| Крест на мне рабе Божием имракъ, крестом я рабъ Божий имракъ ограждаюся от сопротивника своего, еретика, еретницы, от клеветницы; замыкаюся я раб Божий имракъ от грехов девяносто позолоченными ключами, от колдун, от колдуницы, от волхвов и от волхвиц, кину, кину я раб Божий имракъ с тех девяносто позалоченных ключей в окиан-море, и один на дне лежит камень латирь, никому в кияне не бывать, и ключей моих не вынимать. Во имя Отца и Сына и святого духа аминь. От земли и до небеси около меня раба Божия имрака стоит, стоит град каменный; в нем породила пресвятая Богородица сына своего Господа нашего Иисуса Христа, ангела, архангела и великие архангелие грозных сил воевода святый архангел Михаил и архангел Гавриил и святой страстотерпец Дмитрий, святый и храбрый Георгий, те меня раба Божия имракъ берегут со всех четырех сторон скипетры своими; не дают меня раба Божия имракъ лихим людям стрелять и рогатиною колоть, ничем бити, ни копием вергнуть, ни саблею сечь, ни ножем ни колоть, ни мечем лихим людям сокрушати и ни чем бити служебника своего ангельского, мученического раба Божия имрака пред царем Александром Македонским, и всякой птицы совершением и утверждением святых, вдовиц умолением. Стой неходи ко мне рабу Божию имраку умолением святых апостолов и святых отец не ходи ко мне рабу Божию имраку, умолением всех святых, которые сотворили волю Божию от начала и до сего дни, умолением вдовиц, стрела стой, не ходи ко мне рабу Божию имраку, через благовещение пресвятые Богородицы и приснодевы Марии, умолением всех святых молитвами, аминь. Соблюди Господи и помилуй, загради и заступи и защити раба Божия имрака от стрел летящих, и от всяка железа, от булату и от укладу, и от камене, от стали, и от меди зеленой, и от разные проволоки железные, от всякого древа русского и заморского, и от жимолости, от ружья ратного и воинского и от стрел и от пушек и от пищальки, и от самопалев, и от пушек медных и от оловянных, и от всякого камени, от каменных треск и оловянных, и от свинцовых, и от дроби всякой, и от всякого пороху русского и заморского, и от всякого древа, и от всякого погубления на сем свете от востока до запада, от земли и до небеси, от всех четырех сторон, и от всякой птицы перыя и от всякого погубления черемисского и татарского, бухарского и крезниского (sic), и от литовского и черкаского, и от латынского и немецкого, и от русских людей не мирных, и от всяких нечистых родов, и от всякого врага и супостата. Аминь. Крест хранитель, крест всея вселенные, крест креста церковного, крест царская держава, крест верным утверждение, крест ангелам слава, крест бесам язва. О святый великий Иоанне пророче и предтече, крестителю Господень, отгони от меня раба Божия имрака Иродовых 12-ти дщерей и сохрани меня грешного раба своего имрака душу мою и тело цело и здраво, до окончания живота моего, и во веки веков, аминь, аминь, аминь. Читать по утрам и зарям трижды. |
| Постепенно монастырь набирал известность, количество братии увеличивалось. Великие князья московские, а затем и русские цари жаловали скит деньгами и драгоценностями. Но вот пришло Смутное время, шведы и финны разорили монастырь дотла. Обитель восстановили, но не прошло и тридцати лет, как случился церковный раскол. Патриарх Никон сослал в глухой онежский монастырь епископа Павла Коломенского — единственного архиерея, поддержавшего старообрядцев. Через несколько лет на остров приплыли единомышленники епископа — монахи-старообрядцы с Соловков, выжившие после разорения царскими стрельцами Соловецкого монастыря. Они проповедовали учение о скором конце света по прионежским городам и весям. Спасение от Божьего гнева старообрядцы видели в покаянии и… скорейшей смерти. Соловчане собрали более двух тысяч крестьян, привезли их на Палей и устроили массовое самоубийство. Люди набивались во все деревянные здания и поджигали себя, а заодно и Палеостровскую братию. Даже в наши дни, стоит копнуть на территории монастыря раза два, и наткнешься на горы пепла и обгорелые кости. До сих пор на скале слева от монастырского поселения стоит большой деревянный крест, поставленный старообрядцами. «Кто-то предлагал снести его, но владыка сказал — не надо. Пусть стоит, крест есть крест, — объяснил о. Иоанн. — Старообрядцы очень этот крест почитают, то и дело сюда наведываются. Приплывают человек по десять — бородищи раза в три длинней наших. Ну и пусть приезжают, что, запрещать им, что ли? Я в них первым камень не кину». Прошлым летом на Палее начали строить храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Привезенный с материка сруб складывали сами, сами же и пол настилали, и крышу крыли. Иногда на подмогу приглашали строителей из Петрозаводска. Паломники тоже внесли свою лепту. Уже осенью на престольный праздник в пахнущих свежим деревом стенах отслужили первую литургию На XVIII-XIX века приходится время наибольшего расцвета обители. При Александре I был построен большой братский корпус, две каменные церкви. Сейчас от всего этого остались лишь груды известки и кирпича, крошащегося в руках. После революции обитель не стали даже взрывать, настолько глухим было место, — просто расстреляли монахов. |
| На Кривую подмигивает, смеется. Кабы мне таку дугу, Да купить-то невмогу, Кину-брошу вожжи врозь — Э-коя досада! У Канавы опять станция — Петушки: Антип махорочку покупал, бывало. Потом у Николая-Чудотворца, у Каменного Моста: прабабушка свечку ставила. На Москва-реке лед берут, видно лошадок, саночки и зеленые куски льда, — будто постный лимонный сахар. Сидят вороны на сахаре, ходят у полыньи, полощутся. Налево, с моста, обставленный лесами, еще бескрестный, — великий Храм: купол Христа Спасителя сумрачно золотится в щели; скоро его раскроют. – Стропила наши, под кумполом-то, — говорит к Храму Горкин, — нашей работки ту-ут!.. Государю Александре Миколаичу, дай ему Бог поцарствовать, генерал-губернатор папашеньку приставлял, со всей ортелью! Я те расскажу потом, чего наш Мартын-плотник уделал, себя Государю доказал… до самой до смерти, покойник, помнил. Во всех мы дворцах работали, и по Кремлю. Гляди, Кремль-то наш, нигде такого нет. Все соборы собрались, Святители-Чудотворцы… Спас-на-Бору, Иван-Великий, Золота Решетка… А башни-то каки, с орлами! И татары жгли, и поляки жгли, и француз жег, а наш Кремль все стоит. И довеку будет. Крестись. На середине моста Кривая опять становится. – Это прабабушка твоя Устинья все тут приказывала пристать, на Кремль глядела. Сколько годов, а Кривая все помнит! Поглядим и мы. Высота-то кака, всю оттоль Москву видать. Я те на Пасхе свожу, дам все понятие… все соборы покажу, и Честное-Древо, и Христов Гвоздь, все будешь разуметь. И на колокольню свожу, и Царя-Колокола покажу, и Крест Харсунской, исхрустальной, сам Царь-Град прислал. Самое наше святое место, святыня самая. Весь Кремль — золотисто-розовый, над снежной Москва-рекой. Кажется мне, что там — Святое, и нет никого людей. Стены с башнями — чтобы не смели войти враги. Святые сидят в Соборах. И спят Цари. И потому так тихо. Окна розового дворца сияют. Белый собор сияет. Золотые кресты сияют — священным светом. Все — в золотистом воздухе, в дымном-голубоватом свете: будто кадят там ладаном. … |
| 8.Челобитная патриарха Никона с просбой о приписке к Воскресенскому монастырю Печенгского монастыря (ноябрь) РГАДА, ф. 27, on. 1, д. 140, ч. 3, л. 126 – 129. Столбец из четырех сставов. Писцовая скоропись. Бумага с филигранью «Дом подкрестом, обвитый змеей» (по обрезу видна нижняя часть знака – «дом») типа: Дианова, Костюхина 1980, 543 (1662). Рукопись плохой сохранности, бумага во многих местах прогнила, края оборваны; имеются многочисленные механические утраты текста. Текст ранее не издавался. (л. 126) Великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, и государыне царице и великой княгине Марие Ильичне, и государю царевичю и великому князю Алексею Алексеевичю, и государю царевичю и великому князю Феодору Алексеевичю, и государыне царевне и вели- кой княжне Ирине Михайловне, и государыне царевне и великой княжне Анне Михайловне, и государыне царевне и великой княжне Татияне Михайловне, и государыне царевне и великой княжне Евдокее Алексеевне, и государыне ца- ревне и великой княжне Марфе Алексеевне, и государыне царевне и великой княжне Софье Алексеевне, и государыне царевне и великой княжне Екатерине Алексеевне, и государыне царевне и великой княжне Марии Алексеевне. Богомолец ваш, смиренный Никон патриарх , Бога моля, челом бьет. В нынешнем, государь, во 170 (1661)-м году ноября в 1-й день//(л. 127) по вашей премногой милости привез к нам вашего, государева, жалования милостыни Никифоровичь три тысечи рублев. И мы за вашу, государеву, премногую милость о вашем, государеве, душевном спасении и о телесном здравии со всею братиею со слезами Господу Богу молимся и ваше, государево, жалование в ваше, государево, богомолие вложим в церковь Святаго Живоноснаго Воскресения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Да в день всемирнаго воскресения сторицею воспри по твоему, государеву, изволению разрешительную грамоту написав да прочетшися от духовнаго отца над телом, вложится в руце Бориса Ныне, аще и безвременно есть к тебе, великому госудрю, прощение наше вознести обаче милость государь государеву указу твое, государево, жалование ские на студе земли горсть кину с товарыщи жать до урочных государеву милость и указ [...] слушали. |
| Не было еще иномыслия, ни разных народов, ни имени ереси, ни даже идолослужения. Но поелику каждый человек водился собственным своим образом мыслей (единаго же для всех закона дано еще не было, потому что каждый сам себе служил законом, и сообразовался с собственным своим образом мыслей); то, как у апостола в употреблении не одно именование варварства, но и другия; ибо говорит: «о Христе Иисусе несть варвар, ни скиф, и еллин и иудей» (Кол.3:11), — варварством называлось тогда самое время протекавшее в продолжение десяти родов. После же потопа, поелику Ноев ковчег остановился на горах Араратских между армян и кардиев на горе называемой Лувар, то там сперва происходит население людей по потопе, там пророк Ной насаждает виноград, и делается жителем сего места. У детей его (не видно, чтобы Ной еще родил сам) родятся дети и дети детей в продолжение шести сот пятидесяти девяти лет до пятаго рода кроме Сима. И родословие этого одного сына представлю в порядке. Итак Сим рождает Арфаксада, Арфаксад Кину, Кина Салу, Сала Евера благоговейнаго и богочестиваго, Евер Фалека. 5. И ничего не было на земле, ни ереси, ни инаго и инаго образа мыслей; все назывались только людьми, как говорящие одними устами и единым языком. Нечестием и благочестием определяли только естественный закон, и согласное с естеством избрание воли каждаго в отдельности, и не заблуждение в учении и в сочинениях писателей почерпнутое, не иудейство, не другая какая ересь, но, так сказать, вера, водворенная ныне во святой уже вселенской Божией церкви, какая была в начале, такою и в последствии открылась снова. Ибо кто намерен смотреть правдолюбиво, для того начало всего по самой цели есть святая Божия вселенская церковь. Первозданный Адам сотворен не в обрезании, но в необрезании по плоти; не был же идолослужителем, и знал Бога Отца и Сына и Святаго Духа, потому что был пророк. Посему, не имея обрезания, не был иудеем; не кланяясь изваяниям, или чему иному, не был идолослужителем. Ибо Адам был пророк, и знал, что Сыну сказал Отец: «сотворим человека» (Быт. |
| До второго пришествия — Эй, девчонки! — первое, что услышали отец Владимир и матушка Алевтина, появившись на кривой млевской улочке 12 лет назад. «Мы ж оба в черном до пят, а глаз у местного жителя замутнен…» От когда-то легендарных (еще древнерусской княгини Ольги) времен во Млево остался заливной луг, на котором гремела знаменитая Новгородская ярмарка, и редкий, «едва во всей России три таких наберется», уступающий в размерах лишь храму Христа Спасителя Спасо-Георгиевский храм, в котором службы шли и во время татаро-монгольского ига, и в Великую Отечественную, не прерываясь ни на день. Оттуда, с колокольни храма, видна батюшкина «епархия»: изгиб сияющей реки, по берегам которой были да сгинули монастыри, место, где ушла под землю часовенка вместе с молящимися, и 18 полупустых, спивающихся, «бездетных» деревень, тающих на глазах: каждый год «уходит» по одному дому… Сколько батюшек спешили отсюда, с бескормицы, на хлебные городские места. «Отец Владимир, а вы как же так тут застряли?» — часто спрашивают млевского батюшку. «Да на кого ж я бабушек своих кину? Да и храм жалко, — удивленно отвечает он. — Ведь про него Иоанн Кронштадтский, отслуживший в начале века в его алтаре литургию и оставивший здесь свое облачение, шитое яркими цветами, сказал: «Стоять будет до второго пришествия». Свою первую службу, 12 лет назад, отец Владимир Сафронов служил в облачении святого: денег не было на свое… Быт и чудеса Млевского прихода Когда-то он был радистом на флоте, летал в морской авиации, но в самые махровые советские времена в разрезе офицерской рубашки проглядывал неуставной крестик. Жили в Калининграде. Храмов там не было — ездили с женой причащаться в Литву. Когда в городе храм таки возвели — были первыми, кто в нем венчался. Отец Владимир пономарил, алтарничал, брал наряды вне очереди, только чтобы попасть на службу в храм. Вышел на пенсию. Рукоположился. — Этот храм выбрал меня сам. Батюшка с матушкой — люди городские, а во Млево: кочерга, печка, ухват. Сначала поселились в сторожке на кладбище. «Долго сами топили, пока не пришел татарин-печник и не сказал: «Ваш Бог есть: огонь уже давно стены за печкой лижет, вы едва не сгорели». Разве не чудо?» |
| Да ее и поставить негде, ни к одному отделу она не подходит. – Но только я не знаю… Мы ведь игрушки не собираем, мы республиканский музей. А он уже опять подтянулся, одеревенел и смотрел на меня сурово. – Не собираете игрушки? – спросил он любезно. – А вот эта, скажите? Это тоже игрушка? – Он снова наклонился над наволочкой и поставил на стол одну за другой несколько вещей: статую будды, позолоченную и раскрашенную – алые губы, голубые глаза, белый лотос в руке, потом золотого китайского дракона и наконец узорчатую резную башню, похожую на винтовую лестницу с карнизами, перилами, узорной верхушкой, – все это было сделано чисто и точно под слоновую кость. Надо сознаться, что такие работы мне приходилось видеть не часто. «Да, но делать-то с этим что? – тоскливо подумал я. – Ну, будда еще туда-сюда – тут где-то рядом был буддийский монастырь, ну а все это…» – Так вы полагаете, что все это игрушки? – спросил Родионов. Он сидел на стуле и не отрываясь смотрел на меня. – Да нет, не игрушки, – ответил я неловко. – Будду мы у вас возьмем и оплатим… – Ну вот и та лодка тоже не игрушка, – отрезал он и начал собирать и засовывать в наволочку все свои изделия. – Эта лодка мертвых из изобразительного музея Пушкина. Если вы археолог, то должны были ее видеть. Там даже фотографии с нее продают. Я по фотографии резал, а потом ходил сличать. А вы говорите игрушки! Для исторического отдела эти игрушки – первое дело. Вот черт возьми, надо же, надо же так сесть в галошу! И главное: только что он сказал про музей Пушкина, как я вспомнил, что ведь десятки раз видел я эту барку и даже знаю, где она стоит – по правую сторону от входа, возле шкафчика с мумиями: мумия крокодильчика, мумия кошки, голова женщины на подставке, а рядом, в другом шкафу, на нижней полке – вот эта барка. Но доказывать или говорить что-нибудь, конечно, уже было ни к чему. – Так вот будду мы возьмем, – тупо повторил я. – Спасибо, не надо, – гордо отрезал он. – Пойду через парк, кину детишкам, пусть играют… Теперь вот какое дело… Он полез в планшет и вынул оттуда что-то большое, плоское, завернутое в суровую тряпку, развернул тряпку, а под ней оказалась пергаментная бумага. |
| Вот что я узнал о происшедшем недавно в Испании. Когда король Леогивильд шел войной на своего сына 34 , его армия, как это обычно бывает, сильно повреждала святые обители. Между Сагунтом 35 и Картахеной 36 был монастырь во имя святого Мартина. Узнав о приближающейся к этому месту армии, братия монастыря быстро ушла и скрылась на морском острове, бросив своего старого настоятеля. Готы, придя, разграбили имущество монастыря и нашли настоятеля, согбенного от старости, но твердого и прямого в своей праведности. Один из них, обнажив меч, хотел отсечь аббату голову, но тут же сам упал навзничь и испустил дух. Увидев это, другие готы сильно испугались и убежали. Когда очевидцами было доложено об этом королю, то он повелел, чтобы все отнятое у монастыря было возвращено. Глава 13. О еретике, который желал явить свет человеку, но ослепил его Вышеупомянутый 37 король, видя такие чудеса, явленные по нашей вере через рабов Божиих, спросил наедине одного своего епископа: «Почему вы, называя себя христианами, не являете никакого знамения веры вашей?» Епископ ответил: «Я часто слепым возвращал свет и глухим слух, и сейчас могу сделать то, о чем говоришь». И, тайно позвав одного из еретичествующих, сказал ему: «Вот тебе сорок золотых – закрыв глаза, сядь на одном месте, мимо которого будем мы проходить, и, забежав передо мной с королем, проси, чтобы я своей верой чудесно вернул тебе потерянное зрение». И тот, взяв деньги, сделал, как ему было приказано. ГК 13 И вот, когда (однажды) новый Кирула 38 , окруженный толпой еретиков, шел справа от короля, вскричал и этот подкупленный «слепой», чтобы вера епископа исцелила глаза его. А тот, с немалой самоуверенностью возложив руки на глаза его, сказал: «По вере моей да будет тебе!» Когда он промолвил это, с болью сомкнулись очи того человека, и потерял он зрение солнечного света, а та хитрость, изобретенная ненасытной жадностью, стала очевидной всем. Глава 14. О прениях еретика с православным Рассказывал мне и другой достойный доверия муж о том, как спорили об истинной вере православный с еретиком. И когда они долго доказывали свою правоту от Священных Писаний и еретика невозможно было убедить признать истину, сказал ему православный: «Если наша вера, если свидетельства Священного Писания для уверения твоего ничего не значат, то испытай величие чудес Нераздельной Троицы. Вот, на моем пальце золотое кольцо – я кину его в огонь, а ты его, раскаленное, достань оттуда». |
| Еще один вопил: «Увы мне, монаху-фарисею, который сначала имел доброе намерение, желая поступить в убогую обитель и там подвизаться в смирении, но впал в лицемерие и ханжество, стал заботиться о своей наружности — бороде и волосах, стараясь быть привлекательным и искусным в лести, в чем преуспел, и вознесся самомнением. Увлекаемый им, покинул я обитель и отправился в Царьград, там начал завлекать людей своей наружностью, бородой, волосами и обхождением, ища славы человеческой и доискиваясь звания духовника. (На востоке это особое звание и не все священники могут быть ими). Когда же достиг, то уподобился змию, соблазнявшему Еву и обвившемуся вкруг древа познания добра и зла, отгрызшему собственными зубами запретный плод, отравившему его ядом языка своего и тем умертвившему весь род человеческий, сделав людей бесчувственными к страху Божию. Так и я — собственными зубами отгрызал запретные плоды, смертельные для людей, и манил языком своим вкушать от них, и те, которые принимали их от меня, — отравлялись. Так и я делал людей бесчувственными к повелениям Божиим (т. е. бесстрашными ко греху), отравляя их превратными толкованиями и ложными истин духовного ведения древа познания добра и зла (т. е. ложным толкованием заповедей и слова Божия). Старался я привлечь к себе как можно больше духовных чад и, чтобы приманить их, льстил им, как змий, хваля их не только в глаза, но и за глаза; но вместе с тем осуждал духовников иных и духовных чад за грехи их. За это ныне нисхожу на дно ада, в хлад тартарский, чтобы быть вечно мучимым мучителем драконом во чреве ада, где Диосфор». Такими воплями оглашалась та адская стезя, по которой бесы волокли тех людей. Наконец Феофан со святым Нилом дошли до одной, боковой, весьма узкой дорожки; святой сказал: «Следуй за мной», и повел его до конца ее, где виднелся как бы закрытый люк от цистерны, из которого, когда святой открыл его, вырвалось пламя и озарило их. Феофан испугался, но святой сказал: «Не бойся, но только смотри же хорошенько, чтобы ты больше не входил в монастырь, а то я собственными руками кину тебя сюда». |
| И дни великие Мадрида. Порыв и свет во всех сердцах От Анд до Дома Инвалидов. Потом интриги и уловки. Москва и Лондон. Сдача карт. На дне мадридской мышеловки Забыты вы в кровавый март. И я из той же чаши пил И был обманут без зазренья. В ваш юный пыл, священный пыл, Не кину камень осужденья. Всегда, с детства, мне были милы юноши и девушки — борцы за правду. Самоотверженные и жертвенные. Эти образы стояли у меня перед глазами еще тогда, когда я вместе с Полей (моей нянюшкой и другом детства) читал Жития святых. Юношей Пантелеймона и Георгия Победоносца, Алексия — человека Божия, великомучениц Екатерины и Варвары. Потом, в юности, меня чаровали образы русских подвижников-революционеров, декабристов и их чудесных жен: Трубецкой, Анненковой, Волконской. Образы страдальцев-народников: Желябова, Софьи Перовской, Веры Фигнер. Не сочувствуя террору, почитая память царя Александра (единственного царя, который мне симпатичен), самого человечного и гуманного из царей, я не мог не преклоняться перед героизмом народовольцев, перед их нравственной чистотой и самоотверженностью. И что с того, что они, как и я, сплошь и рядом становились жертвами обманщиков, как и мой друг Шолом Кривой, попавший в советский лагерь в награду за жизнь, отданную мировой революции, — от этого не менее свят и высок их подвиг, от этого не менее светлы их образы. Я поэтому никогда не мог замкнуться в церковной скорлупе, — меня всегда влекло на вольный простор. “Занимайся своим церковным делом. Не лезь туда. Зачем?” — говорил мне в 1956 году мой друг, один из самых талантливых церковных писателей тех лет. “Пускай себе грызутся. Нам-то что?” — говорил простак-старообрядец, хорошо ко мне относившийся. “А они нас защищали?” — риторически спрашивал молодой диакон, только что окончивший Академию. А меня влекло на вольные просторы, и достаточно было небольшого толчка, чтобы я вошел в нарождавшееся демократическое движение. Впрочем, и раньше я пристально следил за тем, что творится на широких просторах. А творилось там после 1956 года много интересного и необычного. |
|
|
