| Критическая проблема биографии св. Мартина впервые остро поставлена в недавней работе Бабю 3 . Этот талантливый, при всей своей радикальной прямолинейности, исследователь (безвременно погибший на войне в 1916 г.) убедительно показал, что мы знаем образ Мартина таким, каким он отражен в произведениях литератора Сульпиция Севера 4 . Житие вышло не из круга близких учеников святого, сложилось не в его монастыре. Блестящий писатель, ритор, историк, увлеченный, подобно многим из его современников, аскетическим идеалом, Север воплотил этот идеал в необычайно ярком, набросанном сильными мазками, в импрессионистской манере поздней античной риторики, образе далекого Турского аскета. Существование личной связи между ними несомненно. Совершенно напрасно французский ученый пытается свести ее к одному путешествию Севера в Тур, в последний год жизни святого 5 . Но столь же несомненно, что автор не обладал добродетелью объективного самоограничения. Страстный радикал, он живет в резкой оппозиции к церковно-общественному строю своего времени, беспощадно относясь ко всему галльскому епископату, к императорской власти. Созданный им образ св. Мартина естественно вкладывается в круг аскетических и эсхатологических идей автора. Бабю идет дальше. Предполагаемое им молчание, которое будто бы долго окутывает личность Мартина и его дело, приводит критика к скептическим заключениям: Мартин, если не как историческая личность, то как герой западной аскезы, есть всецело создание Севера. Мы не можем присоединиться к этой тезе по внешним и внутренним основаниям. Ученики Мартина, посещавшие Сульпиция и св. Павлина (Ноланского), служившие живою связью между единомышленниками-друзьями 6 , и другие его ученики, занимавшие уже в то время епископские кафедры 7 , ставят известные пределы фантазии агиографа. С другой стороны, Мартин, созданный только по литературным образцам, не мог бы получить такой неповторяемой оригинальности образа. От человеческого воображения требуют, как и во всех аналогичных случаях «созданий», чересчур многого. К сожалению, если фантазия писателя бессильна создать религиозную реальность, она способна по-своему окрасить, исказить ее. Бабю прав: «Легенда здесь оказывается более историчной, чем реальность; она одна осталась живой в истории» 8 . Св. Мартин не создал крепкой организации, живой школы, которой бы мог завещать свою память. Для последующих поколений Мартин жив лишь постольку, поскольку воспринят Севером. И поскольку восполнен им, жив также. |
| к. обсуждение поднятых в нем вопросов автор продолжил в «Диалогах» ( Barnes. 2010. P. 215-216). «Диалоги» (CPL, N 477) были написаны Сульпицием Севером скорее всего в 403 или 404 г. ( Babut. 1912. P. 51; Barnes. 2010. P. 217). Впервые о них упоминает блж. Иероним в комментарии на Книгу Иезекииля (между 411 и 414 - Hieron. In Ezech. XI 36). Позднее Геннадий Марсельский писал о 2-частной «Беседе Постумиана и Галла», посвященной подвигам вост. монахов и жизни М. ( Gennad. Massil. De vir. illustr. 19), а в «Декрете Геласия» говорится об «апокрифических» сочинениях Постумиана и Галла, т. е. о «Диалогах» Сульпиция. Эти данные свидетельствуют о том, что первоначально «Диалоги» состояли из 2 книг («Постумиан» и «Галл»), хотя в большинстве рукописей они разделены на 3 книги ( Sulpice S é v è re. 2006. P. 17-22). Сочинение Сульпиция продолжает традиции античного жанра диалога, самыми известными примерами к-рого в лат. лит-ре были произведения Цицерона ( Barnes. 2010. P. 218; об агиографическом диалоге также см.: Pallad. Dial. de Vita Chrysost. 1988. T. 1. P. 33-41). Собеседники Сульпиция - аскет Постумиан, вернувшийся после длительных странствий по Востоку, и Галл, ученик М. В 1-м диалоге Постумиан рассказывает о состоянии монашества и подвигах святых в Египте и Палестине, уделяя особое внимание оригенистским конфликтам и идеям блж. Иеронима. Повествование ведется в форме итинерария, после чего следует обсуждение пороков и добродетелей аскетов, в ходе к-рого Постумиан просит Сульпиция рассказать о «твоем Мартине» (de Martino tuo - Sulp. Sev. Dial. I 22. 6). Диалог завершается восхвалением М. и согласием Галла дополнить «Жизнь Мартина» своими воспоминаниями о святом. Основное содержание 2-го и 3-го диалогов - пространное повествование Галла о чудесах М., композиция к-рого не вполне ясна ( Sulpice S é v è re. 2006. P. 23-38). В «Диалогах» Сульпиций пытается доказать, что М. не только превзошел знаменитых подвижников Египта в чудесах («Все, что делал каждый из них, он один с легкостью совершил» - Sulp. |
| е. таких предметов, без которых и немыслимо было звание образованного человека в то время. Несколько иначе отзывается о нём Геннадий: он признает, что Вигилянций хорошо владел языком (politus lingua), но считал его необразованным богословски – невеждой в Священном Писании, что действительно и видно из странного толкования им сна Даниила 2572 и доверчивого пользования Апокрифическими книгами. 2573 Писательство по богословским вопросам Геннадий считает для него делом непосильным. Но не смотря на это, Вигилянций был довольно плодовитою писательскою посредственностью. Бл. Иероним часто говорить о его книгах и книжечках 2574 и даже жалуется, что он завалил его своими книгами. 2575 Из воззрений Вигилянция мы увидим, что он понимал только нравственно-практическую, а не теоретически-догматическую сторону религии, был чужд той философской глубины, какою отличался Иовиниан, за то превосходил последнего в своем протесте шириною программы, подмечавшей почти все недостатки религиозно-нравственной жизни тогдашнего общества. Биографические сведения о Вигилянции гораздо подробнее, чем о Гельвидии и Иовиниане, но не потому, что он был их заметнее, а просто благодаря счастливому знакомству с Павлином ноланским , Сульпицием Севером и бл. Иеронимом, которые то хваля, то порицая рассказали нам его жизнь. Вигилянций 2576 родился в Галлии, в де- —45— ревне Калагурре, близ города Конвена в семействе трактирщика. В 395 г. Павлину ноланскому рекомендует его Сульпиций Север еще непосвященным в пресвитерский сан; но в 396 г. Вигилянций уже является пресвитером барцелонским в путешествии на востоке, в Иерусалиме в гостях у бл. Иеронима и с письмом от Павлина. Цель путешествия Вигилянция была благочестиво-паломническая: поклониться святым местам востока, свезти туда дары от себя и своих патронов и посмотреть на жизнь великих христианских подвижников. Для этой последней цели Вигилянций в этот или в другой раз путешествовал в Египет. Иероним принял Вигилянция очень ласково, и он скоро уехал от Иеронима, по-видимому, дружественно простившись с ним, как можно видеть по письму Иеронима к Павлину. |
| Несмотря на принижение статуса Высшего Богоявления в картине дохристианского прошлого, созданной Сульпицием Севером, рассказ об этом прошлом, как мы видели, решен автором «Хроники» в рамках вполне определенной теории. Излагая историю избранного народа, Сульпиций Север сформулировал, по крайней мере, два важнейших ее принципа. Во-первых, в основу иудейской истории он положил принцип Божьего суда и поощрения, так называемую концепцию «христианского прагматизма». Во-вторых, Сульпиций Север впервые перенес в христианскую историографию идеи Саллюстия, напрямую связав времена «испытаний» иудейского народа с его религиозным процветанием, также как времена его «внешнего благополучия» с серьезными отступлениями от истинной веры. Насколько эти принципы оказались «рабочими» в рассказе Сульпиция о новом (христианском) периоде истории избранного народа, мы рассмотрим в следующем параграфе. § 3. Концепция христианской истории Сульпиция Севера Христианскому периоду истории Сульпиций Север посвящает вторую часть второй книги своей «Хроники» (II.27.1–51.10). Несоответствие объема первой части произведения Сульпиция, в которой излагались события дохристианской эпохи, объему второй, где автор рассказывает о событиях по Воплощении Бога-Слова, в свое время заставило профессора Московского университета А. П. Лебедева высказать суждение о том, что собственно церковная история в «Хронике» Сульпиция является чем-то сторонним. 236 Насколько справедливо такое утверждение о статусе церковной и христианской истории в «Хронике» Сульпиция Севера? Уже предисловие к «Хронике» заставляет говорить о большем внимании Сульпиция именно к христианской истории, которую он представляет более сложной и более проблемной, нежели историю ветхозаветную. Обращаясь в начале «Хроники» к читателям, Сульпиций пишет: «...мне также кажется обоснованным, после того как я дойду, следуя Священной истории, до распятия Христа и деяний апостолов, рассказать еще и о следующих событиях: о крушении Иерусалима и страданиях народа христианского, затем о временах покоя и, опять же. о внутренних раздорах в Церквях, потрясших весь мир» (I.1.3). |
| Мартина Турского, но знал ли он: Vita Martini, написанную Сульпицием Севером – не видно 14 fin.); у него встречаем сведения о Иларии Пуатьерском, как писателе (V, 13); его сведения о Западе и западных событиях из времени императора Гонория были обстоятельнее, чем у Сократа (разумеем собственно девятую книгу Созомена, но рассказы его из этого царствования не имеют отношения к истории церкви); сообщая известия о событиях Константинопольских, он передает нечто такое, что прошел молчанием Сократ; Созомен был также богат разными слухами и часто пользуется ими в изложении истории. Мог ли Созомен, обладая теми новыми сведениями, почерпнутыми из разных источников, о чем мы сейчас сказали, – принять на себя труд составления истории, при существовании в наличности труда Сократова? То правда, что прибавки, какие делает Созомен на основании новых источников не столь важны и не столь значительны – в сравнении с тем – и не могут, по-видимому, приводить к мысли, что Созомен начал писать свою историю потому, что обладал некоторыми новыми данными или новыми источниками. Новое, даваемое Созоменом, по своему значению почти ничтожно по сравнению с тем, что сделано было уже Сократом, и Созомен, ради сообщения этого нового, по-видимому, не мог предпринять своего труда, по крайней мере – едва ли рассудительный человек взялся бы за такой нелегкий труд по таким неважным соображениям 196 . Но нужно сказать: чего не сделал бы другой, при том ученом багаже, каким обладал Созомен, то мог сделать этот историк, отличаясь слишком большею дозою смелости и самонадеянности. Пример бывалый! Нельзя ли, как мы заметили выше, еще думать, что Созомен потому решился пересмотреть и переиздать историю Сократа, что для него, Созомена, казались не симпатичными основные точки зрения Сократа, представлялись сомнительными и неверными? Отчего же не думать и так? В самом деле, у Созомена воззрения на лица и явления не всегда сходятся с Сократом. Посмотрим же, в чем именно выразилось изменение воззрений на лица и явления у Созомена в сравнении с Сократом? Мы знаем, что Сократ был ревностным почитателем Оригена ; об этом симпатизировании знаменитому Александрийскому учители Сократ открыто заявляет в своей истории, а у Созомена ничего подобного нельзя искать – и нет. |
| Turon. Virt. Mart. III 42). Григорий упоминает нек-рые чудеса М., описанные Сульпицием Севером, которые были известны паломникам: явление Христа, одетого в половину плаща, которую М. отдал нищему ( Sulp. Sev. Vit. Mart. 2); воскрешение усопшего (Ibid. 7-8); исцеление прокаженного (Ibid. 18); благословение масла, получившего целительную силу ( Idem. Dial. III 3). Эти сцены были изображены на стенах туронской соборной церкви и базилики М. Вероятно, иконография оказала влияние на описания внешности святого в рассказах о его явлениях: М. чаще всего представляли как улыбающегося седого старика в одежде епископа или клирика ( Van Dam. 1988. P. 12-24; ср.: Pietri. 1983. P. 828-830). Григорий Турский приводит сведения о М., неизвестные более ранним агиографам; их достоверность трудно определить, но нек-рые из них были заимствованы из устной традиции. Так, со ссылкой на рассказы стариков Григорий приводит легенду о том, что М. отказался от намерения посетить Арверн, когда узнал, что местная знать приготовила ему пышную встречу ( Greg. Turon. Glor. conf. 5). В сочинениях Григория упоминается о церквах, якобы основанных М., и о местах, связанных с событиями из его жизни. Так, в память о чудесах святого были построены оратории в Амбианах (ныне Амьен) ( Idem. Virt. Mart. I 17) и в Паризиях (ныне Париж) ( Idem. Hist. Franc. VIII 33). Согласно Григорию, о кончине М. чудесным образом узнали его современники: св. Северин, еп. Колонии (ныне Кёльн), и св. Амвросий Медиоланский ( Idem. Virt. Mart. I 4-5). Неясно, насколько достоверны сведения о молитве М. на могиле еп. Катиана (Гатиана) в Туронах ( Idem. Glor. conf. 4), а также описание перенесения мощей и погребения святого ( Idem. Hist. Franc. I 48). Ссылаясь на письменные источники и устные предания, Григорий упоминал о галльских подвижниках, к-рых считали учениками М. ( Idem. Glor. conf. 22, 45, 56). Степень достоверности этих сведений трудно определить. По свидетельству Григория, в Туронах хранился сапфировый кубок (patena colore sapphirino), якобы подаренный святому имп. |
| Важные свидетельства, позволяющие более детально представить церковную историю Иллирика в период арианской смуты, присутствуют также в крупнейших латинских агиографических памятниках рубежа IV и V вв.: в житии свят. Амвросия Медиоланского , 195 написанного одним из его клириков Паулином Медиоланским (рассказ об избрании сирмийского епископа Анемия), 196 а также в Житии блаж. Августина, 197 автором которого является его ученик – свят. Поссидий Каламский (рассказ о диспуте блаж. Августина с «арианским» епископом Максимином), 198 и в Житии св. Мартина Турского, 199 созданном Сульпицием Севером (рассказ о посещении св. Мартином, происходившим из Иллирика, своего родного города – Саварии и о его конфликте с «арианским» духовенством. 200 Кроме того, некоторые свидетельства о важнейших церковных деятелях эпохи арианской смуты содержатся в «Книге о знаменитых мужах» блаж. Иеронима 201 и в труде его продолжателя Геннадия Массилийского «Книга о церковных писателях». 202 Оба сочинения представляют собой собрание кратких биографий известных церковных деятелей, как западных, так и восточных. Отбор лиц, видимо, обусловлен не их церковно-политической активностью, а плодовитостью и известностью в качестве церковных сочинителей. Поэтому Урсакий и Валент не удостаиваются отдельных биографий, хотя другому омию – Акакию Кесарийскому, известному полемисту и экзегету, – блаж. Иероним посвящает соответствующую главу. 203 В рамках настоящей работы особый интерес представляют краткая биография свят. Илария Пиктавийского блаж. Иеронима, из которой становится ясно, что галльский епископ написал сочинение против Урсакия и Валента, 204 а также биография свят. Никиты Ремесианского Геннадия Массилийского, на основании которой можно представить структуру и тематику его дошедших до нас лишь в отрывках огласительных бесед. 205 К жанру биографий может быть отнесена и поэма галльского священника, аскета и плодовитого писателя и поэта св. Паулина Ноланского (353–461) о его друге, свят. Никите Ремесианском, в которой, помимо биографических сведений, присутствует ценная информация о миссионерской деятельности святого среди автохтонного и пришлого населения Дакии на рубеже IV и V вв. 206 Послания и письма |
| Противники Присциллиана Идаций, епископ Мериды, и Итаций, епископ Осуны, добились его осуждения, обратившись к суду самопровозглашенного императора узурпатора Магна Максима (383–387), также испанца по происхождению. He помогло даже заступничество свт. Амвросия Медиоланского (334–397), папы Дамаса и св. Мартина Турского, не разделявших учение Присциллиана, но выступивших против его казни. Присциллианство сохраняло сторонников еще на протяжении длительного времени (V – haч.VI вв.), особенно в северных областях Испании. 71 По-иному с Испанией оказалась связанной судьба другого христианского писателя и поэта свт. Павлина Ноланского (353–431), который родился и получил образование у Авсония в Бурдигале (Бордо), но около 11 лет (383–394) провел в Испании, в Барциноне. Поселившийся там после выхода в отставку с государственной службы, Павлин именно в Испании обратился к вере, а впоследствии принял монашеский постриг и через несколько лет был рукоположен в пресвитеры (393 г.). Сохранилось около 30 стихотворений свт. Павлина и обширный корпус писем; в числе его адресатов были выдающиеся церковные деятели того времени – блж. Августин Гиппонский, свт. Амвросий Медиоланский , Сульпиций Север, Алипий, Дельфин и др. (правда, большая часть этих текстов была написана уже после отъезда из Испании, в Ноле (Кампания, Италия), где он был избран епископом и прожил до конца жизни). Другим значимым жанром позднеантичной христианской литературы, получившим развитие в Испании, стала историография. Ее появление диктовалось необходимостью представления принципиально иной картины прошлого, чем та, которая получила отражение в сочинениях греческих и римских историков языческого времени. Особое место в истории христианской литературы занимает написанное епископом Севером Меноркским (haч.V b.) «Послание» 75 об обращении иудеев, совершенное на острове Менорка после прибытия мощей первомученика Стефана, важнейший источник по истории иудеохристианской полемики. Массовая еврейская иммиграция в испанские провинции Империи пришлась на период II–III bb., после поражения сторонников независимости Палестины в ходе Первой (66–71) и Второй (115–117) иудейских войн и последовавшей за ними череды восстаний, наиболее мощным из которых стало восстание Бар-Кохбы (131–135). |
| Dial. 22). В этом отношении становится ясной и историческая роль Первого Пришествия Христа. Христос Своими законами, отменяя обрезание и соблюдение субботы, восстанавливает утраченный во времена Авраама и особенно Моисея порядок. В рамках данной макроциклической концепции истории, фаза цикла, включающая иудейское прошлое, выглядит более чем пессимистично. История избранного народа становится историей отступления от первоначальной чистоты, это период упадка, вызвавший в итоге Высшее Богоявление. Даже авторы, отказавшиеся от рассмотрения Воплощения Бога-Слова как реставрации «древнего христианства», использовали накопленный в антииудейской полемике опыт для ответа на важнейший вопрос о том, почему Бог отвернулся от иудейского народа, что повлекло за собой Воплощение и открытие истинного знания всем народам. Так, Лактанций , для исторической концепции которого противопоставление эпохи «древнего христианства» иудейскому периоду не имеет определяющего значения, в четвертой книге «Божественных установлений» показывает, как Бог после неоднократных попыток вернуть иудеев на путь истины отверг их и отправил на землю последнего, самого важного пророка, Христа, Который призван открыть истину признавшим Его и наказать отвергнувших: «В то время как иудеи из раза в раз противились спасительным предписаниям и изменяли Божественному закону, отклоняясь к нечестивому поклонению богам, Бог преисполнил святым духом некоторых избранных мужей, определив среди Своих рабов пророков, через которых Он порицал грозными словами грехи неблагодарного народа и в то же время побуждал к раскаянию за преступления, увещевая, что если они [иудеи] не прекратят этого и, оставив свою кичливость, не обратятся вновь к своему Богу, Он изменит завет Свой, то есть наследие вечной жизни предоставит чужеземным народам и соберет Себе из чужеземцев другой, более верный народ» (Lact. Div. inst. IV.11.1). 228 Как мы увидим, во многом именно такая логика ветхозаветной истории легла в основу трактовки дохристианского прошлого, предложенной Сульпицием Севером. |
| В 567 г. Венаций поселился в Пиктавии (Пуатье) и там близко познакомился с аббатисой монастыря Святого Креста святой Радегундой – дочерью короля Тюрингии Бертахара. Вскоре после этого под ее влиянием он принял монашеский постриг и был рукоположен в диакона, а затем и в пресвитера. Фортунат посвятил ей много стихотворений, воспевающих ее мудрость и благочестие, а после преставления преподобной в 587 г. составил ее прозаическое житие. Ему же принадлежит поэма о святом Мартине, представляющая собой стихотворное переложение его жития, написанного Сульпицием Севером. В самом конце жизни, в 600 г., Венаций Фортунат был хиротонисан во епископа Пуатье, став преемником Платона, который в прошлом служил под началом святого Григория архидиаконом в Туре. В том же году он, вероятно, скончался, но некоторые биографы датируют его смерть 609 г. Литературное наследие Фортуната включает стихи разных жанров: элегии, эпитафии, эпиталамы, но его излюбленный жанр – панегирики, задушевный тон которых свидетельствует о его искреннем дружелюбии и благожелательности, чуждой притворной льстивости, о способности испытывать радость от достоинств и успехов своих друзей. Одно из лучших его стихотворений – поэтическое послание графу Бодегизилу, с которым он был дружен: «Лишь удостоился я познать твой благостный облик, речь твоя, словно елей, вновь оживила меня. Сладкой беседой своей насытил ты мое сердце, вдоволь питая его щедрыми яствами слов. Кормят другие людей одною телесною пищей, досыта кормишь меня пищей духовною ты. Так невозможно фалерн подсластить сытой медовой, как услаждает мою душу трапеза твоя. Сколь утешителен ты для тех, кого издавна любишь, если меня в один час в друга себе обратил». Венаций Фортунат – автор многих агиографических сочинений, в основном в стихах, но также и в прозе. Кроме уже упомянутых, это также жития Илария Пиктавийского , Патерна Авраншского, Альбина Анжерского, Северина Бурдигалльского, Маркелла и Германа Парижских. Поэзии Фортуната свойственно утраченное его современниками отточенное техническое мастерство, которое сочетается с искренним воодушевлением, лиризмом, просветленностью восприятия мира и жизни, идущей из глубины его веры, притом, что в поэзии он не был новатором, подобным святому Амвросию Медиоланскому , но придерживался классической традиции. «Любимый его размер – дистихи. Сапфические строфы, тонические септенары и ямбы встречаются у него редко. Кроме метрических, он писал также ритмические стихи» 975 . Стихи Венация Фортуната прозвучали своего рода заключительным аккордом классической латинской поэзии. Позднейшие христианские поэты и церковные гимнографы черпали вдохновение из других источников – по преимуществу в гимнографии святителя Амвросия Медиоланского . На смену квантитативным метрическим стихам пришла ритмическая поэзия с рифмованной строфикой – на вкус, воспитанный на классических образцах, вполне варварская. |
|
|
