| М., 1960; Кострома: Путев.-справ. Кострома, 1963. С. 307-335; Флоря Б. Н. О нек-рых источниках по истории местного управления в России XVI в.//АЕ за 1962 г. М., 1963. С. 92-97; Масленицын С. Кострома. Л., С. 8-25, 52-66, 85-96, 105-114, 116-119, 122-133; Бочков В. Н., Тороп К. Г. Кострома: Путев. Ярославль, 1970. С. 58-95; Иванов В. Н. Кострома. М., 1970. С. 44-88. 19782. С. 52-114; Постникова-Лосева М. М. «Образ Дмитриев удет золотой»//ДРИ. М., 1970. [Вып.:] Худож. культура Москвы и прилежащих к ней княжеств, XIV-XVI вв. С. 473-477; Чернецов Г. Г., Чернецов Н. Г. Путешествие по Волге. М., 1970. С. 35-37; Муравьева Л. Л. Деревенская промышленность центр. России 2-й пол. XVII в. М., 1971. С. 85-87; Кудряшов Е. В. Архит. памятники Ипатьевского мон-ря XVI-XVII вв.//Краеведческие зап./КИАХМЗ. Ярославль, 1973. Вып. 1. С. 63-77; Зыбковец В. Ф. Национализация монастырских имуществ в Сов. России (1917-1921). М., 1975. С. 147; Булыгин И. А. Монастырские крестьяне России в 1-й четв. XVIII в. М., 1977. С. 44. 169, 178, 230; Захаров А. Н. Землевладение костромского Троице-Ипатьева мон-ря в XV-XVI вв.//Проблемы истории СССР. М., 1980. Вып. 11. С. 19-30; он же. Один из способов роста монастырского землевладения в кон. XVII в.//ВИ. 1995. 5/6. С. 173-175; он же. Крупная феод. вотчина Костромского края в XVI-XVII вв.: (По мат-лам костромского Троицкого Ипатьевского мон-ря): АКД. М., 1997; он же. Государственные повинности Ипатьевского мон-ря в кон. XVII в. по мат-лам костромской переписной книги монастырского приказа 1701-1703 гг.//Краеведческие зап. Кострома, 2003. Вып. 6. С. 38-43; Кострома: Путев. Ярославль, 1983. С. 144-171; Брюсова В. Г. Гурий Никитин. М., 1982. С. 169-207; она же. Ипатьевский мон-рь. М., 1982; Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 15-18; Разумовская И. М. Кострома. Л., 1989. С. 23-34, 66-72, 98-106; Славина Т. А. К. Тон. Л., 1989. С. 144-147; Мышкин К. Епархия - музей-заповедник: Конфронтация или сотрудничество//Костромские вед. 1990. 5 окт.; Тороп К. |
| Мать, услыхав это, дала обещание отслужить панихиду о схимонахе Вассиане, но уже после приезда от врача. В последних числах мая 1902 года мать и сын, ехавши к врачу на станцию Шихраны, повстречались с кондуктором Салюковым, который, видя страждущего мальчика, подойдя к матери его, спросил: «Наверное, в гор. Казань везете сына своего?» – Мать ответила, что они едут на станцию Шихраны за советом к врачу и рассказала о болезни сына своего. На это кондуктор ответил: «Я тоже хворал долгое время ногой, около 2-х лет лечился всевозможными лекарствами, но никакой пользы не получал. Но случайно мне попалась книга: «Описание о схимонахе Вассиане», я и прибегнул к его ходатайству пред Богом, и по его молитвам, не выходя из пещеры схимонаха Вассиана, я получил исцеление». В разговоре незаметно доехали до ст. Шихраны. Мать с сыном пошли к доктору Сосоеву, который хотя и дал им лекарства, но сказал, что надежды на выздоровление нет; опечаленные, они этим же днем вернулись домой в гор. Алатырь. Тогда только родители его поняли Божие указание, как в виденном сне, так и в разговоре с кондуктором, что нужно просить ходатайства и молитв пред Богом схимонаха Вассиана. По приезде от врача Сосоева, утром, мать привезла больного в пещеру, где служили пред гробом схимонаха Вассиана панихиду; взяв масла и песочку от могилки, больной стал пользоваться этим и вскоре начал ходить и поправляться здоровьем. Мать его отслужила панихиду по схимонахе Вассиане, и сын её стал совершенно здоров. Родители его, доктор и все знающие были в большом удивлении, так как видели его почти на смертном одре, даже запах был от него невыносимый; но теперь, после молитв у гроба схимонаха, все видят его в совершенном здравии, работающим с родителями на поле. В 1902 году исцеленный начал заниматься слесарной работой, а 1903 года, в марте месяце, при строгом освидетельствовании доктора, был принят в алатырские мастерские Московско-Казанской железной дороги, в слесаря. И теперь работает во славу Божию, благодарит угодника Его – схимонаха Вассиана. |
| В 1654 г. активную поддержку К. З. м. оказывал гетман Б. М. Хмельницкий , пожаловавший братии богатые имения в Левобережной Украине, в т. ч. с. Выгуровщина, со «ставами, сеножатми, озерами, полями и иншими всеми акциденциями», запретив казакам, чтобы «жебы в жадные наименьше провента не встручали ане жадными шинками не бывали» (к кон. XVII в. мон-рь значительно увеличил имение Выгуровщина, скупив соседние участки земли). Но оставшиеся в Правобережной Украине на территории Речи Посполитой владения К. З. м. после заключения Андрусовского перемирия в 1667 г. постепенно были отданы польск. шляхте. К кон. XVII в. в собственности обители находилось ок. 70 дворов в Глевахе, 2 двора на хуторе Вета, 25 дворов в Соколовке, Даниловке и Драновке, 6 дворов в Юровке, 5 дворов в Борщаговке, 18 дворов в Жерновке, 16 дворов в Заборье; в окрестностях Киева - сёла Даниловка, Крюковщина, Заборье, Княжичи, Блиставица, мельница на р. Красной. В 1708 г. еп. Переяславский Захария (Корнилович) основал Онуфриевский Даниловский Липянский (Липлянский) скит на землях Даниловки и Заборья. К мон-рю была приписана и Красногорская Троицкая пуст. (Киево-Златоверхо-Михайловский мон-рь. 1889. С. 63, 64, 119-129). Во 2-й пол. XVII - нач. XVIII в. крупные земельные приобретения экономически укрепили положение обители. Гетманы не только подтверждали прежние владения, но и дарили К. З. м. новые земли. Так, гетман И. И. Скоропадский передал мон-рю сёла Боденьки и Крехаев на р. Десне. Здесь же К. З. м. приобрел мельницу, двор с пекарней и «винницей». На пожертвования мон-рь купил мельницу в Переяславе, 11 дворов с полями, озерами, 2 мельницами в г. Остре. Среди щедрых благотворительниц упоминается Мария Гамалия, в нач. XVIII в. завещавшая с. Хрули (ныне Лохвицкого р-на Полтавской обл.) с 25 крестьянами, 2 мельницами на р. Суле, «дворцом», «винницею», хуторами Ведкаловка и Деркаловка, лесами и садами. Ее сын Иван пожаловал мон-рю с. Бодавка. Храмы и другие постройки До нач. XVIII в. все постройки К. З. м., кроме собора, оставались деревянными. На плане Киева Ивана Ушакова 1695 г. ( Алферова, Харламов. 1982) в зап. части монастырской территории изображены деревянные 2-ярусная колокольня и кельи, ограда. |
| являлся именно Ростислав (Аввакум) Мстиславич, свидетельствуют даже Смоленские грамоты. В самом деле, все дошедшие до нас экземпляры 2-й половины XIII–XIV вв.— «В», «С», «D», «E», «F» — почему-то имеют ссылку на договор «А» 1229 г., заключенный Мстиславом (Федором) Давидовичем а не на «К» (Договор неизвестного смоленского князя), как нам сейчас известно, заключенный Ростиславом (Борисом) Мстиславичем. Очевидно, смоленские князья 2-й половины XIII–XIV вв. в своих договорах ссылались бы на экземпляр «К», если бы их предком был Ростислав (Борис). К тому же, очень вероятно, что именно договору заключенному Ростиславом (Борисом) предшествовал самый первый договор заключенный еще в 1210 (1212?) г. князем Мстиславом (Борисом) Старым Ссылка же во всех договорах 2-й половины XIII–XIV вв. именно на договор, заключенный Мстиславом (Федором), может свидетельствовать только о том, что все смоленские великие князья являлись его потомками (т. е. происходили от Ростислава (Аввакума)). Обращает на себя внимание и то, что многие потомки князя Романа (Бориса) по мужской линии также имели крестильное имя Борис. Потомки же князя Давида (Глеба) имели только имя Глеб. Поэтому очевидно, что даже крестильные имена, даваемые Романовичами и Давидовичами своим сыновьям, являются свидетельством того, что предком великих смоленских князей 2-й половины XIII–XIV вв. был именно Ростислав (Аввакум), в свою очередь являющийся внуком Давида (Глеба) Когда же Ростислав (Аввакум) княжил в Смоленске? Под 1239 г. летопись сообщает: «Ярославъ иде Смоленьску на литву и литву побъди и князя ихъ ялъ, а смоляны оурядивъ, князя Всеволода посади на столе, а сам со множеством полона с честью отиде в свояси» Л. В. Алексеев полагал, что текст летописи не вполне ясен П. В. Голубовский склонялся к тому, что один из литовских князьков захватил Смоленск «не без участия смольнян» Что же могло произойти в Смоленске на самом деле? Вероятно, после смерти Мстислава (Федора) смоленский стол по праву старшинства в роде должен был перейти к Ростиславичам, потомкам Романа (Бориса). |
| Высотно раскрытый пятью куполами интерьер дополняется витражными окнами, настенной масляной живописью (худож. Ермаков). Памятник — произведение волынской архитектурной школы, сочетающее традиции древнерусских конструктивных приемов с элементами готико-ренессансной архитектуры XV—XVI вв. 2) Кельи, 1606—1610 гг. Сооружение состоит из двух идентичных корпусов, симметрично примыкающих с юга и севера к Троицкой церкви. Каждый корпус — кирпичное, двухэтажное, прямоугольное в плане здание с двумя круглыми трехъярусными башнями на углах его торца. Ренессансный декор. Прямо-большие на первом этаже и втором, эффектно обрамлены белокаменными наличниками с чередующимися резными треугольными и сегментными сандриками, на первом этаже — сандрики на резных каменных консолях. Арочные входы южного и северного крыльев оформлены порталами, которые состоят из каннелированных пилястр, несущих антаблемент. Фриз антаблемента декорирован триглифами, розетками и маскаронами. Завершает композицию разорванный фронтон с картушем. Базы пилястр и участки стены над аркой входа украшены резьбой. На первых этажах, по сторонам сеней с лестницами на второй этаж, находятся по два больших зала, перекрытых сложной системой звездчатых сводов с нервюрами и резными розетками в центре. Второй этаж перекрыт крестовыми сводами, имеет коридорную планировку. Башни соединялись с кельями, были оборонными, снабжены ключевидными бойницами. 3) Юго-восточный корпус, 1606—1610 гг. Полуразрушен, кирпичный, прямоугольный а плане, одноэтажный с подвалом, увенчан глухой аркадой. Углы здания, оконные и дверные проемы подчеркнуты белокаменным рустом. 4) Колокольня, 1606—1610 гг. Представляет собой перестроенную мадвратную башню. Первый ярус соединяется с Троицкой церковью голепеей. Сооружение трехъярусное, нижние деления составляют единый прямоугольный в плане объем, имеют три членения, лерекрытые по первому ярусу полуциркульными сводами. Верхний ярус квадратный в плане, с шатровой крышей со сложным заломом. Сооружение имеет архитектурные черты позднего барокко, проявляющиеся в тяжелом антаблементе со сложнопрофилированным карнизом нижнего объема и пилястрах, усиливающих вертикальный ритм композиции памятника. |
| Отличие некрополя Д. м.- в его «разночинном», демократическом характере: «в большинстве здесь погребены все люди простого происхождения, а на новом кладбище как будто даже с гордостью пишут на памятниках «крестьянин»» ( Саладин. 1997. С. 116). Помимо братии, духовенства и купцов на кладбище Д. м. покоятся представители культуры, в т. ч. славянофилы. Участок с могилами выдающихся деятелей - между древним собором и домом настоятеля, у бокового входа, где находилась могила Гоголя (простая гранитная глыба с крестом, к к-рой позже добавили высокую плиту черного мрамора и решетку, с надписью, включавшей многочисленные цитаты из ветхозаветных книг). Недалеко располагались могилы его друзей - Ф. В. Чижова (1811-1877) и поэта Языкова (1803-1846), под камнем к-рого был погребен еще один представитель славянофилов, Д. А. Валуев (1820-1845); рядом - рус. философ и поэт Хомяков (1804-1860), исследователь и патриот Болгарии Ю. И. Венелин († 1839), у самого дома настоятеля - историк и правовед Ф. Л. Морошкин (1804-1857). Ближе к собору стояли памятники Ю. Ф. Самарина (1819-1876) и профессора-филолога Н. С. Тихонравова (1832-1893). Севернее старого собора располагалась могила писателя М. А. Дмитриева (1796-1866) и его сына Ф. М. Дмитриева (1829-1894). У Троицкого собора погребены музыкант и директор Московской консерватории Рубинштейн (1835-1881), славянофилы В. А. Черкасский (1824-1876), Д. Ф. Самарин (1831-1901), А. И. Кошелев (1806-1883). Ближе к воротам нового кладбища - физиолог А. И. Бабухин (1827-1891), а сразу за ним - худож. Перов (1833-1882) и неподалеку писатель-историк, в старости принявший священнический сан, Д. С. Дмитриев (1848-1915). Здесь же захоронения декабристов В. М. Голицына (1803-1859) и Д. И. Завалишина (1804-1892). Особое место занимали погребения настоятелей Д. м. и их духовных чад, но о них сохранилось мало сведений. Так, для обнаружения могил архиеп. Никифора (Феотоки) и молдав. господаря греч. происхождения Маврокардато были предприняты специальные изыскания. |
| Тем не менее, как скоро чувствовал хотя малейшее облегчение, то или дома молился, или шел в храм и так – ревностно, до самой смерти, которая последовала в 1890-м году. При естественном ослаблении старческих сил, обыкновенно, чаще и чаще приходит на мысль помощь Господа Промыслителя, не оставляющего человека и тогда, когда оставляют его не только близкие люди, но и даже и свои силы. Крепко веровал в покров Господа, в помощь и защиту своего Ангела-Хранителя восьмидесятилетний старец, возросший в глубокой богобоязненности от детства своего. О такой преданности В. Ив-ча своему Ангелу-Хранителю наилучше засвидетельствовал следующий знаменательный с ним случай. За несколько дней до смерти с ним иногда делалось головокружение. При одном таком случае старец находился в комнате один; его сожитель-племянник отошел обедать. Намереваясь перейти из одной комнаты в другую, он вдруг упал на пол всем телом, причем, однако, голова его не ударилась об пол, как-то странно и вместе благополучно поместилась на ребре стула, сбитого на пол упавшим, и как бы подложенного под его голову. Падение, таким образом, оказалось совершенно безболезненным. Когда на стук, происшедший от падения, прибежал племянник, и с испугом спросил, не разбился ли старец-дядя, то В. Ив-ч сказал ему с спокойствием верующего сердца: «нет! – меня поддержал Ангел-Хранитель». В 1890 году 21-го числа апреля вечером В. Ив-ч почувствовал головную боль и, вследствие этого, всю ночь почти провел без сна; утром 22-го числа в субботу он уже не решился идти к ранней обедне; с наступлением дня он пожелал пригласить доктора В. И. Смидовича. После визита доктора он пожелал приобщиться Св. Христовых Таин; а потом, спустя час, по его желанию над ним совершено было таинство Елеосвящения. – Все это время, находясь в ясном сознании, В. Ив-ч твердо понимал, что наступает конец его жизни, но – какой жизни? – Вся его жизнь была, главным образом, деланием во славу Божию: его мысль постоянно витала в храмах Божиих, в обителях православных иноков; наконец, последние дни и часы многолетней жизни его протекали в стенах им же созданного монастыря, где теперь его телесная сила иссякала в старческом слабом теле как елей малой лампады в его келлии, а вместе и свет очей его, непрестанно обращенных к святым иконам, угасал как свет огня в священном светильнике, и это был истинно иноческий взор чистой души, уже бесповоротно отрешенной от мира. |
| Мих. Струков, на пожертвованные некоторыми гражданами деньги приобрел близ этого места покупкой 42 десятины доходной земли, которая, по желанию жертвователей, если утвердится иноческая обитель и при ней кладбище, должна поступить в собственность обители, а потому городской голова и предложил все это на усмотрение общества. По выслушании сего тульское городское общество, приняв во внимание, что об уничтожении прежней иноческой обители жители города немало сожалели и вновь ее учреждения желать не переставали, тем более, что в городе Туле ни одной такой обители нет, а общие желания граждан устремляются именно к тому, чтобы видеть им вблизи себя подобную обитель, в которой процветала бы жизнь монашеская по правилам общежительного иноческого устава, и в которой все притекающие могли бы утешаться как благолепным чином богослужения и примером доброго жития, так и пользоваться духовными советами от подвизающейся в ней братии; вместе с тем, находя место при загородном архиерейском доме уединенным, весьма удобным, от города очень близким, устроенный же и украшенный тот храм очень благолепным и устроенные принадлежности к нему довольно достаточными; поэтому общество, с своей стороны, усердно желает, чтобы на самом этом месте учредилась общежительная иноческая обитель и при ней было бы разрешено быть кладбищу, полагаем: предоставить г. городскому голове приговор сей представить преосвященнейшему Никандру епископу тульскому и белевскому с покорнейшею просьбою об исходатайствовании его преосвященством у Святейшего Синода разрешения, согласно общего нашего желания, на утверждение в сказанном месте общежительной иноческой обители, под наименованием Богородичной, с устройством при оной кладбища, при чем присовокупить его преосвященству, что мы, граждане, не утруждаем просьбою, чтобы предполагаемой обители было даровано жалованье от казны, но, при помощи Божией, надеемся, что она будет поддерживаема усердием и доброхотным даянием жителей нашего города». Этот приговор был утвержден подписями более ста лиц и, при представлении городского головы, препровожден преосвященному 16-го июня 1865 года за 209-м 25 . |
| И не напрасно… Первый, кто вскоре заметил опасность падения купола, это был сам же распорядитель – настойчивый Гавриил Бочарников: он немедленно отправил к сыну подрядчика с просьбой осмотреть постройку и, если можно, пособить горю. Но было уже поздно. Сын-архитектор, осмотрев купол, убедился в горькой истине: купол должен был неминуемо обрушиться. Немедленно было сделано следующее распоряжение: чтобы не произвести паники в массе рабочих, находившихся на подмостях, и сотрясения, могущего причинить мгновенное падение купола с неизбежными человеческими жертвами, Бочарников-архитектор вызвал сначала десятников, и им приказал вызвать всех рабочих, – будто бы мешать для работ известковый раствор. Когда же рабочие сошли с подмостей, то архитектор приказал, чтобы никто из рабочих не подходил к постройке на расстояние менее двадцати сажень и, закрыв работы, увел рабочих. Тут только Бочарников-отец сознал вину свою пред сыном и, в отчаянии, говоря, хотел идти под купол, чтобы под его развалинами похоронить себя и свой позор: силою он был удержан от такого безрассудного поступка. В следующую по осмотре ночь купол обрушился, а вместе с тем обрушились на голову Бочарникова всяческие обвинения и нарекания: его недоброжелательные конкуренты хотели воспользоваться его несчастьем и сложить с него звание архитектора, достигнутое им с таким усилием; но замыслы их остались напрасны, – невинный Александр Бочарников не погиб. За него прежде всех вступился управляющий казенной палатой Ждановский, к которому обратился А. Бочарников: тот ободрил и поддержал молодого архитектора, сказав ему: «что за важность! у Тона 50 куполов обвалилось!», а потом замолвил за него слово губернатору, на которого имел влияние. И преосвященного Никандра первоначально смутило несчастное обстоятельство – падение купола; он даже решительно предлагал совсем прекратить дело построения храма и устройство монастыря; но потом, при настоятельном совете представителей города Тулы – Н. Н. Добрынина и М. М. Струкова, и он переменил свой взгляд и даже ходатайствовал за архитектора Бочарникова и пред губернатором, и пред В. |
| Что бы ни говорили про монастыри православной России, они, тем не менее, составляют истинное и наилучшее пристанище верующей души, обуреваемой на море житейском. А потому они не только существуют, но и размножаются: их восстановляет, вновь созидает и благоукрашает православный народ, потому что любит их. Об этой правде красноречиво свидетельствует также и возникновение в Туле Богородичного общежительного монастыря. Предлагаемый «Исторический очерк» этого монастыря имеет своею задачею представить дело основания и благоустроения сей св. обители не по официальным только документам, но и на основании материалов, имеющих частный характер и, однако же, раскрывающих всю внутреннюю сторону дела, а потому, с точки зрения исторически-бытовой, тем более интересных. Спросят: в недавнем устроении и непродолжительном существовании Богородичного монастыря в Туле что же есть собственно исторического? – тот исконный дух православного народного русского благочестия, которым во все века одушевлялись строители и любители иноческих обителей и который так блистательно открывался в величественных картинах исторических событий, какие переживало наше отечество. Да простит нам благосклонный читатель, если мы заявим с откровенностью, что при составлении настоящего «Исторического очерка» нас одушевляла не столько чисто научная сторона предмета, сколько светлая личность основателя монастыря – схимонаха Варсонофия, который под видом и в звании простого московского обывателя скрывал, но сберег для истории могучий дух мужественного инока и сошел в могилу увенчанным схимой. – Одна его личность, помимо созданной им обители, стоит исторической характеристики; но и обитель его, теперь процветающая и быстро возрастающая, стоит исторического очерка и – лучшего, нежели предлагаемый. Для нашего посильного труда, кроме некоторых немногих сведений, устно переданных нам лицами, непосредственно и близко знавшими всех, кто и как участвовал в созидании Богородичного монастыря, послужили следующие источники: Документы и деловая официальная переписка, сохранившиеся в монастырском архиве. |
|
|
