| Никакая иная война, кроме всемирной… В 1887 году Фридрих Энгельс в статье «Введение к брошюре Боркхейма…» с абсолютной точностью наметил сценарий грядущей почти через тридцать лет Мировой войны, и предсказал ее результаты. Главный из этих результатов – гибель всех основных христианских монархий Европы, включая русскую и германскую: «Для Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга, и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, − сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент , голод, эпидемии, всеобщее одичание, как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, − крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится, и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса» . Говоря про «абсолютную невозможность предусмотреть» результат предсказанной всеевропейской бойни, классик марксизма очевидным образом скромничает. Все он уже предусмотрел: во Франции корон нет. Следовательно, из приведенных слов непреложно следует, что в ожидаемой войне победителем выйдет про-французский блок. Но − без России! Россия же у Энгельса неявно присутствует именно во французском блоке. Поскольку в противном случае Германия вместе с Россией разделались бы с Францией как бог с черепахой. Одной бы Германии за глаза хватило. И Англия с Америкой не помогли бы. Да они в этом случае, скорее всего, и вмешиваться не стали бы. И короны в этом случае, что характерно, все целы бы остались. |
| Терпящая поражение сторона, понимая, что будет виновной в развязывании несправедливой войны, отказывается признать очевидное, напрягает все свои ресурсы, ищет всех возможных союзников, чтобы если не переломить ход событий, то оттянуть неизбежное, в расчёте на то, что враг, возможно, сам устанет и условия мира станут приемлемыми», – отметил политолог. «В результате войны становятся непрогнозируемыми ни по времени, ни по своей разрушительности, а каждый, самый незначительный конфликт содержит в себе потенциал глобального столкновения. Не желая признать поражение, стороны будут расширять его зону до бесконечности, вербуя себе союзников, а каждый новый участник конфликта будет увеличивать число заинтересованных сторон в геометрической прогрессии (у каждого есть свои враги, которым возможно было наплевать на результаты первоначального столкновения, но которые не могут согласиться с тем, что в числе победителей окажется новообретённый кем-то союзник). В конечном итоге, если прежние (до конца XIX века) войны были делом армии и политиков, народ же, за пределами зоны боевых действий, их вообще не ощущал (поэтому такими ужасными показались современникам Столетняя и Тридцатилетняя война, в ходе которых зоны боевых действий охватили всю Францию и всю Германию, соответственно), то нынешние войны становятся делом всего народа, требуя от него предельного напряжения сил. До наполеоновских войн армии были в современном понимании крошечными, но даже резко разросшиеся армии эпохи Наполеона, продолжавшие расти в течение всего XIX века, ещё не потрясали воображение. Война испокон веков кормила войну. Какой-нибудь древний греческий базилей или скандинавский конунг, ведя на войну свою дружину, тратился на корабли и обеспечение своих воинов, но, в случае удачи, добыча покрывала все затраты – война была экономически выгодным, для её организатора, мероприятием, по крайней мере пока он побеждал (малой кровью и на чужой территории)», – сказано в статье. «Наполеоновская армия требовала огромных государственных затрат, но император компенсировал их контрибуциями с побеждённых, которые позволяли не только кормить армию, на протяжении всего похода, но и отсылать в казну государства суммы, значительно превышающие изначально потраченные на подготовку войны. Ну и верхушка армии-победительницы обогащалась за счёт грабежа, да и её солдаты могли кое-что для себя урвать. |
| В середине европейской религиозной войны папа Урбан VIII (1623-1644) решительным образом порвал с политикой своих предшественников и однозначно стал на сторону Франции. Флорентиец по происхождению, 55-летний папа из семейного клана Барберини ранее был нунцием в Париже, и, вероятно, его избрали папой по желанию Ришелье. Урбан VIII ненавидел испанцев и Габсбургов; естественным союзником против них была Франция. Урбан VIII снова зажил как светский князь, он показал себя приверженцем духа барокко и меценатом искусств. Когда папа вступил в союз с Ришелье против Габсбургов, он и сам начал военные приготовления. В Церковном государстве по его приказу были возведены крепости и укрепления, в Тиволи был создан оружейный завод. Обладая тонким чутьем, папа повернул в сторону французской политики. В 1635 году началась война между Испанией и опирающейся на голландско-шведский союз Францией. Тем самым на своем завершающем этапе Тридцатилетняя война перестала носить религиозную окраску, поскольку противостоящие стороны являлись католическими державами. В конце концов возглавляемый французами союз одержал верх, и, хотя восточная монархия Габсбургов спаслась, свою гегемонию на Западе Габсбурги уже не смогли себе вернуть. Урбану VIII не довелось пожать плоды своей профранцузской политики. В лице Иннокентия Х (1644-1655) на папский престол, несмотря на интриги кардинала Мазарини, взошел человек не профранцузской ориентации, а сторонник компромисса. Начавшаяся под религиозными лозунгами европейская война в конце концов окончилась без папы, даже можно сказать, вопреки ему. В соответствии с Вестфальским миром 1648 года Франция приобрела Эльзас, а Испания потеряла статус великой державы. Условия мира расчленили Германию на более чем 200 мелких независимых княжеств; таким образом императоры-Габсбурги уже не могли больше поставить ее на службу своим великодержавным целям. Победители, французы, были заинтересованы в том, чтобы на востоке от Рейна не образовалась единая, сильная Германия. По этому миру интересы католической церкви были в значительной степени ущемлены. Основным принципом следующей эпохи стало признание равноправия протестантов во всех отношениях. Были закреплены условия Аугсбургского религиозного мира с тем дополнением, что и кальвинизм был признан религией, равноправной со всеми остальными. Было заявлено, что епископства - иначе говоря, княжества, образованные из епископств, - могут быть также и протестантскими. В результате этого были секуляризированы два архиепископства и 12 епископств, |
| Гоголь подается как «кокетничанье перед Богом»: он, дескать, «заигрывает» с официальным богословием. А тягу русских писателей к нравоучительству Муриков квалифицирует как – «форму сектантства» – мол, от «неполноты убеждённости в церковном вероучении». Полагаю, имеет место быть такой грешок. И Пушкин, помнится, вычитал в юности в старинных фолиантах, исповедовал кодекс облегчённого благочестия. Апостол Пётр пишет о том, на каком основании возникает благочестие. Сначала необходима вера в то, что мы являемся причастниками Бога, т. е. живём, уподобляясь Ему. Эта вера родит в нас добродетель (желание удаляться от растлевающих мирских похотей). Добродетель научит нас рассудительности, т. е. способности понимать, что хорошо и что плохо, выбирая правду. Рассудительность поведёт нас к способности воздерживаться от восстающих на нас похотей. А тренировка в воздержании даст нам способность быть терпеливыми. И вот уже от способности терпеть родится такое качество верующего, как благочестие — возможность держать свою христианскую честь чистой, не осквернённой от мира. Говоря об исторических катастрофах, автор концентрирует внимание на религиозно-философской проблематике — вопросах веры. В этом аспекте Версальский договор – это «прелюдия к катастрофе». Для раскодировки тайной подоплёки причинно-следственных роковых событий тех лет предлагается так называемую Первую мировую войну считать третьей, если вести отсчёт от Тридцатилетней войны (1618–48). Даже протяженность обеих войн одинакова: по 30 лет. Ибо Первая мировая война вовсе не закончилась подписанием Версальского мирного договора. В 1931 году Япония нападает на Китай; военные действия как бы перемещаются в Юго-Восточную Азию, но сама война не прекращается, и в 1939 году она вновь вспыхивает в Европе. Так что ключевые даты её — 1914–1945 гг. Эта война трёх двоюродных братьев (английский король Георг V приходился двоюродным братом русскому императору Николаю II, их матери были родными сёстрами, а германский император Вильгельм II с Георгом V были прямыми внуками королевы Виктории) напоминала ветхозаветный сюжет убийство Каином брата Авеля – за угодные Богу плоды приношения. Обрядность конфессиональная: один – землепашец, другой – пастух. |
| Но мы говорим о периоде раздробленности, и княжеский рынок был довольно широким, поэтому Новгород в этот период вплоть до образования единого русского государства под властью Москвы всегда мог пригласить какого-нибудь князя из Чернигова или Смоленска, который разбирался, решал вопросы с владимирскими князьями. Это была очень сложная система отношений, мы говорить именно о политической истории Новгорода подробно не будем, может, имеет смысл отдельно об этом поговорить. Но нас сейчас в большей степени интересует не южные связи Новгорода, а связи западные. Посмотрите, пожалуйста, на карту, вы увидите там, что Новгород из всех крупных русских центров ближе всего находится к Западу. Сейчас я покажу, что имеется в виду: вот Новгород, соответственно Волхов, Ладожское озеро, Нева, Финский залив. Финский залив – это уже зона, где перекрещивались самые разные торговые интересы самых разных сторон. Сначала Скандинавия, западные славяне, потом появляется Ганза, и таким образом Новгород оказался включен в эту систему балтийских торговых связей. Обычно, когда люди, не занимающиеся профессионально историей, начинают говорить об истории, они начинают представлять себе то, что замечательный французский историк Люсьен Февр называл историзирующей историей (некий цельный рассказ, история как рассказ о чем-то интересном или не очень интересном). На самом деле к истории, которой мы занимаемся, эта историзирующая история не имеет никакого отношения. Не существует никакой истории, которая, как Коран, свалилась с неба в готовом виде. История представляет собой некий поиск, очень сложный и неоднозначный, в результате исследования исторических источников. Классический распространенный взгляд на историю таков, что историк должен все знать и всем мог ответить. Но самое главное для историка что? Обычно отвечают: «Знать даты». Но, между тем, даты знать как раз не надо, поскольку это лишнее занятие. Ну, надо знать, когда было Ледовое побоище, или война 1812-го года, или сколько лет длилась Тридцатилетняя война, но все это можно посмотреть. Кстати, Столетняя война на самом деле не длилась сто лет, но это отдельная история. Все это можно посмотреть в справочнике, сейчас есть Интернет. |
| Так окончилась в Восточной Европе опустошительная тринадцатилетняя война, по важности причин и следствий своих соответствующая Тридцатилетней войне и вообще религиозным борьбам, потрясавшим Среднюю и Западную Европу в XVI и XVII столетиях. Война началась, как мы видели, далеко не вследствие одной извечной вражды между двумя народами, ждавшей первого удобного случая для своего обнаружения, далеко не по тому одному, что Москва не могла успокоиться на Поляновском мире, не могла сжиться с мыслью о потерях, ею понесенных по этому миру. Не за Смоленск и Северскую землю загорелась борьба. Москве так же не хотелось начинать ее, как и Польше. Она началась вследствие малороссийских событий, вследствие религиозной борьбы, разгоревшейся в западных русских областях и давшей такую силу козацким интересам, козацким движениям. Государь, царствовавший на Москве в это время, по господствовавшему направлению своего духа мог именно принять к сердцу тот интерес, во имя которого происходило историческое движение: «Собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного; если же оба куска хлеба достанутся собаке вечно есть, – ох, кто может в том ответ сотворить? И какое оправдание приимет отдавший святый и живый хлеб собаке? Будет ему воздаянием преисподний ад, прелютый огонь и немилосердые муки». Вот как выражался основной взгляд царя Алексея! Мы не примем на себя странного труда взвешивать и определять, во сколько к религиозному взгляду присоединялись политические расчеты и другие побуждения; но легко видеть, как все эти расчеты и побуждения обхватываются и связываются основным побуждением как в глазах деятелей, так и в массе народной: исход борьбы на Украйне в XVII и даже в XVIII веке точно так, как исход Смутного времени в Московском государстве, объясняется тем громадным различием, которое в народном сознании существовало между понятиями: православный русский, лях-латынец, татарин-бусурман, и тот всуе будет рассуждать о народных интересах, кто обойдет интерес религиозный. Таким образом, описанная тринадцатилетняя война была необходимым следствием религиозной борьбы, начавшейся в польско-литовских областях в XVI веке. |
| Все это, конечно, можно описать как развитие финансовой, административной, военной систем: наступило Новое время, человечество наконец вышло из «тьмы» Средних веков в светлую эпоху прогресса и разума. Надо видеть, однако, и это: война и нажива. Это прекрасно видел простой народ, что отражено в «Симплициссимусе», великом романе о Тридцатипятилетней войне, написанным очевидцем. В «Симплициссимусе», например, находим такое описание наемников: « Жрать и упиваться, глад терпеть и от жажды изнывать, таскаться и волочиться, кутить да мутить, в зернь и карты играть, других убивать и самим погибать, смерть приносить и смерть принимать, пытать и пытки претерпевать, гнать и стремглав удирать, стращать и от страху пропадать, разбойничать и от разбоя страдать, грабить и ограбленными бывать, боязнь вселять и в боязнь впадать, в нужду ввергать и нужду сносить, бить и побитыми уходить, и в совокупности одну только пагубу и вред чинить, и паки, и паки себя погублять и повреждать, и таковы все их деяния и самая сущность ». Для массового человекоубийства вовсе не нужен «тоталитаризм», нужна вполне безыдейная военно-финансовая машина. Тридцатилетняя война — страшнейшая катастрофа христианского мира, где как раз он и перестал быть христианским, — не порождение тоталитаризма, каких-то идейных людей, фанатиков. Та война велась прожженными циниками — как наверху (Фуггеры, Валенштейн и пр.), так и внизу (ландскнехты: «религиозную войну» вели откровенные циничные безбожники просто ради денег). Приведенная цитата взята из пророческого сна главного героя «Симплициссимуса». Герою снится лес — образ Европы, где каждое дерево — страна. Вершины деревьев — элиты, дворяне, полководцы; корни — трудящиеся (крестьяне, ремесленники). « Вся тяжесть того древа покоилась на корнях и давила их такою мерою, что вытягивала из их кошельков все золото, будь оно хоть за семью печатями. А когда оно переставало источаться, то чистили их комиссары скребницами, что прозывают военною экзекуциею, да так, что исторгали у них из груди стоны, из глаз слезы, из-под ногтей кровь, а из костей мозг»: выкачка денег из труда — и связь всего этого с войной. «Корни сего древа обречены были на одни токмо тяготы и сетования, те же, что поместились на нижних сучьях, осуждены с великим усердием сносить и претерпевать великие труды, лишения и невзгоды». Элиты же описываются так: «жестоки, по большей части безбожны и во всякий час составляли нестерпимое для корней бремя ». |
| Реформация стала также проявлением протеста активно расцерковлявшейся культуры, которая уже достаточно отдалилась от Церкви и явно тяготилась ее попытками сдержать это отдаление. Нарождающаяся светская культура, гуманизм идеологически поддерживали Реформацию против общего врага – религиозной идеологии Средневековья, которая заслоняла утраченный древний идеал. Хотя этот союз оказался чисто тактическим, поскольку вскоре протестантизм обратился против своего бывшего союзника, но в подготовке Реформации влияние гуманистических идей было весьма заметно. Начавшись в 1517 году , Реформация достаточно быстро распространяется в Германии, опираясь на сторонников преобразований в самой Церкви, а также на широкую общественную и отчасти политическую поддержку. В 20–30-е годы XVI столетия оформляется конфессиональное деление Германии, католичество сохраняется на юго-западе, центр и северо-восток примыкают к Реформе. Во второй четверти этого столетия Реформация утверждает себя в Скандинавии, Прибалтике и на значительной части Чехии. Почти одновременно с германской Реформацией возникает швейцарская, ее отличает значительное богословское своеобразие, она утверждает себя в Нидерландах, на значительной части Швейцарии и Франции, отчасти в Венгрии. В 30-х годах XVI века Реформация распространяется на Британских островах, здесь она опирается на поддержку светской власти. Кроме классических ветвей Реформы активно проявляют себя ее радикальные направления, но в конечном счете они оказываются исторически недолговечными. С середины XVI столетия начинается эпоха опустошительных религиозных войн, они начинаются в Германии, во второй половине столетия разворачиваются гугенотские войны во Франции. Война Испании с Англией, а также Нидерландская революция также были в значительной степени религиозными. Почти одновременно с окончанием гугенотских войн в начале XVII века начинается кровопролитная Тридцатилетняя война в Германии, завершившаяся Вестфальским миром 1648 года, фактически в Европе бушевала религиозная Столетняя война. |
| Бывают такие подлые времена, когда у честного человека остается один выход – погибнуть с чистой совестью. Эта гибель никому никакой пользы не принесет и о ней скорее всего никто даже не узнает. Она лишь засвидетельствует перед Богом, что данный народ не безнадежен. Смута начала XVII века – это как раз тот случай. И надо сто раз подумать, прежде чем начать отмечать ту или иную дату, относящуюся к тому периоду. Не ставлю под сомнение честь и мужество Минина, Пожарского и их соратников. Утверждаю лишь то, что их ополчение – это редкая вспышка чистого патриотизма в сплошной череде предательства, разложения и военных поражений. Их поход не привел ни к окончанию Смуты, ни к победе над интервентами, а искусственное придание ему особого значения затрудняет понимание последующих событий. Сознаю опасность своей позиции. Памятник Минину и Пожарскому давно стоит на Красной площади. Благодарная, мол, Россия... Но какую победу он олицетворяет? Что праздновать? Попробуем разобраться. В каком году произошло освобождение Москвы от поляков? В 1612 году. А война когда закончилась?В 1618 году. Может быть, после 1612 года начались победы русских войск? Нет, интервенты осуществляли набег за набегом, поражение следовало за поражением. Чем завершилась война? Деулинским перемирием 1618 года. Что такое Деулино? Село под Москвой рядом с Сергиевым Посадом, там был лагерь польского короля. Были ли условия этого перемирия выгодными России? Нет, это была тяжелейшая капитуляция. Поляки забрали все, что захотели. Наш западный рубеж стал проходить почти по границе Московской области. А шведы отняли все наше Балтийское побережье. Потерь могло быть больше, но на наше счастье вспыхнула Тридцатилетняя война, а Польша и Швеция стали разбираться между собой. Не это, скажут, главное. Главное – Смуту преодолели. Достойных людей на царство посадили. Государство и дух укрепили. Посмотрим и на это. После Смуты к власти в России пришел Филарет Романов. Его краткая биография: при Борисе Годунове пострижен в монахи; при Лжедмитрии I возведен в сан Ростовского митрополита; при Лжедмитрии II стал Патриархом; ездил в Польшу для возведения королевича Владислава на русский престол (там его, правда, взяли в заложники и отпустили только после капитуляции). Как только романовские историки не изощрялись, чтобы объяснить все политические зигзаги Филарета. И Патриархом-то его сделали насильно, и с самозванцами-то он не сотрудничал, и поляка на царский трон посадить хотел от великой любви к православию. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > «Единение общности (социализма) и традиций (консерватизма) заключает в себе золотые бездны смыслов и термоядерный синтез энергий» 27.03.2021 818 Время на чтение 12 минут Издательство «Алгоритм» выпустило книгу аналитика Изборского клуба, историка Владимира Можегова. «Мировая гражданская война» украсит полки политологов, студентов-гуманитариев и читателей, интересующихся происходящим в мире. Обилие впервые приводимых материалов из американских и британских источников придает анализу Можегова историософскую глубину и позволяет рассмотреть взаимосвязь широкого спектра проблем мировой политики: «расовых волнений, выступлений мигрантов, сепаратистских движений, интриги неолибералов против правительств». Эти и другие не столь очевидные эксцессы формируют карту боевых действий «мировой гражданской войны», — термин, который вводит автор, пытаясь объяснить происходящее сегодня в мире. — Вы предлагаете оригинальный историософский анализ международной обстановки, проецируя Гражданскую войну американского Севера и Юга на внешнюю политику США и беря ее за точку отсчета мировой гражданской войны… Не слишком ли дерзкое обобщение? — Исторический процесс развивается все стремительнее, и каждый новый виток событий расширяет ретроспективную оптику — сегодня я вижу вещи даже шире, отодвигая истоки сегодняшних конфликтов к началу Тридцатилетней, первой во всех смыслах, мировой войны. Эпохальная междоусобица католической и протестантской Европы привела к созданию Вестфальской системы национальных государств, окончательное разрушение которой мы видим сегодня… Но и американская смута предстает чрезвычайно важным эпизодом: в определенном смысле Гражданская война Севера и Юга стала прообразом глобальных конфликтов ХХ века. В ней ясно проявился образ противоборства непримиримых сил… — Благородных аболиционистов и бессердечных рабовладельцев? — Навязанное обывателю представление о Гражданской войне более чем условно. Достаточно вспомнить, что главнокомандующий северян генерал Грант владел невольниками, а главнокомандующий южан генерал Роберт Ли являлся убежденным противником рабства и к началу боевых действий не имел рабов. |
|
|
