| Мир (настоящий) например может случиться, но окончание войны становится именно событием окончания войны, а не событием наступления мира, потому что мир вообще выпадает из диапазона, не ожидается, в числе новостей не опознаётся, смешивается с отсутствием войны. Сознание современности такое, что мир в него иначе не входит как рядом с войной, и борьба за мир это борьба против войны, так что и война — это война за мир, а войны против мира не бывает; и эта несимметричность подчеркивается тем, что война постоянная («столетняя», или «мировойна» по Хайдеггеру) без мира представима и она наша «реальность», а мир без войны кажется идеалистическим пожеланием (и как вечный непредставим). Это замечание о том, каков диапазон ожидаемого. Тоже разорванность. Увечность человека и здесь. О продлении настоящего, которое само по себе, в последних новостях, не настоящее, нуждается в санкции, чтобы быть опознанным как настоящее, а без этого оно летучее из летучего и неистинное из неистинного, или о суммировании таких настоящих, чтобы получилось время, говорить не приходится, мы оказываемся с дырами в руках, как такие, которые я рисовал (по Аристотелю) на доске прошлый раз. Эпоха, период получают название от события: эпоха «столетней войны», «тридцатилетней войны», «наполеоновских войн», «реформы» (т. е. революции или попытки обойти революцию по–русски), «эпоха, или период, когда я был так-то увлечен или по–настоящему работал». Без этого говорят что как-то «годы пролетели», т. е. время прошло легковесным, не обеспеченным. Время зависит поэтому от снятия анестезии на событие и от опыта границы, от перепада, или как я переводил интереса, μετα–βολ, — в этом слове Аристотеля идея не постепенной смены, а переброса, внезапного поворота. — Мы читаем трактат Аристотеля о времени, «Физика» IV, и я исправляю свою методическую ошибку на прошлой паре. Я увлекся говорением на языке Аристотеля, и как бы это ни было интересно и даже полезно, хотя бы как исправление обычного, к сожалению, способа его читать на деревянном (якобы научном) эсперанто, — но всё равно ведь думать можно только на своем собственном языке, иначе будет только перебор мнений. — Наш шанс единственный не потерять ниточку в том, что для нас еще не исключен перевод Аристотеля на собственный язык, надо только перешагнуть через опасение, что филологи придут и скажут, что перевод «неадекватный». |
| #lx_706553 #lx_706553 .lx_home_button #lx_706553 .lx_home_button svg #lx_706553 .lx_home_button svg path #lx_706553 .lx_home_button:hover #lx_706553 #lx_706553 .lx_close_button #lx_706553 .lx_close_button .lx_close_button_text #lx_706553 .lx_no_click #lx_706553[data-height="" ] .lx_close_button #ya-site-form0 .ya-site-suggest#ya-site-form0 .ya-site-suggest-popup#ya-site-form0 .ya-site-suggest__opera-gap#ya-site-form0 .ya-site-suggest-list#ya-site-form0 .ya-site-suggest__iframe#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items li#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:link,#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:visitedhtml body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem-link,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:hover,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_state_hover#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav:hover,#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_translate .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem .ya-site-suggest__info#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_selected#ya-site-form0 .ya-site-suggest__fact#ya-site-form0 .ya-site-suggest__highlight Закрыть Первая большая война XXI века Василий Кашин 17:20 23.06.2022 839 Время на чтение 18 минут Источник: Россия в глобальной политике АНАЛИЗ ПЕРЕМЕН С ЦКЕМИ Хатынь двадцать первого века Возвращение в эпоху «больших» войн – кровавых, интенсивных конфликтов, ведущихся с применением всего арсенала, не считая ядерного оружия, можно считать признаком окончательного завершения тридцатилетней эпохи однополярного мирового порядка. Журнал «Россия в глобальной политике» совместно с Центром комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики» продолжает публикацию серии статей об изменениях на международной арене. Российская «специальная военная операция» на Украине – первый за последние тридцать лет крупный военный конфликт, который ведётся сопоставимыми силами. В нём впервые задействован практически полный арсенал имеющихся средств ведения боевых действий на суше, не считая ядерного оружия. |
| Подпишитесь на наш Телеграм «Симплициссимус» Гриммельсгаузена — шедевр европейской литературы XVII в., лучшее описание Тридцатилетней войны — жуткого, массового человекоубийства. Главный герой — «Простец» — воспитан отшельником в христианской вере и этике; в финале романа герой сам становится отшельником. Между этими двумя точками — описание войны, эпохи, когда христианство пало. Наступило Новое время, человечество наконец вышло из «тьмы» Средних веков в светлую эпоху «прогресса и разума», войны и наживы. Это последнее как раз прекрасно видел простой народ, что отражено в «Симплициссимусе», чей автор — очевидец и участник событий. В «Симплициссимусе», например, находим такое описание наемников: « Жрать и упиваться, глад терпеть и от жажды изнывать, таскаться и волочиться, кутить да мутить, в зернь и карты играть, других убивать и самим погибать, смерть приносить и смерть принимать, пытать и пытки претерпевать, гнать и стремглав удирать, стращать и от страху пропадать, разбойничать и от разбоя страдать, грабить и ограбленными бывать, боязнь вселять и в боязнь впадать, в нужду ввергать и нужду сносить, бить и побитыми уходить, и в совокупности одну только пагубу и вред чинить, и паки, и паки себя погублять и повреждать, и таковы все их деяния и самая сущность ». Для массового человекоубийства вовсе не нужен «тоталитаризм», нужна вполне безыдейная военно-финансовая машина. Тридцатилетняя война — страшнейшая катастрофа христианского мира, где как раз он и перестал быть христианским, — не порождение тоталитаризма, каких-то идейных людей, фанатиков. Та война велась прожженными циниками — как наверху (Фуггеры, Валенштейн и пр.), так и внизу (ландскнехты: «религиозную войну» вели откровенные циничные безбожники просто ради денег). Приведенная цитата взята из пророческого сна главного героя «Симплициссимуса». Герою снится лес — образ Европы, где каждое дерево — страна. Вершины деревьев — элиты, дворяне, полководцы; корни — трудящиеся (крестьяне, ремесленники): « Вся тяжесть того древа покоилась на корнях и давила их такою мерою, что вытягивала из их кошельков все золото, будь оно хоть за семью печатями. А когда оно переставало источаться, то чистили их комиссары скребницами, что прозывают военною экзекуциею, да так, что исторгали у них из груди стоны, из глаз слезы, из-под ногтей кровь, а из костей мозг»: выкачка денег из труда — и связь всего этого с войной. «Корни сего древа обречены были на одни токмо тяготы и сетования, те же, что поместились на нижних сучьях, осуждены с великим усердием сносить и претерпевать великие труды, лишения и невзгоды». Элиты же описываются так: «жестоки, по большей части безбожны и во всякий час составляли нестерпимое для корней бремя ». |
| Однако без успеха Антанты на Восточном фронте о полной победе над Германией говорить было нельзя. Условия мира, заключенного в Версале в 1919 году, не позволяли надеяться на его долгосрочность. «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет», - сказал французский главнокомандующий Ф. Фош после его подписания . Германия была ослаблена и унижена, но не добита, а ее возрождение не сулило победителям ничего хорошего. При сохранении в тылу у немцев такой России, с которой Британии и Франции можно было бы договориться, общеевропейский баланс был бы возможен – но такой России уже не было. Кроме того, сама большевистская Россия была непредсказуемым фактом, поэтому для защиты от нее нужно было сохранить Германию. Версальские победители быстро запутались в расчетах. В условиях начавшегося франко-британского соперничества Германии удалось достаточно быстро встать с колен – и решительно двинуться в сторону реванша. В конечном счете, во Второй мировой войне расклад сил на европейском театре был примерно тем же, что и в Первой. Самым значимым отличием было неучастие Турции, но и она не смогла бы долго сохранять нейтралитет. В.К. Молотов вспоминал: «После войны на дачу Сталина привезли карту СССР в новых границах – небольшую, как для школьного учебника. Сталин приколол ее кнопками на стену: «Посмотрим, что у нас получилось… На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика – это исконно русские земли! – снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы – вместе, молдаване – вместе. На Западе нормально. – И сразу перешел к восточным границам. – Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, – Сталин провел трубкой по Китаю, – и КВЖД наша. Китай, Монголия – все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится!» – сказал Сталин и показал южнее Кавказа» . «Новая Тридцатилетняя война» 1914-1945 годов , как ее назвал один из главных ее участников У. Черчилль, привела к резкому ослаблению международного значения Европы и усилению Соединенных Штатов. Тотальное противостояние с США – крупнейшей экономикой мира – стало тяжелой послевоенной судьбой другого победителя «Новой Тридцатилетней войны» – Советского Союза. Россия, вышедшая из войны 1914 года в результате революции и не ставшая победителем, расплатилась за это не только войной гражданской, но и жертвами Второй мировой, и бременем Холодной войны. |
| Папа Лев Х отвечал буллою, в которой осуждались сорок одно из положений Лютера и объявил августинского монаха отлучённым от церкви. Император Карл V повелел собраться сейму в Вормсе и потребовал Лютера на суд. Хотя «Вормским эдиктом» Лютер изгонялся из пределов империи, но курфюст Фридрих Саксонский приютил изгнанника и таким путём Лютер избег участи Гуса, Пражского и Савонаролы. После Лютера восстал Цвингли в Цюрихе, и за ним Кальвин в Женеве; эти два новатора тогда же откололись от Лютера и все последователи их и поныне составляют секту реформатов. Волнение, произведённое Вормским сеймом, вызвало крестьянскую войну, и Лютер написал сочинение «Против мужиков, убийц и разбойников», причём советовал князьям и дворянам убивать крестьян, как бешеных собак. Этим же временем, в Тюрингии, священник г. Цвикау, Фома Мюнцер, вместе с крестьянами, поднял знамя мятежа, проповедуя новое «христианское царство», с полным равенством состояний и имуществ. Движение распространилось по Голландии и Вестфалии и продуктом его появилась секта анабаптистов, т.е. перекрещенцев. В XVI же веке голландский священник Меннон основал секту меннонитов, отрицавших крещение младенцев, присягу и военную службу. Меннониты распространились из Европы по Америке. В Швейцарии вспыхнула война между кантонами, где полилась кровь католиков и новых протестантов. Цвингли был убит в сражении, а ученики и последователи его примкнули к кальвинистам. Когда Карл V решился совершенно подавить протестантство, то протестантские государства заключили оборонительный союз под названием Шмалькальденского, и в скором времени возгорелась шмалькальденская война, завершившаяся «Аугсбургским миром», обеспечивавшим свободу нового вероисповедания. Дальнейшая борьба между католичеством и протестантством носит название Тридцатилетней войны. В Англии религиозные антиримские движения начались со времени Генриха VIII. Там протестанты увеличились, не взирая на тяжелые преследования. После разрыва с Римом вышли в свет «шесть артикулов веры». При Эдуарде VI, протестантам было обеспечено свободное исповедание веры, а прежние 6 «артикулов» заменены 42 новыми. |
| Это заставляло и протестантов разных государств сближаться между собой. Кальвинисты в Шотландии, во Франции, в Нидерландах и английские пуритане считали свое дело общим; королева Елизавета много раз оказывала содействие протестантам. Реакционным попыткам Филиппа II был дан отпор. В 1588 г. потерпела крушение его " непобедимая армада " , посланная для завоевания Англии; в 1589 г. во Франции вступил на престол Генрих IV, умиротворивший страну и в одно и то же время (1598) давший свободу вероисповедания протестантам и заключивший мир с Испанией; наконец, Нидерланды успешно вели борьбу с Филиппом II и принудили его преемника заключить перемирие. Едва окончились эти войны, раздиравшие крайний запад Европы, как в другой ее части начала готовиться новая религиозная борьба. Генрих IV, еще в восьмидесятых годах XVI в., предлагавший Елизавете Английской устройство общего протестантского союза, мечтал о нем и в конце своей жизни, обратив свои взоры на Германию, где раздоры между католиками и протестантами грозили междоусобием, но смерть его от руки католического фанатика (1610) положила конец его планам. В это время, в силу перемирия, заключенного на двенадцать лет (1609), только что прекратилась война между католической Испанией и протестантской Голландией; в Германии были уже заключены протестантская уния (1608) и католическая лига (1609), которым вскоре после того пришлось вступить между собой в вооруженную борьбу. Тогда же снова началась война между Испанией и Голландией; во Франции гугеноты произвели новое восстание; на северо-востоке шла борьба между протестантской Швецией и католической Польшей, король которой, католик Сигизмунд III (из шведской династии Ваза), лишившись шведской короны, оспаривал права на нее у дяди своего Карла IX и его сына Густава-Адольфа, будущего героя тридцатилетней войны. Мечтая о католической реакции в Швеции, Сигизмунд действовал заодно с Австрией. Таким образом, в международной политике второй половины XVI и в первой половине XVII вв. мы видим разделение европейских государств на два вероисповедных лагеря. |
| Многие виды оружия, в частности гиперзвуковые ракеты и, возможно, оружие с использованием искусственного интеллекта (в виде российского барражирующего боеприпаса «Ланцет»), были впервые использованы в полномасштабных боевых действиях. После 1991 г. и до сих пор межгосударственные конфликты характеризовались либо ярко выраженным дисбалансом сил (США – Ирак в 2003 г., Россия – Грузия в 2008 г.), либо политически обусловленными ограниченными рамками (Каргильская война в 1999-м). За этими исключениями однополярный мир, возникший по итогам распада СССР и победы США в холодной войне, обусловил временное преобладание специфического вида вооружённых конфликтов – противоповстанческих войн, которые велись регулярными армиями против иррегулярного противника. На какой-то момент возникло ощущение, что так будет всегда. В 2000-е и начале 2010-х гг., на фоне тяжёлых и неудачных противоповстанческих войн в Ираке и Афганистане, США сокращали закупки тяжёлых и высокотехнологичных вооружений, резали многие перспективные программы. Жертвами таких мер стали программа производства лучшего в мире на тот момент истребителя F -22, а также программа модернизации техники сухопутных войск Future Combat Systems . Это делалось, чтобы закупить побольше минно-защищённых бронеавтомобилей и прочей востребованной в «полицейских войнах» техники. Военные конфликты, которые велись при явном техническом превосходстве одной из сторон, сформировали у обществ и у политиков крайне нереалистичные представления об уровне риска и потерь, степени неопределённости, сопровождающих войну. На войнах с иррегулярным противником воспитаны поколения офицеров, которым пришлось участвовать в первой за поколения полноценной войне. В результате конфликт выявил серьёзные недостатки в стратегии, тактике, техническом оснащении и боевой подготовке войск как со стороны России, так и со стороны Украины и поддерживающих её западных союзников. Возвращение в эпоху «больших» войн – кровавых, интенсивных конфликтов, ведущихся с применением всего арсенала, не считая ядерного оружия, можно считать признаком окончательного завершения тридцатилетней эпохи однополярного мирового порядка. |
| Таким образом, идейная связь основных догматических положений Реформации с не имевшими еще догматического значения тенденциями предреформационной эпохи может считаться не подлежащей сомнению. Но Реформация была, как и другие крупные события церковной истории, не только догматическим или каноническим явлением, и было бы ошибкой рассматривать ее в отрыве от социально-политических факторов, в значительной степени определявших ее протекание. Ее идеи смогли стать достоянием широких народных масс только потому, что к началу XVI в. созрели необходимые для этого социальные и политические условия. Выступления Виклефа, Гуса и других предшественников Реформации оказались изолированными только потому, что дух времени, иначе говоря, социально-политическая обстановка им не благоприятствовала. Вряд ли лютеранство могло сохранить свои позиции и выдержать мощные удары католической реакции, если бы не покровительство германских владетельных князей, антиримская позиция которых определялась в гораздо меньшей степени богословскими принципами, чем политическими соображениями. Реформация, в тех формах, в каких она протекала, то есть как массовое движение, в котором борьба за чисто религиозные идеалы переплеталась с классовой борьбой (Крестьянская война в Германии, движение Томаса Мюнцера), в свою очередь создавшая условия для таких крупных политических процессов, как Тридцатилетняя война 1618—1648 гг., Реформация не может рассматриваться иначе, как церковно-социальное движение, возможность и даже необходимость которого обусловливались происходившим тогда распадом феодального общества и возникновением зачаточных форм капитализма. Общеизвестно также влияние, оказанное на процесс Реформации такими историческими фактами, как изобретение книгопечатания, открытие Америки и особенно возобновление интереса к античной культуре, известное под именем Ренессанса, в течение многих веков служившего исключительно почти интересам Церкви. Как было показано выше, разложение Римско-католической Церкви явилось хотя и негативной, но одной из основных причин Реформации как движения протеста «снизу», то есть исходящего от рядовых членов Церкви. |
| Однако это были лишь благие помыслы: объяснять «смысл войны», каким бы он ни был, деморализованному петроградскому гарнизону в марте 1917 года было уже поздно. Через две недели после начала бунта Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов выступил за «мир без аннексий и контрибуций» и потребовал от нового правительства отказаться от любых «завоевательных планов» после победы в войне. 27 марта правительственная декларация подтвердила, что Временное правительство, сохраняя союзнические обязательства, имеет целью «утверждение прочного мира на основе самоопределения народов». Попытка министра иностранных дел П.Н. Милюкова бороться за верность Петроградской конвенции 1915 года закончилась печально. Солдатские демонстрации спровоцировали первый кризис Временного правительства, после чего Милюкову пришлось подать в отставку. После революции и начавшегося распада армии командованию пришлось отказаться от плана морской операции по захвату Босфора. Катастрофой кончилось и начавшееся под «Марсельезу» летнее наступление на фронте. Теперь немцы активно перебрасывали силы на Западный фронт. Благодаря Февралю они могли не только успешно противостоять англо-французским ударам, но осенью 1917 года разгромить итальянцев, а в первой половине 1918 года даже наступать во Франции. После заключения Брестского мира Германия получила контроль над громадными территориями, богатыми столь нужными ей продовольственными и сырьевыми ресурсами. Катастрофа в России позволила им продержаться еще более года. Апрельская демонстрация в Петрограде Революции в Болгарии, о которой мечтал кн. Трубецкой, не произошло. Случилось другое. В сентябре 1918 года, когда Россия уже захлебывалась в гражданской войне, 2 сербские армии под командованием принца-регента Александра Карагеоргиевича прорвали фронт на Балканах, что привело к выходу из войны Болгарии, а затем – и распаду всей германской коалиции. Первая мировая война закончилась – и победила в ней маленькая Сербия, в отличие от России нашедшая в себе силы к сопротивлению. |
| Немцы последними из великих европейских наций вступили на путь политического объединения, но тем непреклоннее была их воля к этому запоздалому и потому особенно желанному объединению. Раздроблённость на мелкие княжества была у них следствием распада в XIII веке Священной Римской империи германской нации (Первого рейха по терминологии Гитлера) и сопровождавших его смут. В 1274 году курфюрсты и архиепископы, желая иметь хотя бы фиктивную верховую власть, избрали императором Рудольфа I, графа Габсбургского, который сделал наследственным достоянием императорского дома Австрию. Однако северные немецкие княжества оставались совершенно независимыми. Тридцатилетняя война вконец разорила Германию, но Вестфальский мир 1648 года создал условия для её постепенного хозяйственного и культурного подъёма. Императорская власть к этому времени стала совсем призрачной – она распространялась фактически только на австрийские владения. На севере же начала усиливаться Пруссия, которой было суждено сыграть в деле объединения Германии ту же роль, которую для объединения русских уделов сыграло в своё время Московское княжество. Для устранения этого конкурента императрица Мария-Терезия и начала Семилетнюю войну с Пруссией. На сторону Пруссии встала Англия, на сторону Австрии – Франция, Россия, Швеция и Саксония. Хотя война, на которой с обеих сторон было убито 500 тысяч человек, не изменила территориальных границ Пруссии, устоявший против мощной коалиции король Фридрих II (Гогенцоллерн) высоко поднял её престиж и стал именоваться Фридрихом Великим, а Пруссия вошла в число великих европейских держав, и процесс объединения вокруг неё немецких земель стал необратимым. И хотя единая Германская империя образовалась только в 1871 году (Второй рейх Вильгельма I и Вильгельма II Гогенцоллернов), немцы уже в начале XIX века предвкушали национальное единство в своих мечтах. Поэтому философия Фихте и Шеллинга, в которой только и слышишь произносимое с пафосом «я», «я», «я», оказывалась уже не соответствующей социальному заказу. Отменять индивидуализм было, конечно, нельзя – хотя бы потому, что на нём держалось всё более укреплявшееся капиталистическое хозяйствование, – но нация желала теперь и метафизического осмысления той силы, которая называется «Мы». Возвышать отдельного человека надо было по-прежнему, но наряду с этим требовалось возвеличивать и всю протестантскую цивилизацию в целом, поскольку она уверенно шла к своему новому этапу – к своему существованию в рамках мощного единого немецкого государства. Этот новый социально-политический заказ блестяще выполнил философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831). |
|
|
