и повалися, и воскрича гласом. Брат же ея приде к ней, подня ю, она же рече ему «О, беда ми, братец, паки мертвый прибеже и лежит в мешке, о беда ми, како ми его избыти?». Брат же ея взем его, несе за град и скину его на огонь, сам поиде на страну. Аже в те поры приеде ко огню рыцарь из дальних стран и нача у огня гретися. Он же, пришед, уби его да и того кину в огонь и с конем сожже его, и прииде к сестре своей и сказа ей. Сестра же его рече ему «Убил убо еси неповинного», – и нача его поити вином до его воли. Той же старый рыцарь, муж ея, сотвори пир. На пиру же своем зашибе жену свою по уху, она же на него разгневася и рече пред всеми людми «О, злый старче, или ты меня также хощеши убити, как еси убил трех рыцарей цесарских?». Людие же слышавше и поведаша о сем цесарю. Цесарь же повеле их пред себя привести и воспраша же жены его. Она же сказа ему все по ряду, цесарь же повеле их обеих обесити, труп же их повеле лошадьми расторгати и останки огнем сожещи». |
| Под дубком, дубком, под карандышком, ни клубком, ни камешком (яйцо под курицей) . Сквозь стены бычка испеку (яйцо) . Из куста шипуля за ногу типуля (змея) . По ножницам – зверь портной, по щетине – зверь чеботарь (рак) . Пойду в баню черным, из бани выйду красным (рак) . Два рога, а не бык, шесть ног без копыт (рак) . В подполе, подполье лежит пирог с морковью: хочется есть, да не хочется лезть (рыба в воде) . Дом шумит, хозяева молчат; пришли люди, хозяев забрали, дом в окошки ушел (рыба, невод) . Звал меня царь, звал меня государь к ужину, к обеду; я человек не такой: по земле не хожу, на небо не гляжу, звезд не считаю, людей не знаю (рыба) . Звал меня царь государь в гости; и говорил я: “Царь, я по земле не хожу, я на небо не гляжу, царя во очи не признаю”. И зазвал-таки царь государь меня в гости (рыба) . По земле не хожу, на небо не гляжу, звезд не считаю, месяца не вижу (рыба) . Кину я не палку, убью не галку, ощиплю не перья, съем не мясо (рыба) . Есть крылья – не летают; ног нет, а не догонишь (рыба) . С голову велико, с перо легко (пузырь) . Летит птица крутоногая, несет тафту крутожелтую (пчела с поноскою) . Летит птица крутоносенькая, несет тафту крутожелтенькую; еще та тафта ко Христу годна (пчела) . Ни девка, ни вдова, ни замужняя жена: детей водит, людей питает, дары Богу приносит (пчела) . Ни солдатка, ни вдова, ни замужняя жена: много деток уродила, Богу угодила (пчела) . Летит птичка гоголек через божий теремок; сама себе говорит: “Моя сила горит” (пчела, свеча) . Летела птаха мимо Божьего страха: “Ах! мое дело на огне сгорело!” (Пчела и свеча.) Летела птица через Божью светлицу: “Тут мое дело на огне сгорело” (пчела и церковь) . Стоит изба безугольна, живут люди безуемны (улей) . Под ярустом, ярустом капуста бела, вода дорога, собаки злые (мед и пчелы) . В тесной избушке ткут холсты старушки (пчелы) . Сидят девушки в горенках, нижут бисерок на ниточки (пчелы) . Во темной темнице красны девицы, без нитки, без спицы (иглы), вяжут вязеницы (пчелы в улье) . |
|
|
